Она зажала руками рот.
– Безумное озарение, Олив, безумное озарение, – прошептала она и подняла книгу с пола.
Потом закрыла дверь, достала из запертого ящика письмо и взяла телефонную трубку. Через минуту она уже говорила с телефонисткой в денверской гостинице.
День в министерстве финансов выдался хлопотный. Ценой долгих усилий агентам удалось наконец захватить быстроходный катер «Билли Дав» – он был снабжен таким усовершенствованным двигателем, что до сего дня, даже нагруженный под завязку спиртным, уходил от всех правительственных судов.
Ликование царило не только в Монетном дворе, но и по всей стране – любой агент, даже продажный, радовался хорошему улову. Правда, под вечер в Вашингтон из Денвера пришла телеграмма, несколько подпортившая удачный денек. Она была срочная и никоим образом не связанная с магией – исчез агент.
Не было серьезных причин бить тревогу, но начальство серьезно разошлось во мнениях насчет того, мог ли этот конкретный агент уйти в самоволку. Поэтому по всей стране осторожно разослали сообщение: исчез агент Джек Гриффин.
Глава 4
В четыре пополудни – за четыре часа до подъема занавеса – начался обед у Джеймса. Обычно Джеймс относился к своим званым обедам, как его брат – к своим магическим представлениям: он ради них жил. Сегодня, впрочем, всё было иначе. До прихода Картера он каждые пять минут смотрел на часы. Когда брат пришел и рассказал о неудачной попытке ограбить сейф, Джеймс убрал часы, сел на диван и приложил ко лбу холодную тряпку.
– У нас нет времени об этом думать, – сказал Картер.
Джеймс не отвечал, и Картер даже немного расстроился. Маленькая пикировка с братом всегда прибавляла ему оптимизма.
– Знаешь, всё будет хорошо.
Джеймс вздохнул из-под тряпки и сделал странный подзывающий жест пальцами, словно приглашал судьбу разом вывалить на него все заготовленные несчастья.
Картеру стало обидно. Он придумал столько совершенно новых иллюзий, помимо телевидения, и отчаянно нуждался в ободрении. Он сказал:
– Телевизионный аппарат – не самое главное.
Джеймс заговорил медленно:
– На сегодня не продано двести мест. И это при всех розданных контрамарках. Готов поспорить, что все дети-инвалиды в ближайших семи округах получили пригласительные билеты, и всё равно осталось двести… – Он встал и потер виски. – Даже не спрашивай меня про остальные дни…
– Люди прослышат и…
– Если на афише изображен слон, люди приходят смотреть слона. Если изображено телевидение, они приходят смотреть телевидение, даже если не знают, что это такое. Может, ты и великий фокусник, Чарли, но ты не слон и не телевизионный аппарат!
Картер произнес тихо:
– У меня есть другие новые иллюзии.
– Но ничего существенного! – Джеймс застыл, словно сам поразился своим словам.
Картер сложил руки на груди.
– Знаешь… – сказал он и замолчал.
– Извини. – Джеймс вздохнул и уже на выходе из комнаты закончил: – Я просто за тебя переживаю.
Через несколько секунд включился душ. Картер остался один. Возникло странное чувство, будто он падает навзничь. Взгляд выхватывал отдельные предметы – вазу с каллами, новый римский бюстик, – и внезапно Картер понял, что ищет вещь, которую мог бы ненароком разбить. Впрочем, нет – он уже утратил вкус к мелочной мести и начал настраивать себя на представление, то есть отрешаться от всех больших и малых житейских забот.
Стол был накрыт на восемь персон – Джеймс достал недорогой, но вполне парадный баварский сервиз. На кухне весело булькало тушеное мясо. Перед маленькой афишей «Повсюду» стояли букетики цветов, присланные доброжелателями накануне премьеры. Горели свечи, хотя за окнами было еще светло, на комоде выстроились открытые бутылки красного вина из запасов самого Картера. Джеймс был вне себя, тем не менее он приготовил стол и позаботился об уюте.
Картер не знал, кого Джеймс позвал, и понимал, что спрашивать бессмысленно. Не стал он обращаться и к Тому, памятуя, с какой притворной жалостью тот умеет ответить: «Извини, это секрет».
Хорошо бы Джеймс пригласил Фебу. В последние недели они почти не виделись: она жила в Окленде, а Картер дневал и ночевал в «Орфее». Он представил себе, как знакомит ее с Джеймсом, как говорит ей, что Джеймс несносен – даже от такой мелочи немного закружилась голова. Стало труднее отрешиться от всего внешнего. Картер вообразил, как смотрит ей в лицо, просто чтобы сказать «здравствуй», и капельку испугался: если он заговорит с Фебой, то не сможет остановиться.
