Нет, дорогие друзья, это не так. Позвольте первым заверить вас, что все слухи о смерти нашего брака сильно преувеличены. Не так ли, Рози?
– Гарри, сейчас не место и не время…
– О, я знаю, знаю, с таким проклятым ублюдком, как я, жить нелегко, но с кем легко, черт возьми, скажи мне, Майлз? Спорим, ты тоже ковыряешь в носу на людях, пердишь под одеялом и совершаешь прочие гнусные преступления, за которые недолго и по заднице получить. – Он подмигнул Майлзу. – И я с тобой заодно: да, я тоже грешник, mea culpa! Но теперь, когда маленькая мышка Рози вылезла из своей норки и погрозила мне своим крошечным коготком, я исправился, и могу заверить вас, что отныне все будет хорошо. Я увидел свет, принял наказание, как мужчина, и моя женушка может и дальше чистить свои усики, правда, дорогая?
– Нет, Гарри, неправда, и я не желаю говорить об этом сейчас.
– Да брось же, брось, – настаивал он. – Здесь же все свои, семья! Поцелуй и объятия примирения за блюдом жареного ягненка вряд ли кого-то смутят, не так ли, Элизабет?
– Конечно нет, Гарри, – тепло проговорила мамочка; глаза ее засветились. – Ох, Гарри, я так рада, я так боялась, что вы с Рози разойдетесь каждый своей дорогой, и мы больше никогда тебя не увидим!
– Никогда меня не увидите? Боже, да как вам такое в голову взбрело! Как я могу оставить эту счастливую семью? Как я могу оставить вас, Элизабет? Ведь мне будет вас так не хватать! Неужели вы всерьез подумали, что я брошу наши маленькие уютные посиделки у камина?
– Нет, конечно же, я понимаю, как это будет тяжело… – задумалась мамочка.
– Тяжело? Это будет невыносимо! Боже милостивый, да если мне больше не доведется услышать, как миссис Паркер-Боулз пришла в магазин Фонда раковых заболеваний и на благотворительную распродажу и купила не один, а целых два сухих букета вашего изготовления, я просто с ума сойду! Если я больше не услышу, как вы размышляете, что глаза некого члена королевской семьи – думаю, мы оба знаем, кого я имею в виду, – разглядывали эти сухие букеты, я безвозвратно лишусь рассудка!
– Гарри, – предупреждающе проговорила я.
– Подумать только, – продолжал он с выпученными глазами, – я больше никогда не услышу, как леди Фэйрклоу наехала на вас тележкой в «Уэйтроуз», так что вы отлетели аж к полкам с «Китикетом»? Только вообразите, что мне больше никогда не доведется услышать эту милую маленькую историю, или, раз уж на то пошло, все остальные истории о ваших успехах в высшем обществе.
– Гарри, довольно! – взорвалась я. Филли тоже была вне себя от злости. Пусть наша мать – кусок прикола, но все же она наша мать. Правда, сама мамочка была околдована словами зятя и не сводила с него округленных восторгом глаз.
– Почему? – Гарри невинно изогнул брови. – Неужели мне нельзя предаться дорогим для меня воспоминаниям за семейным столом?
– Конечно можно, Гарри, – промурлыкала мамочка.
– Только держи свои воспоминания при себе, договорились? – тихо заговорил папа и как-то странно побледнел. Для человека, который, даже выйдя из себя, сохранял спокойствие и благодушие, это были сильные слова. Он отодвинул тарелку с недоеденным ужином, облокотился о стол локтями и принялся набивать трубку, наблюдая за Гарри.
– А, Гордон. – Гарри расплылся в улыбке. – Я уже почти до тебя добрался. Последний, и, без всякого сомнения, последней важности. Надежный, преданный Гордон. В твоем шкафу ни одного скелета, не так ли, старина? Может, заглянуть? Так, на всякий случай? Нет, нет, так я и думал: всего-то клюшки для гольфа и галстук-бабочка. Никаких грязных, зловещих секретов, да и откуда им взяться? Ведь вся твоя провинциальная жизнь – без единого пятнышка, честная до скукоты. Постриг лужайку, помыл машину, отработал свою смену, день за днем – и домой, к кудахтанью своей наседки Элизабет, преданно вгрызаться в ее котлеты кордон блю! Может, только когда она уходит на кухню за бисквитом, ты втихую подливаешь себе вина. И как чудесно ты ухаживаешь за внуком по выходным! Подумать только, починил ту машину ему в подарок. – Внезапно Гарри запнулся. И нахмурился, будто пораженный какой-то мыслью.
