– вмешалась Дебби.
– Майя и ацтеки были помешаны на календарях и вообще времени. Их жизнь веками подчинялась…
– И что? – нетерпеливо перебила меня Дебби. – Ты извини, скоро полночь, когда мне вышибут мозги. Что ты собираешься предпринять? Ты лишь говоришь об ацтеках и колесах времени. Даже я знаю, что ацтеки жили в Мексике, а не на Ямайке, и о колесах они слыхом не слыхивали.
– Но араваки жили именно в Центральной Америке, – ответила Зоула.
– Зоула не совсем права, Дебби. Коренными ямайцами были тайно, а не араваки, хотя это неважно. Какой-то индеец прыгнул в каноэ и пришел на Ямайку. Кто бы это ни был, он был помешан на времени и принес свою культуру с собой. Огилви не мог устоять и воспользовался их календарями для шифровки сообщения. В этой экспедиции все крутилось вокруг календарей.
Зоула не могла допустить, чтобы последнее слово осталось за мной.
– Перестань заниматься казуистикой, Гарри. Тайно – родственники ацтеков. Но тут есть одна загвоздка: ко времени прибытия Огилви они все умерли от непосильной работы на испанских плантациях.
– Кто-то мог и выжить… – возразил я.
– Перестаньте же наконец препираться! К чему нам все это? – спросила Дебби с отчаянием в голосе.
– Это может спасти тебе жизнь, Дебби, – сказал я. – У ацтеков было два календаря. В первом насчитывалось триста шестьдесят пять дней, поделенных на восемнадцать месяцев, по двадцать дней в каждом, так что пять дней оставались неучтенными. Они назывались Дни Пустоты, когда не полагалось ни огня, ни еды, ни секса. Но у них имелся второй календарь, священный. В нем было двести шестьдесят дней, поделенных на тринадцать месяцев по двадцать дней в каждом.
Так что отсчитываешь триста шестьдесят пять дней и оказываешься в начале первого цикла, после двухсот шестидесяти – в начале второго, а спустя пятьдесят два года – в начале обоих. Два больших колеса, на которые нанесено время.
Я пытался пояснить свои слова, вращая руками и изображая шестерни, но без особого успеха.
– Так ты слушай. Год длиннее трехсот шестидесяти пяти дней (на шесть часов), и получается, что через пятьдесят два года оба календаря отстают уже на двенадцать дней.
– Хорошо, Гарри. И что? Как это спасет мою жизнь?
– Чтобы к концу пятидесятидвухлетнего цикла привести календарь в соответствие с временами года, они следующие двенадцать дней выкидывали из счета. В это время выполнялись грандиозные обряды, устраивалось шествие к Холму Звезды и совершалось полуночное жертвоприношение пленника. Его раскладывали на земле, вырезали сердце, а на его месте возжигали огонь. Тут-то у нас все и сходится, Дебби. Это и есть ответ на вторую загадку Огилви. Он упоминает священную звезду. Это – Звезда Колес Времени…
– Известная также как Звезда Возжигания, – добавила Зоула. – Полагаю, это есть на ацтекском календарном камне, описанном в тысяча восемьсот десятом году Гумбольдтом.
– Нет, там показана смена мировых эпох во времени. Скорее это есть у Ланды, в книге тысяча пятьсот восемьдесят шестого года.
– Я думала, она утеряна, Гарри.
– Так оно и было в течение трех столетий, однако ее нашли – в Мадриде. Лишь твое невежество…
– Прекратите! – сжала кулачки Дебби. – Вопрос идет о жизни и смерти. Что еще за звезда?
– Альдебаран. «Глаз быка». Яркая красная звезда в созвездии Тельца.
Зоула несколько раз прошлась взад-вперед. Потом надула щеки.
– Может, тут что-то и есть. Найти на старой испанской плантации что-нибудь, имеющее отношение к счетоводу, и провести линию к точке, в которой Альдебаран появляется над горизонтом.
В моей раненой руке пульсировала боль.
– Найти ближайший многоугольник, чем бы он ни оказался. И там, где этот многоугольник, или под ним, ты и найдешь свою икону.
Я повернулся к Дебби:
– Думаю, она у нас в руках.
– Ну и ну! Здорово! Какие вы крутые! – ответила она. – Ладно. Только величайшим умам по плечу такое.
А уж придумать, как отсюда выбраться, вам и вовсе раз плюнуть.
ГЛАВА 36
Я нарезал еще несколько кругов по вилле. Моя голова была склонена – будто в глубоком раздумье.
Время от времени я посматривал по сторонам. Большой розовый овал солнца коснулся горизонта и пошел вниз, во всем своем малиново-желтом великолепии, пересеченном тут и там черными полосами. У меня никак не получалось представить себе, что это мой последний закат.