Первым, ровно в четыре, пришел Макс Фриц, пахнущий мятными леденцами, безупречно чистый и отглаженный – можно себе представить, как он крахмалил рубашку в доках. По какому-то невероятному совпадению Фриц принес каллы и, увидев, что они у Джеймса уже есть, сник, взял предложенный бокал вина и замкнулся. Через несколько минут пришли Фило с Ледоком и миссис Ледок, у которых он остановился. Картер тепло с ним поздоровался и отметил, что Фило улыбается, но взгляд у него отсутствующий, как все последние недели.
Когда отзвучали приветствия, Ледок вручил Джеймсу корзинку с фруктами и отвел Картера к камину.
У него болело горло, он сосал аптечный леденец, но всё равно рвался поговорить.
– Карло рассказывает всей труппе занимательную историю. – Ледок передразнил итальянский акцент: – Такой был взрыв, нас обоих чуть не убило!
– Если бы я убил Карло, все мужья мира сказали бы мне большое спасибо. Как приготовления?
– Если бы мы открывались через три недели, я бы почти успел. Шеллак не сохнет. Я велел ребятам обмахивать краску, чтобы она хотя бы схватилась. Всё ужасно. – Ледок закашлялся и кашлял так долго, что Картер спросил, не разболелся ли он совсем. – Ma sacr? toux! – прошептал Ледок. – Песок-сода-известь, для моего горла это смерть…
Картер предупреждающе поднял руку: к ним шел Фило, ссутуленный, руки в карманах. Картер тронул его за плечо.
– Добрый день, Фило.
– Здрась.
– Как Пем?
– Совсем поправилась, – без выражения отвечал Фило, как во все предыдущие дни. – Я бы хотел к ней вернуться, но она велит оставаться здесь.
– Замечательная женщина, – произнес Картер.
– Да. – Фило поднял глаза. – Джеймс сказал мне… что планы уничтожены. – В последнее время он делал паузы посреди фразы, словно ему слишком тяжело говорить. Всякий раз Картеру хотелось одновременно отвести глаза и заверить, что всё будет хорошо.
– Да, конечно, это досадное происшествие. Но не конец. У нас есть всё, кроме плоской трубки. Мы близки к цели, ведь так?
Фило смотрел на чугунную подставку для дров.
– Близки и далеки.
– Вы знаете, как ее сделать, – прошептал Картер.
– Мне кажется, мальчик устал, – вмешался Ледок.
– Знаете, на каждом выступлении я делаю невозможное. – Картер пытался силой воли заставить Фило поднять на него глаза, однако Фило упорно смотрел на подставку и тихонько трогал ее носком ботинка. – Еще не поздно. Мне бы хотелось, чтобы мое шоу вдохновило вас на что-нибудь невозможное.
Фило наконец оторвал взгляд от решетки. Выражение лица было пугающе знакомым: вежливая улыбка, маска, неспособная полностью скрыть черную пропасть.
– Я знал раньше.
– Вы по-прежнему можете…
Однако Фило вновь опустил глаза и принялся постукивать ботинком по каминным кирпичам.
– Понимаю, мистер Картер. Вы с мистером Ледоком были очень добры. Я не в силах сделать то, о чем вы просите. Простите.
Картер проследил взгляд Фило: тот чертил ботинком бессмысленный узор; вот так же он сам после смерти Сары строгал деревяшки. Мрак, в который погружен Фило, нельзя развеять ничем.
Ледок открыл было рот, чтобы заговорить, но Картер легонько мотнул головой.
– Всё хорошо, Фило.
Они с Ледоком отошли. Когда Фило не мог их больше слышать, Картер шепнул:
– Мне бы хотелось сказать ему, что в конечном счете всё уладится.
– В таком случае скажи это мне, – тихо отвечал Ледок.
Через несколько минут Джеймс произнес короткую приветственную речь. На людях он расправил плечи и приободрился.
– Это вечер изобретателей, – объявил он, разливая вино и лимонад. – Уверен, вам есть о чем поговорить.
– А у меня есть как раз то, о чем они смогут поговорить. – Том стоял в дверях комнаты и помахивал брошюрой.
– Только не это, – выдохнул Джеймс.
Том бросил на него взгляд, означавший: «Я не мог удержаться», и, воспользовавшись паузой в разговоре, прочел вслух:
– «Теперь, когда вы приобрели «Виктролу», весь мир музыки для вас открыт. Всё – от великолепия классической оперы до безумного джазового свинга – зазвучит у вас дома».