– Ты же будешь по нему скучать, правда, Гордон? По малышу Айво? Рози не сказала тебе, что если она и дальше будет гнать свой бред, я стану оспаривать опекунство в суде? Нет? О да, так я и сделаю. И боюсь, у меня большое преимущество, учитывая… ну, ты в курсе. Или нет?.. А что, если бы ты, Гордон, смог убедить нашу маленькую мышку передумать, рассказал бы ей, какой я замечательный парень – не такой замечательный, как ты, конечно, но я только учусь… Если бы ты поведал ей, как мне хочется избавиться от распущенности! Для тебя, старичок Гордон, у нее всегда найдется время…
Он замолк ненадолго и вдруг хлопнул себя по лбу:
– Черт, черт, я чуть было не забыл самое важное! Какой же я осел! – Он торжествующе улыбнулся. – Хватайтесь за голову, добрые люди! Я забыл сказать – я собираюсь устроиться на работу!
– О, Гарри! – Мамочка просияла и захлопала в ладоши от восторга. – Какая чудесная мысль!
– Да, я собираюсь найти работу, и, может, ты мне поможешь, Гордон? Замолвишь за меня словечко в Сити? Как тебе, Рози? Тебе бы это понравилось, не так ли? Ты бы хотела каждое утро провожать меня на станцию в полосатом костюмчике, с портфелем в руке; у двери поправлять галстук, смахивать пылинки с воротника и щебетать: «По-ка-а, мой дорогой!» Прямо как твоя ненаглядная мамочка!
– Гарри, устроишься ты на работу или нет, мне абсолютно безразлично, – ледяным тоном ответила я.
– Да брось, я же буду больше зарабатывать, а увеличить карманные расходы никогда не повредит, а? Не забудь, ты же должна запастись кружевными трусиками для нашего юного любовничка, а в наше время они недешевы!
Филли вскочила на ноги:
– Гарри, это мерзость! Как ты смеешь разговаривать с Рози в таком тоне!
– Ууу, только посмотрите, благородная Фил вышла на тропу войны! Кстати, позволь заметить, ты на редкость хороша, когда злишься, милая. Знаю, твоей красотой многие восхищаются, но лично мне ты всегда казалась какой-то пресной. Да, праведное негодование тебе к лицу: щечки так и пылают, глазки горят, и, готов поспорить, твои упругие маленькие грудки так и вздымаются в дешевом лифчике из супермаркета! Кажется, тут стало жарковато и попахивает шалостью! Знаешь, а я бы не отказался прямо здесь растянуться на столе и устроить тебе…
Что Гарри решил устроить, мы так и не узнали: откуда ни возьмись вылетел кулак со всей силы вдарил ему прямо в челюсть, и Гарри вместе со стулом взлетели вверх тормашками и с треском приземлились на пол. Майлз стоял над Гарри и тяжело дышал.
– Извините, ребята, надо было сначала дать ему встать.
– Ничего страшного, мой мальчик, – пробормотал папа. – Кодекс маркиза Квинсбери давно в прошлом. К тому же кто-то давно должен был это сделать. Я уже подумал – может, мне самому ему врезать?
Папа поднялся и обошел стол. Наклонился, посмотрел на Гарри, который растянулся, как гигантская морская звезда: руки-ноги в стороны, рот открыт, глаза крепко зажмурены.
– Хороший удар, – пробормотал папа. – Похоже, он вырубился. Еще бы, так напиться. Помоги-ка мне, Майлз: отнесем его наверх, и тогда, если повезет, сможем спокойно закончить ужин. Не терпится попробовать яблочный пирог.
– Может, позвать доктора? – пролепетала мамочка, склонившись над Гарри и нервно теребя платок. – Вдруг у него сотрясение мозга?
