Улуне немного раздражителен со мной, не понимаю почему. Но ко мне подошла Секли, и все стало ясно. Дело в моем состоянии. Можно относиться ко мне как к почетному гостю-мужчине, но духов не обманешь. Она дает мне подробные указания, как поступать с моими «тряпочками», чтобы не дать возможность враждебным колдунам и демонам воспользоваться моей уязвимостью. Я должна следующие три дня провести среди женщин, но, поскольку никто против этого не возражает, большую часть времени я провожу с Турмой. Она совершенно не похожа на большинство здешних людей, она обладает душевной чистотой высокой пробы, и это скорее личное качество, а не результат воздействия культурной среды. Турма счастлива, распевает целый день, пока ткет на плоском деревянном стане длинные полосы из пестрых бумажных ниток, а потом шьет из них сумки, мешочки, большие платки.
Мы с ней много разговариваем; своими рассказами Турма помогает мне понять психологию оло и сама расспрашивает меня о моей стране. Какие демоны (оло называют их грелет, это множественное число, а единственное – грел) существуют у нас? Я вынуждена ответить ей, что в нашей стране люди не верят в демонов. Тогда она спрашивает, верят ли они в краски? воду? бобы? Это вызывает шумное оживление среди присутствующих при нашем разговоре женщин, и я смеюсь вместе с ними.
День 34-й, Даноло
Привела Турму к себе, в мой маленький домик (бон), чтобы показать ей свои сокровища. На нее они не произвели особого впечатления. Она хотела знать, сама ли я сделала шариковые авторучки, фонарик, цветные карандаши, разные другие предметы и инструменты, и сразу поскучнела, когда я сказала, что нет, и попыталась объяснить ей, что такое поздний капитализм. Торговцы не пользуются особой популярностью у оло. Визит кончился плачевно, едва я показала ей без всякого умысла свой артефакт оло. Я увидела это свое приобретение в сумке и спросила Турму, что это такое. Видимо, идубде? Турма закричала, отпрянула и бросилась бежать к большому дому с такой поспешностью, словно за ней гнались все демоны ада.
Позже я поговорила с ней, но она наотрез отказалась ответить мне на вопрос, для чего предназначен этот амулет. Секли сделала мне выговор за то, что я показала его Турме: это самое худшее, что можно показать беременной женщине, – ч'андоултет, самый сильный амулет колдовства. Неужели я этого не знала? Я сказала, что знаю пока немногое.
Турма поет своему еще не рожденному ребенку и разговаривает с ним. У нее будет девочка, Турма это знает. Она надеется, что будет сефуне с этим ребенком. Такое иногда случается, и это великое знамение. Турма поет облакам и птицам, кустам и камням. Уверяет, будто они тоже ей поют. Неужели ты не слышишь, Гдездикамаи? Нет, я не слышу.
День 36-й, Даноло
Улуне сегодня в разговорчивом настроении, точнее сказать, он склонен к рассуждениям, но нередко изъясняется афоризмами или просто загадками.
Его взгляд на время. Каждый миг времени находится во власти невидимого мира, м'доли, существующего вне обычного времени и пространства. Ифа – хранитель времени, вот почему мы обращаемся к нему за предсказаниями, но он также и хранитель прошлого. А почему прошлое надо охранять? – задает вопрос неофит в моем лице. Улуне смотрит на меня с огорчением во взоре. Потому что оно может быть изменено. Однако это адонбана. Действие, которое причиняет миру страдания, переводит он. Причина наших странствий. Как я понимаю из дальнейшего, это и причина переселения оло из Ифе, великолепного Ифе, в это место, Даноло, что можно перевести словами «где люди должны остаться». Я загораюсь, полагая, что вот сейчас он изложит мне величайшую тайну, но Улуне этого не делает. Просто сказал, что сообщит мне обо всем, когда я буду в этом нуждаться. А как мне узнать, что я в этом нуждаюсь? Ты это узнаешь, заявил он и больше ничего не добавил.
