И пусть Марта позвонит мне немедленно, как только вернется. До свидания. – И она повесила трубку.
Какое-то время я остолбенело смотрела на промокашку на столе. Потом встала и сообщила директору и его жене, которые поджидали в холле, о том, что им и так было известно. Их глаза сияли уверенностью, на лицах читалось самодовольство. И я даже не стала ничего говорить. Просто попросила:
– Я хочу еще раз увидеться с Тоби.
Я медленно поднялась по лестнице. На этот раз меня сопровождала одна миссис Арчер – для друзей Симона. Мистер Арчер, почуяв, что битва выиграна, поспешил заняться более важными делами: скорее всего, готовить речь извинения для гостей с шоссе М5. Тоби так и сидел на кровати, уставившись в одну точку на полу где-то между черных ботинок со шнурками. Я присела рядом:
– Аннабел сказала, что ты должен остаться.
– Ты с папой разговаривала?
– Его там не было.
– Ты не можешь бросить меня здесь, Рози. Я покончу с собой.
– О, поверь мне, дорогой, – щебечуще захихикала Симона и подмигнула мне, – это мы уже слышали!
И этим ты гордишься, дорогая, подумала я, но ничего не ответила.
– Я бы на вашем месте ехала домой, мисс Гарфилд, – произнесла она тихим, льстивым голосом. – С ним все будет в порядке. Я прослежу, чтобы с ним все было хорошо. – Она повысила голос до пронзительности визга: – Попрощайся с няней, Тоби, будь хорошим мальчиком!
Он посмотрел на меня; в глазах застыла молчаливая мольба. Я обняла его, но целовать не стала. Это был бы поцелуй Иуды.
– Пока, Тоби. Увидимся на каникулах.
– Не увидимся, – процедил он.
Я не ответила, быстро встала и вышла из комнаты. Не оглядываясь, пробежала четыре пролета по деревянной лестнице. Симона пыхтела следом, щебеча что-то об огромной ответственности: ведь ей приходится заботиться о сотнях мальчиков. «Господи, да если бы вы слышали хотя бы половину пустых угроз, которые они мне предъявляли!»
У двери я пожала ее холодные, унизанные кольцами пальцы и заглянула в расчетливые, светло-голубые глаза. Потом повернулась и пошла к машине. Оказавшись внутри, я поежилась. А я-то думала, что такие школы-интернаты остались в прошлом веке. Я думала, что сегодняшний интернат – это добрые сказки на ночь, свободная форма, весельчаки-директора и поездки домой на выходные. Но Аннабел, с ее лицемерными понятиями об элитном образовании, нашла именно такую школу, в которой до сих пор твердо придерживаются драконовских методов девятнадцатого века. Короче говоря, она поставила себе целью найти ту школу, где свобода Тоби ограничивалась бы по максимуму.
Доехав до конца дорожки, я внезапно остановила машину. Обернулась и взглянула в зеркало заднего вида. Из окна верхнего этажа, из-за решетки на меня смотрел Тоби. Он казался таким хрупким, бледным и маленьким. Я быстро развернулась и увеличила скорость, но тут вспомнила историю, которую рассказывал мой брат Том. Я не училась в интернате, но вот Тома туда отправили, и он рассказывал об одном мальчике по имени Парсонс, который ежедневно, в течение всего семестра пытался сбежать из школы. Перед побегом он всегда набивал карманы гренками, а потом пускался наутек по длинной дорожке, пробегал примерно полмили до лесной зоны, мимо ручья, и пытался пробраться к воротам. И каждый раз директор медленно подъезжал к воротам на своей машине, поджидал его и возвращал обратно. Это превратилось в местный анекдот, потому что стоило кому-то крикнуть: «Парсонс опять убегает!», как все мальчишки бросались к окнам и подбадривали его, пока он бежал по дорожке, а потом освистывали директора, когда тот привозил беглеца обратно. Но в один прекрасный день Парсонс выпал из окна на четвертом этаже и умер. Никто так и не понял, был ли это несчастный случай или нет. Но его карманы, которые каждый день были до отказа набиты гренками, оказались пустыми.
Я положила руки на руль. Оглянулась. Он все еще стоял у окна. Я медленно вышла из машины. Сначала я спокойно шла, но потом побежала быстро-быстро; огромное готическое здание нависало надо мной, пока я не добралась до парадной лестницы, не взбежала по ней и не оказалась за массивной дубовой дверью. Когда я бежала через холл, из соседней двери выглянула Симона: «Мисс Гарфилд, я могу вам по…» Но меня уже не было. Я рванула вверх по лестнице, миновав один пролет, два, три, четыре; потом понеслась по пустому коридору в общую спальню; полы пальто развевались. Тоби стоял и ждал меня, его глаза сияли.