Он сделал паузу. Все присутствующие смотрели в растерянности, за исключением Джеймса, который кипел от возмущения.
– На прошлой неделе мы купили «Виктролу», – объявил Том. – Я вынул ее из ящика, но это тысяча отдельных деталей, и у меня есть инструкция…
Ледок захихикал.
Том продолжал:
– Ума не приложу, как собрать эти железяки, и я сказал Джеймсу, что у нас соберутся величайшие механики мира, и наверняка им будет интересно…
– Давайте сюда, – просипел Ледок. – Макс, вы мне поможете. Фило, если не хотите, можете не участвовать.
Фило бесцветным голосом произнес: «Я помогу» и покинул свой пост у камина.
Миссис Ледок фыркнула.
– Не понимаю. Вы приглашаете человека с больным горлом в гости и тут же загружаете работой?
Покуда Фило читал инструкцию вслух («Освободите тонарм, для чего снимите скобу с крюка звукоснимателя»), Ледок и Макс раскладывали детали, пытаясь понять, где здесь тонарм. Картер решил, что, быть может, его помощь понадобится на кухне.
Однако из кухни его недвусмысленно попросили убраться. Картер потянулся снять с подноса салфетку, и Джеймс стукнул его по руке деревянной ложкой.
– Это печеная картошка с сыром, и не для тебя, а для Малыша.
Картер запротестовал, что хочет помочь с обедом, Джеймс ответил, что он больше перебьет посуды и пусть лучше открывает дверь, если кто-нибудь позвонит. Картер ушел, странно приободренный: по крайней мере Джеймс снова начал его шпынять.
Он встал на выходе из гостиной и стал смотреть, как трое изобретателей сражаются с миссис Ледок: та завладела инструкцией и теперь командовала, что делать.
Фило сказал:
– Слушайте, ребята, она права. Это и впрямь тонарм.
– До чего интересно, – кивнула миссис Ледок. – Дома меня никогда до такого не допускают. Он вечно закрывает дверь. Теперь: «После того, как вставлен осевой стержень, затяните установочный винт». Налево отвинчивается, направо завинчивается, ну, вы знаете.
Картер улыбнулся и отхлебнул вина, потом взглянул на часы и увидел, что представления еще ждать и ждать. Он разрывался между желанием влиться в дружеское общение и нелепым стремлением отключиться и скорее начать шоу.
В дверь позвонили – хорошо, будет хоть какое-то занятие. Картер распахнул дверь, готовый отпустить остроумное приветствие.
На пороге стояла Феба.
– Здравствуйте?
– Здравствуй! – Он едва не закричал от радости.
– О, здравствуй! – Феба, узнав голос, протянула руку. Картер схватил ее и почти рывком перетащил через порог. Она являла собой восхитительный контраст между простотой и сногшибательностью: лицо только чуть-чуть припудрено и не нарумянено, но губная помада – «вызывающе красная», волосы тщательно уложены и заколоты шпильками. Расшитое бисером черное шелковое платье не закрывало горло.
– Я так рад тебя видеть!
– Я рада, что кто-то меня видит. – Она погладила его ладонь, скользнув пальцами по мозолям, потом несколько раз повернулась, показывая себя с разных сторон.
– Ты потрясающе выглядишь, – сказал Картер.
– Я всё сделала сама, ни одна из девушек в приюте не заметила. Хотела бы я их простить, но…
– Как ты сюда попала?
– Фокус.
Из кухни, вытирая руки полотенцем, вышел Джеймс.
– А это, должно быть, Феба.
– Вы Джеймс?
Джеймс оглядел ее с головы до пят и присвистнул.
– Умереть и не встать.
– Спасибо, – рассмеялась она.
– Чарли, ты никогда не говорил мне, что у нее такие аппетитные губки!
– Он всегда опускает самое интересное, – сказала Феба.
– А улыбка! Надеюсь, такси, которое я за вами послал, приехало вовремя?
– Тс-с-с. Я сказала вашему брату, что это фокус.
– Нет, такое пропустить невозможно. – Джеймс нагнулся и поцеловал Фебу в губы. Та онемела от неожиданности, поэтому он добавил: – Вы должны меня извинить, я только что из Парижа.
– Отличная фраза, – запинаясь, выговорила Феба.
Картер рассмеялся, довольный тем, что его брат сумел поразить Фебу.
– Смотрите все! – Джеймс хлопнул в ладоши и обратился к компании возле «Виктролы». – Это мисс Феба Кайл, и она прекрасна!
Феба робко помахала в общем направлении собравшихся.
– Я принесу вам выпить, – сказал Джеймс.