Я спросила, как можно изменить прошлое. Оно свершилось, и все. Разве что в собственной памяти можно его изменить. Улуне осторожно постукивает пальцами меня по лбу. Жанна, Жанна, как же ты не можешь понять? Следует небольшой курс онтологии оло – философии их бытия. Реален только м'арун, потусторонний мир. Здешний мир, м'фа, – всего лишь видимость, тени, игра. Философия Платона в Африке! Но это подарок ориша. Они позволяют нам, чародеям, играть с ним, как отец позволяет маленькому сыну играть со своим копьем или луком. Но не пользоваться ими. Не ломать их. Мы должны соблюдать дебентчуайе. Новое слово, оно значит «гармоническая связь». Именно благодаря ей и существуют вещи? А что происходит, если чародей этого не соблюдает? Тогда приходит ориша, говорит Улуне. Я возразила, что ориша приходят постоянно. Ифа является в качестве оракула, Эшу приходит, чтобы отворить ворота, ориша вселяются в своих медиумов во время церемоний йоруба… Нет-нет, говорит он, я имею в виду, что ориша приходит сам, не дух его, как в церемониях йоруба и сонгаи. Истинный ориша. А что происходит потом? – спрашиваю я. Он пожимает плечами. Это зависит от обстоятельств. Несчастье. Великое проклятие. Я спрашиваю, видел ли он сам такое когда-нибудь. Однажды, ответил он, очень давно. И не хочу увидеть снова.
Глава двадцать седьмая
Они сидели в отделе убийств за письменным столом Барлоу. Паз изложил Барлоу всю историю с самого начала, опустив сверхъестественные подробности или смягчив их и переведя в рациональный план. Барлоу посидел молча, переваривая услышанное, а Паз тем временем испытывал знакомое и неприятное чувство неуверенности.
– Ты больше никому не рассказывал об этом, Джимми?
– Никому, счел за лучшее рассказать первым долгом тебе.
– Хорошо, – раздумчиво произнес Барлоу. – Давай посмотрим, верно ли я тебя понял. Здесь у нас находится под замком леди, которая выдавала себя за Тьюи, но на самом деле она Джейн Доу. Она замужем за Де Уиттом Муром, знаменитым писателем, а он находится в нашем городе и участвует в постановке своей пьесы в театре «Гроув», но в то же время занимается этими убийствами, поскольку он к тому же африканский колдун-лекарь, и убийства плюс каннибализм и есть для него самое важное. Есть предположения, что он наделен необычными способностями, у него имеется шайка соучастников и некий наркотический африканский порошок, при помощи которого он одурманивает свои жертвы и тех, кто эти жертвы охраняет. Это он убил Мэри Доу два года назад, хоть мы и установили, что у него вроде бы неопровержимое алиби. Итак, опять эти африканские порошки. Я ничего не упустил?
– Но ты этому не веришь, так?
– Я бы не сказал. Я верю, что ты заполучил настоящую Джейн Доу и что этот тип Мур – убийца. Это хорошо. Что касается прочего… оно весьма невероятно.
– Невероятно? Некоторое время назад не ты ли утверждал, будто сам Сатана сорвался с цепи в округе Дэйд?
– Что он сорвался с цепи, нет никакого сомнения, – ответил Барлоу, нимало не уязвленный. – Но это не тот факт, который я мог бы предложить вниманию прокурора штата. Предоставим кесарю кесарево, изложив начальству объективные свидетельства и ту версию, которую они должны проглотить, а не выплюнуть. Но твоя барышня не кажется мне надежным свидетелем.
– Так поговори с ней сам! Проверь свои предположения. Замешана она в преступлениях или нет, она все еще защищает его в связи со всей этой знахарской колдовской чепухой. – Паз невесело рассмеялся. – Помешанная? Давай я приведу к тебе эту помешанную.
Джейн Доу перевели из камеры предварительного заключения в комнату для допросов. Паз наблюдал за тем, как Барлоу разговаривает с ней в своей обычной спокойной и эффективной манере. Ни единого саркастического замечания, ни малейшей демонстрации собственного превосходства, просто два человека беседуют. Магнитофон включен, ведется запись. Паз наблюдал это много раз, и его выводило из себя, что сам он так не умеет и вечно старается дать подозреваемому понять, будто он, Паз, важная птица и его не обведешь вокруг пальца. Он знал, что это глупо, но не мог справиться с собой и грыз себя, называя плохим полицейским, которому никогда не добиться доверия подозреваемого и не распутать дело.
История, которую Джейн рассказывала, была в точности та же самая, какую Джимми слышал от нее, однако более подробная и более связно изложенная. Барлоу спрашивал ее, где она была в те ночи, когда происходили убийства. У Джейн не существовало алиби в случае с убийствами Уоллес и Варгас; что касается убийства Эйлис Пауэре в «Милано», Джейн сказала, что была в тот вечер на бембе.
