Ясно одно: она сверхъестественно, потрясающе красива. Слева от нее находилась другая женщина, высокая блондинка, невероятно худая, с обеспокоенным лицом. Она смотрела на жертву с выражением, которое Паз не смог бы точно определить. С болью? Со злостью? Со страхом? По другую сторону от беременной шел веселый, оживленный мужчина и, судя по его жестам, либо рассказывал смешной анекдот, либо шутил. Может ли быть, что именно его слова вызвали улыбку на лице мадонны и встревоженное выражение на лице другой женщины? Ее сестры, Джейн Клары Доу, как было написано на белой пояснительной наклейке на обороте снимка. Мужчина был зятем жертвы, мистер Де Уитт Мур, супруг Джейн Клары. И мужчина этот здорово похож на Паза.
Внутри у Джимми словно взорвалось сразу несколько маленьких реактивных зарядов; ему мучительно трудно было сдерживать себя, пока агент ФБР заканчивал свое сообщение. Паз уже дважды попадал в подобное положение: первый раз в истории с Югансом, второй – когда с такой пагубной настойчивостью пытался добиться от Тэнзи Фрэнклин описания наружности убийцы. Он не собирался предпринимать еще одну попытку. Нет, вопрос заключался в том, что делать с этой гипотезой. Он столкнулся с извечной проблемой детективов – сообщать или не сообщать властям о своем устойчивом подозрении? Если сообщишь, тебе, может, и удастся прижать преступника к ногтю, но может случиться и так, что ты попадешь в дерьмо, если подозрение окажется ложным. А если не сообщишь в верхи по цепочке, и парень окажется тем самым, мало того, если его сцапает кто-то другой, или, что еще хуже, он улизнет, или, самое худшее, совершит еще одно преступление, и при этом выплывет наружу, что ты имел серьезное и обоснованное подозрение, но ничего не предпринял, то ты просто утонешь в дерьме.
Единственный разумный выход – поговорить с Барлоу. Кстати, это одно из правил Барлоу. Потолкуй с напарником. Клетис Барлоу, считал Джимми, был всегда вполне откровенен с ним во время расследования дела. С другой стороны, подозрения Барлоу были неизменно правильными, в то время как Паз нередко заблуждался.
Агент Робинетт закончил свою речь, ему задали несколько вопросов, потом заспорили о том, какие шаги предпринять, действовать ли активно, упреждая преступника, или устроить ему западню. Собравшиеся за столом были против гипотезы ФБР. Им подавай культ, исповедуемый черными кубинцами или гаитянами, возможно при соучастии белых. Майами – город культов, какой смысл в том, что кто-то станет искать и преследовать сумасшедшего ученого за пределами города? И где убийца получал экзотические яды, у кого? У ботаников, врачей, знахарей, колдунов…
Все споры моментально утихли, едва раздался громыхающий бас того, кто сидел во главе стола. Невил Д. Хортон до сих пор не высказывался сколько-нибудь пространно, но теперь он взял слово и сделал это настолько уверенно и громко, что все собравшиеся умолкли. Не только потому, что Хортон был начальником полиции, но и благодаря внушительности всего его облика: рост шесть футов четыре дюйма, вес более трехсот фунтов, загорелый дочерна, и над всем этим светло-серая шапка коротких и густых кучерявых волос, безвременно поседевших. Хортон пророкотал:
– Ребята, через два часа у меня встреча с мэром и управляющим городом. Сразу после этого мы втроем окажемся перед телекамерой, и я намерен сообщить людям, что мы идем по горячему следу изверга, что мы практически получили от ФБР адрес и номер его телефона и что превращение его в хорошо поджаренного петуха – лишь вопрос времени. Я не собираюсь стоять там перед лицом Бога и людей и говорить, что мы ищем то ли черного, то ли белого сумасшедшего ученого на чертовом велосипеде. Будьте же серьезными, ребята! Если нам придется обеспечить вооруженным охранником каждую женщину на сносях в городе Майами, мы так и сделаем. Это не должно произойти еще раз. Арни, ты головой отвечаешь за это дело. Думаю, тебе тоже стоит поехать на телевидение, чтобы люди знали, кто стоит на страже порядка!
Хортон улыбнулся – широко, чтобы показать, что шутит, но он не шутил.
