Помню, как я до смерти боялась ехать в Йоркшир, чтобы познакомиться с этим мифическим персонажем, единственным оставшимся в живых родственником Гарри, его благодетелем, от которого Гарри надеялся получить в наследство весь мир. Помню, и Гарри тоже нервничал: заставил меня переодеться как минимум два раза, прежде чем мы вышли из дома; по пути снабдил меня целым списком указаний, что можно говорить и что нельзя. И когда наконец мы подъехали к отвесным скалам, окружавшим владения Бертрама, я так и ахнула, завидев колоссальную готическую громадину из серого камня.
К моему изумлению, у входа нас приветствовал не сварливый багроволицый генерал в отставке, а чрезвычайно расторопный и жизнерадостный старичок лет восьмидесяти с лишним, который был не прочь пошутить и уж совсем не прочь приударить за дамочками. Я никогда раньше не играла в салки вокруг кухонного стола с восьмидесятишестилетним бодрячком, но все в жизни бывает в первый раз; я его раскусила и установила свои правила – например, такое: даже если он меня поймает, пусть попробует коснуться моей задницы, и сразу получит по рукам. Тогда он успокоился и довольствовался тем, что строил мне глазки за завтраком. После чего, к удивлению Гарри, мы с Бертрамом прекрасно нашли общий язык.
Он жил один, не считая слуги по имени Паркинсон одного с ним возраста. Несмотря на склонность к разврату, дядюшка был на самом деле умным человеком; он ясно давал понять – по крайней мере мне – что знает, о чем думает Гарри. Он безжалостно дразнил его по поводу и без; к примеру, оторвется от газеты за завтраком и скажет что-то вроде: «Слышишь, Гарри, забыл сказать. Ко мне тут приходили из ассоциации собак-поводырей. Такие милые люди, просто прелесть. Надо же, творить такие замечательные дела. И почему-то их очень заинтересовал дом: они сказали, что здесь можно было бы устроить прекрасный дрессировочный центр. Даже представить не могу, что они имели в виду?»
Гарри становился пунцовым и расплевывал кукурузные хлопья по всей комнате, а Бертрам снова утыкался в газету. Но через минуту хитро выглядывал и многозначительно мне подмигивал.
Да, мы с ним во многом сошлись; до такой степени, что когда наконец настало время уезжать, Гарри чуть язык не проглотил от зависти. Когда по дороге домой к нему вернулся дар речи, он наклонился и похлопал меня по руке, ошеломленно проговорив:
– Хорошо сработано, моя дорогая. Ты молодец. Черт возьми, ты так его очаровала, что он сам готов на тебе жениться!
– Боже упаси, – пробормотала я в ответ.
Но я явно пришлась Бертраму по душе, и если мы с Гарри разведемся… Вот в чем дело, угрюмо подумала я, уменьшая скорость на резком повороте в поселок Филли. Теперь мне все ясно. Даже слишком ясно. Неудивительно, что Гарри не в восторге от моей идеи, ведь ему не хочется расстраивать Бертрама. К чему опрокидывать тележку с золотыми яблоками? Наглядный пример: в конце нашей беседы Гарри заявил: «Остаешься со мной до поры до времени, Рози, и я прослежу, чтобы с тобой все было в порядке». До какой такой поры до времени? До времени смерти Бертрама, вот что он имел в виду; могу поспорить на тот самый готический особняк из серого камня, что как только Бертрам откинет копыта, Гарри будет только рад от меня отделаться. Он цепляется за меня потому, что я – страховой полис его наследства. Нет, Гарри, ничего у тебя не выйдет!
За вычерченными квадратиками полями, приютившись в рощице у реки, показался красивый старый фермерский дом Филли. Это был продолговатый низкий дом в форме буквы L, выстроенный из мягкого котсуолдского камня, как и все здания в этом районе. В это время года стены оплетали шишковатые ветви облетевшей глицинии. Филли, конечно, не знала, что я приеду, и ее могло не оказаться дома, но, выехав на ее аллею (в прямом смысле, ведь эта аллея на самом деле была законной собственностью ее мужа Майлза), я почему-то была совсем не удивлена, увидев ее в огороде за домом. Склонившись над грядкой, она выдергивала зимнюю зелень и складывала урожай в плетеную корзинку.