– Собирай вещи, – выпалила я. – Быстро! Где твой чемодан?
– В подвале, – воскликнул он. – Но он мне не нужен, я возьму только книги и фотографии! – Он сжимал их в руке. Я схватила еще одну фотографию.
– Пойдем!
Вместе мы затопали по коридору, полетели вниз по лестнице, мчась, как ракеты. Джерри и Симона караулили нас внизу.
– Вы не имеете права! – завопила Симона, когда мы показались на лестничной площадке над их головами. – Его мать…
– Она ему не мать, и я беру на себя полную ответственность, пока его отец в отъезде. Чемодан пришлете почтой. Пошли, Тоби!
Мы разогнались, так что у нас было преимущество: вместе мы перепрыгнули через последние несколько ступеней и пролетели между мистером и миссис Арчер, раскидав их в стороны. Прорвавшись через парадную дверь, мы скатились по ступеням и очутились на залитой солнцем подъездной дорожке.
– Свобода! – прокричал Тоби. – Как в «Побеге из Колдица»!
– А вот наш деревянный конь! – крикнула я, когда мы подбежали к моему побитому «вольво» в конце тропинки. Мы достигли цели, тяжело дыша, оглядываясь через плечо, и, закатившись истерическим смехом, рухнули в машину: адреналин бил ключом, эмоции лились через край. Я завела мотор, и мы с ревом сорвались с места. Я откинула голову и громко рассмеялась, искоса глядя на Тоби. Мне было достаточно увидеть его счастливые, сияющие глаза и розовые щеки: в тот момент на все остальное мне было наплевать. На полицию, на Гарри, на Тима, Боффи, Джосса, Аннабел, на все то дерьмо, в котором я вот-вот увязну по уши, – на все, кроме того, что мы с Тоби сделали это. И сердцем я понимала, что поступила правильно. Я вцепилась в руль. Кровь бушевала в венах, и я чувствовала себя живой, готовой справиться с кем угодно. Тоби все еще подпрыгивал рядом, с веселым визгом вспоминая выражение на лицах Арчеров. Но постепенно, наматывая километры и приближаясь к дому, мы оба замолкли. Вокруг замелькали знакомые поля; мы проехали по дороге мимо школы близняшек, и реальность показала свою уродливую макушку. Тоби вставил в магнитофон кассету с «Реквиемом» Фауре. Мы сидели в тишине, вслушиваясь в печальные меланхоличные арии.
– Знаешь, Тоби, тебе все равно придется ходить в школу. – Я наконец отважилась начать разговор.
– Я знаю. Тишина.
– Если бы ты смог сам выбирать, куда бы ты пошел?
– Не знаю.
– В какую школу ходят твои друзья?
– Не знаю. У меня и нет друзей, на самом деле. – Он уставился в окно. Замкнулся в себе, как обычно.
– А как же Сэм? – (Сэм был тихим застенчивым мальчиком, он пару раз заходил к нам на чай.)
– Он учится в Вестбурн-Парк. Мы только что проезжали.
– И?
– Что?
– Ему там нравится?
– Откуда мне знать?
– И почему ты не пошел в ту школу?
– Папе там понравилось, но Аннабел сказала, что то школа для гомиков. Якобы из меня вырастет изнеженный пижон.
Ага. А в интернате из него вырастет эмоциональный урод, страдающий запорами.
– Но Сэм же там учится.
– Да, я же говорил, разве нет?
Какое-то время я наблюдала за ним краем глаза, потом съехала на обочину и остановила машину.
– Не надо так со мной, Тоби.
– Как? – Его лицо ничего не выражало.
– А вот так, притворяться, будто ты ничего не знаешь, тебе ни до чего нет дела. Замыкаешься в своей раковине и бездействуешь. Ты у меня в долгу, приятель. Я только что спасла тебя из этого кошмарного интерната, и вряд ли они возьмут тебя обратно, так что ты у меня в долгу, и я хочу, чтобы ты со мной поговорил.
– О чем? – В его голосе все еще чувствовалась агрессия, но он явно притих. И успокоился.
– О тебе. О том, что тебе нравится. Чем ты хочешь заниматься, что ты любишь делать, от чего у тебя сильнее бьется сердце. Давай же, Тоби, дай нам знак, ради бога!
Он повернул голову и уставился в окно.
– Я знаю, что ты любишь животных, природу, птиц; может, есть что-то еще?
Молчание.