– Повторите, пожалуйста.
– Бембе – это ритуал сантерии, – объяснила Доу. – Люди танцуют, и к ним нисходят ориша, это духи, они временно вселяются в людей и делают предсказания, дают советы.
– И вы получили совет от этих духов, мэм?
– Да. Мне было сказано, что, прежде чем закрыть дверь, надо открыть ее. И что я должна привезти отцу желтую птичку. Мне дан был совет уехать по воде.
– Это воистину интересно. И что вы намерены предпринять?
– Пока не знаю. Ифа нередко говорит загадочно. Вполне понятен только совет о поездке по воде.
– По воде, хм? Почему же вы не последовали совету?
Паз заметил, что Барлоу доволен собой. И что самое примечательное, довольна была и женщина. Выражение ее лица просветлело, поэтому Паз пригляделся к ней с уже большим интересом. Такое худое, с выступающими костями лицо вряд ли могло бы появиться на обложке журнала, но ей все же стоило бы заняться своей наружностью и одеждой; у нее, видимо, нет вкуса. Паз предпочитал женщин со вкусом. И стилем. А у этой не прическа, а настоящее стихийное бедствие.
Доу сказала:
– У меня нет судна. К тому же сначала я должна найти нескольких друзей и должна остановить своего мужа. Я чувствую себя обязанной сделать это.
– Ясно, – произнес Барлоу. – Итак, вы сообщите нам некоторые имена, и мы их проверим. Ну а насчет друзей… вы имеете в виду шайку, о которой говорил здесь детектив Паз, то есть сообщников вашего мужа?
Джейн бросила на Джимми быстрый взгляд.
– Нет, я имела в виду магических друзей. Никакой шайки не существует. Это фикция, продиктованная детективу Пазу его воображением. Мой муж проделывает все это сам.
– Вы могли бы объяснить, каким образом?
Она готова была это сделать. И снова посыпалось: тысячелетняя история, различные растения, шишковидная железа, меланоциты… Барлоу некоторое время слушал молча, потом магнитофон мягко щелкнул, и запись прекратилась.
– Вы имеете представление, ради чего все это, мэм?
– Что именно?
– Почему он делает это?
– Но объяснила: нейролептические субстанции в извлеченных из тела органах…
– Не надо, это я усвоил. Он хочет получить дополнительные, ускоряющие процесс средства для своего колдовства. Я хочу понять, для чего ему это нужно. Что он намерен делать, когда получит эти средства?
– Я не знаю. Не имею представления, каким он стал теперь. Может, он воображает себя мстителем белой Америке за Африку. Хочет показать, что существует черная технология уничтожения, более сильная, нежели технология того же типа у нас. Что-нибудь в этом роде. Он исключительно жестокий человек.
– Полагаю, что так, – сказал Барлоу. – И эту идею он вывез из Африки?
– В Африке он научился способам действия. Быть может, у него всегда была в голове эта идея. Нет, это неправда. Он хотел быть замеченным, реально замеченным как личность, именно он как таковой, а не как личность с добавлением определения «черный», как пишут в разных анкетах. Не как черный поэт, черный драматург, черный муж богатой белой женщины. Он чувствовал, что никогда не добьется своей цели, и это приводило его в бешенство. Тогда он вбил себе в голову, что расе, черной расе разумеется, необходим свой Гитлер, без этого белые люди никогда не станут принимать черных всерьез. И Африка, куда мы поехали, и то, чему он научился там, я думаю, изменили его кардинально. То скверное и злое, что пряталось в глубинах души, возобладало и поглотило все остальное, даже о роли Гитлера он позабыл. Такое случается. Возможно, такое произошло и с Гитлером. Один мой друг имел обыкновение говорить, что вступать в контакт с миром магии, не имея стойкой, очень цельной нравственной основы, – значит подвергать себя самой грозной опасности, какую только можно себе представить. А Уитт ее не имел.
– Ничего себе история, Джейн, – после долгой паузы проговорил Барлоу.
– Расскажите нам о вашей сестре, – вдруг заговорил Паз; Барлоу поглядел на него вопросительно, но Джимми было плевать на это. Он был зол – и не только на убийцу.
