Исабель просто ревнует к Ребеке, она с самого начала видела в ней соперницу. Что-то или кто-то натолкнул его жену на мысль написать всю эту клевету о его семье. Какая-то таинственная сила толкала ее в эту пропасть. Кинтин был уверен, что это Петра. Не околдовала ли она Исабель, как много лет назад околдовала Буэнавентуру? Петра умела влезать в душу к людям, а уж если она завладевала чьей-нибудь душой, никто не мог выбраться из ее сетей. Она была неисправимая сплетница и разносила слухи по всему Аламаресу.
Одно было очевидно: Исабель держит на него зло. Но разве он мало любит ее? Разве он позволил себе хоть раз плохо обойтись с нею? Разумеется, нет. Он всегда старался быть добрым и почтительным, и не из вежливости, а потому что действительно любил ее. Они были прекрасной парой, все друзья завидовали их счастью. Из всех браков ровесников их союз был почти единственным, который не распался. Невозможно поверить, что после двадцати шести лет совместной жизни они поссорятся из-за такой ерунды, как какая-то книга!
Описание нижнего этажа, населенного слугами, которые всегда были благородны и услужливы, в то время как жители верхних этажей представляли собой сборище чудовищ, подтвердило его подозрения. Он прекрасно знал жизнь обитателей нижнего этажа, когда Ребека и Буэнавентура были еще живы. Слуги пользовались великодушием его отца и втайне от него занимались всякого рода неблаговидной деятельностью: от совершения ритуалов черной магии до воровства и контрабанды. Поэтому в один прекрасный день он и решил отойти от хозяйственных дел. Представив себе Петру, которая величественно восседает в кресле, будто огромная паучиха, и плетет паутину вокруг его семьи, он почувствовал, как у него зашевелились волосы на голове.
Надо набраться храбрости и уничтожить проклятую рукопись. Надо встать с дивана, пойти в кухню и сжечь ее в раковине. Спички в кармане. Уже несколько дней он носит их с собой. Но он не двинулся с места. Он чувствовал себя мухой, запутавшейся в паутине, которую сплела Петра.
24. Виконты из Мадрида
В апреле 1956 года Ребека и Буэнавентура увезли Родину и Свободу в шестимесячное путешествие по Европе. Одной было шестнадцать, другой семнадцать лет, и в сентябре девочки должны были поступить в «Ла Розе», колледж для избранных в Швейцарии. Родители хотели, чтобы они, прежде чем окажутся в интернате, повидали мир. Мы с Кинтином с ними не поехали. Мы остались на Острове и все эти месяцы были очень счастливы.
Мы очень любили нашу квартиру. Она была на десятом этаже, и ветер с Атлантики продувал ее насквозь, будто мы плыли на корабле. Я начала тогда писать рассказы, но ни один не нравился мне настолько, чтобы его публиковать. Кинтин был совершенно поглощен работой в компании. Уже тогда он контролировал весь торговый процесс. Он принимал решения о новых поставках, проверял бухгалтерские счета по сделкам, следил за работой служащих и в офисе, и в магазине. Он работал по десять часов в день за мизерную зарплату, но не считал это жертвой со своей стороны. Он считал это необходимым процессом приобретения навыков.
В июне, через три месяца после того как семейство отбыло в Европу, мы получили телеграмму из Мадрида. Родина и Свобода только что вышли замуж за братьев, представителей знатной семьи, Хуана и Калисто Осорио де Бурбон, испанских виконтов. Через несколько дней пришло письмо от Буэнавентуры, адресованное Кинтину, с подробным описанием свадьбы. Его сестры познакомились с Хуаном и Калисто в городе Херес-де-ла-Фронтера на выставке отборных лошадей в конюшнях Педро Домека, который обожал конный спорт. Епископ Мадрида лично обвенчал молодых, отслужив двойную мессу в церкви Святого Духа. Папа Пий XII прислал из Рима свое благословение, и каждой паре была вручена дворянская грамота, оформленная в средневековом стиле. После церемонии состоялся роскошный прием в садах отеля «Ритц», который нравился Ребеке, потому что там не останавливались ни негры, ни кинозвезды. Однажды Ребека рассказывала, как портье отказался поселить Эву Гарднер и знаменитого тореадора Луиса Мигеля Домингина, потому что они не были женаты. «Испанская аристократия придерживается традиций Римско-католической церкви, и наш отель не может позволить себе вызвать недовольство клиентов», – громко сказал им портье, чтобы слышали все, кто был в вестибюле. И Эва Гарднер со своим тореадором были вынуждены поселиться в отеле «Палас» на другой стороне проспекта Кастельяна.