– Мне нужно подготовиться к выступлению. У вас есть час времени. Благодарю всех за хорошую работу. Удачи вам, и да помилует нас Бог, если мы провалим это дело.
Он поднялся над столом, словно кит из вод морских, и вышел из кабинета в сопровождении своих помощников.
После ухода высокого начальства Мендес принял на себя полномочия и начал отдавать приказания собравшимся офицерам полиции, а те в свою очередь отправились передавать их своим подчиненным, как только совещание закончилось. Мендес пригласил Барлоу, Паза и Робинетта к себе в кабинет. Мендес был зол, ибо он подозревал, что его поставили примерно в то положение, в которое он сам столь охотно поставил Джимми. Теперь он с самым мрачным видом уставился на трех остальных.
– Ну? Что мы скажем публике?
– Капитан, сейчас время стратегических заявлений отвлекающего порядка, – сказал Робинетт.
Мендес недовольно фыркнул.
– Мне нравится эта формулировка. Что она означает?
– Наш парень сейчас очень доволен собой. Он так ловко перехитрил копов. Он наверняка изучает репортажи в газетах и ржет над ними в свое удовольствие, уверенный, что умело прикрывает свою задницу. Что, если мы пустим в ход не наши истинные, а ложные предположения вроде того, что преступник – явно неадекватная личность с тяжелыми сексуальными проблемами, импотент, вынужденный заниматься черной работой? Это может оказать на него влияние, он, скажем, вступит в контакт с прессой или телевидением. В худшем случае он подумает, будто мы совсем сбиты с толку и он, таким образом, в полной безопасности. И нам тогда следует просить шефа, чтобы дали охрану беременным женщинам в нескольких местах, если он достаточно самонадеян и пойдет на новое преступление.
Мендес зло усмехнулся.
– Да, шефу особенно понравится мысль превратить беременных женщин в наживку. Как вы полагаете, сколько в городе таких женщин?
– Статистика ежегодной рождаемости в Штатах утверждает, что их четырнадцать на тысячу, – ответил Робинетт. – Предположим, что в округе Майами миллион женщин, стало быть, рожает четырнадцать тысяч в год, предположим, что в этом месяце на сносях одна двенадцатая часть, таким образом, их примерно тысяча сто шестьдесят.
– Хм, такое, пожалуй, выполнимо, – сказал Мендес. – Они могут поселиться на твоем ранчо, Клетис.
– Рад буду принять их, – сказал Барлоу. – Велю Ирме начинать кипятить воду прямо сейчас.
Паз вмешался в разговор:
– Шеф, я считаю, нам стоило бы съездить в Нью-Йорк, поговорить с тамошними копами и с людьми, живущими поблизости от места убийства, с отцом погибшей женщины и так далее.
– А зачем? – спросил Мендес.
Это был момент, когда стоило бы заговорить о снимке из лонг-айлендской папки и своих соображениях в связи с ним, но Джимми, взглянув в глаза шефа и оценив их выражение, которое было циничным и насмешливым, пошел на попятный. Он сказал:
– А затем что парень был там. И сделал свое дело. Оставил свой след, кто-то мог бы его вспомнить. Вы слышали, как агент Робинетт рассказывал, что следствие проводилось спустя рукава, поскольку следователи пришли к выводу о семейном характере дела, в результате чего убийца покончила с собой. Теперь мы знаем, что это неправда. Существовали нити, которыми никто не занимался, поскольку дело закрыли преждевременно. Существовал человек, которого убитая знала. Быть может, она сама придерживалась какого-то культа, но раскапывать все это не стали. И возможно, одна из этих нитей ведет в Майами. Тот, кто был там, теперь находится здесь, вот в чем дело.
– Ладно, поезжай, – после недолгой паузы сказал Мендес. – По-быстрому – туда и назад. И ты, Клетис, тоже поезжай.
Паз сделал пару звонков в Нью-Йорк, чтобы убедиться, что нужные им люди в данный момент доступны, и еще один звонок в театр «Гроув». Он получил тот ответ, какой и ожидал. Когда они уходили, секретарь отдела убийств поманил к себе Паза и вручил ему желтый манильский конверт, сообщив, что его принесла какая-то женщина во время совещания. Она сказала, что это очень важно и касается убийств. Паз сунул конверт в портфель. Они с Барлоу поднялись в Международном аэропорту Майами в самолет Панамериканской воздушной компании, вылетающий в час десять в аэропорт Л а Гуардиа. Барлоу, заняв свое место, произнес:
– «Идущие этим путем, даже и неопытные, не заблудятся», Исайя, глава тридцать пятая, стих восьмой.