Филли выглядела потрясно, как всегда: на голове у нее была старая фетровая шляпа Майлза; темные волосы были заплетены в густую косу, и местами вокруг лица выбились завитки. Коса то и дело мешала работать, и Филли нетерпеливым жестом отбрасывала ее назад. У ног ее играли двое из троих ее детей, Берти и Хлоя: светловолосый шестилетний Берти и темненькая четырехлетка Хлоя. Эта идиллия вызвала у меня улыбку. Сентиментальная сцена словно сошла с поздравительной открытки Медичи; но с Филли всегда так. Она идеальна, не чета мне, так что кое-кого даже могло бы затошнить – не меня, конечно, ведь я ее несомненно люблю.
Услышав шум мотора, она повернулась, прикрыла глаза от солнца и прищурилась; но даже тогда лицо у нее было как у ангела.
– А я думала, мы завтра увидимся! – воскликнула она, бросив садовые перчатки и подбежав поприветствовать меня.
– Знаю. – Я вышла из машины и достала Айво из детского сиденья. – Но мне захотелось увидеть тебя сегодня, я не помешала?
– Ни капли. – Она обняла меня за плечи. – У нас беспорядок, как обычно; в доме помойка, есть почти нечего, но у меня есть бутылка вина и… О боже, Рози, что с тобой?
Я держала себя в руках, пока она меня не обняла, но потом взяла и разрыдалась на плече у старшей сестренки.
Филли прижала меня к себе на минутку, а потом повернулась к детям, которые сгрудились у ее ног и таращили на меня глаза.
– Берти, отведи Айво в детскую и покажи ему новую железную дорогу. Вот так, молодец, а потом найдите Анну, пусть она даст вам печенье. Хлоя, иди с ними.
– А что с тетей Рози? – спросила Хлоя, пораженная, что взрослая тетя плачет: без сомнений, такого она в жизни не видела. Во всяком случае, у себя дома.
– Ничего. – Филли легонько подтолкнула ее. – Иди, милая, я приду через минутку.
Филли отвела меня в дальнюю часть огорода, где под шестами для ползучей фасоли стояла старинная каменная скамейка. Минуту мы сидели в тишине. Наконец Филли спросила:
– Что произошло, Рози?
– О, что только не произошло, Фил! Гарри. Я. Я и Гарри.
Она кивнула, будто ожидала такого ответа. Я горько улыбнулась:
– Разумеется, никто не удивляется. Мало того, большинство даже радо.
– Кто это – большинство?
– Ну, вообще-то, только Элис, но она чуть не подпрыгнула от радости. И папа, но я ему всего лишь намекнула. Не хотела его расстраивать. Ты же его знаешь, он расплачется, только если ему скажут, что крикетный сезон подошел к концу.
– Значит, все кончено?
– Да. Филли, я его ненавижу, и, к счастью, он меня тоже, так что все замечательно, не так ли? – Я глухо рассмеялась. – Все счастливы.
– Он вовсе тебя не ненавидит. Сгоряча люди говорят ужасные вещи.
– О нет, ненавидит, он меня презирает и прямым текстом объяснил мне, почему. И самое смешное, Фил, все, в чем он меня обвинил, – правда. Я просто никогда не подозревала, что именно эти черты моего характера могут вызвать ненависть.
– Например? – спросила она, ощетинившись вместе со мной.
– О, он заявил, что я невежда и домашняя клуша, что не могу высказать свое мнение за пределами кухни. Что у меня нет собственных взглядов на действительно важные вопросы, и в какой-то степени, наверное, он прав.
– А что такое, по его мнению, важные вопросы?
– О, ну ты знаешь, политика, религия, любая актуальная тема. И это правда, меня не слишком волнует Маастрихтский договор, механизм контроля курса валют Европейского экономического сообщества и прочая чепуха, ведь это так далеко от меня и не имеет ничего общего с моей жизнью.
– Да, но тебя волнуют другие вещи.
– Какие же?
– Образование, здравоохранение – проблемы, близкие твоему сердцу. Они волнуют всех нас.
– Да, – медленно ответила я. – Наверное. Но все равно, Филли, как обидно слышать это от…
– От законченного фашиста, – перебила меня она.
Как я обрадовалась ее, такой безоговорочной, поддержке!
– Да, Филли, да, ты права! Но как поздно я поняла это: лишь теперь, когда заставила себя отойти в сторону и посмотреть на него беспристрастно, как на отдельного человека, а не на своего мужа и отца моего ребенка.
– А как же иначе, – поддержала меня Филли. Раньше ты была слепа из-за преданности.
– И еще оттого, что хотела, чтобы это было правдой. Мне было необходимо не видеть его недостатки. Обманывать себя, что мы идеальная счастливая семья с ребенком.