Картина была ясна: человек на пристани, человек у ворот (Коджак) и двое наверху. Молодые греки, которым дали указание оставить нас в покое. Ни один дюйм ограды не был оставлен без наблюдения. А еще они хотели есть, ходить в туалет и пить. При здешней жаре пить они должны много…
Вскоре солнце начало совсем исчезать, а окрестные холмы огласились криками местных насекомых, словно бы подражающих писклявым фанаткам. Когда небо потемнело, появились Кассандра с Хондросом, оба элегантно одетые, будто собрались куда-то на вечер.
На Кассандре – узкое розовое платье, маленькая сумочка и гирлянда золотых украшений, Хондрос – в черных брюках, черной шелковой рубашке и со «свастикой» на шее. Он не обратил на меня внимания, а Кассандра искоса бросила сладострастный взгляд. Они залезли в ждавший у ворот полноприводный «крайслер». Коджак открыл ворота, и я проследил, как исчезли за холмом красные огни.
Вышли две-три звезды. До полуночи оставалось около пяти часов.
Из какой-то будки послышался клацающий металлический звук, и всю территорию – бассейн, джакузи, ограду и саму виллу – залили потоки света, будто автомобильную стоянку при торговом центре. Я все еще не видел выхода, а прогулка изнуряла меня.
Во время очередного обхода в кухне зажегся свет, и я заметил Дебби, которая чем-то занималась у раковины. Чуть позже до меня донесся запах готовящейся еды.
Из дома вышла Зоула.
– Гарри, есть хочешь?
Я не хотел, но в ее голосе было что-то еще. Мы пошли к стеклянным дверям.
– А вы? – резко спросила Зоула, глядя на Код-ясака.
Тот вынул револьвер из-за пояса джинсов, помахал нам с Зоулой, веля идти к дому, и крикнул что-то своему коллеге на балконе.
Длинный кухонный стол был накрыт на семерых – похоже, для нас троих и четырех горилл. Горели свечи. Я решил, что женщины немного переборщили с гостеприимством: скоро эти люди будут всаживать в наши тела одну пулю за другой.
Вошли двое гангстеров, дежуривших наверху. Человек с пристани не появлялся.
Жара было ужасной. В раковине стояла миска с залитой водой картошкой, которую чистила Дебби. Зоула поставила на электрическую плитку тяжелую сковороду. Оглянувшись через плечо, она сказала:
– Как в моей гринвичской квартире, Гарри.
Чтобы увязать ее замечание со сковородкой, мне понадобилась секунда.
– Вы с Дебби готовите что-то особенное, – ответил я, и сердце в моей груди так и забилось.
– Ты прямо в точку.
«Что-то особенное».
– Кажется, мы почти решили ту задачу, – сообщила Дебби стоявшему рядом молодому человеку.
– Ага…
Ему было все равно. Он стоял за спиной Дебби и, не скрываясь, осматривал ее с головы до ног.
А решать было что. Все они стояли на расстоянии дальше вытянутой руки, и каждый держал по пистолету. Я не понимал, где дамы собирались искать ответ.
– Да, – согласилась Зоула, – Я думаю, у нас получилось. Гарри, не нарежешь хлеба? Мы хотим сделать тостики.
Хлебница стояла на кухонном комбайне. Я поплелся к ней, показывая всем своим видом, что едва передвигаю ноги. Коджак отступил, не сводя с меня внимательного взгляда. Я оглянулся в поисках хлебного ножа, нашел его в ящике стола.
– Ты уверен, что тебе это по силам, Гарри? – спросила Зоула, и я наконец понял, к чему она клонит.
– Само собой.
Дала себя знать армейская закалка.
– Тут слишком много, – сказала Дебби.
Она окунала филе рыбы в масло и складывала куски на тарелке. Зоула торопливо подбежала, схватила тарелку и вернулась к сковороде, оттолкнув по дороге одну из горилл.
Теперь их план был мне совершенно ясен. У Зоулы сковорода, у меня нож. Дебби, уверен, сейчас понадобится помощь. И точно, она поворачивается к своему соседу с очаровательной улыбкой на лице.
– Почистите картошку, а то я боюсь ногти испортить.
Громила сует за пояс револьвер. Дебби идет ко мне и берет пару кусков хлеба. Наши взгляды пересекаются – на кратчайшее из мгновений.
Я, вцепившись изо всех сил в рукоятку ножа, режу и режу хлеб. Мои костяшки побелели, рука от напряжения болит. Это должно произойти в ближайшие несколько секунд – иначе у меня кончится хлеб и повода держать нож не останется.
