Джеймс вынул палец изо рта.
– Кухарка! Кухарка! – завопил он и бросился вниз по лестнице.
Однако никого не было ни в кухне, ни в буфетной, ни даже в комнатушке, где кухарка обычно читала, пока варится обед. В малой гостиной они нашли записку крупными печатными буквами: кухарка сообщала, что они с Пэтси уехали через залив на очень важное молельное собрание с пикником и вернутся засветло.
Чарльз нажал звонки, все разом, они отозвались трезвоном на третьем этаже. Никто не появился. Он снова взглянул на записку.
– Ушли? – спросил Джеймс.
– Да. – Чарльз кивнул. – Им за это попадет.
– Зачем они ушли?
– Религия, – отвечал Чарльз с тем же брезгливым выражением, с каким произносили это слово родители. – «Пожалуйста, скажите отцу, что обед будет к семи. Если что-нибудь случится, не волнуйтесь, мистер Дженкс за вами присмотрит».
Чарльз поежился.
– Мы совсем одни, – промолвил Джеймс. Похоже, мальчик не знал, радоваться ему или пугаться.
– Нас первый раз оставили одних. – Чарльз поглядел в окно: небо уже чернело. – Скоро вернутся. – Он положил руку Джеймсу на плечо. – Где кухарка держит шоколадки?
Небо почернело не случайно. В Сан-Франциско начинался снегопад. Когда в половине четвертого выпали первые белые хлопья, братья выбежали на улицу и, впервые в жизни, подставили лица снежинкам.
В первую минуту они были мягкие, как пух, потом налетел резкий порыв ветра.
– Ой! – Чарльз скривился – он узнал, что такое град.
– Смотри! – закричал Джеймс, ловя градину рукой. – Она тает! Она тает на ладони!
Град стучал по всей улице. Звон стоял такой, словно с неба сыплются монетки. Братья убежали в дом и смотрели в открытую дверь, пока град снова не сменился снегом.
– Он больше не тает! – крикнул Чарльз.
Они не успели опомниться, как на Вашингтон-стрит выпал дюймовый слой снега. Джеймс вылетел наружу и принялся разбрасывать его ботинками.
Чарльз задержался в дверях. Секунду он смотрел, как брат в развевающемся шарфе выплясывает на заснеженной улице, под дубами, на которых мгновенно образовались белые шапки. Больше на улице не было ни души. Ни один ребенок не радовался с ними чуду. Все семьи по всей Вашингтон-стрит уехали на праздничную неделю и отпустили слуг.
К вечеру снегу нападало почти фут. Чарльз и Джеймс провели остаток дня в гостиной, прижавшись носами к стеклу. По большей части им было интересно и весело смотреть на снег, однако всякий раз, как часы начинали бить, оба замолкали, и внезапно Чарльз понял, что надо быть храбрым.
К ночи кухарка и Пэтси не вернулись. Мистер Картер тоже. Мальчики молча поужинали хлопьями с молоком и съели по шоколадке.
– Они из-за снега не возвращаются, да? – спросил Джеймс.
Чарльз кивнул. Он лучше брата разбирался в географии и путях сообщения.
– Папа едет из Сакраменто на поезде, а кухарка и Пэтси должны вернуться на пароме. В заливе штормит и, наверное, им придется заночевать в Окленде.
Мальчики решили, что все вернутся завтра, и единственная проблема – до тех пор не замерзнуть. Никому из них не разрешали трогать газ или камины.
– Можно позвать мистера Дженкса, – предложил Джеймс.
– Не стоит, – отвечал Чарльз, крепко обхватив себя руками. В мире его страхов Дженкс стоял куда выше волков, гладильного катка и Салливана, которого Чарльз относил к той же категории, что и нехороших мальчишек. Дженкс – что-то другое, непонятное.
Они осмотрели камины и увидели, что в каждом уже приготовлены дрова. Камин в отцовском кабинете приглянулся им больше других, к тому же там уже была приготовлена растопка и старые газеты. Чарльз велел Джеймсу принести ведро воды, на случай если они нечаянно устроят пожар, убедился, что вьюшка открыта, и поджег спичкой бумагу в камине. Дрова легко загорелись.
– Мы – исследователи, – сказал Чарльз. – Мы на необитаемом острове и уже перевезли на лодке все имущество, которое сумели спасти.
– А теперь разводим огонь. Чтобы нас нашли.
– Верно.
Вскоре огонь весело затрещал. Мальчики родкидывали полешки, которые лежали под скамейками рядом с камином. Джеймс подбежал к окну и замахал руками.
– Что ты делаешь?
– Сигналю.