Когда он вышел, Феба проговорила:
– Что ж, занятно.
– Знаешь, вы двое чем-то похожи.
– Я должна кое-что тебе сказать. Здесь есть место поговорить?
Он кивнул, потом сказал: «Да» вслух и добавил:
– Может быть, подождем до после обеда?
– Какой ты рассудительный.
– Сам мучаюсь.
– Ты можешь показать мне виды.
Идея показалась ему многообещающей.
– С удовольствием.
Картер взял Фебу под руку и вывел ее на балкон, с трех cпорон опоясывающий квартиру. Они были на высоте шестого этажа, так что с любого места открывался прекрасный вид: молчаливые воскресные небоскребы позади, на востоке – заросший Телеграф-хилл, а дальше, до самого залива – ветхие крыши, беленые стены, натянутые через улочки веревки с бельем, выкрашенные зеленой краской деревянные лестницы. Итальянский квартал на северном берегу. Было воскресенье, и оттуда тянуло запахом орегано, кипящего в оливковом масле. На каждом крыльце молодые люди играли в карты. Картер видел, как они смеются, видел в просветы между домами клубящийся над заливом туман.
Он обернулся. Джеймс весело переговаривался с мистером и миссис Ледок. Фило стоял над собранной наполовину «Виктролой» и, качая головой, что-то говорил Тому.
– Чувствуется осень, – промолвила Феба.
– Да, я заметил такой особенный свет.
– Я тоже раньше замечала. И теперь по-прежнему чувствую.
– Я по тебе скучал.
Ее улыбка и впрямь была умопомрачительна.
– Правда?
– О да, я работал, но всё время думал о тебе. У меня случился приступ вдохновения. – Он немного рассказал о шоу. Вначале карточные фокусы – у него теперь есть способ угадывать карту для всего зрительного зала. Картер стал изображать в лицах, как это будет, Феба смеялась, правда, не всегда к месту. – Я приглашу на сцену больше людей, чем обычно. Например, попрошу ребенка метать в меня ножи. – Феба молчала, и он добавил: – Будет очень весело.
– Это не опасно?
– Ничуть.
– Ты уверен?
– Вполне.
– Тогда, наверное, то, что какая-то малявка будет кидать
в тебя ножи, – это замечательно.
Картер погладил ее щеку. Он помнил, как Феба умеет откликаться на прикосновения, и надеялся на ответную нежность, но она стояла неподвижно, словно глядя на него через непрозрачные очки. Чтобы разрядить напряженное молчание, Картер заговорил снова:
– Я разучился изумлять людей, но сейчас много об этом думаю. У меня остались старые записные книжки. – Он взглянул на плоскую зеленую вершину Телеграф-хилл. – Долгие годы мои иллюзии были ужасны. Настолько, что я даже не показывал их на публике. Скорее это был философский спор с Богом. На тему: «Насколько плохо всё может быть», понимаешь?
– Я веду такие споры каждый день. И даже вполне успешно. Если мне не хочется уничтожить мир, значит, сегодня я настроена благодушно.
– Вот-вот, – взволнованно сказал Картер. – Я забыл, что публика хочет увидеть чудо. Трагедию со счастливым концом.
Феба, перебирая руками по перилам, отодвинулась на несколько дюймов.
– Это было после того, как погибла твоя жена?
– Да. Конечно. – Он помолчал. – Я ведь тебе про нее не говорил?
Феба мотнула головой.
– Но ты всё равно про нее знаешь?
Она кивнула.
– Я должен поразиться?
– Здесь нет ничего поразительного.
Она вся подобралась, словно в ожидании удара. На Востоке Картер слышал, что китайцы знают такие точки на теле, нажимая на которые можно снять боль, и пожалел, что не разузнал о них подробнее. Ему самому было хорошо и легко. Он взглянул на Телеграф-хилл у Фебы за плечом, где ранним весенним утром 1911 года влюбился в Сару. Это было меньше чем в миле отсюда и больше десяти лет назад. До чего странно устроен мир! Он подумал о парнях и девушках, которые ходят знакомиться на кладбище, о хористках, принимающих ухажеров за декорациями, о служебных романах в конторах на Маркет-стрит, и ему представилось, что по всему городу теплятся маленькие огоньки. Каждая пара – огонек. Идешь по городу, и куда ни посмотри – за окном, в раскрытых дверях во время дождя, даже здесь, на балконе Ферри-билдинг, – кто-то влюбляется.
– Откуда бы ты про меня ни знала, – сказал Картер, – это поразительно.
– Я не экстрасенс, Чарли. Не спиритка и не призрак… – Кожа у нее на руках пошла мурашками, так что волоски встали дыбом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– Безумное озарение, Олив, безумное озарение, – прошептала она и подняла книгу с пола.