Джейн Доу попросила воды; Барлоу вышел и принес воду в большой пластмассовой чашке. Джейн выпила ее медленно, большими глотками и начала рассказывать:
– В Африке я заболела. Кончилось это больницей католической миссии в Бамако. Я долго была без сознания, при смерти, и кто-то из окружающих связался с моим братом. Он приехал за мной и отвез в Лонг-Айленд, родные поместили меня в клинику. Я этого не помню. Врачи не обнаружили у меня никакой патологии, но кажется, я утратила способность усваивать пищу. Уитт появился примерно через месяц, выглядел как обычно и был очень мил. К этому времени мне уже стало лучше. В моей болезни прежде всего был повинен он… ради забавы хотел наказать меня за… что-то… потом помог мне. Я ничего не говорила родным об этом и о том, что произошло. Это трудно описать или объяснить, но… когда я вернулась в Сайоннет, Африка стала казаться мне длинным дурным сном. Я считаю, что была тогда не совсем в здравом уме. Твердила себе, что слишком долго проболела. Я хотела, чтобы ничего этого не произошло, и в конце концов убедила себя, что этого на самом деле и не было. А он обладал теперь некоей силой… аурой, наводящей страх. Чувствуешь себя птицей, которую гипнотизирует змея. Я видела сны. Он действовал на меня через мои сновидения. – Джейн издала звук, похожий на всхлип и, скорее всего, предвещающий истерический припадок, но подавила импульс. – Это звучит нелепо, безумно. Во всяком случае, я ничего не натворила. Но настал день, когда он убил Мэри и ее ребенка. Думаю, ради того, чтобы показать мне свою силу и причинить страдания нашей семье, хотя все мои родные относились к нему очень по-доброму. А я боялась, что он убьет их всех. И чтобы спасти их, я увела «Ястреба» и убила себя.
– Но вы не убили себя, – заметил Паз.
– Не убила? Мне кажется, что убила. Я решила превратиться в Долорес, ведь из-за путаницы в Бамако у меня оказались все ее документы. Я взяла их с собой в таком жестяном ящичке, в нем были и некоторые другие вещи. Я все подготовила к взрыву яхты: вылила на днище все дизельное топливо, испортила регулятор подачи газа на баллоне с бутаном, подсоединенном к плите на камбузе. И не смогла этого сделать. Я хотела жить, чтобы… даже не знаю… чтобы свидетельствовать против него. Я чувствовала, что мне рано уходить из жизни, Ифа ждет, чтобы я исполнила его волю. У меня был пистолет. Я собиралась поджечь все это и застрелиться, но не сделала этого. У нас на борту была надувная лодка. Я надула ее, заливаясь слезами, как маленький ребенок. Потом я подготовила яхту к взрыву. Воспользовалась кухонным таймером, подсоединив к нему два проводка от стартера, закрепила их клейкой лентой, открыла газовый вентиль, установила таймер на срок в полчаса, заперла каюту и спустилась в надувную лодку. Высадилась на берег возле Бриджпорта, оттолкнула лодку от берега и поплелась в Дампстер. В это время яхта взорвалась и загорелась. Я не оглянулась. Пешком вошла в город, сняла комнату в мотеле под именем Долорес. На мне были большие солнечные очки и шляпа с большими полями. Впрочем, мотель был не из тех, где обращают внимание на вашу физиономию. Купила краску, изменила цвет волос, сунула за щеки ватные тампоны. Потом я купила дешевую подержанную машину у вьетнамских дилеров.
– А как с деньгами? – спросил Паз. – С ваших счетов вы ничего не снимали. Это проверено.
– Папа всегда держал пару тысяч в рундуке на яхте – на всякий случай, если деньги понадобятся где-нибудь в иностранном порту. Я уехала в Майами и обзавелась хозяйством.
– Вы думали, он станет разыскивать вас? – спросил Барлоу.
– Да. Он кое-что говорил перед тем… как убил Мэри. Полагаю, хотел вовлечь меня в свои дела. Он считает, что мы принадлежим друг другу. Хочет, чтобы я любовалась его делами и восхищалась им. Я говорю так, ибо понимаю, какой он и на что способен. А вы, парни, не понимаете. – Она взглянула на Паза. – Поймите, что вы не в силах остановить его. Вы считаете, будто можете, так как в глубине души расцениваете то, о чем я говорю, как безумные бредни. И думаете, будто пистолеты, наручники, тюремные камеры и так далее сделают свое дело. Но это не так.