Чарльз оставил брата сигналить спасителям, а сам принес несколько одеял, чтобы лечь спать.
– Снег еще идет, – объявил Джеймс.
Чарльз подошел к окну. Мокрые хлопья прилипли к стеклу, как ажурная занавеска. За ними было видно, что в домике у Дженкса горит свет. От хозяйского дома туда был протянут провод: Чарльзу достаточно было позвонить, и Дженкс бы пришел. Он представил, как идет на кухню, нажимает кнопку, открывает дверь и ждет. Ему стало жутко. Захотелось закрыть ставни.
– Снег очень красивый, – выговорил он.
– Когда все вернутся?
– Утром, конечно.
– А если снег не перестанет, как они доберутся?
– Как-нибудь. Они знают, что мы одни, и вернутся.
– Кто знает, что мы одни? – Джеймс взглянул на Чарльза.
В обычных обстоятельства тот отвесил бы брату оплеуху и велел замолчать, но сейчас ответил холодно:
– Папа знает.
– Он думает, здесь кухарка и Пэтси.
Чарльз пожал плечами.
– Значит, знают Пэтси и кухарка.
– Нет, они думают, что папа вернулся.
– Ладно, замолчи!
– А мистер Дженкс знает, что мы одни? – Джеймс нарисовал рожицу на запотевшем от дыхания стекле. Он склонен был доверять миру и никогда не замечал, как Дженкс торчит возле забора, заслоняя солнце, когда они играют в саду.
– Понятия не имею.
– Наверное, знает, – сказал Джеймс. – А папа должен сегодня платить ему жалованье.
– О чем ты?
– Мы с папой часто вместе проверяем счета.
Чарльз никогда не проверял с отцом счета. Он даже не знал, что такое счет. Джеймс пририсовал к улыбающейся мордочке круглое тельце. Чарльзу стало нестерпимо грустно и одиноко.
– Когда вы проверяете счета?
– Мистер Дженкс скоро придет. Сегодня он должен получать жалованье.
Однако Дженкс не пришел. Снегопад продолжался весь следующий день.
Глава 4
Почти десять лет снежная буря 1897 года считалась самым страшным природным бедствием в истории Сан-Франциско. Телеграфные провода оборвались. Водопроводные трубы лопнули, заполнив Маркет-стрит бесформенными ледяными скульптурами. Некоторые строящиеся здания, например публичная библиотека, частично рухнули под тяжестью снега. Транспорт встал: трамваи не ходили, и хотя верхом или в экипаже проехать при необходимости было можно, никто не умел ездить по снегу, так что было много несчастных случаев. Как заметил какой-то остроумец, сан-францисские сапожники делают прекрасную обувь для ходьбы, но не для катания по снегу. Поэтому пешеходы сидели дома, пережидая снегопад.
Хотя Дженкс был привычен к снегу, он тоже предпочитал сидеть у себя, чтобы ненароком не испугать случайного прохожего.
Когда-то Дженкс в поисках богатства исколесил всю страну и думал, что обретет его на золотых россыпях Аляски. Там он отморозил три пальца на руке и все на ногах. Позднее при взрыве ему пробило щеку гильзой от динамитной шашки.
Он продал участок дешевле, чем купил, и перебрался в Сан-Франциско, где его пожалел и пригрел мистер Картер. Официально Дженкс считался садовником, но никакой особой работы от него не требовали. Еще его звали, когда надо было передвинуть что-нибудь тяжелое.
В домике у Дженкса лежали кипы старых хозяйских газет, которые он жег, не читая: чтение напоминало ему, как тяжело думать. Однако в ночь снегопада, сворачивая сотню фунтов газетной бумаги в тугие полешки, он наткнулся на заголовок, который трудно было бы не заметить. Аршинные буквы гласили: «НАЙДЕНО ЗОЛОТО!», внизу располагалась карта Аляски с отмеченным на ней Клондайком.
Дженкс издал всхлип, похожий на звук рвущейся ткани. Глаза его увлажнились.
К утру тридцать первого декабря снег перестал, начало таять. По всему городу люди, поначалу осторожно, возвращались к жизни. Однако ни кухарка, ни Пэтси, ни мистер Картер так и не появились.
В тот день – третий день без взрослых – Чарльз впервые не проверил, чистые ли у них с братом лицо и руки. Ему было всё равно.
Он начал шастать по комнатам, но не потому, что того требовали маленькие зловредные существа. Чарльз чувствовал себя детективом, ищущим улики, чтобы наказать тех, по чьей вине они остались одни. Правда, дальше маминой гардеробной он не продвинулся, поскольку обнаружил в ней нечто совершенно загадочное.
