Мистер Картер ушел налево, на аукцион, а его сыновья – направо, в самую гущу событий. Это было их первое с маминого отъезда приключение вне дома. Чарльз испытывал сладкое волнение и одновременно страх. Вдруг они потеряются? Вдруг их украдут нехорошие люди? Играла каллиопа, слышался стук игральных костей. Некоторых детей вели за руки оба родителя. Чарльз старался убедить себя, что не одинок, а свободен.
Джейс быстро приметил прилавок со сладостями. Накупив леденцов, постного сахара и кокосового печенья, мальчики двинулись дальше, зажимая в кулаке оставшиеся монеты.
К их разочарованию, афишка обманула: не было ни тира, ни карусели. Идти приходилось осторожно – вся площадь была в глубоких окаменелых колеях от проехавших после дождя тяжелых фургонов. Тем не менее Чарльз смотрел на балаганы с ярко намалеванными вывесками – Чудеса Германии! Виды Венеции! – и внезапно ощутил неведомую прежде легкость.
Они остановились перед палаткой под заманчивой желтой вывеской «Самая маленькая в мире лошадь». Оба мальчика решили, что ее надо посмотреть.
Заплатив по пять центов, они вошли внутрь. В загончике на грязной соломе перед миской грязной воды лежала маленькая вороная лошадка. Несколько минут братья смотрели, как она тяжело дышит.
– Не такая уж маленькая, – заметил Чарльз.
– Немножко маленькая, – согласился Джеймс, – но не очень.
Они вышли. Чарльз досадовал, потому что видел гораздо меньших лошадей. Следующая вывеска обещала опасных рептилий. Сердце у Чарльза зашлось от предвкушения, но внутри были только три боа-констриктора – все три исполинские, как сказал человек, взявший у мальчиков по пять центов, однако убедиться в этом не удалось, поскольку змеи были за стеклом и прятались за камнями.
Поняв, что их надули, братья обошли стороной следующие две палатки: «Флоридский аллигатор» и «Толстуха». Чарльз не знал, что делать дальше – ему как никогда хотелось увидеть настоящее чудо и верилось, что где-то, в какой-то палатке оно есть. Тем не менее в павильон с овощами и фруктами причудливой формы он решил не заходить и вообще готов был больше не заглядывать в палатки. Однако Джеймс уговаривал посмотреть самого рослого человека в мире.
Вывеска перед палаткой гласила: «Верзила Салливан: ирландский кулачный боец ростом восемь футов пять дюймов». – Это может быть надувательство, – предупредил Чарльз, однако войти согласился – все равно надо было ждать, когда кончится аукцион. Они заплатили и вместе прошли под парусиновый полог, в пахнущий плесенью балаган.
Внутри было темно. Лучи света, пробиваясь сквозь разошедшиеся швы, бледными овалами ложились на пожухшую траву. Посередине, прислонясь к центральному шесту, стоял Джо Салливан и читал газету. Он взглянул на мальчиков, послюнявил палец и перевернул страницу.
Джеймс схватил брата за руку. Почувствовав его прикосновение, Чарльз осознал, что последние несколько секунд простоял не моргая и не дыша. Он тихонько вздохнул. Черные стоптанные ботинки Салливана были размером с ружье. Чарльз запрокинул голову и почувствовал себя, как в церковном здании: макушка Салливана почти касалась парусиновой крыши.
Чарльз прошел несколько шагов взад-вперед, налетая на Джеймса – оба избегали переступать некую воображаемую линию, не из деликатности, а из страха быть съеденными. В книжках великаны едят маленьких мальчиков. Чарльз уже знал, что всё это просто сказки, но еще не настолько вырос, чтобы полностью исключить такую возможность.
На Салливане был черный шерстяной костюм, галстук шнурком и большая ковбойская шляпа. Его сумрачное лицо – набрякшие веки, прямой, словно прочерченный по линейке рот – выглядело неживым. Кроме того, не похоже было, чтоб он собирался лезть в драку. Тем не менее у Чарльза страх стал брать верх над любопытством.
– Ну вот, посмотрели. – Он взял брата за руку.
Джеймс не двинулся с места.
– Сколько в вас роста? – спросил мальчик.
Не отрывая взгляд от газеты, Салливан указал большим пальцем на шест, возле которого стоял.
– Как тут написано, – сказал он. Голос звучал глухо, словно в палатке воздух разреженнее, чем снаружи. Шест был расчерчен на дюймы, возле отметки восемь футов пять дюймов стоял восклицательный знак. Салливан ссутулился, поэтому не совсем до нее доходил.
Чарльз повторил:
– Ну вот, посмотрели.