Дебби вкладывает хлеб в тостер (омерзительную желтую штуку рядом с раковиной). Руки ее соседа погружены в воду.
Вдруг Зоула обеими руками сжимает ручку сковороды. Дебби хватает тостер. Сковородка взмывает в воздух. Следует сокрушительный удар. Масло и куски рыбы веером разлетаются по всей кухне. Мой нож входит Коджаку в низ живота – со всей силой, на какую я только способен. В моей голове раздается голос Динвуди:
«Защититься от удара снизу – вот такого – нельзя!»
Все как в замедленной съемке.
Дебби швыряет тостер в раковину. Что-то жужжит, словно рассерженная пчела. Вспыхивает и тускнеет свет. Коджак оседает на пол. Неожиданная боль и страх заставляют его открыть рот. Сковорода Зоулы крепко впечатывается в лицо бандита. Сосед Дебби выгибается назад. Его глаза вот-вот выскочат из орбит. Короткие черные волосы стоят дыбом. Потом свет гаснет совсем, и теперь я понимаю, зачем на столе свечи.
Дебби перепрыгивает через корчащееся тело своей жертвы. Я кидаюсь за ней, но Зоула кричит:
– Не туда! Назад! – и показывает на дверь за моей спиной.
Я бегу через маленькую темную кладовку, набитую консервами и мешками. Зоула мчится за мной. Мы выскакиваем в жаркую ночь. Шумят насекомые. Небо усыпано звездами. Вопит человек на пристани. Его не видно. Опять кричит, теперь ближе. Между Зоулой и мной появляется Дебби. Она тяжело дышит. В ее руке позвякивают ключи. Надеюсь, что звук не послужит наводкой.
«Тойота» стоит у края дома, на виду у человека с пристани. Зоула выглядывает за угол и поднимает ладонь, приказывая нам остановиться. Длится мучительное ожидание. С черного хода доносятся стоны Коджака. Наверняка это Коджак: те двое или без сознания, или мертвы.
Зоула неистово машет рукой: «Вперед!» Согнувшись вдвое – не знаю зачем – делаем рывок к машине. Дебби садится за руль, включает зажигание и втыкает передачу, а мы с Зоулой еще только запрыгиваем в машину.
– Где хренов свет?! – кричит Дебби.
– Не включай! Ворота открыты! – кричу я в ответ.
Мы едва различаем высокие стойки ворот. Дебби направляет машину между ними. Двигатель и покрышки нестерпимо визжат. Следом тянется лента легкой пыли.
– Он выбрался! – кричит Зоула с заднего сиденья.
Я оглядываюсь. Вдоль белой стены виллы вспыхивают желтые огни, но мы уже на холме. Каждые несколько секунд машина с грохотом влетает в выбоину.
За домом, далеко в море, переливается огнями круизной теплоход – разукрашенный, словно в Рождество.
Вот мы уже за холмом. Дорога становится шире. Дебби нашла головной свет и, как настоящая трюкачка, швыряет машину из стороны в сторону, пытаясь увернуться от чернеющих колдобин. Еще несколько сотен ярдов мы несемся сквозь лес, потом начинается асфальт. Дебби сворачивает вправо и притапливает педаль.
Зоула хохочет как безумная, моя рана болит как одержимая, я вспоминаю электроказнь тостером, нож и размозженный череп, а на ум мне приходит строчка из Джейн Остин – что-то насчет дам. Что они растения. Очень хрупкие и ранимые.
ГЛАВА 37
– Тормози!
Дебби съехала на обочину, вдоль которой тянулся ряд прилавков. Из-за угла хижины выплыл их хозяин. Зоула побежала на хозяйственный рынок. Мы были на окраине Орокабессы. Спустя несколько минут Зоула вернулась – с тремя фонариками, связкой лопаток, киркой и, как ни странно, калькулятором. Дорога особых штурманских навыков не требовала, так как почти все время мы ехали вдоль побережья. Только однажды я предложил свернуть, чтобы срезать большой полуостров. В результате мы потерялись и минут двадцать плелись за грузовиком, у которого не горело ни одного габаритного фонаря. Дебби кипела от злости, а Зоула исходила сарказмом по поводу торговца картами, который не умеет эти самые карты читать.
Наконец мы выбрались обратно на прибрежное шоссе, и Дебби погнала так, что стало страшно. Ей приходилось то и дело вилять, чтобы не угодить в колдобину, а крупный и мелкий рогатый скот она разгоняла при помощи клаксона.
– Пусть кто-нибудь подержит фонарь, – потребовала Зоула.
Я переполз на заднее сиденье и осветил ей страницу. Зоула чертила маленькие сферы с треугольниками на них и составляла какое-то уравнение. Я узнал синусы и косинусы, знакомые еще со времен школы.