Это была деревянная шкатулка размером со словарь. Защелки открылись без труда. Внутри лежал металлический предмет с круглой головкой на длинном выступе и рукояткой, чтобы держать. Его можно было бы принять за пистолет, если бы не огромный вес и не провод с вилкой. Чарльз видел только одну вещь с таким проводом – тостер. Отец тогда объяснил, что в скором времени появятся электрические холодильники и плиты, и что у Пэтси наверху уже есть электрическая швейная машинка, которая облегчает ей работу по дому.
– Электричество – это чудо! – сказал Картер-старший. – Оно начинается с кухни, но скоро будет в каждой комнате.
Чарльз не знал, относится ли странное приспособление к шитью. В коробке было штук пять насадок на круглую головку: конические, решетчатые, бугорчатые.
Затем он нашел брошюру.
ВИБРАЦИЯ – ЭТО ЖИЗНЬ
Кому из женщин не знакомо таинственное недомогание, убивающее волю к жизни? Женская неудовлетворенность нарушает циркуляцию основных соков в организме, приводит к беспокойности, поиску связей на стороне и краху семейной жизни.
Помогите себе сами! Электрический вибратор Линдстрома Смита производит 15000 пульсаций в минуту, снимая боль, напряжение и усталость. Пять – десять минут с электрическим вибратором вернут вам молодость. Постоянное применение лечит истерию, малокровие, бледную немочь, неврастению и все виды нервных нарушений, а также утомление и апатию.
Приложите электрический вибратор Линдстрома Смита к тому месту, где ощущается наибольший застой крови, и он исцелит вас своим электризующим, проникающим вглубь, научно обоснованным действием. При использовании в течение пяти – десяти минут (Вы не заметите, как они пролетят!) происходят частые сокращения мышечной ткани, затем наступает блаженное расслабление и иногда сонливость.
Возможно использование в будуаре или спальне.
Брошюра не помогла – Чарльз по-прежнему не понимал, что это за прибор. Женская неудовлетворенность? Циркуляция соков? Наверняка эти болезни есть в словаре, однако Чарльз подозревал, что объяснения, как всегда, будут водить по кругу, с обычной уклончивостью, призванной скрыть от детей всё самое важное.
Тут он увидел розетку. Чарльз бы меньше удивился, если бы на туалетном столике паслась зебра. Розетка! У мамы в спальне! Он часто задышал, как будто наткнулся на еще одну взрослую загадку.
Больше не колеблясь, он сел на кушетку и включил прибор. В брошюре было нарисовано, как женщина подносит его к щеке. Так Чарльз и сделал. Ощущение было приятное. Он стал играть, что вернулся домой после тяжелого трудового дня. Довольно скоро ему стало скучно. Минут пять честно продержав прибор у щеки и у лба, он снова заглянул в брошюру, поскольку не почувствовал ни мышечных сокращений, ни сонливости. Еще примерно минуту он держал вибратор у шеи, потом выключил, потому что кожа начала неметь.
Со странным чувством неполноты Чарльз обернул прибор шнуром и убран в шкатулку. Освещение, казалось, стало иным, словно он приподнял завесу над миром и обнаружил за ней лишь другие занавеси, портьеры и драпировки. Интересно, как всё-таки Джо Салливан сделал, чтобы монета исчезла?
Вечером Джеймс читал, а Чарльз залез на чердак, куда ему ходить запрещалось. Там было чисто и ничуть не темно, за окнами синело расчистившееся небо. В углу, под стеклянным колпаком, Чарльз увидел мраморную статуэтку обнаженной девушки – раньше она стояла на рояле. Статуэтка была очень тонкая и холодная на ощупь. Чарльз внимательно ее оглядел, провел кончиками пальцев по грудям.
Он гордился тем, как ответственно, по-взрослому, держит такую дорогую вещь. Поворачивает к свету, любуется подробностями.
– Она из Италии, – сказал он сам себе. – Это итальянка – обратите внимание, как передана кожа.
И тут – Чарльз не почувствовал, как она выскользнула из пальцев – статуэтка упала на пол и раскололась.
Он вскрикнул и нагнулся посмотреть, можно ли ее склеить, можно ли как-то объяснить шум. Потом выпрямился. Кто его накажет?
Был новогодний вечер. Каждый год его укладывали спать рано и обещали, что когда он подрастет, то сможет встречать Новый год вместе со всеми. Сейчас он может делать что угодно. Руки, словно сами по себе, занесли над статуэткой кирпич. «Это была итальянская скульптура», – подумал Чарльз, разжимая пальцы.