– Бога ради, для счастливого брака необязательно, чтобы ваши политические взгляды совпадали. Взять меня и Майлза. Он готов проголосовать за осла с голубой ленточкой на шее, а я завзятая либералка. И что с того? Как же самое главное? Как же любовь, страсть? Куда все это подевалось?
– Не уверена, что любовь вообще была, – тихо ответила я.
Минуту мы сидели в тишине. Филли легонько обнимала меня, а я в который раз вспоминала свой короткий предсвадебный «роман».
– И что же? – наконец проговорила она и выпрямилась. – Будете разводиться?
– Это было бы мило. Но похоже, такая перспектива мне не светит.
– Почему?
– Гарри не хочет развода.
– Ну и что. Что он сможет сделать?
– Забрать у меня Айво.
– Господи, не говори ерунду, – фыркнула она. – Как ему это удастся? Ты же мать, и опека обязательно достанется тебе!
– Он говорит, что докажет суду, что я плохая мать. Приведет случаи жестокого обращения. Скажет, что я бью Айво во сне, прижигаю сигаретами и прочее.
– Но это абсурд, ему в жизни никто не поверит!
– Фил, Гарри относит себя к мелким аристократам и считает, что все его товарищи повылазят из своих фамильных особняков, чтобы подтвердить его ложь и поддержать его.
– Кто же его поддержит? Кому захочется компрометировать себя в суде и давать ложные показания? Он вконец обезумел!
– Возможно, он пойдет окольными путями. Сфабрикует улики, фотографии плачущего Айво с нарисованными синяками на руках, не знаю.
– Прекрати! – Она резко вскочила со скамейки. – Хватит, я не могу больше этого слышать!
Поднялась и я, и мы медленно, рука об руку зашагали к дому.
* * *
– Кстати, – внезапно проговорила она, когда мы проходили по двору, – он же весь день работает, как он собирается приглядывать за ребенком?
– Ха, вот тут ты и ошибаешься. На самом деле он вообще не работает. Демонстративно поднимается наверх, в кабинет, но на этом все и заканчивается. Он делает пару звонков, много пердит и храпит на диване.
– Значит, он точно не сможет ухаживать за двухлетним ребенком! – фыркнула она.
– Мы с тобой это понимаем, но какой-нибудь судья с такими же мозгами может посчитать его милым честным парнем, у которого есть и время и деньги, чтобы заботиться о единственном ребенке.
Она развернула меня к себе лицом.
– Но это же тебя не остановит, правда? Ты же не передумала разводиться?
– Ни в коем случае. Я переезжаю, это решено. Элис разрешила мне временно пожить у нее в коттедже, но я должна нанять адвоката, Филли. Мне необходима консультация профессионала. Если есть хоть один шанс потерять Айво, я не смогу рисковать. Он – вся моя жизнь.
– Этого не произойдет, – уверенно проговорила она. – Любой стоящий адвокат подтвердит: у Гарри нет ни проблеска надежды. – Она нахмурилась. – Ты сказала, Элис разрешила тебе пожить в коттедже?
– Да, здесь, рядом, по ту сторону аллеи.
– Знаю, была там один раз. – Филли поморщилась. – Знаешь, Рози, там очень примитивные условия. Не знаю даже, есть ли электричество и водопровод. Может, тебе пожить с нами?
– Спасибо, очень милое предложение, но я хотела бы жить одна. Не обижайся – просто мне нужно разобраться в себе. Здорово, конечно, что мы будем так близко друг от друга, – добавила я, не желая показаться неблагодарной. – Когда ты была в коттедже?
– О, сто лет назад, – рассеянно ответила она. – До Элис его снимали наши друзья. Раньше это был домик садовника при большом поместье.
– Я знаю. Хочу завтра утром пойти и посмотреть, что к чему. Фил, можно я у тебя переночую? Не хочется возвращаться и видеть Гарри и родителей.
– Он что, остался здесь? После всего, что ты ему наговорила?
– Да, разумеется. Не забывай, мы же счастливые супруги. Клюшка может выбросить из головы эти глупости о разводе.
– Непременно оставайся. – Она сжала мою ладонь. – А завтра утром вместе посмотрим коттедж. Уверена, там можно что-нибудь сделать: покрасить стены, положить коврики…
– Поставить свежие цветы… – предложила я. Она рассмеялась. Ответом нашей матери на все жизненные невзгоды было «расставить по комнате свежие цветы».
