Тяжелые мысли бродили в ее голове.
А в это время Моника сидела на диване в гостиной и мокрым от слез платком вытирала глаза. Альберто покровительственно похлопал ее по плечу:
– Ты просто капризная девочка и ничего больше!
– Я не девочка, – всхлипывая, возразила Моника, – я – женщина и жду ребенка! Уже только поэтому ты не должен был меня бить.
– С детьми нужно обращаться строго. Им необходима твердая рука. И ты – не исключение, моя милая… – сказал Альберто, пытаясь пустить в ход свою самую обаятельную улыбку.
– Я не собираюсь больше этого сносить… – жалобным голосом произнесла Моника.
– Тебе придется терпеть, – вскинулся на нее Альберто. – Ты – моя и будешь мне повиноваться!
– Нет, ты ошибаешься! Если ты еще раз осмелишься поднять на меня руку, я уйду от тебя, и ты меня больше никогда не увидишь, – заявила Моника. – Иногда мне кажется, что моя мама была права, и мне не следовало влюбляться в тебя!
– Я на тебя обиделся. Ты сделала мне больно, – отвернулся Альберто от Моники.
– Ты сделал мне больнее, – заметила Моника.
– Ты знаешь, что у меня скверный характер. Я очень вспыльчивый и не терплю, чтобы мне возражали, – примирительно сказал Альберто. – Если ты меня любишь, то должна принимать таким, какой я есть. Только никогда не смей сомневаться в том, что я тебя люблю. Я тебя обожаю!
– Правда? – забыв об обидах, спросила Моника, и ее лицо посветлело.
– Разве ты это не чувствуешь сама, когда я тебя целую? – ответил Альберто вопросом на вопрос и обнял Монику. – Моя малышка, моя капризная, избалованная и обожаемая девочка!
Моника прильнула к Альберто, а он гладил ее по голове, чувствуя, что сумел погасить бунт, и наслаждаясь свой безраздельной властью над юной женщиной.
Утром следующего дня в Дом моделей Даниэлы заглянула Сония. После вчерашнего разговора с Рамоном настроение у нее было неважное. А что может поднять настроение женщины в такой ситуации? Визит к парикмахеру или… покупка нового платья. И Сония решила поднять себе настроение. Сначала она отобрала по эскизам пару платьев и один костюм из последней коллекции. Потом прошла в примерочную. Костюм оказался длинноват, и его унесли подкоротить. После этого Сония поднялась на второй этаж, в кабинет Даниэлы. Даниэла ей очень обрадовалась и, решив сделать маленький перерыв в работе, пригласила к себе и Джину. Женщины пили кофе и болтали, но Даниэла никак не могла отогнать мысли о Монике. Даниэла рассказала в самых общих чертах о том, что ей поведала Маргарита.
– А почему ты ей не позвонишь? – спросила Сония.
– Зачем? Получится, что я навязываюсь, – ответила Даниэла.
– Я терпеть не могу Маргариту, – вдруг призналась Сония. – Я уверена, что она потихоньку встречается с Рамоном.
Даниэла опешила. Она не ожидала этого.
– Не может быть! – воскликнула она. – Маргарита мне доверяет и не стала бы скрывать… Она бы мне сказала…
– Она знает, что мы дружим. Я давно уже догадывалась, я их видела вместе. А вчера Рамон признался, что влюблен в другую. Я уверена, что речь идет о Маргарите… Ах, Даниэла, я потеряла Рамона и теперь уже навсегда! Я останусь совсем одна, – Сония посмотрела на часы. – Костюм, должно быть, уже подкоротили, так что я пойду. Не буду тебе мешать, у тебя много работы.
– Я никак не могу сосредоточиться. Я еще не закончила эскизы. Работа совсем застопорилась, – сказала Даниэла.
– Ты больше не видела Хуана Антонио? – полюбопытствовала Сония.
– Нет. В последний раз я его видела, когда мы разводились… Так лучше! Я не хочу его видеть. Хотя я и стараюсь держаться, но воспоминания меня мучают, – ответила Даниэла и встряхнула головой, словно отгоняя грустные мысли.
– Нам надо бы почаще собираться вместе, – не выдержала Джина. – А что? Мы, покинутые женщины, будем плакаться друг другу в жилетку и жаловаться на жизнь…
– Оставь, Джина, – оборвала ее Даниэла.
В этот момент дверь ее кабинета открылась, и на пороге появилась Летисия во всем великолепии молодости и красоты. Она насмешливо оглядела присутствующих и произнесла:
– В приемной никого нет, так что я взяла на себя смелость войти без доклада.
– Что тебе надо? – привстала в кресле Даниэла.
– Я только хотела сообщить вам, что вчера мы с Хуаном Антонио были у врача. Я жду от него ребенка!