Потом закрыла дверь, достала из запертого ящика письмо и взяла телефонную трубку. Через минуту она уже говорила с телефонисткой в денверской гостинице.
День в министерстве финансов выдался хлопотный. Ценой долгих усилий агентам удалось наконец захватить быстроходный катер «Билли Дав» – он был снабжен таким усовершенствованным двигателем, что до сего дня, даже нагруженный под завязку спиртным, уходил от всех правительственных судов.
Ликование царило не только в Монетном дворе, но и по всей стране – любой агент, даже продажный, радовался хорошему улову. Правда, под вечер в Вашингтон из Денвера пришла телеграмма, несколько подпортившая удачный денек. Она была срочная и никоим образом не связанная с магией – исчез агент.
Не было серьезных причин бить тревогу, но начальство серьезно разошлось во мнениях насчет того, мог ли этот конкретный агент уйти в самоволку. Поэтому по всей стране осторожно разослали сообщение: исчез агент Джек Гриффин.
Глава 4
В четыре пополудни – за четыре часа до подъема занавеса – начался обед у Джеймса. Обычно Джеймс относился к своим званым обедам, как его брат – к своим магическим представлениям: он ради них жил. Сегодня, впрочем, всё было иначе. До прихода Картера он каждые пять минут смотрел на часы. Когда брат пришел и рассказал о неудачной попытке ограбить сейф, Джеймс убрал часы, сел на диван и приложил ко лбу холодную тряпку.
– У нас нет времени об этом думать, – сказал Картер.
Джеймс не отвечал, и Картер даже немного расстроился. Маленькая пикировка с братом всегда прибавляла ему оптимизма.
– Знаешь, всё будет хорошо.
Джеймс вздохнул из-под тряпки и сделал странный подзывающий жест пальцами, словно приглашал судьбу разом вывалить на него все заготовленные несчастья.
Картеру стало обидно. Он придумал столько совершенно новых иллюзий, помимо телевидения, и отчаянно нуждался в ободрении. Он сказал:
– Телевизионный аппарат – не самое главное.
Джеймс заговорил медленно:
– На сегодня не продано двести мест. И это при всех розданных контрамарках. Готов поспорить, что все дети-инвалиды в ближайших семи округах получили пригласительные билеты, и всё равно осталось двести… – Он встал и потер виски. – Даже не спрашивай меня про остальные дни…
– Люди прослышат и…
– Если на афише изображен слон, люди приходят смотреть слона. Если изображено телевидение, они приходят смотреть телевидение, даже если не знают, что это такое. Может, ты и великий фокусник, Чарли, но ты не слон и не телевизионный аппарат!
Картер произнес тихо:
– У меня есть другие новые иллюзии.
– Но ничего существенного! – Джеймс застыл, словно сам поразился своим словам.
Картер сложил руки на груди.
– Знаешь… – сказал он и замолчал.
– Извини. – Джеймс вздохнул и уже на выходе из комнаты закончил: – Я просто за тебя переживаю.
Через несколько секунд включился душ. Картер остался один. Возникло странное чувство, будто он падает навзничь. Взгляд выхватывал отдельные предметы – вазу с каллами, новый римский бюстик, – и внезапно Картер понял, что ищет вещь, которую мог бы ненароком разбить. Впрочем, нет – он уже утратил вкус к мелочной мести и начал настраивать себя на представление, то есть отрешаться от всех больших и малых житейских забот.
Стол был накрыт на восемь персон – Джеймс достал недорогой, но вполне парадный баварский сервиз. На кухне весело булькало тушеное мясо. Перед маленькой афишей «Повсюду» стояли букетики цветов, присланные доброжелателями накануне премьеры. Горели свечи, хотя за окнами было еще светло, на комоде выстроились открытые бутылки красного вина из запасов самого Картера. Джеймс был вне себя, тем не менее он приготовил стол и позаботился об уюте.
Картер не знал, кого Джеймс позвал, и понимал, что спрашивать бессмысленно. Не стал он обращаться и к Тому, памятуя, с какой притворной жалостью тот умеет ответить: «Извини, это секрет».
Хорошо бы Джеймс пригласил Фебу. В последние недели они почти не виделись: она жила в Окленде, а Картер дневал и ночевал в «Орфее». Он представил себе, как знакомит ее с Джеймсом, как говорит ей, что Джеймс несносен – даже от такой мелочи немного закружилась голова. Стало труднее отрешиться от всего внешнего. Картер вообразил, как смотрит ей в лицо, просто чтобы сказать «здравствуй», и капельку испугался: если он заговорит с Фебой, то не сможет остановиться.