– Когда я была в твоем возрасте, – упорствовала я, – мы как-то поехали в отпуск с семьей и гостили у друзей в Корнуэлле. Они жили в красивом старом доме, приютившемся на утесе с видом на залив, и у них был свой ресторан. Каждый день, пока другие дети играли на улице, я ошивалась на кухне, уговаривала поваров позволить мне наблюдать и время от времени помогать им. Я всего лишь полировала ножи и вилки, помешивала соус, но мне это нравилось. Я была в восторге от шума и суеты, от волнения перед приходом посетителей, волшебных запахов, свежих овощей, которые приносили из сада, рыбака, приходившего к черному ходу с уловом, кроликов, подвешенных за ноги, аромата трав. А потом, когда еда была готова, мне нравилось расслабляться на кухне и болтать о том, как прошел день, какие рецепты удались, какие нет. Я поклялась, что в один прекрасный день у меня будет такой ресторанчик. Пока у меня его нет и вряд ли будет в ближайшее время, но тот случай указал мне путь, Тоби. Я сразу поняла, что именно этим хочу заниматься, что это – моя цель.
Он продолжал смотреть в окно, в пустое пространство. Но спустя какое-то время робко заговорил. Мне пришлось напрячь слух, чтобы уловить его слова.
– Я бы хотел научиться играть на кларнете. Хочу научиться играть тот концерт Моцарта ля мажор и познакомиться с людьми, которым тоже нравится музыка. – Он надолго замолк.
– Продолжай, – тихо произнесла я.
– Я хотел бы играть в оркестре. Может, даже…
– Что?
– Может, даже петь в хоре. – Он залился краской.
– В Вестбурн-Парк есть хор и оркестр?
– Сэм учится играть на флейте и на скрипке. Я повернула ключ в зажигании, глянула через плечо и с невиданной наглостью исполнила великолепный, безупречный, но нарушающий все правила разворот посередине дороги. Мы покатили обратно. Тоби оторопел.
– Куда мы едем?
– А то ты не знаешь.
Через две минуты мы миновали ворота и оказались на подъездной дорожке. Посмотрим правде в глаза: у меня должен был быть какой-то альтернативный план для Джосса, пусть даже он воспримет его в штыки. По крайней мере, это хотя бы начало. Я оглядела школьное здание Вестбурн-Парк. Это была современная постройка с большой игровой площадкой впереди и спортивным полем позади. Мы подъехали и припарковались, как мне показалось, у главного входа.
– Пойдем, – бодро скомандовала я, выходя из машины.
Тоби сидел неподвижно, облизывая губы.
– Тоби. Пойдем. Должен же ты ходить хоть в какую-то школу. Давай хотя бы посмотрим.
Он вышел. Я взяла его за руку, и мы подошли к двойным распахивающимся дверям, но, когда попытались открыть их, они задребезжали, и сердце мое упало. Двери были заперты. Я подняла голову: окна из зеркального стекла, пустые классные комнаты…
– Похоже, занятия еще не начались, Тоби.
– Начнутся только во вторник, – произнес голос за нашими спинами. – Мы открываемся позднее, чем другие местные школы.
Я обернулась. Мне улыбалась женщина средних лет с кудрявыми каштановыми волосами, в очках в черепаховой оправе. – Но не обольщайтесь: семестр у нас заканчивается позже. Я Энн Перкинс, директор школы. Дети пока не начали работать, но мне, увы, приходится! – Она кивнула на толстую стопку бумаг в руках. – Я зашла, чтобы просмотреть эти бумаги. Чем могу помочь?
Я глубоко вдохнула и начала рассказывать. Директриса не обрадовалась и не засияла от восторга, когда я поведала, почему Тоби так быстро вылетел из предыдущей школы и так мечтал стать питомцем ее заведения, но слушала она внимательно, переводя взгляд с меня на Тоби и, несомненно, пристально рассматривая заплаканного маленького мальчика во фланелевых шортах и растрепанную женщину рядом с ним. Когда я закончила рассказ, она кивнула.
– Что ж, судя по всему, последнее слово остается за его отцом, но вообще-то у нас есть одно место в первом классе, так как семья одного мальчика только что переехала в Германию. Я была бы рада предложить место Тоби, но, как я сказала, нужно поговорить с его отцом. – Она нахмурилась. – Мы раньше не встречались, Тоби?
– Да, я приходил с папой. Ему понравилась школа, но моя… мачеха захотела, чтобы я поехал в Стоубридж.
– Понятно. – Она нахмурила брови. – Что ж, в таком случае, не исключено, что у нас ничего не получится. У нас совершенно другая школа, и твоя мачеха может посчитать, что у нас слишком свободные порядки.
– Ее никто не спросит, – горячо возразил Тоби. – Решения принимает мой отец.