– А почему ты решила, что мне это интересно? – спокойно спросила Даниэла, но только она знала, чего ей стоило это спокойствие.
– Я знаю, что в глубине души вы надеетесь, что Хуан Антонио к вам вернется, – вызывающе улыбаясь, пояснила Летисия.
– Вон отсюда! – подскочила к ней Джина. – Авантюристка!
– Вы можете кричать, сколько угодно! Но зарубите себе на носу, что Хуан Антонио – мой! Ни вы, ни кто другой не в состоянии отнять его у меня! – лицо Летисии дышало ненавистью, и она испытывала почти наслаждение от того, что может больно ранить соперницу. – Ну что ж, желаю вам хорошего дня! Ах, да! Совсем забыла! – обернулась Летисия, уже уходя. – Если вы будете себя прилично вести, мы, может быть, попросим вас быть крестной нашего малыша, когда он родится. До свидания!
Джина бросилась вслед за Летисией, но Даниэла ее остановила:
– Не надо!.. Она хотела сделать мне больно… Что ж, надо признать, она добилась своего!..
Даниэла сидела, откинувшись в кресле и закрыв лицо руками. Ее тело содрогалось от рыданий.
– Я на твоем месте не стала бы плакать, – сказала Джина, протягивая Даниэле носовой платок. – Я бы просто разозлилась.
– Она оказалась права, – немного успокоившись, произнесла Даниэла. – Несколько месяцев назад она сказала, что может родить ребенка Хуану Антонио, а я не могу…
– Но ты же в этом не виновата. Это из-за аварии, – утешала ее Джина.
– Какая разница! Все равно мне очень больно сознавать это. Он предпочел мне ее и, наверно, очень счастлив, – почти шепотом сказала Даниэла.
– Я тебя понимаю, – Сония погладила Даниэлу по волосам. – У меня с Рамоном нечто похожее. Он меня разлюбил, потому что я не могу создать ему полноценную семью.
– О, пожалуйста! Не делайте из всего трагедию! Посмотрите-ка на меня! Я по глупости потеряла семью, и мне тоже несладко. Но жизнь еще не окончена. Я не собираюсь до конца своих дней оплакивать прошлое, – и Джина рассмеялась неестественным смехом.
– Ну, не у всех же твой характер – возразила Даниэла.
– Нет, девочки, просто надо пересилить себя! Все еще изменится! Земля-то вертится! Никогда не знаешь, что может случиться! – бодрым голосом произнесла Джина.
– Лучше не знать, – с сарказмом промолвила Даниэла.
– Не будь такой пессимисткой! Я уверена, что у тебя впереди что-то очень хорошее. Богини не сдаются, Даниэла! Улыбнись, тебе очень идет улыбка, – и Джина постаралась изобразить на своем лице улыбку с рекламы зубной пасты.
Долорес позвонила Иренэ, и она сразу примчалась. Долорес встретила ее в гостиной.
– Как ты сама понимаешь, я тебя пригласила только потому, что об этом просила Ракель, – строго сказала Долорес.
– Мне так стыдно за все то, что я наговорила вам тогда, много лет назад. Простите меня, ладно? Я за это время очень изменилась, – проговорила Иренэ в замешательстве.
– К чему говорить об этом? Ракель хочет тебя видеть, а я делаю все, что она ни попросит, хотя не всегда с ней согласна, – нахмурившись, произнесла Долорес.
– С ней очень плохо? – спросила Иренэ.
– Если у тебя есть сердце, прошу тебя, не возражай ей, что бы она ни сказала, – попросила Долорес и проводила Иренэ в спальню Ракель.
Войдя, Иренэ увидела на кровати Ракель, осунувшуюся и пожелтевшую, с черными кругами под глазами. Около нее на стуле сидела медсестра, которая тихо встала и вышла, оставив подруг вдвоем.
– Ну как ты? – спросила Иренэ, целуя Ракель в щеку.
– Плохо, – слабым голосом ответила Ракель. – Но я хочу поговорить с тобой, хотя бы в последний раз. Иренэ, я умираю… Скоро для меня все будет кончено… Но, знаешь, несмотря на то, что произошло между нами, я вспоминаю о тебе с большим теплом.
Иренэ села на стул, где до нее сидела медсестра, и взяла в свои руки руку Ракель. Следующие полчаса Иренэ рассказывала Ракель обо всем, что произошло в ее жизни за те годы, что они не виделись. Ракель изредка перебивала ее вопросами. Иренэ чувствовала себя у постели умирающей, как на исповеди, когда на душе становится легко и спокойно.
– И вот теперь у меня будет ребенок… Наконец-то я поняла тебя, когда ты мне говорила о том, что значит быть счастливой и иметь семью, – закончила свой рассказ Иренэ.