После чего он немедленно смежил веки и уснул. Проснулся Клетис, когда шасси самолета коснулись земли, и сказал:
– Приятно спать, когда тебе за это платят. А ты выглядишь как мокрая курица, сынок. Сколько маленьких стаканчиков спиртного, которым они тут поят, ты успел принять?
– Семьдесят три, – кисло ответил Джимми.
– В таком случае машину лучше вести мне.
Паз забрался в присланный для них белый «таурус» и тут же отключился. Очнулся он к тому времени, когда машина замедлила ход и остановилась. Джимми встряхнулся, поправил галстук, пошевелил языком во рту, захотел выкурить сигару, но ограничился пластинкой мятной жевательной резинки. Выглянул в окно. Они находились на автостоянке перед серым современным зданием с аккуратным, круглой формы газоном у входа. Посреди газона торчал высокий флагшток. Так могла бы выглядеть небольшая фирма, торгующая компьютерами и прочей электроникой, но это были Хиксвиллские казармы полиции штата Нью-Йорк.
Детектив Джерри Хайнрих, который вел в свое время дело об убийстве Мэри Элизабет Доу, сидел у себя в большом, современном кабинете, обставленном обычной безликой мебелью; на стенах – почетные значки и множество фотографий. Висело на стене и чучело большой голубой макрели. Хайнрих держался приветливо, говорил размеренно, его темно-каштановые волосы чуть поседели на висках. В общем, напоминал учителя средней школы или торговца средней руки. Он был откровенен и готов помочь.
После обычных вступительных слов капитан Хайнрих сказал:
– Если вы получили папку ФБР, то получили все, что попало в документы. Мы сделали максимум возможного по этому делу. Вы слышали об этой семье?
– Слышали, что здесь их считают большими шишками, – ответил Паз.
– Можно сказать и так. Но можно и по-другому: это в некотором роде достопримечательность здешних мест. Деньги? Им счета нет, и тратят они их широко. Церкви, благотворительные учреждения, больницы. Они за свой счет отправляют учиться в колледжах талантливых подростков и поступают так с давних пор. Связаны со всеми, кто поселился здесь до времен правления Никсона. Так что им не надо было делать негодующие звонки, люди и сами старались как могли. Потому и пресса была устранена. Уж вы мне поверьте, газетчиков и тележурналистов тут крутился несметный рой, жертва была очень известной моделью. Но никто им ничего не сообщал. Изолированность дома помогала нам. Вы там уже побывали? В Сайоннете?
Ему ответил Барлоу:
– Это название имения? Нет, не побывали. Но непременно побываем, как только закончим здесь. Нам бы хотелось поговорить с мистером Доу и другими людьми в доме и окрестностях.
– Желаю удачи. Но скажу вам, что буквально каждый из наших детективов говорил с людьми, и не только они, но и копы из северной части штата. А в итоге – нуль. В то время, когда произошло убийство, в доме находились четыре человека. Дворецкий, его имя Рудольф, он живет в доме очень давно. Мы полностью уверены, что он убийства не совершал. Девушка-кухарка также живет в доме, она была в кухне, готовила обед. Далее мать, она, по ее словам, спала у себя в спальне, и я склонен ей верить.
– Почему? – спросил Паз.
Хайнрих поднес к губам сложенную «стаканчиком» руку.