Осорио де Бурбон находились в прямом родстве с королевским домом Испании, и на свадьбе присутствовали несколько инфант. Короче, Хуан и Калисто были испанскими грандами, что позволяло им не снимать головной убор в присутствии короля. От всех этих «штучек-дрючек», как писал Буэнавентура в конце письма, Ребека чувствует себя на небесах, а он никогда так не веселился с тех пор, как был коронован королем Антильских островов в казино одной из далеких колоний.
Буэнавентура не мог пережить того, что надо будет расставаться с дочерьми, и предложил Хуану и Калисто переехать жить на Остров. «Там, где кормятся семеро, прокормятся и девять», – сердечно сказал он, уверяя их, что они найдут работу в торговом доме «Мендисабаль и компания». Хуан и Калисто любезно приняли приглашение. Испанская аристократия порядком обеднела за время гражданской войны. Генералиссимус Франсиско Франко обещал восстановить монархию: однажды Хуан Карлос Бурбон, который был в то время прыщавым подростком, взойдет на престол. Но никто не знал, сколько еще лет пройдет, прежде чем сие случится.
Семейство вернулось на Остров в августе, через два месяца после свадьбы. Они пересекли Атлантику на пароходе «Королева Елизавета», на который погрузились в Саутгемптоне. Родина и Свобода настаивали на том, чтобы отец купил каждой паре новую квартиру, похожую на нашу. Они хотели быть независимыми и жить своей жизнью, говорили они, но Ребека не согласилась. Дом на берегу лагуны был такой большой и такой пустой, что ей было грустно. Кроме того, Хуан и Калисто привыкли, что в Испании у них была армия слуг, которые гладили им рубашки и простыни, а Родина и Свобода сроду не выгладили даже носового платка. Пусть лучше поживут с тестем и тещей какое-то время, пока не привыкнут к новой обстановке.
Ребека устроила для каждой пары свое гнездышко, куда водрузила кровать с балдахином, шкаф из наборного дерева и столик из сейбы с мраморной крышкой, на котором стоял умывальный таз с кувшином. Она велела Петре не отходить от виконтов ни на шаг и потакать всем их капризам: завтрак ежедневно подавался в постель, одежда, которую они собирались надеть, должна была висеть на вешалках, пока они принимали ванну, а начищенная до блеска обувь стоять за дверью их комнат. Брамбону велено было возить их повсюду на семейном «роллс-ройсе».
Спустя месяц по прибытии на Остров Родина и Свобода объявили, что обе беременны. В последующие два с половиной года обе рожали по ребенку через каждые девять месяцев, так что к концу третьего года в доме на берегу лагуны было шестеро младенцев, от которых Ребека была без ума и которых Буэнавентура выносил со стоическим терпением, достойным святого Роке. Ребека была счастлива. Она радостно просыпалась по утрам под плач своих внуков и велела Петре выписать еще несколько служанок, чтобы те помогали ухаживать за детьми. Петра немедленно исполнила приказание: на следующий же день из Лас-Минаса прибыли на лодке шесть ее племянниц. Нижний этаж наполнился кипучей деятельностью. У каждого внука была своя нянька; ежедневно нужно было стирать по четыре дюжины испачканных пеленок, поднимать на верхние этажи два ведра парного молока и стерилизовать сорок пустых рожков. В кухне готовилось огромное количество еды, и пришлось купить еще трех коров, потому что корова Буэнавентуры все время оказывалась без молока.
Родина и Свобода получили титул виконтесс, и это им страшно нравилось. После того как они побывали в Испании, все, что было на Острове, казалось им второго сорта. В Сан-Хуане не было ни элегантных кафе, ни пятизвездных ресторанов, как в Мадриде. На весь город был только один театр «Тапиа», пыльный и унылый, где показывали вышедшие из моды пьесы и дрянные оперетки. Они отчаянно скучали. И потому все свое время проводили в магазинах, изо всех сил развлекая себя покупками новых ювелирных украшений и туалетов, записывая все это на счет Буэнавентуры.