– Сферические треугольники, – сообщила она. – Узнаёшь формулу косинуса, Гарри? Вряд ли… Будем надеяться, что толку от моих вычислений будет больше, чем от твоей навигации.
Зоула начертила очередную небесную сферу и выписала несколько цифр. При взгляде на эти цифры казалось, что они написаны рукой пропойцы: трясло нас нещадно.
– Солнце оказывается в созвездии Тельца к концу мая.
Она принялась тыкать в калькулятор.
– Отлично. Альдебаран в это время – где-то между пятнадцатью и двадцатью градусами к северу. Пусть склонение равно восемнадцати градусам. Разумеется, на какой широте Ямайка, ты понятия не имеешь…
– На восемнадцати градусах северной широты, – ответил я. – Неужто не знала, навигатор ты наш?
Еще несколько цифр.
– Готово. На этой широте, когда Альдебаран появляется над горизонтом, его прямое восхождение равно примерно семидесяти градусам.
Она поглядела в темноту за окном:
– Где мы?
– Подъезжаем к Очи, – ответила Дебби; в ее голосе слышалось напряжение. – Яма!.. Поздно!
Последовал сотрясающий удар.
– Отлично, – сказал я. – Если Зоула в своих суммах ничего не напутала, мы найдем эту испанскую плантацию, поглядим, есть ли там что-либо, имеющее отношение к счетоводу, возьмем заданный азимут – семьдесят градусов – и посмотрим в том направлении.
Если увидим многоугольник, то икону мы, считай, нашли.
Из темноты возник одинокий красный стоп-сигнал. Дебби затормозила и пристроилась, исходя от нетерпения, за цементовозом, из которого капала вода.
– Как в книге про пиратов. Место отмечено крестиком. Мы и вправду ищем сокровище на Ямайке…
– Вот-вот найдем. Только не забывай про конкурентов.
– Как он меня достал!
Дебби посигналила, включила дальний свет и притопила педаль – мы буквально процарапались мимо грузовика. Не прошло и часа, как мы неслись по улицам Очо-Риоса. «Жареные цыплята», ярко освещенное круизное судно, курорты, рестораны… Этой дорогой за три дня до этого нас вез Норман Смерч, только в противоположную сторону.
Я сказал:
– Эдак мы уже минут через семь-восемь будем на месте.
Через пять минут я склонился через плечо Дебби.
– Помедленней.
И вот в свете фар мы прочитали: «Нуэва Севилья». Дебби снизила скорость до черепашьей и свернула влево.
– Выключи фары.
Месяц осветил узкую извилистую дорогу, еле заметно поднимающуюся вверх. Она вела к низкому белому зданию, залитому ровным светом прожекторов.
– Главный дом, – предположила Зоула. – На каждой плантации должен быть главный дом.
Проселочная дорога уходила влево от шоссе. Дебби проехала по ней еще несколько ярдов и встала. Мы молча озирались по сторонам.
– Никого, – сказала Зоула.
– Откуда тут кто возьмется-то? Без нас им ту загадку нипочем не решить, – неуверенно ответил я.
– Ты ведь направил их в Порт-Ройал, верно?
По голосу Дебби было слышно, что она нервничала.
– Тогда почему мы так натянуты – словно скрипичные струны? – спросила Зоула.
– Дебби… Может, тебе лучше исчезнуть? Мы с Зоулой будем ждать тебя где-нибудь на шоссе.
– Издеваешься?
По плантации были разбросаны низкие полуразрушенные строения. Местность просматривалась не дальше чем на полумилю. Мы вышли и тихонько закрыли дверцы машины. «Почему мы крадемся?» – подумал я. Дебби перегнулась через перила и посмотрела с моста вниз. Слышалось журчание воды.
– Что ищешь, Гарри?
– Что-нибудь имеющее отношение к счетоводу.
– Счетовод? Откуда здесь взяться счетоводу, будь он неладен?
– Где бы он ни был, нам надо поторапливаться.
Мы разделились. Лучи наших фонариков ощупывали пядь за пядью. Я уже подбирался к главному дому и начал беспокоиться, нет ли тут охраны, когда услышал сдерживаемый крик откуда-то снизу холма. Радостный голос Дебби:
– Сюда! Нашла!
И вправду. Табличка гласила:
«ДОМ СЧЕТОВОДА
Испанская кладка. Счетовод надзирал за работами.
В больших поместьях – таких, как это – держали обычно двух надсмотрщиков: один наблюдал за рабочими в поле, а другой – на фабрике».
Прибежала Зоула. Она громко шептала:
– Наконец-то! Наконец-то!