– Все время. Плюс таблетки. Просто позор. Кроме того, черт побери, невозможно представить, чтобы в таком деле была замешана родная мать. И была еще Джейн, вторая дочь. Всю вторую половину дня она провела на северной террасе, сидела и смотрела на море. Так она сказала. Однако никто из остальных не припомнил, чтобы видел ее там. Мы предполагаем, убийство произошло между тремя и четырьмя часами пополудни. Я уже говорил, что Сайоннет находится в изолированном месте, за перешейком, и занимает площадь примерно в сто пятьдесят акров, но чтобы добраться до него, нужно пройти через деревню Сайоннет, а за деревней уже нет ничего, кроме имения. Там стоит большой знак, что дорога частная. В летние будни вы можете увидеть шесть машин, проезжающих в ту или другую сторону по этой дороге, можете увидеть работающих в имении людей и так далее. Убийство произошло в субботу шестнадцатого сентября. Люди вспомнили, что видели, как мистер Доу уезжал со своими зятьями на выставку машин в Хантингтоне, это было около часу дня, а потом возвращался около половины пятого. Ничего себе веселенькое возвращение домой, а? Никаких посторонних машин на дороге в критические часы замечено не было. Вероятно, вы собираетесь спросить насчет моторных лодок. Их бы услышали и увидели, внизу у пристани работали люди. И дочь была там, она бы тоже заметила любое судно. Ну разумеется, опытный преступник мог бы причалить на ялике и пробраться в дом, но…
Хайнрих развел руками, показывая тем самым, что подобная версия неправдоподобна.
– Вы руководили расследованием с самого начала? – задал вопрос Барлоу.
– Да. Как говорится, повезло.
Он рассказал о начале следствия, о том, что было обнаружено на месте преступления, а обнаружили столь же мало, как в Майами, и Хайнрих говорил об этом с тем же негодованием, досадой, горечью и разочарованием, какие испытывали Барлоу и Паз.
– Они похоронили мать и ребенка в одном гробу, – продолжал Хайнрих. – У них свое кладбище, прямо в имении. На похоронах присутствовали только члены семьи и близкие друзья, всего человек двадцать пять. Мистер Доу словно окаменел, муж Мэри, немец-фотограф, опирался на его руку и плакал. Мать – она словно не сознавала, где находится. Что касается старшей сестры, Джейн, то я в жизни не видел более испуганного человека.
– Вы присутствовали на церемонии? – спросил Барлоу.
– Разумеется. Мы всегда рассчитываем на то, что угрызения совести вынудят возможного преступника признаться в содеянном у могилы. Во всяком случае, Джейн была белая как бумага и вся дрожала. Она уронила лопатку, ну знаете, такой совочек, которым поддевают комок земли, чтобы бросить на гроб. Затряслась еще сильнее и ухватилась за отца и брата. Ее муж стоял чуть в стороне в одиночестве. Кстати сказать, он афроамериканец.
– А какая у него наружность? – спросил Джимми с несколько излишним оживлением.
– Симпатичный парень. Хорошо говорит. Он известный писатель, драматург и поэт. Поскольку он весь день провел с двумя другими мужчинами, вопросов к нему не возникало. Что касается его жены, сестры убитой…
Хайнрих умолк, развернулся в кресле и зачем-то поглядел на свою голубую макрель.
– Вы считаете, это сделала она? – спросил Барлоу. Хайнрих низко нагнул голову, словно бык, раздумывающий, не боднуть ли ему тореадора.
– Понимаете ли, мы не пришли к подобному заключению. Но с этой женщиной произошла любопытная история. Когда она вернулась из Африки – кстати, привез ее оттуда брат, вернее сводный брат, Джозия Маунт, – то явно, как говорится, сошла с катушек и просто бредила черной магией. Она считала, что ее муж стал колдуном. Такое с ней уже случалось раньше, как сообщил Маунт. Он года за два до того вывозил ее из России, и тоже в полубезумном состоянии. Он тогда решил, что мозг ее отравлен наркотиками, которые употребляют тамошние шаманы. О ее поведении на похоронах я уже говорил, мне тогда подумалось, что она готова броситься в могилу. У нее с сестрой были непростые отношения. Зависть. Должен признать, ей было чему завидовать.
– Чему же? – спросил Барлоу.
– Мэри Элизабет Доу была самой красивой женщиной, какую мне довелось видеть. В модных журналах таких именуют супермоделями. Джейн нельзя назвать непривлекательной в полном смысле слова, но ей не хватало женственности. Высокая, грубоватая, очень похожа на отца. Когда сестер видели вместе, разница оказывалась не в пользу Джейн и особенно бросалась в глаза. К тому же старшая сестра завидовала тому, что младшая ждет ребенка. Джейн не могла иметь детей, как сообщил ее муж. А мистер Доу, для которого семья и продолжение рода – это все, стал в последнее время уделять гораздо больше внимания Мэри, хотя до того его всегдашней любимицей оставалась Джейн. Но все это есть в тех файлах, которые вы получили.