– Ясно, – сказал Барлоу. – Ну и что же вы нам советуете предпринять? Делать перед ним пассы?
Она что-то пробормотала, и тут взорвался Джимми:
– Говорите же? Какое средство? Святая вода?
– Джиладоул.
– Это еще что за чертовщина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Мы с ней много разговариваем; своими рассказами Турма помогает мне понять психологию оло и сама расспрашивает меня о моей стране. Какие демоны (оло называют их грелет, это множественное число, а единственное – грел) существуют у нас? Я вынуждена ответить ей, что в нашей стране люди не верят в демонов. Тогда она спрашивает, верят ли они в краски? воду? бобы? Это вызывает шумное оживление среди присутствующих при нашем разговоре женщин, и я смеюсь вместе с ними.
День 34-й, Даноло
Привела Турму к себе, в мой маленький домик (бон), чтобы показать ей свои сокровища. На нее они не произвели особого впечатления. Она хотела знать, сама ли я сделала шариковые авторучки, фонарик, цветные карандаши, разные другие предметы и инструменты, и сразу поскучнела, когда я сказала, что нет, и попыталась объяснить ей, что такое поздний капитализм. Торговцы не пользуются особой популярностью у оло. Визит кончился плачевно, едва я показала ей без всякого умысла свой артефакт оло. Я увидела это свое приобретение в сумке и спросила Турму, что это такое. Видимо, идубде? Турма закричала, отпрянула и бросилась бежать к большому дому с такой поспешностью, словно за ней гнались все демоны ада.
Позже я поговорила с ней, но она наотрез отказалась ответить мне на вопрос, для чего предназначен этот амулет. Секли сделала мне выговор за то, что я показала его Турме: это самое худшее, что можно показать беременной женщине, – ч'андоултет, самый сильный амулет колдовства. Неужели я этого не знала? Я сказала, что знаю пока немногое.
Турма поет своему еще не рожденному ребенку и разговаривает с ним. У нее будет девочка, Турма это знает. Она надеется, что будет сефуне с этим ребенком. Такое иногда случается, и это великое знамение. Турма поет облакам и птицам, кустам и камням. Уверяет, будто они тоже ей поют. Неужели ты не слышишь, Гдездикамаи? Нет, я не слышу.
День 36-й, Даноло
Улуне сегодня в разговорчивом настроении, точнее сказать, он склонен к рассуждениям, но нередко изъясняется афоризмами или просто загадками.
Его взгляд на время. Каждый миг времени находится во власти невидимого мира, м'доли, существующего вне обычного времени и пространства. Ифа – хранитель времени, вот почему мы обращаемся к нему за предсказаниями, но он также и хранитель прошлого. А почему прошлое надо охранять? – задает вопрос неофит в моем лице. Улуне смотрит на меня с огорчением во взоре. Потому что оно может быть изменено. Однако это адонбана. Действие, которое причиняет миру страдания, переводит он. Причина наших странствий. Как я понимаю из дальнейшего, это и причина переселения оло из Ифе, великолепного Ифе, в это место, Даноло, что можно перевести словами «где люди должны остаться». Я загораюсь, полагая, что вот сейчас он изложит мне величайшую тайну, но Улуне этого не делает. Просто сказал, что сообщит мне обо всем, когда я буду в этом нуждаться. А как мне узнать, что я в этом нуждаюсь? Ты это узнаешь, заявил он и больше ничего не добавил.
Я спросила, как можно изменить прошлое. Оно свершилось, и все. Разве что в собственной памяти можно его изменить. Улуне осторожно постукивает пальцами меня по лбу. Жанна, Жанна, как же ты не можешь понять? Следует небольшой курс онтологии оло – философии их бытия. Реален только м'арун, потусторонний мир. Здешний мир, м'фа, – всего лишь видимость, тени, игра. Философия Платона в Африке! Но это подарок ориша. Они позволяют нам, чародеям, играть с ним, как отец позволяет маленькому сыну играть со своим копьем или луком. Но не пользоваться ими. Не ломать их. Мы должны соблюдать дебентчуайе. Новое слово, оно значит «гармоническая связь». Именно благодаря ей и существуют вещи? А что происходит, если чародей этого не соблюдает? Тогда приходит ориша, говорит Улуне. Я возразила, что ориша приходят постоянно. Ифа является в качестве оракула, Эшу приходит, чтобы отворить ворота, ориша вселяются в своих медиумов во время церемоний йоруба… Нет-нет, говорит он, я имею в виду, что ориша приходит сам, не дух его, как в церемониях йоруба и сонгаи. Истинный ориша. А что происходит потом? – спрашиваю я. Он пожимает плечами. Это зависит от обстоятельств. Несчастье. Великое проклятие. Я спрашиваю, видел ли он сам такое когда-нибудь. Однажды, ответил он, очень давно. И не хочу увидеть снова.