Ребека ценила своих зятьев очень высоко. Желая представить их своим друзьям, она устраивала в доме на берегу лагуны роскошные приемы. Сан-Хуан кипел от нетерпения; все с волнением ожидали, когда придет приглашение на прием в дом Мендисабалей, чтобы «познакомиться с Бурбонами», как будто это был цирк, куда ходят посмотреть на слонов. Буэнавентура по-своему получал удовольствие от общения с зятьями; будучи «себе на уме», он смеялся над ними у них за спиной. Ему нравилось передразнивать Хуана, который кичился тем, что унаследовал выступающую вперед челюсть от Филипа V, первого Бурбона Испании. Стоило кому-нибудь упомянуть его зятя, Буэнавентура выдвигал вперед челюсть, принимал горделивую позу и начинал прогуливаться взад-вперед, будто призывая Диего Веласкеса, чтобы тот написал его портрет. Каждый раз, когда кто-то произносил слово «Бурбон», он собирал губы, вообще-то полные и мясистые, в «куриную гузку», будто собирался дуть на горячий котелок, и брал себя за нос большим и указательным пальцами, давая знать таким образом, что аристократизм Бурбонов такой древний, что уже давно прокис. Глядя, как паясничает Буэнавентура, я не раз спрашивала себя, не является ли изъеденная молью старинная грамота, которую он привез из Вальдевердехи, подтверждающая его право на благородный титул, всего лишь подделкой. Я всегда подозревала, что мой свекор, как и большинство испанских конкистадоров, происходит из скромной семьи. Но мне так и не удалось это выяснить, множество неразгаданных тайн Буэнавентура унес с собой в могилу.
25. Бдения у гроба Буэнавентуры
Деятельность предприятия «Мендисабаль и компания» приносила прекрасные доходы, но. когда на Острове появились виконты, расходы семьи возросли до небес. Вскоре они стали выше некуда. Кинтин встревожился. По четвергам он проводил бессонные ночи; в три часа утра он неотрывно смотрел в потолок, ломая голову и мучительно раздумывая над тем, где взять деньги, чтобы оплатить необходимые расходы в пятницу. Буэнавентура тоже выглядел озабоченным, но в последний момент, будто по волшебству, деньги у него всегда находились. Кинтин не задумывался над тем, откуда он их берет. Личные капиталы Ребеки совершенно очевидно не могли покрыть такие расходы. Источник денег оставался тайной, но Кинтин не осмеливался спросить об этом отца.
Кинтин работал по одиннадцать часов, с шести утра до пяти вечера. Потом отправлялся в дом на берегу лагуны, чтобы обсудить с Буэнавентурой деловые вопросы. Ребека не вникала ни во что. Каждую субботу она устраивала в доме на берегу лагуны пышный вечерний прием. Хуан и Калисто сидели по правую и по левую руку от нее соответственно, с голубой лентой через плечо и с многочисленными регалиями на сюртуках. По воскресеньям мы все вместе ходили к мессе, а потом на чьи-нибудь крестины или день рождения. Каждый раз, когда девушкам приходило время рожать, нужно было ездить с ними в больницу, потому что у них начинались схватки. Позднее, когда кто-то из детей заболевал, опять приходилось ехать с Родиной или Свободой в больницу, чтобы ребенка осмотрел доктор. Я все больше и больше времени проводила в доме на берегу лагуны и однажды пожаловалась Кинтину. Он просил меня быть терпеливой: надо делать все возможное, чтобы поддерживать хорошие отношения с Ребекой. Среди всяческих козней и интриг, раздиравших в то время семью, необходимо было, чтобы Ребека была на нашей стороне. Мне стало казаться, что я вот-вот задохнусь; будто семья крепко держала меня в руках подобно змеям, обвивающим Лаокоона. Выбраться из дома на берегу лагуны было так же трудно, как из зарослей ежевики; каждый раз меня словно пригвождала к месту ветка, усеянная шипами, которая насильно возвращала меня обратно. Хуан и Калисто с самого начала стали головной болью Кинтина. Вернувшись из магазина, он только и делал, что жаловался на них. Как говорили виконты, жить на Острове – все равно что жить в сауне; по ночам жара не давала им спать, и они в изнеможении просыпались. Они ворочались с боку на бок, вставали в девять, обливаясь потом, принимали ванну и опрыскивали себя туалетной водой «Империал герлен». Но не успевали они выйти за дверь, как снова были мокрыми от пота, и им снова приходилось залезать под душ.