– Ее к этому дому даже близко не подпускай, – предупредила Филли. – Представляю, как она брезгливо морщит нос, вынюхивает крыс на чердаке и черт знает что в подвале и жалуется на сырые матрасы. Она мигом тебя оттуда выкурит.
– Не думаю, что ей самой захочется туда приходить, – тихо произнесла я.
– О чем ты?
– У меня такое предчувствие, что когда карты раскроются, ее симпатии будут целиком на стороне зятя.
– О, не будь идиоткой, – тепло проговорила Филли. – Обычно мама туговато соображает, но даже она понимает, что кровь гуще воды.
– Зависит от того, какого цвета кровь, – уныло заметила я. – Ладно, поживем увидим.
Глава 6
– Мои поздравления! – Майлз, муж Филли, накинулся на меня за завтраком на следующее утро. – Лучшей новости я не слыхал за всю зиму! Это лучшее решение, принятое тобой за многие годы, и куда разумнее сделать его сейчас, пока ты еще молода и у тебя есть шанс опять выйти замуж, чтобы у Айво появился хотя бы более-менее приличный отец. – Он отправил кусок хлеба в рот и обезоруживающе мне улыбнулся.
– Господи, Майлз, хоть раз в жизни мог бы проявить немного такта, – укорила его Филли, которой его прямота не всегда была по душе.
– Зачем? – Майлз развернулся, чтобы посмотреть ей в лицо: она стояла за плитой. – Если бы я проявил такт, проблема стала бы неясной, и Рози могла бы потерять решимость. Она понимает, что совершила ошибку, и все остальные тоже это понимают. Ее муж – жирный урод, и его нужно изолировать как можно более безопасным способом. И говорить больше нечего.
– Когда мы познакомились, он был стройнее, – обиженно проговорила я, хотя на что мне было обижаться, не понимаю.
– Что ж, со временем он все компенсировал. В последний раз, когда я видел его трясущуюся тушу в этом идиотском халате с огурцами в доме твоих родителей, мне показалось, что мне навстречу идет Демис Руссос в платье – я уж испугался, что он сейчас разразится одним из своих нескончаемых греческих сентиментальных гимнов: ты моя, моя, моя навсе-е-е-егда, – протянул он, поднимаясь из-за стола и размахивая руками, как проповедник в церкви.
Я захихикала, но Филли не смеялась. Я заметила, что в последнее время выходки Майлза ее раздражают. Проходя мимо посудомоечной машины, она с треском захлопнула дверцу.
– Майлз, Рози разводится с Гарри не потому, что у него проблемы с лишним весом, понятно? Хочешь верь, хочешь нет, проблема намного глубже.
– О, я уверен, так оно и есть. И все равно, представляю, с каким облегчением ты прекратишь работать в ночную смену, а, Рози? – Он подмигнул мне. – Сломанные ребра, сдавленное дыхание, занятия тантрическим сексом, потому что у тебя нет другого выбора: ты же просто не можешь двигаться; тайные страхи, что он тебя раздавит и, когда парамедики тебя обнаружат, ты будешь похожа на блинчик…
– Майлз! – Филли была вся розовая. – Почему ты не можешь держаться в рамках хорошего вкуса?
– Извини, извини. Я просто шучу, дорогая. Рози же не против, да?
– Ни капельки, Майлз.
Нет, болтовня зятя меня не раздражала, но мне, в отличие от Филли, не свойственны аристократические замашки. Я могу корчиться от смеха над пошлыми шутками с сексуальным подтекстом, но вот у Филли в этом плане всегда были проблемы. Она испытывала дискомфорт, все равно что при виде незакрытого ящика или неровно расставленных молочных бутылок на столе. Я вовсе не говорю, что у нее в унитазе были такие штучки, от которых вода становится голубой, и она никогда не держала в ванной лавандовые освежители воздуха; но все же, во многом она была дочерью нашей матери.
– Ладно, – твердо проговорила я. – Пойду отнимать Айво у брата с сестричками, а потом поеду посмотреть коттедж. Фил, ты со мной?
– Какой коттедж? – спросил Майлз.
– Моей подруги, Элис Филберн, – она его снимает. И разрешает мне пожить у нее. Это домик в поместье Бэсуотер.
– Знаю этот домик, – кивнул Майлз. – Мы же знакомы с Филбернами, да, Фил?