Отсюда мы видели море. Небо усыпали звезды, раскинулся от края и до края Млечный Путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Майя и ацтеки были помешаны на календарях и вообще времени. Их жизнь веками подчинялась…
– И что? – нетерпеливо перебила меня Дебби. – Ты извини, скоро полночь, когда мне вышибут мозги. Что ты собираешься предпринять? Ты лишь говоришь об ацтеках и колесах времени. Даже я знаю, что ацтеки жили в Мексике, а не на Ямайке, и о колесах они слыхом не слыхивали.
– Но араваки жили именно в Центральной Америке, – ответила Зоула.
– Зоула не совсем права, Дебби. Коренными ямайцами были тайно, а не араваки, хотя это неважно. Какой-то индеец прыгнул в каноэ и пришел на Ямайку. Кто бы это ни был, он был помешан на времени и принес свою культуру с собой. Огилви не мог устоять и воспользовался их календарями для шифровки сообщения. В этой экспедиции все крутилось вокруг календарей.
Зоула не могла допустить, чтобы последнее слово осталось за мной.
– Перестань заниматься казуистикой, Гарри. Тайно – родственники ацтеков. Но тут есть одна загвоздка: ко времени прибытия Огилви они все умерли от непосильной работы на испанских плантациях.
– Кто-то мог и выжить… – возразил я.
– Перестаньте же наконец препираться! К чему нам все это? – спросила Дебби с отчаянием в голосе.
– Это может спасти тебе жизнь, Дебби, – сказал я. – У ацтеков было два календаря. В первом насчитывалось триста шестьдесят пять дней, поделенных на восемнадцать месяцев, по двадцать дней в каждом, так что пять дней оставались неучтенными. Они назывались Дни Пустоты, когда не полагалось ни огня, ни еды, ни секса. Но у них имелся второй календарь, священный. В нем было двести шестьдесят дней, поделенных на тринадцать месяцев по двадцать дней в каждом.
Так что отсчитываешь триста шестьдесят пять дней и оказываешься в начале первого цикла, после двухсот шестидесяти – в начале второго, а спустя пятьдесят два года – в начале обоих. Два больших колеса, на которые нанесено время.
Я пытался пояснить свои слова, вращая руками и изображая шестерни, но без особого успеха.
– Так ты слушай. Год длиннее трехсот шестидесяти пяти дней (на шесть часов), и получается, что через пятьдесят два года оба календаря отстают уже на двенадцать дней.
– Хорошо, Гарри. И что? Как это спасет мою жизнь?
– Чтобы к концу пятидесятидвухлетнего цикла привести календарь в соответствие с временами года, они следующие двенадцать дней выкидывали из счета. В это время выполнялись грандиозные обряды, устраивалось шествие к Холму Звезды и совершалось полуночное жертвоприношение пленника. Его раскладывали на земле, вырезали сердце, а на его месте возжигали огонь. Тут-то у нас все и сходится, Дебби. Это и есть ответ на вторую загадку Огилви. Он упоминает священную звезду. Это – Звезда Колес Времени…
– Известная также как Звезда Возжигания, – добавила Зоула. – Полагаю, это есть на ацтекском календарном камне, описанном в тысяча восемьсот десятом году Гумбольдтом.
– Нет, там показана смена мировых эпох во времени. Скорее это есть у Ланды, в книге тысяча пятьсот восемьдесят шестого года.
– Я думала, она утеряна, Гарри.
– Так оно и было в течение трех столетий, однако ее нашли – в Мадриде. Лишь твое невежество…
– Прекратите! – сжала кулачки Дебби. – Вопрос идет о жизни и смерти. Что еще за звезда?
– Альдебаран. «Глаз быка». Яркая красная звезда в созвездии Тельца.
Зоула несколько раз прошлась взад-вперед. Потом надула щеки.
– Может, тут что-то и есть. Найти на старой испанской плантации что-нибудь, имеющее отношение к счетоводу, и провести линию к точке, в которой Альдебаран появляется над горизонтом.
В моей раненой руке пульсировала боль.
– Найти ближайший многоугольник, чем бы он ни оказался. И там, где этот многоугольник, или под ним, ты и найдешь свою икону.
Я повернулся к Дебби:
– Думаю, она у нас в руках.
– Ну и ну! Здорово! Какие вы крутые! – ответила она. – Ладно. Только величайшим умам по плечу такое.
А уж придумать, как отсюда выбраться, вам и вовсе раз плюнуть.
ГЛАВА 36
Я нарезал еще несколько кругов по вилле. Моя голова была склонена – будто в глубоком раздумье.
Время от времени я посматривал по сторонам. Большой розовый овал солнца коснулся горизонта и пошел вниз, во всем своем малиново-желтом великолепии, пересеченном тут и там черными полосами. У меня никак не получалось представить себе, что это мой последний закат.