Он произнес это с таким чувством, что директриса вполне могла бы переглянуться со мной, как взрослый со взрослым, но она этого не сделала. Вместо этого серьезно посмотрела на Тоби.
– Послушай-ка, Тоби. Почему бы тебе не поговорить с отцом сегодня вечером. Попроси его мне перезвонить, и тогда посмотрим, что можно сделать.
– Видите ли, он сейчас путешествует по Европе, – на одном дыхании выпалила я, поймав проблеск надежды. – Он скульптор, Джосс Даберри, – бесстыдно добавила я, – и много путешествует. Возможно, мне не удастся дозвониться до него в течение нескольких дней.
– Ничего страшного, спешить нам некуда. Поскольку семестр начинается уже скоро, я не возьму никого на это место, и мы придержим его для Тоби, скажем, на три недели. Вас это устраивает?
– Идеально, – просияла я. – Просто идеально. Огромное спасибо!
– Не за что. – Она улыбнулась и проводила нас к машине. Когда мы сели, она посерьезнела. – Еще раз скажу, что мы очень отличаемся от Стоубриджа. Во-первых, мы смешанная школа – для девочек и мальчиков, на выходные наши дети должны уезжать домой, и спорту у нас уделяется не такое пристальное внимание. К тому же с первого дня ученики начинают играть на музыкальном инструменте. Ты знаешь об этом, Тоби?
– Да, – выдохнул Тоби. – Я хочу играть на кларнете.
– Прекрасно. Нашему оркестру не помешает еще один кларнетист.
Домой мы с Тоби ехали в дружной тишине. Он в этом отношении был похож на меня: ему не хотелось болтать беспрерывно. Но когда мы подъехали к деревне, я искоса посмотрела на него и заметила, что он вот-вот расплачется.
– В чем дело? – испуганно спросила я.
Он ничего не ответил, крепясь, чтобы не дать волю слезам.
– Я хочу сказать тебе кое-что, – наконец выпалил он, – но не могу!
Мы как раз остановились на красный свет. Я взяла его руку и улыбнулась:
– Ничего страшного. Я знаю, что ты хочешь сказать, а раз мне все известно, неважно, произнесешь ты это вслух или нет, правда?
Он обратил ко мне полные слез, широко раскрытые глаза. И я увидела в них одобрение. И улыбнулась. Значит, все в порядке. Мы тронулись по сигналу светофора, и я порыскала по сторонам, а потом поставила кассету с очень жизнерадостной музыкой. И оказалось, что это и был концерт Моцарта ля мажор для кларнета. Я хитро покосилась на Тоби: от изумления у него раскрылся рот.
– Ты еще не так удивишься, Тоби. Я полна сюрпризов.
Он откинул голову и весело засмеялся.
Через пару минут мы подъехали к Фарлингсу. Тоби не терпелось выйти из машины, побежать и рассказать о наших приключениях Марте и близняшкам, которые уже должны были вернуться из школы. И лишь тогда я с ужасом поняла, что Марта будет в шоке. Да она до смерти перепугается! А если уж Марта придет в ужас, узнав о моем самовольном поступке, то что подумают Джосс и Аннабел? Я медленно вышла из машины, и до меня дошло, каких серьезных дел я натворила. Я, какая-то соседка, забрала их ребенка из школы через неделю после начала семестра и тайком записала его в другую, даже не спросив у них разрешения! Нет, поправочка: я спросила разрешения, но полностью проигнорировала их указания! Вот дела. Весьма нестандартное решение, Рози, весьма нестандартное. Проследовав за Тоби в дом, я почувствовала, как сердце уходит в пятки: я поняла, что на самом деле натворила кое-что еще похуже. Вероятнее всего, я вселила в Тоби сильнейшие, но напрасные надежды, которым суждено разбиться о землю с возвращением Аннабел. Она наверняка сумеет обаять Джерри и Симону и уговорить их принять его обратно в Стоубридж. Посмотрим, Рози, полюбит ли он тебя тогда, когда его, визжащего и брыкающегося, потащат обратно в это заведение.
Я вошла в кухню через черный ход и вконец упала духом. Навстречу мне бросилась Марта, и вид у нее был понурый. Ага, он уже обо всем ей рассказал, и теперь она считает меня чокнутой, и не просто чокнутой, но и совершенно безответственной. Я приготовилась к худшему.
– К тебе пришли, – сказала она, кивнув в сторону.
Мое сердце остановилось. Господи Иисусе. Вот и все. Они пришли за мной!
– Где они? – прошептала я.
– В прихожей. Они были в коттедже, но потом приехали сюда. С десяти утра тут сидят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44