– Да, конечно, – коротко ответила Фил. Больше она ничего не сказала, но я помнила, что они с Элис никогда друг другу не нравились. Пару лет назад, когда Элис вдруг объявила, что снимает коттедж для уикендов почти в десяти минутах от дома моей сестры, я пришла в неописуемый восторг и сразу же устроила вечеринку у Филли, чтобы они перезнакомились. Затея потерпела крах. Филли и Элис с первого же слова начали раздражать друг друга, – видимо, из-за нервов, Филли принялась усерднее обычного изображать из себя мисс Совершенство;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
К моему изумлению, у входа нас приветствовал не сварливый багроволицый генерал в отставке, а чрезвычайно расторопный и жизнерадостный старичок лет восьмидесяти с лишним, который был не прочь пошутить и уж совсем не прочь приударить за дамочками. Я никогда раньше не играла в салки вокруг кухонного стола с восьмидесятишестилетним бодрячком, но все в жизни бывает в первый раз; я его раскусила и установила свои правила – например, такое: даже если он меня поймает, пусть попробует коснуться моей задницы, и сразу получит по рукам. Тогда он успокоился и довольствовался тем, что строил мне глазки за завтраком. После чего, к удивлению Гарри, мы с Бертрамом прекрасно нашли общий язык.
Он жил один, не считая слуги по имени Паркинсон одного с ним возраста. Несмотря на склонность к разврату, дядюшка был на самом деле умным человеком; он ясно давал понять – по крайней мере мне – что знает, о чем думает Гарри. Он безжалостно дразнил его по поводу и без; к примеру, оторвется от газеты за завтраком и скажет что-то вроде: «Слышишь, Гарри, забыл сказать. Ко мне тут приходили из ассоциации собак-поводырей. Такие милые люди, просто прелесть. Надо же, творить такие замечательные дела. И почему-то их очень заинтересовал дом: они сказали, что здесь можно было бы устроить прекрасный дрессировочный центр. Даже представить не могу, что они имели в виду?»
Гарри становился пунцовым и расплевывал кукурузные хлопья по всей комнате, а Бертрам снова утыкался в газету. Но через минуту хитро выглядывал и многозначительно мне подмигивал.
Да, мы с ним во многом сошлись; до такой степени, что когда наконец настало время уезжать, Гарри чуть язык не проглотил от зависти. Когда по дороге домой к нему вернулся дар речи, он наклонился и похлопал меня по руке, ошеломленно проговорив:
– Хорошо сработано, моя дорогая. Ты молодец. Черт возьми, ты так его очаровала, что он сам готов на тебе жениться!
– Боже упаси, – пробормотала я в ответ.
Но я явно пришлась Бертраму по душе, и если мы с Гарри разведемся… Вот в чем дело, угрюмо подумала я, уменьшая скорость на резком повороте в поселок Филли. Теперь мне все ясно. Даже слишком ясно. Неудивительно, что Гарри не в восторге от моей идеи, ведь ему не хочется расстраивать Бертрама. К чему опрокидывать тележку с золотыми яблоками? Наглядный пример: в конце нашей беседы Гарри заявил: «Остаешься со мной до поры до времени, Рози, и я прослежу, чтобы с тобой все было в порядке». До какой такой поры до времени? До времени смерти Бертрама, вот что он имел в виду; могу поспорить на тот самый готический особняк из серого камня, что как только Бертрам откинет копыта, Гарри будет только рад от меня отделаться. Он цепляется за меня потому, что я – страховой полис его наследства. Нет, Гарри, ничего у тебя не выйдет!
За вычерченными квадратиками полями, приютившись в рощице у реки, показался красивый старый фермерский дом Филли. Это был продолговатый низкий дом в форме буквы L, выстроенный из мягкого котсуолдского камня, как и все здания в этом районе. В это время года стены оплетали шишковатые ветви облетевшей глицинии. Филли, конечно, не знала, что я приеду, и ее могло не оказаться дома, но, выехав на ее аллею (в прямом смысле, ведь эта аллея на самом деле была законной собственностью ее мужа Майлза), я почему-то была совсем не удивлена, увидев ее в огороде за домом. Склонившись над грядкой, она выдергивала зимнюю зелень и складывала урожай в плетеную корзинку.
Филли выглядела потрясно, как всегда: на голове у нее была старая фетровая шляпа Майлза; темные волосы были заплетены в густую косу, и местами вокруг лица выбились завитки. Коса то и дело мешала работать, и Филли нетерпеливым жестом отбрасывала ее назад. У ног ее играли двое из троих ее детей, Берти и Хлоя: светловолосый шестилетний Берти и темненькая четырехлетка Хлоя. Эта идиллия вызвала у меня улыбку. Сентиментальная сцена словно сошла с поздравительной открытки Медичи; но с Филли всегда так. Она идеальна, не чета мне, так что кое-кого даже могло бы затошнить – не меня, конечно, ведь я ее несомненно люблю.