– Итак, вы решили, что это убийство и способ, каким оно совершено, – результат слепой ревности и зависти. Джейн в приступе умопомрачения располосовала сестру? – снова задал вопрос Барлоу.
– Да, именно располосовала, но мы подумали и о том, что к убийству имеет отношение и черная магия. Недаром при вскрытии в теле обнаружено такое количество наркотических веществ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Внутри у Джимми словно взорвалось сразу несколько маленьких реактивных зарядов; ему мучительно трудно было сдерживать себя, пока агент ФБР заканчивал свое сообщение. Паз уже дважды попадал в подобное положение: первый раз в истории с Югансом, второй – когда с такой пагубной настойчивостью пытался добиться от Тэнзи Фрэнклин описания наружности убийцы. Он не собирался предпринимать еще одну попытку. Нет, вопрос заключался в том, что делать с этой гипотезой. Он столкнулся с извечной проблемой детективов – сообщать или не сообщать властям о своем устойчивом подозрении? Если сообщишь, тебе, может, и удастся прижать преступника к ногтю, но может случиться и так, что ты попадешь в дерьмо, если подозрение окажется ложным. А если не сообщишь в верхи по цепочке, и парень окажется тем самым, мало того, если его сцапает кто-то другой, или, что еще хуже, он улизнет, или, самое худшее, совершит еще одно преступление, и при этом выплывет наружу, что ты имел серьезное и обоснованное подозрение, но ничего не предпринял, то ты просто утонешь в дерьме.
Единственный разумный выход – поговорить с Барлоу. Кстати, это одно из правил Барлоу. Потолкуй с напарником. Клетис Барлоу, считал Джимми, был всегда вполне откровенен с ним во время расследования дела. С другой стороны, подозрения Барлоу были неизменно правильными, в то время как Паз нередко заблуждался.
Агент Робинетт закончил свою речь, ему задали несколько вопросов, потом заспорили о том, какие шаги предпринять, действовать ли активно, упреждая преступника, или устроить ему западню. Собравшиеся за столом были против гипотезы ФБР. Им подавай культ, исповедуемый черными кубинцами или гаитянами, возможно при соучастии белых. Майами – город культов, какой смысл в том, что кто-то станет искать и преследовать сумасшедшего ученого за пределами города? И где убийца получал экзотические яды, у кого? У ботаников, врачей, знахарей, колдунов…
Все споры моментально утихли, едва раздался громыхающий бас того, кто сидел во главе стола. Невил Д. Хортон до сих пор не высказывался сколько-нибудь пространно, но теперь он взял слово и сделал это настолько уверенно и громко, что все собравшиеся умолкли. Не только потому, что Хортон был начальником полиции, но и благодаря внушительности всего его облика: рост шесть футов четыре дюйма, вес более трехсот фунтов, загорелый дочерна, и над всем этим светло-серая шапка коротких и густых кучерявых волос, безвременно поседевших. Хортон пророкотал:
– Ребята, через два часа у меня встреча с мэром и управляющим городом. Сразу после этого мы втроем окажемся перед телекамерой, и я намерен сообщить людям, что мы идем по горячему следу изверга, что мы практически получили от ФБР адрес и номер его телефона и что превращение его в хорошо поджаренного петуха – лишь вопрос времени. Я не собираюсь стоять там перед лицом Бога и людей и говорить, что мы ищем то ли черного, то ли белого сумасшедшего ученого на чертовом велосипеде. Будьте же серьезными, ребята! Если нам придется обеспечить вооруженным охранником каждую женщину на сносях в городе Майами, мы так и сделаем. Это не должно произойти еще раз. Арни, ты головой отвечаешь за это дело. Думаю, тебе тоже стоит поехать на телевидение, чтобы люди знали, кто стоит на страже порядка!
Хортон улыбнулся – широко, чтобы показать, что шутит, но он не шутил.
– Мне нужно подготовиться к выступлению. У вас есть час времени. Благодарю всех за хорошую работу. Удачи вам, и да помилует нас Бог, если мы провалим это дело.
Он поднялся над столом, словно кит из вод морских, и вышел из кабинета в сопровождении своих помощников.