Глава двадцать седьмая
Они сидели в отделе убийств за письменным столом Барлоу. Паз изложил Барлоу всю историю с самого начала, опустив сверхъестественные подробности или смягчив их и переведя в рациональный план. Барлоу посидел молча, переваривая услышанное, а Паз тем временем испытывал знакомое и неприятное чувство неуверенности.
– Ты больше никому не рассказывал об этом, Джимми?
– Никому, счел за лучшее рассказать первым долгом тебе.
– Хорошо, – раздумчиво произнес Барлоу. – Давай посмотрим, верно ли я тебя понял. Здесь у нас находится под замком леди, которая выдавала себя за Тьюи, но на самом деле она Джейн Доу. Она замужем за Де Уиттом Муром, знаменитым писателем, а он находится в нашем городе и участвует в постановке своей пьесы в театре «Гроув», но в то же время занимается этими убийствами, поскольку он к тому же африканский колдун-лекарь, и убийства плюс каннибализм и есть для него самое важное. Есть предположения, что он наделен необычными способностями, у него имеется шайка соучастников и некий наркотический африканский порошок, при помощи которого он одурманивает свои жертвы и тех, кто эти жертвы охраняет. Это он убил Мэри Доу два года назад, хоть мы и установили, что у него вроде бы неопровержимое алиби. Итак, опять эти африканские порошки. Я ничего не упустил?
– Но ты этому не веришь, так?
– Я бы не сказал. Я верю, что ты заполучил настоящую Джейн Доу и что этот тип Мур – убийца. Это хорошо. Что касается прочего… оно весьма невероятно.
– Невероятно? Некоторое время назад не ты ли утверждал, будто сам Сатана сорвался с цепи в округе Дэйд?
– Что он сорвался с цепи, нет никакого сомнения, – ответил Барлоу, нимало не уязвленный. – Но это не тот факт, который я мог бы предложить вниманию прокурора штата. Предоставим кесарю кесарево, изложив начальству объективные свидетельства и ту версию, которую они должны проглотить, а не выплюнуть. Но твоя барышня не кажется мне надежным свидетелем.
– Так поговори с ней сам! Проверь свои предположения. Замешана она в преступлениях или нет, она все еще защищает его в связи со всей этой знахарской колдовской чепухой. – Паз невесело рассмеялся. – Помешанная? Давай я приведу к тебе эту помешанную.
Джейн Доу перевели из камеры предварительного заключения в комнату для допросов. Паз наблюдал за тем, как Барлоу разговаривает с ней в своей обычной спокойной и эффективной манере. Ни единого саркастического замечания, ни малейшей демонстрации собственного превосходства, просто два человека беседуют. Магнитофон включен, ведется запись. Паз наблюдал это много раз, и его выводило из себя, что сам он так не умеет и вечно старается дать подозреваемому понять, будто он, Паз, важная птица и его не обведешь вокруг пальца. Он знал, что это глупо, но не мог справиться с собой и грыз себя, называя плохим полицейским, которому никогда не добиться доверия подозреваемого и не распутать дело.
История, которую Джейн рассказывала, была в точности та же самая, какую Джимми слышал от нее, однако более подробная и более связно изложенная. Барлоу спрашивал ее, где она была в те ночи, когда происходили убийства. У Джейн не существовало алиби в случае с убийствами Уоллес и Варгас; что касается убийства Эйлис Пауэре в «Милано», Джейн сказала, что была в тот вечер на бембе.
– Повторите, пожалуйста.
– Бембе – это ритуал сантерии, – объяснила Доу. – Люди танцуют, и к ним нисходят ориша, это духи, они временно вселяются в людей и делают предсказания, дают советы.