– Жаль только, что этот ребенок от Альберто. Я ему не стала бы доверять, Иренэ, – сказала Ракель с легким упреком в голосе.
– Он тоже счастлив. Он изменится, – заверила ее Иренэ.
– Но ты же говоришь, что он продолжает жить с Моникой и хочет испортить ей жизнь, – возразила Ракель.
– Я смогу его убедить, чтобы он оставил Монику и чтобы она вернулась к Даниэле… Знаешь, я даже хотела сама пойти к Даниэле и попросить у нее прощения. Я больше не испытываю к ней ненависти. Теперь я сама люблю и понимаю, что должны были чувствовать она и Хуан Антонио, когда познакомились.
– Мне очень грустно, что я должна оставить моих, но знаешь, я умираю счастливой, – сказала Ракель, и улыбка преобразила ее лицо. Глаза ее засияли, и она стала почти красивой.
– Ракель, больше всего на свете я жалею, что мы с тобой поссорились. Я тебя очень люблю, – воскликнула Иренэ.
– Я тебя тоже… И поэтому не хочу, чтобы ты была одинокой и несчастной, – вздохнула Ракель.
– Нет, этого не будет, я тебе обещаю… – Иренэ погладила Ракель по щеке. – Когда ты будешь там, попроси Господа, чтобы он меня простил… Я знаю, я в моей жизни много ненавидела и завидовала, но я хочу измениться. И я изменюсь, я буду другой!
Иренэ расцеловала на прощание подругу и вышла из комнаты. Она спустилась в гостиную, где ее поджидала Долорес. Иренэ села напротив нее в кресло и сказала:
– Да, все это очень печально!
– Ты не можешь себе вообразить, каково нам, – ответила Долорес. – Мы здесь все извелись, глядя, как она мучается.
– Я буду к ней приходить… Ведь Ракель мне как сестра.
– Ты оказалась не очень-то любящей сестрой, – грустно улыбнулась Долорес.
– Поверьте, я действительно ее люблю, я вас не обманываю! – Иренэ говорила горячо и искренне. – Я очень скучала по ней. Если бы в моих силах было помочь ей, я бы все для этого сделала!
Долорес удрученно покачала головой.
Время подходило к обеду, и у Фелипе, как всегда, начало портиться настроение. С тех пор как он развелся, он не обедал дома, потому что в это время приезжала Джина, чтобы повидаться с детьми. Фелипе почувствовал, что начинает нервничать. Как это глупо! Они же развелись, значит, и нечего о ней думать, но его тянуло домой взглянуть на Джину. И он злился на самого себя. Разглядывая уже в чертвертый раз какой-то документ и не понимая, что в нем написано, Фелипе тихо выругался. Херардо оторвал взгляд от записей, которые он просматривал, и удивленно уставился на друга. Он слишком хорошо знал Фелипе и понял, что с ним происходит.
– Я уверен, что, если бы ты только захотел, Джина вернулась бы к тебе, – мягко сказал Херардо.
Погруженный в свои мысли Фелипе даже не удивился прозорливости Херардо.
– Мне и без нее хорошо! – огрызнулся он.
– Только не говори, что ты ее не любишь, Фелипе.
– Все в прошлом. И не стоит об этом говорить! – воскликнул Фелипе и с досадой бросил документ на стол.
– Но дети скучают по ней, – настаивал Херардо.
– Дети уже привыкли жить без нее. Просто мне надо развеяться и начать встречаться с какой-нибудь девушкой, которая польстится на мои старые кости, – улыбнулся Фелипе.
– Ну да, мужчина зрелых лет желает познакомиться… – рассмеялся Херардо.
– А что такого? – притворно надулся Фелипе. – Я еще очень даже ничего. Вот посмотри, какой у меня профиль! Нет, вот с левой стороны двойной подбородок не так заметен.
Приятели весело рассмеялись.
– Послушай, Ханс уехал и уже больше не вернется, – посерьезнев, сказал Херардо.
– Сначала был Ханс… А кто следующий? – спросил Фелипе. – Нет уж, с меня достаточно одного раза. Мне лучше забыть о Джине. Развелись и точка.
– Ты должен признать, что и сам не безгрешен. Из тебя получился на редкость занудный муж. Сколько раз она тебя пыталась расшевелить, но все напрасно.
– Ты бы не говорил так, если бы видел ее с этим Хансом в гостинице, – возразил Фелипе.
– В тебе говорят уязвленное самолюбие и гордость. Но подумай, зачем вам жить врозь, если вы можете жить вместе, растить детей?… У вас все-таки семья, – убежденно сказал Херардо.
– Я так и не проявил фотографии, которые я сделал там, в отеле, – задумчиво проговорил Фелипе.