После ухода высокого начальства Мендес принял на себя полномочия и начал отдавать приказания собравшимся офицерам полиции, а те в свою очередь отправились передавать их своим подчиненным, как только совещание закончилось. Мендес пригласил Барлоу, Паза и Робинетта к себе в кабинет. Мендес был зол, ибо он подозревал, что его поставили примерно в то положение, в которое он сам столь охотно поставил Джимми. Теперь он с самым мрачным видом уставился на трех остальных.
– Ну? Что мы скажем публике?
– Капитан, сейчас время стратегических заявлений отвлекающего порядка, – сказал Робинетт.
Мендес недовольно фыркнул.
– Мне нравится эта формулировка. Что она означает?
– Наш парень сейчас очень доволен собой. Он так ловко перехитрил копов. Он наверняка изучает репортажи в газетах и ржет над ними в свое удовольствие, уверенный, что умело прикрывает свою задницу. Что, если мы пустим в ход не наши истинные, а ложные предположения вроде того, что преступник – явно неадекватная личность с тяжелыми сексуальными проблемами, импотент, вынужденный заниматься черной работой? Это может оказать на него влияние, он, скажем, вступит в контакт с прессой или телевидением. В худшем случае он подумает, будто мы совсем сбиты с толку и он, таким образом, в полной безопасности. И нам тогда следует просить шефа, чтобы дали охрану беременным женщинам в нескольких местах, если он достаточно самонадеян и пойдет на новое преступление.
Мендес зло усмехнулся.
– Да, шефу особенно понравится мысль превратить беременных женщин в наживку. Как вы полагаете, сколько в городе таких женщин?
– Статистика ежегодной рождаемости в Штатах утверждает, что их четырнадцать на тысячу, – ответил Робинетт. – Предположим, что в округе Майами миллион женщин, стало быть, рожает четырнадцать тысяч в год, предположим, что в этом месяце на сносях одна двенадцатая часть, таким образом, их примерно тысяча сто шестьдесят.
– Хм, такое, пожалуй, выполнимо, – сказал Мендес. – Они могут поселиться на твоем ранчо, Клетис.
– Рад буду принять их, – сказал Барлоу. – Велю Ирме начинать кипятить воду прямо сейчас.
Паз вмешался в разговор:
– Шеф, я считаю, нам стоило бы съездить в Нью-Йорк, поговорить с тамошними копами и с людьми, живущими поблизости от места убийства, с отцом погибшей женщины и так далее.
– А зачем? – спросил Мендес.
Это был момент, когда стоило бы заговорить о снимке из лонг-айлендской папки и своих соображениях в связи с ним, но Джимми, взглянув в глаза шефа и оценив их выражение, которое было циничным и насмешливым, пошел на попятный. Он сказал:
– А затем что парень был там. И сделал свое дело. Оставил свой след, кто-то мог бы его вспомнить. Вы слышали, как агент Робинетт рассказывал, что следствие проводилось спустя рукава, поскольку следователи пришли к выводу о семейном характере дела, в результате чего убийца покончила с собой. Теперь мы знаем, что это неправда. Существовали нити, которыми никто не занимался, поскольку дело закрыли преждевременно. Существовал человек, которого убитая знала. Быть может, она сама придерживалась какого-то культа, но раскапывать все это не стали. И возможно, одна из этих нитей ведет в Майами. Тот, кто был там, теперь находится здесь, вот в чем дело.
– Ладно, поезжай, – после недолгой паузы сказал Мендес. – По-быстрому – туда и назад. И ты, Клетис, тоже поезжай.
Паз сделал пару звонков в Нью-Йорк, чтобы убедиться, что нужные им люди в данный момент доступны, и еще один звонок в театр «Гроув». Он получил тот ответ, какой и ожидал. Когда они уходили, секретарь отдела убийств поманил к себе Паза и вручил ему желтый манильский конверт, сообщив, что его принесла какая-то женщина во время совещания. Она сказала, что это очень важно и касается убийств. Паз сунул конверт в портфель. Они с Барлоу поднялись в Международном аэропорту Майами в самолет Панамериканской воздушной компании, вылетающий в час десять в аэропорт Л а Гуардиа. Барлоу, заняв свое место, произнес:
– «Идущие этим путем, даже и неопытные, не заблудятся», Исайя, глава тридцать пятая, стих восьмой.