Картина была ясна: человек на пристани, человек у ворот (Коджак) и двое наверху. Молодые греки, которым дали указание оставить нас в покое. Ни один дюйм ограды не был оставлен без наблюдения. А еще они хотели есть, ходить в туалет и пить. При здешней жаре пить они должны много…
Вскоре солнце начало совсем исчезать, а окрестные холмы огласились криками местных насекомых, словно бы подражающих писклявым фанаткам. Когда небо потемнело, появились Кассандра с Хондросом, оба элегантно одетые, будто собрались куда-то на вечер.
На Кассандре – узкое розовое платье, маленькая сумочка и гирлянда золотых украшений, Хондрос – в черных брюках, черной шелковой рубашке и со «свастикой» на шее. Он не обратил на меня внимания, а Кассандра искоса бросила сладострастный взгляд. Они залезли в ждавший у ворот полноприводный «крайслер». Коджак открыл ворота, и я проследил, как исчезли за холмом красные огни.
Вышли две-три звезды. До полуночи оставалось около пяти часов.
Из какой-то будки послышался клацающий металлический звук, и всю территорию – бассейн, джакузи, ограду и саму виллу – залили потоки света, будто автомобильную стоянку при торговом центре. Я все еще не видел выхода, а прогулка изнуряла меня.
Во время очередного обхода в кухне зажегся свет, и я заметил Дебби, которая чем-то занималась у раковины. Чуть позже до меня донесся запах готовящейся еды.
Из дома вышла Зоула.
– Гарри, есть хочешь?
Я не хотел, но в ее голосе было что-то еще. Мы пошли к стеклянным дверям.
– А вы? – резко спросила Зоула, глядя на Код-ясака.
Тот вынул револьвер из-за пояса джинсов, помахал нам с Зоулой, веля идти к дому, и крикнул что-то своему коллеге на балконе.
Длинный кухонный стол был накрыт на семерых – похоже, для нас троих и четырех горилл. Горели свечи. Я решил, что женщины немного переборщили с гостеприимством: скоро эти люди будут всаживать в наши тела одну пулю за другой.
Вошли двое гангстеров, дежуривших наверху. Человек с пристани не появлялся.
Жара было ужасной. В раковине стояла миска с залитой водой картошкой, которую чистила Дебби. Зоула поставила на электрическую плитку тяжелую сковороду. Оглянувшись через плечо, она сказала:
– Как в моей гринвичской квартире, Гарри.
Чтобы увязать ее замечание со сковородкой, мне понадобилась секунда.
– Вы с Дебби готовите что-то особенное, – ответил я, и сердце в моей груди так и забилось.
– Ты прямо в точку.
«Что-то особенное».
– Кажется, мы почти решили ту задачу, – сообщила Дебби стоявшему рядом молодому человеку.
– Ага…
Ему было все равно. Он стоял за спиной Дебби и, не скрываясь, осматривал ее с головы до ног.
А решать было что. Все они стояли на расстоянии дальше вытянутой руки, и каждый держал по пистолету. Я не понимал, где дамы собирались искать ответ.
– Да, – согласилась Зоула, – Я думаю, у нас получилось. Гарри, не нарежешь хлеба? Мы хотим сделать тостики.
Хлебница стояла на кухонном комбайне. Я поплелся к ней, показывая всем своим видом, что едва передвигаю ноги. Коджак отступил, не сводя с меня внимательного взгляда. Я оглянулся в поисках хлебного ножа, нашел его в ящике стола.
– Ты уверен, что тебе это по силам, Гарри? – спросила Зоула, и я наконец понял, к чему она клонит.
– Само собой.
Дала себя знать армейская закалка.
– Тут слишком много, – сказала Дебби.
Она окунала филе рыбы в масло и складывала куски на тарелке. Зоула торопливо подбежала, схватила тарелку и вернулась к сковороде, оттолкнув по дороге одну из горилл.
Теперь их план был мне совершенно ясен. У Зоулы сковорода, у меня нож. Дебби, уверен, сейчас понадобится помощь. И точно, она поворачивается к своему соседу с очаровательной улыбкой на лице.
– Почистите картошку, а то я боюсь ногти испортить.
Громила сует за пояс револьвер. Дебби идет ко мне и берет пару кусков хлеба. Наши взгляды пересекаются – на кратчайшее из мгновений.
Я, вцепившись изо всех сил в рукоятку ножа, режу и режу хлеб. Мои костяшки побелели, рука от напряжения болит. Это должно произойти в ближайшие несколько секунд – иначе у меня кончится хлеб и повода держать нож не останется.
Дебби вкладывает хлеб в тостер (омерзительную желтую штуку рядом с раковиной). Руки ее соседа погружены в воду.