Однако брат упрямо стоял на месте.
– Почему у вас нет стула? – спросил Джеймс.
– Чего? – Салливан продолжал читать.
– Почему у вас нет стула?
– Не хотят, чтобы я сидел.
– О… А как вас зовут?
– Джо Салливан.
– О… А меня – Джеймс Картер.
– Угу.
– Вам сколько лет?
– Двадцать два.
– О… А мне почти семь.
Джеймс никогда прежде не разговаривал с незнакомцами, и Чарльз не знал, как в такой ситуации положено вести себя старшему брату. Джеймс принялся рассказывать о каком-то друге, у которого есть собственный велосипед. Он несколько раз сбивался и начинал снова. Наконец Салливан опустил газету и в упор посмотрел на Джеймса. Непонятно почему, но Чарльзу вдруг стало стыдно за себя и брата, словно они подсматривали за голым человеком в ванной и, хуже того, заплатили за это деньги. Он снова взял Джеймса за руку, затем взглянул на мрачное лицо Салливана, собираясь попрощаться, и запнулся.
– Извините, – сказал Чарльз.
Он старался быть вежливым, но немного ошалел от волнения.
– Нам пора. До свидания. – Джеймс протянул великану руку.
Салливан присел на корточки, потом медленно опустился на одно колено – суставы хрустнули так, словно сломался карандаш. Огромной лапищей он легонько пожал ладонь Джеймса. Тот повернулся к брату и с ангельской улыбкой сказал:
– Смотри, он нас не съест.
Салливан медленно и внимательно оглядел братьев. Даже на корточках он был ростом со среднего взрослого. От него пахло микстурой от кашля. Обрюзгшее белое лицо, в которое Чарльз вынужден был смотреть, не меняло выражения, а может быть, и не могло изменить. Чарльзу по-прежнему хотелось убежать, однако внимание его приковала монета у Салливана на галстуке.
– Простите, – сказал он, пытаясь говорить небрежно и по-взрослому, – это у вас гобрехтовский доллар?
Салливан тронул пальцами галстук.
– Чего?
– Если он 1838 года, то стоит больше трехсот долларов.
– Это? – Салливан попытался развернуть монету к лицу. – Чего ты мелешь?
– Я собираю монеты, – объявил Чарльз. – Американские. – Он продолжил, повторяя слова, слышанные когда-то от отца: – Я знаю про ценные вещи больше, чем многие узнают за всю свою жизнь.
Он не понял, что означает взгляд, которым наградил его Салливан, но ясно было, что это неуважительный взгляд. Салливан сунул газету под мышку, расслабил галстук и протянул Чарльзу, чтобы тот разглядел монету.
– Что скажешь, умник?
– Ой. – Чарльз с разочарованием прочел дату. – Это пятидесятые годы. И она поцарапана.
– Так стоит она три сотни или нет?
– Она стоит примерно пять долларов. – Чарльз снова покраснел.
– Так почему она не стоит три сотни? – рявкнул Салливан.
– В 1838 изготовили тридцать один серебряный доллар, на все Соединенные Штаты, а в 1850-м – сорок семь тысяч пятьсот. Если бы у вас был доллар 1851 года, вам бы повезло больше, потому что их выпустили всего тысячу триста, и они стоят…
– О'кей.
– …стоят примерно сто пятьдесят.
– Усек. – Салливан выпрямился, так что теперь у мальчиков на высоте глаз были его испачканные травой колени.
Чарльз вытащил из кепки монету.
– Знаете, что это такое?
– Золотой пятидолларовик? – Салливан пожал плечами. Чарльз улыбнулся.
– Вы попались на удочку, – сказал Чарльз, как говорил десятку взрослых. – Это пятицентовик 1883 года в прекрасном состоянии. Видите, на реверсе стоит римская цифра «пять», но «центов» написать забыли, и жулик его позолотил. Кто не очень умный, верил, что это пять долларов.
– М-м… – Салливан похлопал свернутой газетой по штанине и выпятил языком щеку. – Можно посмотреть?
Это была самая ценная монета из тех, которые Чарльзу дозволяли брать. Он не знал, сколько она стоит, но еще никому не разрешал к ней прикасаться. Он с торжествующим видом протянул монету.
Салливан повертел ее, бормоча:
– Надо же. Спасибо.
Он протянул Чарльзу руку, держа монету двумя пальцами. Когда Чарльз подставил ладонь, Салливан обхватил правую руку левой. Когда он ее раскрыл, ладонь была пуста. Монета исчезла.
– Эй, – слабым голосом сказал Чарльз.
Салливан надвинул шляпу на глаза и вернулся к столбу.