– И вы получили совет от этих духов, мэм?
– Да. Мне было сказано, что, прежде чем закрыть дверь, надо открыть ее. И что я должна привезти отцу желтую птичку. Мне дан был совет уехать по воде.
– Это воистину интересно. И что вы намерены предпринять?
– Пока не знаю. Ифа нередко говорит загадочно. Вполне понятен только совет о поездке по воде.
– По воде, хм? Почему же вы не последовали совету?
Паз заметил, что Барлоу доволен собой. И что самое примечательное, довольна была и женщина. Выражение ее лица просветлело, поэтому Паз пригляделся к ней с уже большим интересом. Такое худое, с выступающими костями лицо вряд ли могло бы появиться на обложке журнала, но ей все же стоило бы заняться своей наружностью и одеждой; у нее, видимо, нет вкуса. Паз предпочитал женщин со вкусом. И стилем. А у этой не прическа, а настоящее стихийное бедствие.
Доу сказала:
– У меня нет судна. К тому же сначала я должна найти нескольких друзей и должна остановить своего мужа. Я чувствую себя обязанной сделать это.
– Ясно, – произнес Барлоу. – Итак, вы сообщите нам некоторые имена, и мы их проверим. Ну а насчет друзей… вы имеете в виду шайку, о которой говорил здесь детектив Паз, то есть сообщников вашего мужа?
Джейн бросила на Джимми быстрый взгляд.
– Нет, я имела в виду магических друзей. Никакой шайки не существует. Это фикция, продиктованная детективу Пазу его воображением. Мой муж проделывает все это сам.
– Вы могли бы объяснить, каким образом?
Она готова была это сделать. И снова посыпалось: тысячелетняя история, различные растения, шишковидная железа, меланоциты… Барлоу некоторое время слушал молча, потом магнитофон мягко щелкнул, и запись прекратилась.
– Вы имеете представление, ради чего все это, мэм?
– Что именно?
– Почему он делает это?
– Но объяснила: нейролептические субстанции в извлеченных из тела органах…
– Не надо, это я усвоил. Он хочет получить дополнительные, ускоряющие процесс средства для своего колдовства. Я хочу понять, для чего ему это нужно. Что он намерен делать, когда получит эти средства?
– Я не знаю. Не имею представления, каким он стал теперь. Может, он воображает себя мстителем белой Америке за Африку. Хочет показать, что существует черная технология уничтожения, более сильная, нежели технология того же типа у нас. Что-нибудь в этом роде. Он исключительно жестокий человек.
– Полагаю, что так, – сказал Барлоу. – И эту идею он вывез из Африки?
– В Африке он научился способам действия. Быть может, у него всегда была в голове эта идея. Нет, это неправда. Он хотел быть замеченным, реально замеченным как личность, именно он как таковой, а не как личность с добавлением определения «черный», как пишут в разных анкетах. Не как черный поэт, черный драматург, черный муж богатой белой женщины. Он чувствовал, что никогда не добьется своей цели, и это приводило его в бешенство. Тогда он вбил себе в голову, что расе, черной расе разумеется, необходим свой Гитлер, без этого белые люди никогда не станут принимать черных всерьез. И Африка, куда мы поехали, и то, чему он научился там, я думаю, изменили его кардинально. То скверное и злое, что пряталось в глубинах души, возобладало и поглотило все остальное, даже о роли Гитлера он позабыл. Такое случается. Возможно, такое произошло и с Гитлером. Один мой друг имел обыкновение говорить, что вступать в контакт с миром магии, не имея стойкой, очень цельной нравственной основы, – значит подвергать себя самой грозной опасности, какую только можно себе представить. А Уитт ее не имел.
– Ничего себе история, Джейн, – после долгой паузы проговорил Барлоу.
– Расскажите нам о вашей сестре, – вдруг заговорил Паз; Барлоу поглядел на него вопросительно, но Джимми было плевать на это. Он был зол – и не только на убийцу.