После чего он немедленно смежил веки и уснул. Проснулся Клетис, когда шасси самолета коснулись земли, и сказал:
– Приятно спать, когда тебе за это платят. А ты выглядишь как мокрая курица, сынок. Сколько маленьких стаканчиков спиртного, которым они тут поят, ты успел принять?
– Семьдесят три, – кисло ответил Джимми.
– В таком случае машину лучше вести мне.
Паз забрался в присланный для них белый «таурус» и тут же отключился. Очнулся он к тому времени, когда машина замедлила ход и остановилась. Джимми встряхнулся, поправил галстук, пошевелил языком во рту, захотел выкурить сигару, но ограничился пластинкой мятной жевательной резинки. Выглянул в окно. Они находились на автостоянке перед серым современным зданием с аккуратным, круглой формы газоном у входа. Посреди газона торчал высокий флагшток. Так могла бы выглядеть небольшая фирма, торгующая компьютерами и прочей электроникой, но это были Хиксвиллские казармы полиции штата Нью-Йорк.
Детектив Джерри Хайнрих, который вел в свое время дело об убийстве Мэри Элизабет Доу, сидел у себя в большом, современном кабинете, обставленном обычной безликой мебелью; на стенах – почетные значки и множество фотографий. Висело на стене и чучело большой голубой макрели. Хайнрих держался приветливо, говорил размеренно, его темно-каштановые волосы чуть поседели на висках. В общем, напоминал учителя средней школы или торговца средней руки. Он был откровенен и готов помочь.
После обычных вступительных слов капитан Хайнрих сказал:
– Если вы получили папку ФБР, то получили все, что попало в документы. Мы сделали максимум возможного по этому делу. Вы слышали об этой семье?
– Слышали, что здесь их считают большими шишками, – ответил Паз.
– Можно сказать и так. Но можно и по-другому: это в некотором роде достопримечательность здешних мест. Деньги? Им счета нет, и тратят они их широко. Церкви, благотворительные учреждения, больницы. Они за свой счет отправляют учиться в колледжах талантливых подростков и поступают так с давних пор. Связаны со всеми, кто поселился здесь до времен правления Никсона. Так что им не надо было делать негодующие звонки, люди и сами старались как могли. Потому и пресса была устранена. Уж вы мне поверьте, газетчиков и тележурналистов тут крутился несметный рой, жертва была очень известной моделью. Но никто им ничего не сообщал. Изолированность дома помогала нам. Вы там уже побывали? В Сайоннете?
Ему ответил Барлоу:
– Это название имения? Нет, не побывали. Но непременно побываем, как только закончим здесь. Нам бы хотелось поговорить с мистером Доу и другими людьми в доме и окрестностях.
– Желаю удачи. Но скажу вам, что буквально каждый из наших детективов говорил с людьми, и не только они, но и копы из северной части штата. А в итоге – нуль. В то время, когда произошло убийство, в доме находились четыре человека. Дворецкий, его имя Рудольф, он живет в доме очень давно. Мы полностью уверены, что он убийства не совершал. Девушка-кухарка также живет в доме, она была в кухне, готовила обед. Далее мать, она, по ее словам, спала у себя в спальне, и я склонен ей верить.
– Почему? – спросил Паз.
Хайнрих поднес к губам сложенную «стаканчиком» руку.
– Все время. Плюс таблетки. Просто позор. Кроме того, черт побери, невозможно представить, чтобы в таком деле была замешана родная мать. И была еще Джейн, вторая дочь. Всю вторую половину дня она провела на северной террасе, сидела и смотрела на море. Так она сказала. Однако никто из остальных не припомнил, чтобы видел ее там. Мы предполагаем, убийство произошло между тремя и четырьмя часами пополудни. Я уже говорил, что Сайоннет находится в изолированном месте, за перешейком, и занимает площадь примерно в сто пятьдесят акров, но чтобы добраться до него, нужно пройти через деревню Сайоннет, а за деревней уже нет ничего, кроме имения. Там стоит большой знак, что дорога частная. В летние будни вы можете увидеть шесть машин, проезжающих в ту или другую сторону по этой дороге, можете увидеть работающих в имении людей и так далее. Убийство произошло в субботу шестнадцатого сентября. Люди вспомнили, что видели, как мистер Доу уезжал со своими зятьями на выставку машин в Хантингтоне, это было около часу дня, а потом возвращался около половины пятого. Ничего себе веселенькое возвращение домой, а? Никаких посторонних машин на дороге в критические часы замечено не было. Вероятно, вы собираетесь спросить насчет моторных лодок. Их бы услышали и увидели, внизу у пристани работали люди. И дочь была там, она бы тоже заметила любое судно. Ну разумеется, опытный преступник мог бы причалить на ялике и пробраться в дом, но…
Хайнрих развел руками, показывая тем самым, что подобная версия неправдоподобна.