Вдруг Зоула обеими руками сжимает ручку сковороды. Дебби хватает тостер. Сковородка взмывает в воздух. Следует сокрушительный удар. Масло и куски рыбы веером разлетаются по всей кухне. Мой нож входит Коджаку в низ живота – со всей силой, на какую я только способен. В моей голове раздается голос Динвуди:
«Защититься от удара снизу – вот такого – нельзя!»
Все как в замедленной съемке.
Дебби швыряет тостер в раковину. Что-то жужжит, словно рассерженная пчела. Вспыхивает и тускнеет свет. Коджак оседает на пол. Неожиданная боль и страх заставляют его открыть рот. Сковорода Зоулы крепко впечатывается в лицо бандита. Сосед Дебби выгибается назад. Его глаза вот-вот выскочат из орбит. Короткие черные волосы стоят дыбом. Потом свет гаснет совсем, и теперь я понимаю, зачем на столе свечи.
Дебби перепрыгивает через корчащееся тело своей жертвы. Я кидаюсь за ней, но Зоула кричит:
– Не туда! Назад! – и показывает на дверь за моей спиной.
Я бегу через маленькую темную кладовку, набитую консервами и мешками. Зоула мчится за мной. Мы выскакиваем в жаркую ночь. Шумят насекомые. Небо усыпано звездами. Вопит человек на пристани. Его не видно. Опять кричит, теперь ближе. Между Зоулой и мной появляется Дебби. Она тяжело дышит. В ее руке позвякивают ключи. Надеюсь, что звук не послужит наводкой.
«Тойота» стоит у края дома, на виду у человека с пристани. Зоула выглядывает за угол и поднимает ладонь, приказывая нам остановиться. Длится мучительное ожидание. С черного хода доносятся стоны Коджака. Наверняка это Коджак: те двое или без сознания, или мертвы.
Зоула неистово машет рукой: «Вперед!» Согнувшись вдвое – не знаю зачем – делаем рывок к машине. Дебби садится за руль, включает зажигание и втыкает передачу, а мы с Зоулой еще только запрыгиваем в машину.
– Где хренов свет?! – кричит Дебби.
– Не включай! Ворота открыты! – кричу я в ответ.
Мы едва различаем высокие стойки ворот. Дебби направляет машину между ними. Двигатель и покрышки нестерпимо визжат. Следом тянется лента легкой пыли.
– Он выбрался! – кричит Зоула с заднего сиденья.
Я оглядываюсь. Вдоль белой стены виллы вспыхивают желтые огни, но мы уже на холме. Каждые несколько секунд машина с грохотом влетает в выбоину.
За домом, далеко в море, переливается огнями круизной теплоход – разукрашенный, словно в Рождество.
Вот мы уже за холмом. Дорога становится шире. Дебби нашла головной свет и, как настоящая трюкачка, швыряет машину из стороны в сторону, пытаясь увернуться от чернеющих колдобин. Еще несколько сотен ярдов мы несемся сквозь лес, потом начинается асфальт. Дебби сворачивает вправо и притапливает педаль.
Зоула хохочет как безумная, моя рана болит как одержимая, я вспоминаю электроказнь тостером, нож и размозженный череп, а на ум мне приходит строчка из Джейн Остин – что-то насчет дам. Что они растения. Очень хрупкие и ранимые.
ГЛАВА 37
– Тормози!
Дебби съехала на обочину, вдоль которой тянулся ряд прилавков. Из-за угла хижины выплыл их хозяин. Зоула побежала на хозяйственный рынок. Мы были на окраине Орокабессы. Спустя несколько минут Зоула вернулась – с тремя фонариками, связкой лопаток, киркой и, как ни странно, калькулятором. Дорога особых штурманских навыков не требовала, так как почти все время мы ехали вдоль побережья. Только однажды я предложил свернуть, чтобы срезать большой полуостров. В результате мы потерялись и минут двадцать плелись за грузовиком, у которого не горело ни одного габаритного фонаря. Дебби кипела от злости, а Зоула исходила сарказмом по поводу торговца картами, который не умеет эти самые карты читать.
Наконец мы выбрались обратно на прибрежное шоссе, и Дебби погнала так, что стало страшно. Ей приходилось то и дело вилять, чтобы не угодить в колдобину, а крупный и мелкий рогатый скот она разгоняла при помощи клаксона.
– Пусть кто-нибудь подержит фонарь, – потребовала Зоула.
Я переполз на заднее сиденье и осветил ей страницу. Зоула чертила маленькие сферы с треугольниками на них и составляла какое-то уравнение. Я узнал синусы и косинусы, знакомые еще со времен школы.