– Еще чего, – фыркнул папа. – А теперь, бога ради, отойди в сторону, не мешай нам его поднимать; а когда я спущусь вниз, Элизабет, чтобы мой чертов пирог был на столе!
Глава 8
Увы, сотрясение мозга не могло растянуться на несколько дней. Оно продолжалось всего четырнадцать часов, в течение которых Гарри беспробудно спал, и примерно в десять тридцать следующего утра он почтил нас своим присутствием. Я была на кухне одна, готовила йоркширский пудинг на обед, и тут он ввалился, соблазнительно распахнув до пупка халат в огурцах, почесывая голову в колтунах, моргая сонными зенками и широко зевая. На подбородке красовался большой синий фингал; приблизившись, он робко его потрогал.
– У меня на подбородке огромный синяк, – удивленно проговорил он. – Откуда он взялся, Рози? Неужто мы вчера вечером играли в лошадки? Мне казалось, что я слишком нажрался, чтобы вытворять такие штуки.
– Синяк ты заработал после того, как последовательно оскорбил всех членов моей семьи. Вчера за ужином Майлз вмазал тебе в челюсть.
– Ах да, точно. Теперь я все вспомнил! Перебрал немного с выпивкой, да? Плохо отозвался о родственничках? Ох, небось я теперь у них в немилости. Ну извини.
– Никаких проблем, – пробормотала я, яростно взбивая тесто. Никаких проблем, Гарри, ведь ровно через двадцать четыре часа я делаю ноги. Собираю чемоданы и гружу их, Айво, хомяков и черно-белую морскую свинку в «вольво» – не позднее, чем ты загрузишься в такси в понедельник утром и поедешь в клуб обедать с Боффи.
– Мне так стыдно, крошка Рози.
Я обернулась. Он уже сто лет не называл меня «крошка Рози». И в его глазах я заметила выражение, которого не видела уже давно. Самую малость смирения. Каплю раскаяния. И даже крошечную мольбу о прощении. Я сглотнула комок.
– Все в порядке, Гарри. Хотя знаешь, ты и в самом деле превзошел самого себя.
– Знаю.
Повисла тишина. Он наполнил чайник и поставил его на конфорку. Тесто было готово, но я продолжала мешать его венчиком, чувствуя, как он топчется позади меня, и понимая, что он еще не все сказал. Он откашлялся.
– Рози?
– Хмм?
– Я тут подумал. Может, нам с тобой съездить в отпуск или придумать что-нибудь такое? Только ты и я: оставим Айво с твоими родителями. Мы не были в отпуске с медового месяца, и нам обоим это пойдет на пользу.
Я тяжело вздохнула.
– Ты всегда твердишь, что нам нужно выбраться куда-нибудь без посторонних, без Боффи, Шарлотты и прочей компании. Так почему бы и нет? Мы могли бы поехать в Шотландию, в Испанию, на Майорку. Развлечемся немного. Хочешь?
– Гарри, это бесполезно, – тихо проговорила я. – Я все сказала. И приняла решение.
Последовало молчание. Я уже подумала, понадеялась, что он снова начнет расписывать свою страшную месть: с этим было бы легче справиться, чем с льстивыми попытками меня умаслить. Но он этого не сделал.
– Прошу, Рози, не думай, что я безнадежен, – сказал он и тихо добавил, хихикнув: – Сама подумай, кому еще нужен старый зануда вроде меня?
Я чуть было не повернула голову, но вовремя удержалась. Не хотела смотреть ему в глаза. Даже Гарри мог показаться если не достойным любви, то достойным жалости, и именно это мне хотелось видеть меньше всего. Но он подошел к барной стойке, вынудив меня посмотреть ему в лицо.
– Мы могли бы начать заново, – не унимался он. – Я могу измениться, правда. Бросить пить, стать тебе хорошим мужем, и я не шутил насчет работы. И я уверен, ты забудешь о том глупом мальчике-тинейджере, Рози. Забудь ту лапшу, что он навешал тебе на уши. Он всю голову тебе заморочил. Прошу, Рози, не позволяй ему встать между нами.
– Гарри, извини, но я не передумаю. Я ухожу. Ухожу от тебя, и другие мужчины тут ни при чем.