Они появлялись в конторе «Мендисабаль и компания» около одиннадцати, работали пару часов, а в час дня уже сидели за столиком ресторана «Ла Майоркина» в ожидании, когда им принесут угрей с чесноком и суп из лангустов с тостами. В три они возвращались домой на привычную сиесту, как они делали это в Испании, а в пять «роллс-ройс» Буэнавентуры снова привозил их на работу. Там они натыкались на Кинтина, который как раз в это время закрывал помещения магазина и сам задвигал тяжелые засовы в железные петли дверей. Они перекидывались парой слов с Кинтином, утверждая, что название пунтилья очень подходит к этому месту, поскольку работать в «Мендисабаль и компания» гораздо труднее, чем нанести быку «пунтилью» во время корриды. Кинтин вежливо улыбался, а на следующий день приказывал своему секретарю уменьшить виконтам зарплату наполовину.
Кинтин поручил Хуану учет продуктов и вин, но инвентаризация никогда не была точной, потому что у Хуана было слишком нежное сердце. Когда представители «Милосердия Божьего» по двое курсировали по улицам города, прося милостыню, и стучались в двери дома Мендисабалей, Хуан, вместо того чтобы дать положенные десять долларов, дарил им к тому же ящик спаржи из Аранхуэса или связку колбас из Сеговии; а когда он видел нищего, который выуживал из уличных отбросов куриные кости, то тут же давал ему половину копченого окорока, завернутого в промасленную бумагу.
Со своей стороны Калисто обязан был надзирать над продавцами, но всегда повторялось одно и то же. Он прощал долги, как даруют жизнь. Он был человек мирного характера и никогда не ругал продавцов, которые возвращались в магазин с пустыми руками, так и не собрав с мелких торговцев Острова налоги, как он им поручал по утрам. Это выводило из себя Кинтина, которого Буэнавентура учил, что торговцы должны выходить из магазина по утрам подобно стае гордых орлов и возвращаться в свое гнездо по вечерам нагруженными плодами своих усилий.
Так что расходы семьи росли с астрономической скоростью. В первое Рождество, которое мы встречали все вместе, Ребека сделала Хуану и Калисто роскошные подарки, дабы компенсировать скромное жалованье, которое платил им Кинтин: Хуан получил красный «порше» с откидным верхом, а Калисто – породистого скакуна с седлом, на котором золотом были выгравированы его инициалы. Поскольку Ребека не хотела выглядеть слишком расточительной, конь, как она сказала, заблудился и «случайно забрел к ним в патио». Ребека ничего не хотела слышать о проблемах фирмы и сердилась, когда Буэнавентура просил ее быть экономнее.
Буэнавентура все чаще стал спускаться в нижний этаж, чтобы принимать ванну в водах источника. Только погрузившись в ледяную прозрачную воду, которая таинственным образом била из земных недр, вдали от толпы слуг и детей, сотрясавших стены дома своими криками, он забывал об огорчениях. Целебные ванны Петры, сдобренные волшебными травами, возвращали ему душевный покой.
Однажды, в июле 1958 года, какой-то грабитель проник с авениды Понсе-де-Леон через поляну маков, потом через патио так, что его никто не видел, и забрался в нижний этаж. Ребека праздновала день рождения одной из своих внучек на террасе, и вся прислуга была на верхних этажах. Грабитель на цыпочках прошел через нижний этаж и услышал журчание воды. Ему захотелось пить, и он открыл дверь, которая вела в грот, где находился источник.