Джейн Доу попросила воды; Барлоу вышел и принес воду в большой пластмассовой чашке. Джейн выпила ее медленно, большими глотками и начала рассказывать:
– В Африке я заболела. Кончилось это больницей католической миссии в Бамако. Я долго была без сознания, при смерти, и кто-то из окружающих связался с моим братом. Он приехал за мной и отвез в Лонг-Айленд, родные поместили меня в клинику. Я этого не помню. Врачи не обнаружили у меня никакой патологии, но кажется, я утратила способность усваивать пищу. Уитт появился примерно через месяц, выглядел как обычно и был очень мил. К этому времени мне уже стало лучше. В моей болезни прежде всего был повинен он… ради забавы хотел наказать меня за… что-то… потом помог мне. Я ничего не говорила родным об этом и о том, что произошло. Это трудно описать или объяснить, но… когда я вернулась в Сайоннет, Африка стала казаться мне длинным дурным сном. Я считаю, что была тогда не совсем в здравом уме. Твердила себе, что слишком долго проболела. Я хотела, чтобы ничего этого не произошло, и в конце концов убедила себя, что этого на самом деле и не было. А он обладал теперь некоей силой… аурой, наводящей страх. Чувствуешь себя птицей, которую гипнотизирует змея. Я видела сны. Он действовал на меня через мои сновидения. – Джейн издала звук, похожий на всхлип и, скорее всего, предвещающий истерический припадок, но подавила импульс. – Это звучит нелепо, безумно. Во всяком случае, я ничего не натворила. Но настал день, когда он убил Мэри и ее ребенка. Думаю, ради того, чтобы показать мне свою силу и причинить страдания нашей семье, хотя все мои родные относились к нему очень по-доброму. А я боялась, что он убьет их всех. И чтобы спасти их, я увела «Ястреба» и убила себя.
– Но вы не убили себя, – заметил Паз.
– Не убила? Мне кажется, что убила. Я решила превратиться в Долорес, ведь из-за путаницы в Бамако у меня оказались все ее документы. Я взяла их с собой в таком жестяном ящичке, в нем были и некоторые другие вещи. Я все подготовила к взрыву яхты: вылила на днище все дизельное топливо, испортила регулятор подачи газа на баллоне с бутаном, подсоединенном к плите на камбузе. И не смогла этого сделать. Я хотела жить, чтобы… даже не знаю… чтобы свидетельствовать против него. Я чувствовала, что мне рано уходить из жизни, Ифа ждет, чтобы я исполнила его волю. У меня был пистолет. Я собиралась поджечь все это и застрелиться, но не сделала этого. У нас на борту была надувная лодка. Я надула ее, заливаясь слезами, как маленький ребенок. Потом я подготовила яхту к взрыву. Воспользовалась кухонным таймером, подсоединив к нему два проводка от стартера, закрепила их клейкой лентой, открыла газовый вентиль, установила таймер на срок в полчаса, заперла каюту и спустилась в надувную лодку. Высадилась на берег возле Бриджпорта, оттолкнула лодку от берега и поплелась в Дампстер. В это время яхта взорвалась и загорелась. Я не оглянулась. Пешком вошла в город, сняла комнату в мотеле под именем Долорес. На мне были большие солнечные очки и шляпа с большими полями. Впрочем, мотель был не из тех, где обращают внимание на вашу физиономию. Купила краску, изменила цвет волос, сунула за щеки ватные тампоны. Потом я купила дешевую подержанную машину у вьетнамских дилеров.
– А как с деньгами? – спросил Паз. – С ваших счетов вы ничего не снимали. Это проверено.
– Папа всегда держал пару тысяч в рундуке на яхте – на всякий случай, если деньги понадобятся где-нибудь в иностранном порту. Я уехала в Майами и обзавелась хозяйством.
– Вы думали, он станет разыскивать вас? – спросил Барлоу.
– Да. Он кое-что говорил перед тем… как убил Мэри. Полагаю, хотел вовлечь меня в свои дела. Он считает, что мы принадлежим друг другу. Хочет, чтобы я любовалась его делами и восхищалась им. Я говорю так, ибо понимаю, какой он и на что способен. А вы, парни, не понимаете. – Она взглянула на Паза. – Поймите, что вы не в силах остановить его. Вы считаете, будто можете, так как в глубине души расцениваете то, о чем я говорю, как безумные бредни. И думаете, будто пистолеты, наручники, тюремные камеры и так далее сделают свое дело. Но это не так.
– Ясно, – сказал Барлоу. – Ну и что же вы нам советуете предпринять? Делать перед ним пассы?
Она что-то пробормотала, и тут взорвался Джимми:
– Говорите же? Какое средство? Святая вода?
– Джиладоул.
– Это еще что за чертовщина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51