– Вы руководили расследованием с самого начала? – задал вопрос Барлоу.
– Да. Как говорится, повезло.
Он рассказал о начале следствия, о том, что было обнаружено на месте преступления, а обнаружили столь же мало, как в Майами, и Хайнрих говорил об этом с тем же негодованием, досадой, горечью и разочарованием, какие испытывали Барлоу и Паз.
– Они похоронили мать и ребенка в одном гробу, – продолжал Хайнрих. – У них свое кладбище, прямо в имении. На похоронах присутствовали только члены семьи и близкие друзья, всего человек двадцать пять. Мистер Доу словно окаменел, муж Мэри, немец-фотограф, опирался на его руку и плакал. Мать – она словно не сознавала, где находится. Что касается старшей сестры, Джейн, то я в жизни не видел более испуганного человека.
– Вы присутствовали на церемонии? – спросил Барлоу.
– Разумеется. Мы всегда рассчитываем на то, что угрызения совести вынудят возможного преступника признаться в содеянном у могилы. Во всяком случае, Джейн была белая как бумага и вся дрожала. Она уронила лопатку, ну знаете, такой совочек, которым поддевают комок земли, чтобы бросить на гроб. Затряслась еще сильнее и ухватилась за отца и брата. Ее муж стоял чуть в стороне в одиночестве. Кстати сказать, он афроамериканец.
– А какая у него наружность? – спросил Джимми с несколько излишним оживлением.
– Симпатичный парень. Хорошо говорит. Он известный писатель, драматург и поэт. Поскольку он весь день провел с двумя другими мужчинами, вопросов к нему не возникало. Что касается его жены, сестры убитой…
Хайнрих умолк, развернулся в кресле и зачем-то поглядел на свою голубую макрель.
– Вы считаете, это сделала она? – спросил Барлоу. Хайнрих низко нагнул голову, словно бык, раздумывающий, не боднуть ли ему тореадора.
– Понимаете ли, мы не пришли к подобному заключению. Но с этой женщиной произошла любопытная история. Когда она вернулась из Африки – кстати, привез ее оттуда брат, вернее сводный брат, Джозия Маунт, – то явно, как говорится, сошла с катушек и просто бредила черной магией. Она считала, что ее муж стал колдуном. Такое с ней уже случалось раньше, как сообщил Маунт. Он года за два до того вывозил ее из России, и тоже в полубезумном состоянии. Он тогда решил, что мозг ее отравлен наркотиками, которые употребляют тамошние шаманы. О ее поведении на похоронах я уже говорил, мне тогда подумалось, что она готова броситься в могилу. У нее с сестрой были непростые отношения. Зависть. Должен признать, ей было чему завидовать.
– Чему же? – спросил Барлоу.
– Мэри Элизабет Доу была самой красивой женщиной, какую мне довелось видеть. В модных журналах таких именуют супермоделями. Джейн нельзя назвать непривлекательной в полном смысле слова, но ей не хватало женственности. Высокая, грубоватая, очень похожа на отца. Когда сестер видели вместе, разница оказывалась не в пользу Джейн и особенно бросалась в глаза. К тому же старшая сестра завидовала тому, что младшая ждет ребенка. Джейн не могла иметь детей, как сообщил ее муж. А мистер Доу, для которого семья и продолжение рода – это все, стал в последнее время уделять гораздо больше внимания Мэри, хотя до того его всегдашней любимицей оставалась Джейн. Но все это есть в тех файлах, которые вы получили.
– Итак, вы решили, что это убийство и способ, каким оно совершено, – результат слепой ревности и зависти. Джейн в приступе умопомрачения располосовала сестру? – снова задал вопрос Барлоу.
– Да, именно располосовала, но мы подумали и о том, что к убийству имеет отношение и черная магия. Недаром при вскрытии в теле обнаружено такое количество наркотических веществ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51