Было невыносимо жарко, и Буэнавентура неподвижно, закрыв глаза, лежал в воде. Злоумышленник увидел аккуратно сложенную на стуле одежду и стал шарить по карманам брюк. Буэнавентура открыл глаза и выпрямился. Он тут же выскочил из воды, и они схватились врукопашную. Буэнавентуре было шестьдесят четыре, грабитель – намного моложе; одолеть его было нелегко. Наконец Буэнавентуре удалось схватить камень у основания источника, он ударил вора в висок, и тот потерял сознание. Но сам Буэнавентура поскользнулся и упал в заросли папоротника, окружавшие лохань. Когда через несколько минут он попытался выпрямиться, то почувствовал, что не может пошевелиться. Наконец кто-то из слуг услышал крики Буэнавентуры и бросился за остальными членами семьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Одно было очевидно: Исабель держит на него зло. Но разве он мало любит ее? Разве он позволил себе хоть раз плохо обойтись с нею? Разумеется, нет. Он всегда старался быть добрым и почтительным, и не из вежливости, а потому что действительно любил ее. Они были прекрасной парой, все друзья завидовали их счастью. Из всех браков ровесников их союз был почти единственным, который не распался. Невозможно поверить, что после двадцати шести лет совместной жизни они поссорятся из-за такой ерунды, как какая-то книга!
Описание нижнего этажа, населенного слугами, которые всегда были благородны и услужливы, в то время как жители верхних этажей представляли собой сборище чудовищ, подтвердило его подозрения. Он прекрасно знал жизнь обитателей нижнего этажа, когда Ребека и Буэнавентура были еще живы. Слуги пользовались великодушием его отца и втайне от него занимались всякого рода неблаговидной деятельностью: от совершения ритуалов черной магии до воровства и контрабанды. Поэтому в один прекрасный день он и решил отойти от хозяйственных дел. Представив себе Петру, которая величественно восседает в кресле, будто огромная паучиха, и плетет паутину вокруг его семьи, он почувствовал, как у него зашевелились волосы на голове.
Надо набраться храбрости и уничтожить проклятую рукопись. Надо встать с дивана, пойти в кухню и сжечь ее в раковине. Спички в кармане. Уже несколько дней он носит их с собой. Но он не двинулся с места. Он чувствовал себя мухой, запутавшейся в паутине, которую сплела Петра.
24. Виконты из Мадрида
В апреле 1956 года Ребека и Буэнавентура увезли Родину и Свободу в шестимесячное путешествие по Европе. Одной было шестнадцать, другой семнадцать лет, и в сентябре девочки должны были поступить в «Ла Розе», колледж для избранных в Швейцарии. Родители хотели, чтобы они, прежде чем окажутся в интернате, повидали мир. Мы с Кинтином с ними не поехали. Мы остались на Острове и все эти месяцы были очень счастливы.
Мы очень любили нашу квартиру. Она была на десятом этаже, и ветер с Атлантики продувал ее насквозь, будто мы плыли на корабле. Я начала тогда писать рассказы, но ни один не нравился мне настолько, чтобы его публиковать. Кинтин был совершенно поглощен работой в компании. Уже тогда он контролировал весь торговый процесс. Он принимал решения о новых поставках, проверял бухгалтерские счета по сделкам, следил за работой служащих и в офисе, и в магазине. Он работал по десять часов в день за мизерную зарплату, но не считал это жертвой со своей стороны. Он считал это необходимым процессом приобретения навыков.
В июне, через три месяца после того как семейство отбыло в Европу, мы получили телеграмму из Мадрида. Родина и Свобода только что вышли замуж за братьев, представителей знатной семьи, Хуана и Калисто Осорио де Бурбон, испанских виконтов. Через несколько дней пришло письмо от Буэнавентуры, адресованное Кинтину, с подробным описанием свадьбы. Его сестры познакомились с Хуаном и Калисто в городе Херес-де-ла-Фронтера на выставке отборных лошадей в конюшнях Педро Домека, который обожал конный спорт. Епископ Мадрида лично обвенчал молодых, отслужив двойную мессу в церкви Святого Духа. Папа Пий XII прислал из Рима свое благословение, и каждой паре была вручена дворянская грамота, оформленная в средневековом стиле. После церемонии состоялся роскошный прием в садах отеля «Ритц», который нравился Ребеке, потому что там не останавливались ни негры, ни кинозвезды. Однажды Ребека рассказывала, как портье отказался поселить Эву Гарднер и знаменитого тореадора Луиса Мигеля Домингина, потому что они не были женаты. «Испанская аристократия придерживается традиций Римско-католической церкви, и наш отель не может позволить себе вызвать недовольство клиентов», – громко сказал им портье, чтобы слышали все, кто был в вестибюле. И Эва Гарднер со своим тореадором были вынуждены поселиться в отеле «Палас» на другой стороне проспекта Кастельяна.