– Отдайте, – сказал Чарльз.
– Чего отдать?
– Мой пятицентовик.
Оказалось, что Салливан всё же может менять выражение лица: он ухмыльнулся. Потом раскрыл газету.
Чарльз взглянул на Джеймса; тот серьезно покачал головой.
– Папа велел никому не показывать монету. Тебе попадет.
– Отдайте! – закричал Чарльз. – Это нечестно!
– Привыкай, шпингалет, – буркнул Салливан.
– Верните монету!
Все произошло так быстро, что Чарльз не успел поверить. От обиды прихватило живот. Он стоял, постепенно осознавая, как просто лишился монеты – отдал ее навсегда без возможности вернуть, – потом бросился вперед и заколотил великана по ноге.
– Отдайте! Отдайте!
Что-то рвануло Чарльза за воротник и подняло в воздух: Салливан вздернул его за шкирку к грязной парусиновой крыше балагана. Чарльз чувствовал, что пуговицы на рубашке готовы отлететь, чувствовал огромные грубые пальцы на загривке.
И тут Салливан зашептал ему в ухо:
– Ты у меня тоже исчезнешь, шкет.
Он сунул Чарльзу под нос огромный, с индейку, кулак, и тот вспомнил картинку из «Рассказов для малышей» – морской спрут поймал ловца жемчуга. У него вырвался странный, какой-то звериный всхлип. Великан, кажется, немного опешил.
– Цыц. – Салливан оглянулся на полог палатки. – Я сказал: «Цыц».
Однако Чарльз продолжал плакать. Салливан, словно в задумчивости, опустил его фута на два, потом швырнул в сторону Джеймса, как мяч. Чарльз приземлился на жесткий земляной пол и бросился вон, таща за руку брата.
Первой его мыслью было кинуться за помощью к отцу, но Джеймс, всю дорогу нудел: «Тебе попадет, тебе попадет», и до Чарльза постепенно дошло, что так и будет.
Они остановились футах в ста от павильона с животными. Чарльз потрогал лицо – разгоряченное и шершавое от высохших слез. Невозможно объяснить отцу, что произошло. Поэтому он занялся братом – отряхнул тому одежду и растер руку, за которую слишком сильно тянул.
– Хочешь еще леденец?
– Нет!
– Точно?
Джеймс кашлянул, прикрываясь ладошкой.
– Не знаю.
Они нашли лоток со сладостями. Необходимость заботиться о брате немного успокоила Чарльза. Он никогда не видел, чтобы человек исчезал, и страх перед Салливаном постепенно сменялся злобой. Но куда делась монета? Спросить не у кого. Взрослые отказываются прямо отвечать на некоторые вопросы, и Чарльз не сомневался – этот вопрос из таких.
Он не знал, умеет ли Джеймс хранить тайны. Наверняка наябедничает, и придется его потом отлупить. Однако, когда они увидели отца, Джеймс ничего не сказал. Молчал он и на пароме. Чарльз тоже молчал и чувствовал себя паршиво. На краткий миг он поверил, что Аттракцион-парк будет к нему добр – и тут его обдурили. Остаток пути Чарльз воображал, как монетка одна-одинешенька крутится в пространстве.
Отец был чем-то невероятно взволнован. Берясь за вожжи, он воскликнул: «Только б не сглазить!» – фраза в его устах настолько необычная, что Чарльз вспомнил ее на Рождество, когда отец объяснил наконец смысл своих слов.
Глава 3
Рождество выдалось унылое. По стенам, как всегда, висели венки, на окнах стояли свечи, для Санта-Клауса оставили миску дешевых леденцов, а Джеймс и Чарльз вместе с отцом метлами вымели с крыльца старый год. Однако атмосфера в доме была настолько застывшая и аскетичная, что никакие подарки (а их в этом году было даже больше обычного) не могли убедить братьев, что им весело.
Пришло много посылок из Бостона, с красивыми наклейками, любовно надписанными маминой рукой. Новые бейсбольные перчатки. Ноты. («Ах да, вы же должны были заниматься музыкой, теперь мне от вашей мамы влетит», – пробормотал мистер Картер). Одежда, в которой можно свободно бегать и кувыркаться на траве. Калейдоскоп. Набор для фокусов. Чарльз без интереса откладывал подарки и, поскольку всё еще чувствовал свою вину за утраченную монету, то и дело порывался обнять отца, но тот лишь шикал на сына, торопясь раздать подарки.