Он поднял кирпич и снова бросил, потом еще и еще, пока статуэтка не превратилась в мелкие осколки, как от битых ракушек. Он растер их каблуком.
Ему отчаянно хотелось кого-нибудь отыскать и ударить изо всех сил. Снегопад прекратился, снег тает, люди вышли на улицы, а ни мамы, ни папы нет. Никто не придет, никто не помешает ему уничтожить мир.
Волоча ноги, Чарльз спустился к брату в отцовский кабинет, где по-прежнему горел огонь. Они собрали дрова из всех комнат и подбрасывали полешки, когда он начинал гаснуть. Утром братья поссорились из-за того, кому первому смотреть в калейдоскоп, и с тех пор не разговаривали. Чарльз подошел к окну. Там и сям различные оттенки зеленого граничили с белым: «барашки» волн, обледенелые деревья в соседнем районе Пресидио, снег на заросших плющом склонах и, совсем близко, на домике Дженкса. Провод, соединяющий дома, не оборвался под снегом; на нем сидел, вертя головой, дрозд.
Джеймс лежал на кожаном диване поверх скомканных одеял и читал толстую книгу с отцовской полки, поставив ее себе на живот.
Он спросил:
– Знаешь, что?
Чарльз не ответил.
– Знаешь, что? – громче повторил Джеймс, глядя в книгу.
– Меня не интересуют твои малышовые книжонки.
– Я не с тобой разговариваю. Ну так знаешь что?
– Ща как врежу!
Джеймс раскрыл ладонь.
– Абракадабра! – закричал он.
Из его ладони выпала монетка и покатилась по ковру.
– Что у тебя за книга?
– Это моя.
Однако Джеймсу надо было поднять монету, и он вынужден был оставить раскрытую книгу на диване.
Чарльз впился в нее глазами. Она была с картинками, как детская, но напечатана мелким шрифтом. На открытом развороте серия схем показывала руку с монетой, сжатый кулак, открытую ладонь без монеты.
Чарльз шагнул к книге, но Джеймс уже снова ею завладел.
– Я еще не закончил, – сказал он.
– Ну и ладно. – Чарльза самого удивило собственное спокойствие. Его мучительно тянуло к книге, тем не менее он странным образом готов был ждать.
Как ни хотелось Джеймсу позлить брата, монета никак не желала прятаться. Чарльз тихо смотрел в окно, пока Джеймс с криком: «Глупости это всё!» не бросил книгу на пол.
Чарльз не шевелился, пока не услышал, как хлопнула дверь в уборную, и лишь тогда поднял книгу – с пожелтелыми страницами, в разошедшемся по швам матерчатом переплете. Название и фамилия автора: «Практическое руководство фокусника», проф. Оттава Кейс – были оттиснуты золотом на корешке.
Сейчас он узнает, как великан присвоил монету. Чарльз раскрыл книгу наугад, надеясь, что она сама чудесным образом подскажет нужную страницу.
Он ткнул пальцем и прочел:
«Если вы купили старый реквизит, то лакированные поверхности можно подновить с помощью фунта пшеничных отрубей, вскипяченных в четырех литрах воды».
* * *
Какие отруби? Ни одна фраза так не разочаровывала его, даже в брошюре про электрический вибратор. Чарльз пролистнул несколько страниц.
«Чтобы вынуть из кармана зажженную свечу, каковая иллюзия весьма зрелищна, изготовьте свечу, используя в качестве фитиля восковую спичку. Лучший воск добывают в тропиках…»
Чарльз затряс головой. Ужас, а не книга! Однако он не готов был отступить, поскольку начал подозревать, что мир, даже в лучших своих проявлениях – загадочный материк, бросающий вызов упорству и смекалке исследователя.
В книге не было никакой системы. Профессор Кейс чередовал описания конкретных фокусов с изложением своей жизненной философии.
«Иллюзионист должен обладать сильной волей. Прежде всего он должен владеть собой – ибо как иначе овладеть вниманием публики?»
Это Чарльз прочел дважды. Уж по крайней мере куда понятнее отрубей!
«Находясь в замкнутом пространстве гроба при выполнении этого трюка, не паникуйте – еще ни одному фокуснику паника не помогла выбраться наружу».
Чарльз вытянул руки по швам и медленно задышал через нос. Не паниковать – это он сможет.
Редко бывает, что какая-то потребность удовлетворяется сразу и целиком. Так было и с Чарльзом Картером. Раскройся том на схеме фокуса с монеткой, он, вероятно, проглядел бы ее, убедился, что это возможно, и вернулся к окну. Однако в поисках предметного указателя – которого в книге не оказалось – он наткнулся на страницу, перевернувшую его жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60