Осорио де Бурбон находились в прямом родстве с королевским домом Испании, и на свадьбе присутствовали несколько инфант. Короче, Хуан и Калисто были испанскими грандами, что позволяло им не снимать головной убор в присутствии короля. От всех этих «штучек-дрючек», как писал Буэнавентура в конце письма, Ребека чувствует себя на небесах, а он никогда так не веселился с тех пор, как был коронован королем Антильских островов в казино одной из далеких колоний.
Буэнавентура не мог пережить того, что надо будет расставаться с дочерьми, и предложил Хуану и Калисто переехать жить на Остров. «Там, где кормятся семеро, прокормятся и девять», – сердечно сказал он, уверяя их, что они найдут работу в торговом доме «Мендисабаль и компания». Хуан и Калисто любезно приняли приглашение. Испанская аристократия порядком обеднела за время гражданской войны. Генералиссимус Франсиско Франко обещал восстановить монархию: однажды Хуан Карлос Бурбон, который был в то время прыщавым подростком, взойдет на престол. Но никто не знал, сколько еще лет пройдет, прежде чем сие случится.
Семейство вернулось на Остров в августе, через два месяца после свадьбы. Они пересекли Атлантику на пароходе «Королева Елизавета», на который погрузились в Саутгемптоне. Родина и Свобода настаивали на том, чтобы отец купил каждой паре новую квартиру, похожую на нашу. Они хотели быть независимыми и жить своей жизнью, говорили они, но Ребека не согласилась. Дом на берегу лагуны был такой большой и такой пустой, что ей было грустно. Кроме того, Хуан и Калисто привыкли, что в Испании у них была армия слуг, которые гладили им рубашки и простыни, а Родина и Свобода сроду не выгладили даже носового платка. Пусть лучше поживут с тестем и тещей какое-то время, пока не привыкнут к новой обстановке.
Ребека устроила для каждой пары свое гнездышко, куда водрузила кровать с балдахином, шкаф из наборного дерева и столик из сейбы с мраморной крышкой, на котором стоял умывальный таз с кувшином. Она велела Петре не отходить от виконтов ни на шаг и потакать всем их капризам: завтрак ежедневно подавался в постель, одежда, которую они собирались надеть, должна была висеть на вешалках, пока они принимали ванну, а начищенная до блеска обувь стоять за дверью их комнат. Брамбону велено было возить их повсюду на семейном «роллс-ройсе».
Спустя месяц по прибытии на Остров Родина и Свобода объявили, что обе беременны. В последующие два с половиной года обе рожали по ребенку через каждые девять месяцев, так что к концу третьего года в доме на берегу лагуны было шестеро младенцев, от которых Ребека была без ума и которых Буэнавентура выносил со стоическим терпением, достойным святого Роке. Ребека была счастлива. Она радостно просыпалась по утрам под плач своих внуков и велела Петре выписать еще несколько служанок, чтобы те помогали ухаживать за детьми. Петра немедленно исполнила приказание: на следующий же день из Лас-Минаса прибыли на лодке шесть ее племянниц. Нижний этаж наполнился кипучей деятельностью. У каждого внука была своя нянька; ежедневно нужно было стирать по четыре дюжины испачканных пеленок, поднимать на верхние этажи два ведра парного молока и стерилизовать сорок пустых рожков. В кухне готовилось огромное количество еды, и пришлось купить еще трех коров, потому что корова Буэнавентуры все время оказывалась без молока.
Родина и Свобода получили титул виконтесс, и это им страшно нравилось. После того как они побывали в Испании, все, что было на Острове, казалось им второго сорта. В Сан-Хуане не было ни элегантных кафе, ни пятизвездных ресторанов, как в Мадриде. На весь город был только один театр «Тапиа», пыльный и унылый, где показывали вышедшие из моды пьесы и дрянные оперетки. Они отчаянно скучали. И потому все свое время проводили в магазинах, изо всех сил развлекая себя покупками новых ювелирных украшений и туалетов, записывая все это на счет Буэнавентуры.