Мистер Картер был явно занят своими мыслями. Он быстро вручал очередную коробку и со словами: «Как мило!» или «Надо же!» тянулся за следующей. Чарльзу хотелось хоть на мгновение привлечь внимание отца. Он знал, что мама склонна всё анализировать: она всегда, даже в письмах из Бостона, интересовалась его внутренним миром. В отцовский внутренний мир Чарльз пока заглянуть не мог. Он мечтал рождественским утром отпереть дверцу в этот неведомый тайник и заодно получить прощение за все свои мелкие провинности, в том числе за утрату монеты.
Когда мальчики закончили разворачивать подарки, мистер Картер подался вперед.
– Чарльз, Джеймс, вы знаете, что такое лишение земельного участка по описи?
Чарльз помотал головой, но Джеймс, любовавшийся новым оловянным солдатиком, рассеянно кивнул. Чарльз собирался ущипнуть его за руку, однако Джеймс сказал:
– Это когда имущество несостоятельного должника поступает на аукцион до конца года.
Джеймсу еще не исполнилось семи лет.
– Неправда! – закричал Чарльз.
– Вообще-то почти в точку. Кто-то внимательно слушает старших. – Мистер Картер улыбнулся и объяснил: – Мальчики, в эту пятницу в Сономе будет земельный аукцион. На торги выставлен виноградник. Обычно банк дает извещение об аукционе за девяносто и за шестьдесят дней, чтобы потенциальные участники могли подготовиться. Однако семья, которая владеет землей, – люди вконец опустившиеся, и банк опасается, что они могут сбежать. – Говоря, он всё более и более оживлялся. Чарльз понял: как бы скучно отец ни читал сказки, на интересные ему темы он, оказывается, может говорить очень даже выразительно.
Короче, мистеру Картеру представилась неслыханная финансовая возможность, однако выезжать в Сакраменто надо немедленно. Он вернется через сорок восемь часов, возможно – владельцем четырех тысяч акров превосходнейшего виноградника. Потом они все вместе отпразднуют покупку, а пока за ними присмотрят кухарка и Пэтси. Для мальчиков это будет настоящее приключение, они смогут почувствовать себя взрослыми.
Когда братья проснулись на следующее утро, отца уже не было. Джеймс, явно хорошо разбиравшийся в той части отцовской жизни, которая для Чарльза оставалась тайной за семью печатями, не волновался и считал, что всё так и надо.
Два дня братья были формально на попечении кухарки и Пэтси, прачки. Однако кухарка постоянно рассказывала истории (правдивые, по ее уверению) про маленьких мальчиков, которые попали в ад, а Пэтси всё время трепетала, что хозяйские дети разобьются, как фарфор, поэтому мальчики старались поменьше бывать со слугами. Они сами мылись и переодевались ко сну, затем показывали ногти Пэтси, которая так торопилась отделаться, что даже не терла им руки, проверяя, скрипят ли они от чистоты.
Мистер Картер должен был вернуться двадцать восьмого декабря. Во второй половине дня Чарльз и Джеймс сидели на полу в детской и играли в карты, которые выудили из ящика с игрушками. Было ужасно холодно: оба закутались в несколько слоев шерстяной одежды, как эскимосы. Чарльз то и дело посматривал на часы и прислушивался, не доносится ли звук подъезжающего экипажа. Джеймс любил карточные игры – когда выигрывал. Он швырнул карты на пол.
– Ты жухаешь!
– Нет.
– Да!
– Джеймс, в «три листа» невозможно жухать. Поэтому она и считается игрой для дурачков.
– Пэтси! – Джеймс вскочил на ноги.
– Мы не должны беспокоить Пэтси, Джеймс! – крикнул Чарльз, выбегая вслед за братом в коридор.
– Он жухает! Пэтси, Чарльз жухает! – Джеймс, не держась за перила, взбежал по черной лестнице.
Слуги жили на третьем этаже. В узком коридоре тускло горели газовые рожки. Чарльзу стало не по себе. Эта часть дома была ему почти незнакома – детям не разрешали дергать слуг, когда те отдыхают.
Джеймс заколотил в дверь к Пэтси. Чарльз попытался его остановить, но Джеймс вырвался и снова замолотил кулаками, вопя:
– Жухала!
– Отлично, – объявил Чарльз. – Ну и ори!
Он сложил руки на груди и сделал вид, будто заинтересовался эстампом на стене.
Щеки мерзли. Чарльз выдохнул, рассчитывая увидеть морозное облачко, но, видимо, было всё-таки не так холодно. Тем не менее он удивился, почему в доме не топлено. За окном в дальнем конце коридора виднелось затянутое тучами небо.
Джеймс утих и закусил палец. Братья переглянулись. Они точно знали, сколько можно шуметь, прежде чем кто-нибудь прибежит и сделает им внушение. Это время вышло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60