Услышав шум мотора, она повернулась, прикрыла глаза от солнца и прищурилась; но даже тогда лицо у нее было как у ангела.
– А я думала, мы завтра увидимся! – воскликнула она, бросив садовые перчатки и подбежав поприветствовать меня.
– Знаю. – Я вышла из машины и достала Айво из детского сиденья. – Но мне захотелось увидеть тебя сегодня, я не помешала?
– Ни капли. – Она обняла меня за плечи. – У нас беспорядок, как обычно; в доме помойка, есть почти нечего, но у меня есть бутылка вина и… О боже, Рози, что с тобой?
Я держала себя в руках, пока она меня не обняла, но потом взяла и разрыдалась на плече у старшей сестренки.
Филли прижала меня к себе на минутку, а потом повернулась к детям, которые сгрудились у ее ног и таращили на меня глаза.
– Берти, отведи Айво в детскую и покажи ему новую железную дорогу. Вот так, молодец, а потом найдите Анну, пусть она даст вам печенье. Хлоя, иди с ними.
– А что с тетей Рози? – спросила Хлоя, пораженная, что взрослая тетя плачет: без сомнений, такого она в жизни не видела. Во всяком случае, у себя дома.
– Ничего. – Филли легонько подтолкнула ее. – Иди, милая, я приду через минутку.
Филли отвела меня в дальнюю часть огорода, где под шестами для ползучей фасоли стояла старинная каменная скамейка. Минуту мы сидели в тишине. Наконец Филли спросила:
– Что произошло, Рози?
– О, что только не произошло, Фил! Гарри. Я. Я и Гарри.
Она кивнула, будто ожидала такого ответа. Я горько улыбнулась:
– Разумеется, никто не удивляется. Мало того, большинство даже радо.
– Кто это – большинство?
– Ну, вообще-то, только Элис, но она чуть не подпрыгнула от радости. И папа, но я ему всего лишь намекнула. Не хотела его расстраивать. Ты же его знаешь, он расплачется, только если ему скажут, что крикетный сезон подошел к концу.
– Значит, все кончено?
– Да. Филли, я его ненавижу, и, к счастью, он меня тоже, так что все замечательно, не так ли? – Я глухо рассмеялась. – Все счастливы.
– Он вовсе тебя не ненавидит. Сгоряча люди говорят ужасные вещи.
– О нет, ненавидит, он меня презирает и прямым текстом объяснил мне, почему. И самое смешное, Фил, все, в чем он меня обвинил, – правда. Я просто никогда не подозревала, что именно эти черты моего характера могут вызвать ненависть.
– Например? – спросила она, ощетинившись вместе со мной.
– О, он заявил, что я невежда и домашняя клуша, что не могу высказать свое мнение за пределами кухни. Что у меня нет собственных взглядов на действительно важные вопросы, и в какой-то степени, наверное, он прав.
– А что такое, по его мнению, важные вопросы?
– О, ну ты знаешь, политика, религия, любая актуальная тема. И это правда, меня не слишком волнует Маастрихтский договор, механизм контроля курса валют Европейского экономического сообщества и прочая чепуха, ведь это так далеко от меня и не имеет ничего общего с моей жизнью.
– Да, но тебя волнуют другие вещи.
– Какие же?
– Образование, здравоохранение – проблемы, близкие твоему сердцу. Они волнуют всех нас.
– Да, – медленно ответила я. – Наверное. Но все равно, Филли, как обидно слышать это от…
– От законченного фашиста, – перебила меня она.
Как я обрадовалась ее, такой безоговорочной, поддержке!
– Да, Филли, да, ты права! Но как поздно я поняла это: лишь теперь, когда заставила себя отойти в сторону и посмотреть на него беспристрастно, как на отдельного человека, а не на своего мужа и отца моего ребенка.
– А как же иначе, – поддержала меня Филли. Раньше ты была слепа из-за преданности.
– И еще оттого, что хотела, чтобы это было правдой. Мне было необходимо не видеть его недостатки. Обманывать себя, что мы идеальная счастливая семья с ребенком.
– Бога ради, для счастливого брака необязательно, чтобы ваши политические взгляды совпадали. Взять меня и Майлза. Он готов проголосовать за осла с голубой ленточкой на шее, а я завзятая либералка. И что с того? Как же самое главное? Как же любовь, страсть? Куда все это подевалось?