– Сферические треугольники, – сообщила она. – Узнаёшь формулу косинуса, Гарри? Вряд ли… Будем надеяться, что толку от моих вычислений будет больше, чем от твоей навигации.
Зоула начертила очередную небесную сферу и выписала несколько цифр. При взгляде на эти цифры казалось, что они написаны рукой пропойцы: трясло нас нещадно.
– Солнце оказывается в созвездии Тельца к концу мая.
Она принялась тыкать в калькулятор.
– Отлично. Альдебаран в это время – где-то между пятнадцатью и двадцатью градусами к северу. Пусть склонение равно восемнадцати градусам. Разумеется, на какой широте Ямайка, ты понятия не имеешь…
– На восемнадцати градусах северной широты, – ответил я. – Неужто не знала, навигатор ты наш?
Еще несколько цифр.
– Готово. На этой широте, когда Альдебаран появляется над горизонтом, его прямое восхождение равно примерно семидесяти градусам.
Она поглядела в темноту за окном:
– Где мы?
– Подъезжаем к Очи, – ответила Дебби; в ее голосе слышалось напряжение. – Яма!.. Поздно!
Последовал сотрясающий удар.
– Отлично, – сказал я. – Если Зоула в своих суммах ничего не напутала, мы найдем эту испанскую плантацию, поглядим, есть ли там что-либо, имеющее отношение к счетоводу, возьмем заданный азимут – семьдесят градусов – и посмотрим в том направлении.
Если увидим многоугольник, то икону мы, считай, нашли.
Из темноты возник одинокий красный стоп-сигнал. Дебби затормозила и пристроилась, исходя от нетерпения, за цементовозом, из которого капала вода.
– Как в книге про пиратов. Место отмечено крестиком. Мы и вправду ищем сокровище на Ямайке…
– Вот-вот найдем. Только не забывай про конкурентов.
– Как он меня достал!
Дебби посигналила, включила дальний свет и притопила педаль – мы буквально процарапались мимо грузовика. Не прошло и часа, как мы неслись по улицам Очо-Риоса. «Жареные цыплята», ярко освещенное круизное судно, курорты, рестораны… Этой дорогой за три дня до этого нас вез Норман Смерч, только в противоположную сторону.
Я сказал:
– Эдак мы уже минут через семь-восемь будем на месте.
Через пять минут я склонился через плечо Дебби.
– Помедленней.
И вот в свете фар мы прочитали: «Нуэва Севилья». Дебби снизила скорость до черепашьей и свернула влево.
– Выключи фары.
Месяц осветил узкую извилистую дорогу, еле заметно поднимающуюся вверх. Она вела к низкому белому зданию, залитому ровным светом прожекторов.
– Главный дом, – предположила Зоула. – На каждой плантации должен быть главный дом.
Проселочная дорога уходила влево от шоссе. Дебби проехала по ней еще несколько ярдов и встала. Мы молча озирались по сторонам.
– Никого, – сказала Зоула.
– Откуда тут кто возьмется-то? Без нас им ту загадку нипочем не решить, – неуверенно ответил я.
– Ты ведь направил их в Порт-Ройал, верно?
По голосу Дебби было слышно, что она нервничала.
– Тогда почему мы так натянуты – словно скрипичные струны? – спросила Зоула.
– Дебби… Может, тебе лучше исчезнуть? Мы с Зоулой будем ждать тебя где-нибудь на шоссе.
– Издеваешься?
По плантации были разбросаны низкие полуразрушенные строения. Местность просматривалась не дальше чем на полумилю. Мы вышли и тихонько закрыли дверцы машины. «Почему мы крадемся?» – подумал я. Дебби перегнулась через перила и посмотрела с моста вниз. Слышалось журчание воды.
– Что ищешь, Гарри?
– Что-нибудь имеющее отношение к счетоводу.
– Счетовод? Откуда здесь взяться счетоводу, будь он неладен?
– Где бы он ни был, нам надо поторапливаться.
Мы разделились. Лучи наших фонариков ощупывали пядь за пядью. Я уже подбирался к главному дому и начал беспокоиться, нет ли тут охраны, когда услышал сдерживаемый крик откуда-то снизу холма. Радостный голос Дебби:
– Сюда! Нашла!
И вправду. Табличка гласила:
«ДОМ СЧЕТОВОДА
Испанская кладка. Счетовод надзирал за работами.
В больших поместьях – таких, как это – держали обычно двух надсмотрщиков: один наблюдал за рабочими в поле, а другой – на фабрике».
Прибежала Зоула. Она громко шептала:
– Наконец-то! Наконец-то!
Отсюда мы видели море. Небо усыпали звезды, раскинулся от края и до края Млечный Путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30