– А зачем? Она же развелась с тобой на твоих условиях, – заметил Херардо.
– У нее просто не было выхода, – закипая гневом, сказал Фелипе. – Херардо, она меня не любит. К чему ворошить старое?
И он опять уткнулся в документ, прочел его, наконец, и внизу размашисто вывел свою подпись.
А в это время за стеной их кабинета, в офисе, за столом перед грудой папок сидел Лало. Он был рад, что несколько месяцев назад у них в адвокатской конторе начал работать Фико. Молодые люди не только вместе работали, но и развлекались. Недавно они познакомились с двумя очень милыми девушками и вчерашний вечер провели с ними, а теперь делились впечатлениями.
– Да, Сесилия и Марта – хорошие девчонки! – сказал Фико.
– Да, и мы им нравимся, это сразу заметно, – согласился Лало. – Нам надо почаще с ними видеться. Они такие милые!
– Как ты хочешь… Но я чувствую себя не в своей тарелке, потому что получается, что мы их обманываем. Ведь они думают, что мы влюбились, а мы просто стараемся забыть Летисию и Монику, – недовольным тоном произнес Фико.
– Мы с тобой ничего толком не знаем ни о Монике, ни о Летисии, – заметил Лало. – Они обе потеряны для нас. Я даже не могу понять, люблю ли я еще Монику или нет… Ах, лучше об этом не говорить! Давай-ка подумаем, куда мы сегодня пригласим девушек. Марта сказала, что хочет потанцевать. Я могу попросить отца, чтобы он одолжил мне свою машину.
– Ладно, тогда встретимся после занятий и все вместе поедем в какую-нибудь дискотеку, а? Что ты скажешь насчет «Зеленого петуха»? Или, может быть, в «Летающую тарелку», там потрясающая светоустановка и иногда кажется, что тебя действительно похитили инопланетяне, а?
– Посмотрим, что еще скажут Сесилия и Марта… – Тут зазвонил телефон. Лало поднял трубку: – Адвокатская контора…
Фико опять вернулся к работе. Ему еще надо было занести в картотеку новых клиентов…
Глава 29
Прозвенел звонок, и стайки ребятишек высыпали из школы. Занятия закончились. У школьных ворот поток детей начинал дробиться. Дети разбредались по домам. Игнасио, попрощавшись с друзьями, заспешил по улице. Вчера он просил маму, чтобы она дала ему денег на жвачку, но та отказала. А сегодня утром бабушка, провожая его, сунула ему в карман мелочь. Игнасио свернул за угол и остановился пересчитать монетки. На жвачку хватит. А если засунуть в рот три-четыре квадратика из пачки «бабл-гам» и как следует разжевать, можно надувать пузыри. Игнасио недавно научился это делать, и теперь ему не терпелось потренироваться. Он зажал в ладошке деньги и направился вниз по улице, раздумывая, купить ли жвачку в киоске или зайти в новый супермаркет. Он не заметил, что от самой школы за ним шел мужчина, одетый в рубашку с короткими рукавами. Игнасио остановился у киоска, разглядывая выставленную там жвачку. Мужчина подошел к нему и заговорил…
Джина сидела за столом вместе с детьми. Обед уже подходил к концу, и она начала поглядывать на часы.
– Мама, – сказала Джина Даниэла, облизывая ложку, – мы без тебя очень скучаем.
– Я без вас тоже. Я ведь вас люблю больше всего на свете, – улыбнулась Джина.
– А почему ты не хочешь вернуться к нам? – спросил Густаво.
– Потому что ты и папа… больше не муж и жена, да? – Джина Даниэла подняла печальные глаза и уставилась на мать.
Джина с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться от жалости к детям и к себе.
– А почему вы опять не поженитесь? Тогда мы снова жили бы все вместе, – наивно высказал свое тайное желание Густаво.
К горлу Джины подкатил комок. Она отхлебнула кофе и поперхнулась. Откашлявшись, Джина сказала:
– Давайте не будем говорить о грустном, пока мы вместе. Согласны? Знаете что? Я поговорю с вашим папой и, если он нам разрешит, мы уедем куда-нибудь на выходные, в какое-нибудь красивое место. Ну как?
Дети захлопали в ладоши: «Здорово! Поедем в Акапулько!»
Джина с улыбкой смотрела на них:
– Значит, договорились? Но пока никому ни слова! Чтобы не сказали, что я вас настраиваю… А ну-ка, кто первым вылижет тарелку?
Но на душе у Джины скребли кошки.
Дома Даниэла дала волю слезам. Дора зашла к ней позвать на обед, но, увидев ее плачущей, остановилась в дверях.
– Ах, Дора, у них будет ребенок! Я не знаю, почему мне так плохо. Ведь это должно было произойти, это естественно… Он никогда ее не бросит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51