С минуту он молча смотрел мне прямо в глаза, потом отвел взгляд и тоном капризного приказа, куда более привычным для меня, нежели интонация жалобы, попросил:
– Не приготовишь ли ты мне завтрак, Рози? То есть, имея в виду, что теоретически я все еще твой муж, как бы утомительно это ни звучало.
Я вздохнула с облегчением. Слава богу, что у Гарри вечно пустой живот. Слава богу, что в его жизни нет ничего важнее еды.
– Мне совсем нетрудно, – мило пропела я, потянувшись за сковородкой. – Два яйца или одно?
– Два, и поскольку я не ввязываюсь в войну на голодный желудок, пойду-ка я в сад, наберу грибов, чтобы добавить в омлет.
– Рада, что ты не потерял аппетит, Гарри.
– О, чтобы это произошло, одного лишь выстрела в спину мало. Ты не понимаешь, во что ввязалась, Рози.
И вот, оставив за собой атмосферу «не смей со мной связываться», он развернулся и вразвалочку пошел прочь, направляясь в конец нашего сада, где лес пересекал поле и даже в это время года обильно произрастали лесные грибы. Я подошла к окну рядом с раковиной и стала за ним наблюдать. Он торопливо семенил по лужайке, шлепая тапочками по мокрой траве; халат развевался у колен, тяжелый зад колебался из стороны в сторону…
Со стороны холма появился Майлз и мой отец: увлеченные разговором, они двигались прямо на Гарри. Поравнявшись, Майлз и Гарри поприветствовали друг друга коротким и вовсе не враждебным кивком. Значит, дуэли не будет – я вздохнула с облегчением и, вернувшись к йоркширскому пудингу, вылила его на шипящую сковородку. Щелкнула входная дверь: вошли Майлз и папа. Я слышала, как они тихими голосами обсуждают севооборот и малую урожайность из-за дождей. Подглядывая в открытую дверь кухни, я проследила, как они прошли в гостиную, к маме и Филли, которые сидели на ковре с детьми и вырезали бумажных куколок из бизнес-раздела «Санди Таймс»…
Гарри вернулся через несколько минут, хрипя от непривычной физической нагрузки и сжимая в горстях добычу: две большие пригоршни чудесных свежайших грибов. Он бросил грибы на стол, и тут вошел мой отец.
– А, Гарри, ты проснулся. Надеюсь, не держишь на нас зла?
– Что вы, Гордон, как можно; с побитым чувством собственного достоинства приношу искренние извинения. Не пойму, что на меня нашло.
– Думаю, во всем виновато виски. Кстати, я и сам бы не отказался от глоточка.
– Пап, сейчас четверть двенадцатого.
– Значит, осталось еще пятнадцать минут; но это мой дом, и я хочу выпить, так что так оно и будет. Вижу, ты собрался завтракать, Гарри; не стану тебе предлагать.
Гарри проводил его взглядом, разрываясь между двумя своими пристрастиями, как маленький мальчик, который смотрит заставку любимой телепрограммы, и тут родители сообщают, что можно пойти в зоопарк, но только выйти нужно немедленно. Спиртное победило.
– Рози, милая, перебери за меня грибочки, ладно? А потом обжарь по-быстрому, хорошо? Неприлично твоему старику пить в одиночестве. Я мигом.
Я улыбнулась: мне, как и Гарри, было известно, что в этом доме возможность выпить выпадала нечасто. Зная предрасположенность Гарри к излишествам, папа строго следил за шкафчиком с напитками.
Я разбила яйца в сковородку и уныло размешивала их лопаточкой. Неужели теперь начнутся омерзительные дрязги? Гарри явно не собирался отпускать меня по-хорошему. Черт, черт, черт. Я вздохнула и принялась перебирать грибы, осматривая перепонки. По счастливой случайности в нашем саду росли потрясающие лесные грибы, но некоторые из них были слишком уж хороши, поэтому нужно было как следует их проверить. Помню тот удивительный случай, когда мамочка приготовила на ужин суп из белых и боровиков и на следующий день мы все встали с круглыми глазами: всю ночь нам снились расписные порнографические сны. Да, всегда есть риск нарваться не просто на галлюциногенный грибок, и, поскольку в далеком кулинарном прошлом я ходила на курсы к Антонио Карлуччо, специалисту-микологу, на мне лежала обязанность убедиться в том, что грибы не кишат смертельными спорами.