– Не уверена, что любовь вообще была, – тихо ответила я.
Минуту мы сидели в тишине. Филли легонько обнимала меня, а я в который раз вспоминала свой короткий предсвадебный «роман».
– И что же? – наконец проговорила она и выпрямилась. – Будете разводиться?
– Это было бы мило. Но похоже, такая перспектива мне не светит.
– Почему?
– Гарри не хочет развода.
– Ну и что. Что он сможет сделать?
– Забрать у меня Айво.
– Господи, не говори ерунду, – фыркнула она. – Как ему это удастся? Ты же мать, и опека обязательно достанется тебе!
– Он говорит, что докажет суду, что я плохая мать. Приведет случаи жестокого обращения. Скажет, что я бью Айво во сне, прижигаю сигаретами и прочее.
– Но это абсурд, ему в жизни никто не поверит!
– Фил, Гарри относит себя к мелким аристократам и считает, что все его товарищи повылазят из своих фамильных особняков, чтобы подтвердить его ложь и поддержать его.
– Кто же его поддержит? Кому захочется компрометировать себя в суде и давать ложные показания? Он вконец обезумел!
– Возможно, он пойдет окольными путями. Сфабрикует улики, фотографии плачущего Айво с нарисованными синяками на руках, не знаю.
– Прекрати! – Она резко вскочила со скамейки. – Хватит, я не могу больше этого слышать!
Поднялась и я, и мы медленно, рука об руку зашагали к дому.
* * *
– Кстати, – внезапно проговорила она, когда мы проходили по двору, – он же весь день работает, как он собирается приглядывать за ребенком?
– Ха, вот тут ты и ошибаешься. На самом деле он вообще не работает. Демонстративно поднимается наверх, в кабинет, но на этом все и заканчивается. Он делает пару звонков, много пердит и храпит на диване.
– Значит, он точно не сможет ухаживать за двухлетним ребенком! – фыркнула она.
– Мы с тобой это понимаем, но какой-нибудь судья с такими же мозгами может посчитать его милым честным парнем, у которого есть и время и деньги, чтобы заботиться о единственном ребенке.
Она развернула меня к себе лицом.
– Но это же тебя не остановит, правда? Ты же не передумала разводиться?
– Ни в коем случае. Я переезжаю, это решено. Элис разрешила мне временно пожить у нее в коттедже, но я должна нанять адвоката, Филли. Мне необходима консультация профессионала. Если есть хоть один шанс потерять Айво, я не смогу рисковать. Он – вся моя жизнь.
– Этого не произойдет, – уверенно проговорила она. – Любой стоящий адвокат подтвердит: у Гарри нет ни проблеска надежды. – Она нахмурилась. – Ты сказала, Элис разрешила тебе пожить в коттедже?
– Да, здесь, рядом, по ту сторону аллеи.
– Знаю, была там один раз. – Филли поморщилась. – Знаешь, Рози, там очень примитивные условия. Не знаю даже, есть ли электричество и водопровод. Может, тебе пожить с нами?
– Спасибо, очень милое предложение, но я хотела бы жить одна. Не обижайся – просто мне нужно разобраться в себе. Здорово, конечно, что мы будем так близко друг от друга, – добавила я, не желая показаться неблагодарной. – Когда ты была в коттедже?
– О, сто лет назад, – рассеянно ответила она. – До Элис его снимали наши друзья. Раньше это был домик садовника при большом поместье.
– Я знаю. Хочу завтра утром пойти и посмотреть, что к чему. Фил, можно я у тебя переночую? Не хочется возвращаться и видеть Гарри и родителей.
– Он что, остался здесь? После всего, что ты ему наговорила?
– Да, разумеется. Не забывай, мы же счастливые супруги. Клюшка может выбросить из головы эти глупости о разводе.
– Непременно оставайся. – Она сжала мою ладонь. – А завтра утром вместе посмотрим коттедж. Уверена, там можно что-нибудь сделать: покрасить стены, положить коврики…
– Поставить свежие цветы… – предложила я. Она рассмеялась. Ответом нашей матери на все жизненные невзгоды было «расставить по комнате свежие цветы».
– Ее к этому дому даже близко не подпускай, – предупредила Филли. – Представляю, как она брезгливо морщит нос, вынюхивает крыс на чердаке и черт знает что в подвале и жалуется на сырые матрасы. Она мигом тебя оттуда выкурит.
– Не думаю, что ей самой захочется туда приходить, – тихо произнесла я.
– О чем ты?