Первым, ровно в четыре, пришел Макс Фриц, пахнущий мятными леденцами, безупречно чистый и отглаженный – можно себе представить, как он крахмалил рубашку в доках. По какому-то невероятному совпадению Фриц принес каллы и, увидев, что они у Джеймса уже есть, сник, взял предложенный бокал вина и замкнулся. Через несколько минут пришли Фило с Ледоком и миссис Ледок, у которых он остановился. Картер тепло с ним поздоровался и отметил, что Фило улыбается, но взгляд у него отсутствующий, как все последние недели.
Когда отзвучали приветствия, Ледок вручил Джеймсу корзинку с фруктами и отвел Картера к камину.
У него болело горло, он сосал аптечный леденец, но всё равно рвался поговорить.
– Карло рассказывает всей труппе занимательную историю. – Ледок передразнил итальянский акцент: – Такой был взрыв, нас обоих чуть не убило!
– Если бы я убил Карло, все мужья мира сказали бы мне большое спасибо. Как приготовления?
– Если бы мы открывались через три недели, я бы почти успел. Шеллак не сохнет. Я велел ребятам обмахивать краску, чтобы она хотя бы схватилась. Всё ужасно. – Ледок закашлялся и кашлял так долго, что Картер спросил, не разболелся ли он совсем. – Ma sacr? toux! – прошептал Ледок. – Песок-сода-известь, для моего горла это смерть…
Картер предупреждающе поднял руку: к ним шел Фило, ссутуленный, руки в карманах. Картер тронул его за плечо.
– Добрый день, Фило.
– Здрась.
– Как Пем?
– Совсем поправилась, – без выражения отвечал Фило, как во все предыдущие дни. – Я бы хотел к ней вернуться, но она велит оставаться здесь.
– Замечательная женщина, – произнес Картер.
– Да. – Фило поднял глаза. – Джеймс сказал мне… что планы уничтожены. – В последнее время он делал паузы посреди фразы, словно ему слишком тяжело говорить. Всякий раз Картеру хотелось одновременно отвести глаза и заверить, что всё будет хорошо.
– Да, конечно, это досадное происшествие. Но не конец. У нас есть всё, кроме плоской трубки. Мы близки к цели, ведь так?
Фило смотрел на чугунную подставку для дров.
– Близки и далеки.
– Вы знаете, как ее сделать, – прошептал Картер.
– Мне кажется, мальчик устал, – вмешался Ледок.
– Знаете, на каждом выступлении я делаю невозможное. – Картер пытался силой воли заставить Фило поднять на него глаза, однако Фило упорно смотрел на подставку и тихонько трогал ее носком ботинка. – Еще не поздно. Мне бы хотелось, чтобы мое шоу вдохновило вас на что-нибудь невозможное.
Фило наконец оторвал взгляд от решетки. Выражение лица было пугающе знакомым: вежливая улыбка, маска, неспособная полностью скрыть черную пропасть.
– Я знал раньше.
– Вы по-прежнему можете…
Однако Фило вновь опустил глаза и принялся постукивать ботинком по каминным кирпичам.
– Понимаю, мистер Картер. Вы с мистером Ледоком были очень добры. Я не в силах сделать то, о чем вы просите. Простите.
Картер проследил взгляд Фило: тот чертил ботинком бессмысленный узор; вот так же он сам после смерти Сары строгал деревяшки. Мрак, в который погружен Фило, нельзя развеять ничем.
Ледок открыл было рот, чтобы заговорить, но Картер легонько мотнул головой.
– Всё хорошо, Фило.
Они с Ледоком отошли. Когда Фило не мог их больше слышать, Картер шепнул:
– Мне бы хотелось сказать ему, что в конечном счете всё уладится.
– В таком случае скажи это мне, – тихо отвечал Ледок.
Через несколько минут Джеймс произнес короткую приветственную речь. На людях он расправил плечи и приободрился.
– Это вечер изобретателей, – объявил он, разливая вино и лимонад. – Уверен, вам есть о чем поговорить.
– А у меня есть как раз то, о чем они смогут поговорить. – Том стоял в дверях комнаты и помахивал брошюрой.
– Только не это, – выдохнул Джеймс.
Том бросил на него взгляд, означавший: «Я не мог удержаться», и, воспользовавшись паузой в разговоре, прочел вслух:
– «Теперь, когда вы приобрели «Виктролу», весь мир музыки для вас открыт. Всё – от великолепия классической оперы до безумного джазового свинга – зазвучит у вас дома».