Ребека ценила своих зятьев очень высоко. Желая представить их своим друзьям, она устраивала в доме на берегу лагуны роскошные приемы. Сан-Хуан кипел от нетерпения; все с волнением ожидали, когда придет приглашение на прием в дом Мендисабалей, чтобы «познакомиться с Бурбонами», как будто это был цирк, куда ходят посмотреть на слонов. Буэнавентура по-своему получал удовольствие от общения с зятьями; будучи «себе на уме», он смеялся над ними у них за спиной. Ему нравилось передразнивать Хуана, который кичился тем, что унаследовал выступающую вперед челюсть от Филипа V, первого Бурбона Испании. Стоило кому-нибудь упомянуть его зятя, Буэнавентура выдвигал вперед челюсть, принимал горделивую позу и начинал прогуливаться взад-вперед, будто призывая Диего Веласкеса, чтобы тот написал его портрет. Каждый раз, когда кто-то произносил слово «Бурбон», он собирал губы, вообще-то полные и мясистые, в «куриную гузку», будто собирался дуть на горячий котелок, и брал себя за нос большим и указательным пальцами, давая знать таким образом, что аристократизм Бурбонов такой древний, что уже давно прокис. Глядя, как паясничает Буэнавентура, я не раз спрашивала себя, не является ли изъеденная молью старинная грамота, которую он привез из Вальдевердехи, подтверждающая его право на благородный титул, всего лишь подделкой. Я всегда подозревала, что мой свекор, как и большинство испанских конкистадоров, происходит из скромной семьи. Но мне так и не удалось это выяснить, множество неразгаданных тайн Буэнавентура унес с собой в могилу.
25. Бдения у гроба Буэнавентуры
Деятельность предприятия «Мендисабаль и компания» приносила прекрасные доходы, но. когда на Острове появились виконты, расходы семьи возросли до небес. Вскоре они стали выше некуда. Кинтин встревожился. По четвергам он проводил бессонные ночи; в три часа утра он неотрывно смотрел в потолок, ломая голову и мучительно раздумывая над тем, где взять деньги, чтобы оплатить необходимые расходы в пятницу. Буэнавентура тоже выглядел озабоченным, но в последний момент, будто по волшебству, деньги у него всегда находились. Кинтин не задумывался над тем, откуда он их берет. Личные капиталы Ребеки совершенно очевидно не могли покрыть такие расходы. Источник денег оставался тайной, но Кинтин не осмеливался спросить об этом отца.
Кинтин работал по одиннадцать часов, с шести утра до пяти вечера. Потом отправлялся в дом на берегу лагуны, чтобы обсудить с Буэнавентурой деловые вопросы. Ребека не вникала ни во что. Каждую субботу она устраивала в доме на берегу лагуны пышный вечерний прием. Хуан и Калисто сидели по правую и по левую руку от нее соответственно, с голубой лентой через плечо и с многочисленными регалиями на сюртуках. По воскресеньям мы все вместе ходили к мессе, а потом на чьи-нибудь крестины или день рождения. Каждый раз, когда девушкам приходило время рожать, нужно было ездить с ними в больницу, потому что у них начинались схватки. Позднее, когда кто-то из детей заболевал, опять приходилось ехать с Родиной или Свободой в больницу, чтобы ребенка осмотрел доктор. Я все больше и больше времени проводила в доме на берегу лагуны и однажды пожаловалась Кинтину. Он просил меня быть терпеливой: надо делать все возможное, чтобы поддерживать хорошие отношения с Ребекой. Среди всяческих козней и интриг, раздиравших в то время семью, необходимо было, чтобы Ребека была на нашей стороне. Мне стало казаться, что я вот-вот задохнусь; будто семья крепко держала меня в руках подобно змеям, обвивающим Лаокоона. Выбраться из дома на берегу лагуны было так же трудно, как из зарослей ежевики; каждый раз меня словно пригвождала к месту ветка, усеянная шипами, которая насильно возвращала меня обратно. Хуан и Калисто с самого начала стали головной болью Кинтина. Вернувшись из магазина, он только и делал, что жаловался на них. Как говорили виконты, жить на Острове – все равно что жить в сауне; по ночам жара не давала им спать, и они в изнеможении просыпались. Они ворочались с боку на бок, вставали в девять, обливаясь потом, принимали ванну и опрыскивали себя туалетной водой «Империал герлен». Но не успевали они выйти за дверь, как снова были мокрыми от пота, и им снова приходилось залезать под душ.