– У меня такое предчувствие, что когда карты раскроются, ее симпатии будут целиком на стороне зятя.
– О, не будь идиоткой, – тепло проговорила Филли. – Обычно мама туговато соображает, но даже она понимает, что кровь гуще воды.
– Зависит от того, какого цвета кровь, – уныло заметила я. – Ладно, поживем увидим.
Глава 6
– Мои поздравления! – Майлз, муж Филли, накинулся на меня за завтраком на следующее утро. – Лучшей новости я не слыхал за всю зиму! Это лучшее решение, принятое тобой за многие годы, и куда разумнее сделать его сейчас, пока ты еще молода и у тебя есть шанс опять выйти замуж, чтобы у Айво появился хотя бы более-менее приличный отец. – Он отправил кусок хлеба в рот и обезоруживающе мне улыбнулся.
– Господи, Майлз, хоть раз в жизни мог бы проявить немного такта, – укорила его Филли, которой его прямота не всегда была по душе.
– Зачем? – Майлз развернулся, чтобы посмотреть ей в лицо: она стояла за плитой. – Если бы я проявил такт, проблема стала бы неясной, и Рози могла бы потерять решимость. Она понимает, что совершила ошибку, и все остальные тоже это понимают. Ее муж – жирный урод, и его нужно изолировать как можно более безопасным способом. И говорить больше нечего.
– Когда мы познакомились, он был стройнее, – обиженно проговорила я, хотя на что мне было обижаться, не понимаю.
– Что ж, со временем он все компенсировал. В последний раз, когда я видел его трясущуюся тушу в этом идиотском халате с огурцами в доме твоих родителей, мне показалось, что мне навстречу идет Демис Руссос в платье – я уж испугался, что он сейчас разразится одним из своих нескончаемых греческих сентиментальных гимнов: ты моя, моя, моя навсе-е-е-егда, – протянул он, поднимаясь из-за стола и размахивая руками, как проповедник в церкви.
Я захихикала, но Филли не смеялась. Я заметила, что в последнее время выходки Майлза ее раздражают. Проходя мимо посудомоечной машины, она с треском захлопнула дверцу.
– Майлз, Рози разводится с Гарри не потому, что у него проблемы с лишним весом, понятно? Хочешь верь, хочешь нет, проблема намного глубже.
– О, я уверен, так оно и есть. И все равно, представляю, с каким облегчением ты прекратишь работать в ночную смену, а, Рози? – Он подмигнул мне. – Сломанные ребра, сдавленное дыхание, занятия тантрическим сексом, потому что у тебя нет другого выбора: ты же просто не можешь двигаться; тайные страхи, что он тебя раздавит и, когда парамедики тебя обнаружат, ты будешь похожа на блинчик…
– Майлз! – Филли была вся розовая. – Почему ты не можешь держаться в рамках хорошего вкуса?
– Извини, извини. Я просто шучу, дорогая. Рози же не против, да?
– Ни капельки, Майлз.
Нет, болтовня зятя меня не раздражала, но мне, в отличие от Филли, не свойственны аристократические замашки. Я могу корчиться от смеха над пошлыми шутками с сексуальным подтекстом, но вот у Филли в этом плане всегда были проблемы. Она испытывала дискомфорт, все равно что при виде незакрытого ящика или неровно расставленных молочных бутылок на столе. Я вовсе не говорю, что у нее в унитазе были такие штучки, от которых вода становится голубой, и она никогда не держала в ванной лавандовые освежители воздуха; но все же, во многом она была дочерью нашей матери.
– Ладно, – твердо проговорила я. – Пойду отнимать Айво у брата с сестричками, а потом поеду посмотреть коттедж. Фил, ты со мной?
– Какой коттедж? – спросил Майлз.
– Моей подруги, Элис Филберн, – она его снимает. И разрешает мне пожить у нее. Это домик в поместье Бэсуотер.
– Знаю этот домик, – кивнул Майлз. – Мы же знакомы с Филбернами, да, Фил?
– Да, конечно, – коротко ответила Фил. Больше она ничего не сказала, но я помнила, что они с Элис никогда друг другу не нравились. Пару лет назад, когда Элис вдруг объявила, что снимает коттедж для уикендов почти в десяти минутах от дома моей сестры, я пришла в неописуемый восторг и сразу же устроила вечеринку у Филли, чтобы они перезнакомились. Затея потерпела крах. Филли и Элис с первого же слова начали раздражать друг друга, – видимо, из-за нервов, Филли принялась усерднее обычного изображать из себя мисс Совершенство;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44