Он сделал паузу. Все присутствующие смотрели в растерянности, за исключением Джеймса, который кипел от возмущения.
– На прошлой неделе мы купили «Виктролу», – объявил Том. – Я вынул ее из ящика, но это тысяча отдельных деталей, и у меня есть инструкция…
Ледок захихикал.
Том продолжал:
– Ума не приложу, как собрать эти железяки, и я сказал Джеймсу, что у нас соберутся величайшие механики мира, и наверняка им будет интересно…
– Давайте сюда, – просипел Ледок. – Макс, вы мне поможете. Фило, если не хотите, можете не участвовать.
Фило бесцветным голосом произнес: «Я помогу» и покинул свой пост у камина.
Миссис Ледок фыркнула.
– Не понимаю. Вы приглашаете человека с больным горлом в гости и тут же загружаете работой?
Покуда Фило читал инструкцию вслух («Освободите тонарм, для чего снимите скобу с крюка звукоснимателя»), Ледок и Макс раскладывали детали, пытаясь понять, где здесь тонарм. Картер решил, что, быть может, его помощь понадобится на кухне.
Однако из кухни его недвусмысленно попросили убраться. Картер потянулся снять с подноса салфетку, и Джеймс стукнул его по руке деревянной ложкой.
– Это печеная картошка с сыром, и не для тебя, а для Малыша.
Картер запротестовал, что хочет помочь с обедом, Джеймс ответил, что он больше перебьет посуды и пусть лучше открывает дверь, если кто-нибудь позвонит. Картер ушел, странно приободренный: по крайней мере Джеймс снова начал его шпынять.
Он встал на выходе из гостиной и стал смотреть, как трое изобретателей сражаются с миссис Ледок: та завладела инструкцией и теперь командовала, что делать.
Фило сказал:
– Слушайте, ребята, она права. Это и впрямь тонарм.
– До чего интересно, – кивнула миссис Ледок. – Дома меня никогда до такого не допускают. Он вечно закрывает дверь. Теперь: «После того, как вставлен осевой стержень, затяните установочный винт». Налево отвинчивается, направо завинчивается, ну, вы знаете.
Картер улыбнулся и отхлебнул вина, потом взглянул на часы и увидел, что представления еще ждать и ждать. Он разрывался между желанием влиться в дружеское общение и нелепым стремлением отключиться и скорее начать шоу.
В дверь позвонили – хорошо, будет хоть какое-то занятие. Картер распахнул дверь, готовый отпустить остроумное приветствие.
На пороге стояла Феба.
– Здравствуйте?
– Здравствуй! – Он едва не закричал от радости.
– О, здравствуй! – Феба, узнав голос, протянула руку. Картер схватил ее и почти рывком перетащил через порог. Она являла собой восхитительный контраст между простотой и сногшибательностью: лицо только чуть-чуть припудрено и не нарумянено, но губная помада – «вызывающе красная», волосы тщательно уложены и заколоты шпильками. Расшитое бисером черное шелковое платье не закрывало горло.
– Я так рад тебя видеть!
– Я рада, что кто-то меня видит. – Она погладила его ладонь, скользнув пальцами по мозолям, потом несколько раз повернулась, показывая себя с разных сторон.
– Ты потрясающе выглядишь, – сказал Картер.
– Я всё сделала сама, ни одна из девушек в приюте не заметила. Хотела бы я их простить, но…
– Как ты сюда попала?
– Фокус.
Из кухни, вытирая руки полотенцем, вышел Джеймс.
– А это, должно быть, Феба.
– Вы Джеймс?
Джеймс оглядел ее с головы до пят и присвистнул.
– Умереть и не встать.
– Спасибо, – рассмеялась она.
– Чарли, ты никогда не говорил мне, что у нее такие аппетитные губки!
– Он всегда опускает самое интересное, – сказала Феба.
– А улыбка! Надеюсь, такси, которое я за вами послал, приехало вовремя?
– Тс-с-с. Я сказала вашему брату, что это фокус.
– Нет, такое пропустить невозможно. – Джеймс нагнулся и поцеловал Фебу в губы. Та онемела от неожиданности, поэтому он добавил: – Вы должны меня извинить, я только что из Парижа.
– Отличная фраза, – запинаясь, выговорила Феба.
Картер рассмеялся, довольный тем, что его брат сумел поразить Фебу.
– Смотрите все! – Джеймс хлопнул в ладоши и обратился к компании возле «Виктролы». – Это мисс Феба Кайл, и она прекрасна!
Феба робко помахала в общем направлении собравшихся.
– Я принесу вам выпить, – сказал Джеймс.
Когда он вышел, Феба проговорила:
– Что ж, занятно.