Они появлялись в конторе «Мендисабаль и компания» около одиннадцати, работали пару часов, а в час дня уже сидели за столиком ресторана «Ла Майоркина» в ожидании, когда им принесут угрей с чесноком и суп из лангустов с тостами. В три они возвращались домой на привычную сиесту, как они делали это в Испании, а в пять «роллс-ройс» Буэнавентуры снова привозил их на работу. Там они натыкались на Кинтина, который как раз в это время закрывал помещения магазина и сам задвигал тяжелые засовы в железные петли дверей. Они перекидывались парой слов с Кинтином, утверждая, что название пунтилья очень подходит к этому месту, поскольку работать в «Мендисабаль и компания» гораздо труднее, чем нанести быку «пунтилью» во время корриды. Кинтин вежливо улыбался, а на следующий день приказывал своему секретарю уменьшить виконтам зарплату наполовину.
Кинтин поручил Хуану учет продуктов и вин, но инвентаризация никогда не была точной, потому что у Хуана было слишком нежное сердце. Когда представители «Милосердия Божьего» по двое курсировали по улицам города, прося милостыню, и стучались в двери дома Мендисабалей, Хуан, вместо того чтобы дать положенные десять долларов, дарил им к тому же ящик спаржи из Аранхуэса или связку колбас из Сеговии; а когда он видел нищего, который выуживал из уличных отбросов куриные кости, то тут же давал ему половину копченого окорока, завернутого в промасленную бумагу.
Со своей стороны Калисто обязан был надзирать над продавцами, но всегда повторялось одно и то же. Он прощал долги, как даруют жизнь. Он был человек мирного характера и никогда не ругал продавцов, которые возвращались в магазин с пустыми руками, так и не собрав с мелких торговцев Острова налоги, как он им поручал по утрам. Это выводило из себя Кинтина, которого Буэнавентура учил, что торговцы должны выходить из магазина по утрам подобно стае гордых орлов и возвращаться в свое гнездо по вечерам нагруженными плодами своих усилий.
Так что расходы семьи росли с астрономической скоростью. В первое Рождество, которое мы встречали все вместе, Ребека сделала Хуану и Калисто роскошные подарки, дабы компенсировать скромное жалованье, которое платил им Кинтин: Хуан получил красный «порше» с откидным верхом, а Калисто – породистого скакуна с седлом, на котором золотом были выгравированы его инициалы. Поскольку Ребека не хотела выглядеть слишком расточительной, конь, как она сказала, заблудился и «случайно забрел к ним в патио». Ребека ничего не хотела слышать о проблемах фирмы и сердилась, когда Буэнавентура просил ее быть экономнее.
Буэнавентура все чаще стал спускаться в нижний этаж, чтобы принимать ванну в водах источника. Только погрузившись в ледяную прозрачную воду, которая таинственным образом била из земных недр, вдали от толпы слуг и детей, сотрясавших стены дома своими криками, он забывал об огорчениях. Целебные ванны Петры, сдобренные волшебными травами, возвращали ему душевный покой.
Однажды, в июле 1958 года, какой-то грабитель проник с авениды Понсе-де-Леон через поляну маков, потом через патио так, что его никто не видел, и забрался в нижний этаж. Ребека праздновала день рождения одной из своих внучек на террасе, и вся прислуга была на верхних этажах. Грабитель на цыпочках прошел через нижний этаж и услышал журчание воды. Ему захотелось пить, и он открыл дверь, которая вела в грот, где находился источник.
Было невыносимо жарко, и Буэнавентура неподвижно, закрыв глаза, лежал в воде. Злоумышленник увидел аккуратно сложенную на стуле одежду и стал шарить по карманам брюк. Буэнавентура открыл глаза и выпрямился. Он тут же выскочил из воды, и они схватились врукопашную. Буэнавентуре было шестьдесят четыре, грабитель – намного моложе; одолеть его было нелегко. Наконец Буэнавентуре удалось схватить камень у основания источника, он ударил вора в висок, и тот потерял сознание. Но сам Буэнавентура поскользнулся и упал в заросли папоротника, окружавшие лохань. Когда через несколько минут он попытался выпрямиться, то почувствовал, что не может пошевелиться. Наконец кто-то из слуг услышал крики Буэнавентуры и бросился за остальными членами семьи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46