– Знаешь, вы двое чем-то похожи.
– Я должна кое-что тебе сказать. Здесь есть место поговорить?
Он кивнул, потом сказал: «Да» вслух и добавил:
– Может быть, подождем до после обеда?
– Какой ты рассудительный.
– Сам мучаюсь.
– Ты можешь показать мне виды.
Идея показалась ему многообещающей.
– С удовольствием.
Картер взял Фебу под руку и вывел ее на балкон, с трех cпорон опоясывающий квартиру. Они были на высоте шестого этажа, так что с любого места открывался прекрасный вид: молчаливые воскресные небоскребы позади, на востоке – заросший Телеграф-хилл, а дальше, до самого залива – ветхие крыши, беленые стены, натянутые через улочки веревки с бельем, выкрашенные зеленой краской деревянные лестницы. Итальянский квартал на северном берегу. Было воскресенье, и оттуда тянуло запахом орегано, кипящего в оливковом масле. На каждом крыльце молодые люди играли в карты. Картер видел, как они смеются, видел в просветы между домами клубящийся над заливом туман.
Он обернулся. Джеймс весело переговаривался с мистером и миссис Ледок. Фило стоял над собранной наполовину «Виктролой» и, качая головой, что-то говорил Тому.
– Чувствуется осень, – промолвила Феба.
– Да, я заметил такой особенный свет.
– Я тоже раньше замечала. И теперь по-прежнему чувствую.
– Я по тебе скучал.
Ее улыбка и впрямь была умопомрачительна.
– Правда?
– О да, я работал, но всё время думал о тебе. У меня случился приступ вдохновения. – Он немного рассказал о шоу. Вначале карточные фокусы – у него теперь есть способ угадывать карту для всего зрительного зала. Картер стал изображать в лицах, как это будет, Феба смеялась, правда, не всегда к месту. – Я приглашу на сцену больше людей, чем обычно. Например, попрошу ребенка метать в меня ножи. – Феба молчала, и он добавил: – Будет очень весело.
– Это не опасно?
– Ничуть.
– Ты уверен?
– Вполне.
– Тогда, наверное, то, что какая-то малявка будет кидать
в тебя ножи, – это замечательно.
Картер погладил ее щеку. Он помнил, как Феба умеет откликаться на прикосновения, и надеялся на ответную нежность, но она стояла неподвижно, словно глядя на него через непрозрачные очки. Чтобы разрядить напряженное молчание, Картер заговорил снова:
– Я разучился изумлять людей, но сейчас много об этом думаю. У меня остались старые записные книжки. – Он взглянул на плоскую зеленую вершину Телеграф-хилл. – Долгие годы мои иллюзии были ужасны. Настолько, что я даже не показывал их на публике. Скорее это был философский спор с Богом. На тему: «Насколько плохо всё может быть», понимаешь?
– Я веду такие споры каждый день. И даже вполне успешно. Если мне не хочется уничтожить мир, значит, сегодня я настроена благодушно.
– Вот-вот, – взволнованно сказал Картер. – Я забыл, что публика хочет увидеть чудо. Трагедию со счастливым концом.
Феба, перебирая руками по перилам, отодвинулась на несколько дюймов.
– Это было после того, как погибла твоя жена?
– Да. Конечно. – Он помолчал. – Я ведь тебе про нее не говорил?
Феба мотнула головой.
– Но ты всё равно про нее знаешь?
Она кивнула.
– Я должен поразиться?
– Здесь нет ничего поразительного.
Она вся подобралась, словно в ожидании удара. На Востоке Картер слышал, что китайцы знают такие точки на теле, нажимая на которые можно снять боль, и пожалел, что не разузнал о них подробнее. Ему самому было хорошо и легко. Он взглянул на Телеграф-хилл у Фебы за плечом, где ранним весенним утром 1911 года влюбился в Сару. Это было меньше чем в миле отсюда и больше десяти лет назад. До чего странно устроен мир! Он подумал о парнях и девушках, которые ходят знакомиться на кладбище, о хористках, принимающих ухажеров за декорациями, о служебных романах в конторах на Маркет-стрит, и ему представилось, что по всему городу теплятся маленькие огоньки. Каждая пара – огонек. Идешь по городу, и куда ни посмотри – за окном, в раскрытых дверях во время дождя, даже здесь, на балконе Ферри-билдинг, – кто-то влюбляется.
– Откуда бы ты про меня ни знала, – сказал Картер, – это поразительно.
– Я не экстрасенс, Чарли. Не спиритка и не призрак… – Кожа у нее на руках пошла мурашками, так что волоски встали дыбом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60