Сегодня мне не очень повезло, мрачно думала я, тыкая грибные шляпки. Вполне обычные грибочки: пара белых, пригоршня лисичек и еще пара-тройка разновидностей, но ни одного гриба, от которого Гарри стал бы давиться, потом бы побагровел, схватился за горло, прохрипел: «Яд!» и печальной тушей рухнул бы на пол. Я уменьшила огонь, положила в бокал лед и пошла в прихожую, где под лестницей стоял наш шкафчик со спиртным. Там я намешала себе мощную порцию джин-тоника. На минутку присела на нижнюю ступеньку, болтая кусочками льда в стакане и смакуя свою фантазию. Вот это было бы здорово, мечтательно размышляла я. Ядовитый гриб. Противоядие еще не найдено. Пара дней в интенсивной терапии, недолгая кома, а потом – пшик! Задерните шторку вокруг этой койки. Я улыбнулась и хлебнула своего коктейля. Как изумительно удобно все бы вышло. Не надо ни развода, ни судебного разбирательства, ни родительской тяжбы из-за Айво. Все получилось бы менее грязно, более окончательно и, вместе с тем, принесло бы больше удовлетворения.
Я уставилась в свой почти пустой бокал. Нахмурилась. Неужели ты серьезно, Рози? Собираешься улизнуть в лес, сорвать одну из тех желто-зеленых поганок, которые всегда казались нам подозрительными, потом тайком пробраться в дом и кинуть ее в сковородку? Ха, а почему нет, пискнул маленький голосок в моей голове. Неужто кто-то окажется умнее тебя? Неужто тебя хоть кто-то заподозрит? Ведь Гарри сам собирал эти грибы, не так ли? Ты здесь ни при чем, и никто не слышал, что он просил тебя их перебрать. Нет свидетелей этого разговора, а он уже не сможет проговориться, так что терять тебе нечего, черт возьми!
Мое сердце бешено забилось. Только подумай, Рози. Никаких судебных разбирательств. Никакой гнусной проверки на отцовство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Гарри, сейчас не место и не время…
– О, я знаю, знаю, с таким проклятым ублюдком, как я, жить нелегко, но с кем легко, черт возьми, скажи мне, Майлз? Спорим, ты тоже ковыряешь в носу на людях, пердишь под одеялом и совершаешь прочие гнусные преступления, за которые недолго и по заднице получить. – Он подмигнул Майлзу. – И я с тобой заодно: да, я тоже грешник, mea culpa! Но теперь, когда маленькая мышка Рози вылезла из своей норки и погрозила мне своим крошечным коготком, я исправился, и могу заверить вас, что отныне все будет хорошо. Я увидел свет, принял наказание, как мужчина, и моя женушка может и дальше чистить свои усики, правда, дорогая?
– Нет, Гарри, неправда, и я не желаю говорить об этом сейчас.
– Да брось же, брось, – настаивал он. – Здесь же все свои, семья! Поцелуй и объятия примирения за блюдом жареного ягненка вряд ли кого-то смутят, не так ли, Элизабет?
– Конечно нет, Гарри, – тепло проговорила мамочка; глаза ее засветились. – Ох, Гарри, я так рада, я так боялась, что вы с Рози разойдетесь каждый своей дорогой, и мы больше никогда тебя не увидим!
– Никогда меня не увидите? Боже, да как вам такое в голову взбрело! Как я могу оставить эту счастливую семью? Как я могу оставить вас, Элизабет? Ведь мне будет вас так не хватать! Неужели вы всерьез подумали, что я брошу наши маленькие уютные посиделки у камина?
– Нет, конечно же, я понимаю, как это будет тяжело… – задумалась мамочка.
– Тяжело? Это будет невыносимо! Боже милостивый, да если мне больше не доведется услышать, как миссис Паркер-Боулз пришла в магазин Фонда раковых заболеваний и на благотворительную распродажу и купила не один, а целых два сухих букета вашего изготовления, я просто с ума сойду! Если я больше не услышу, как вы размышляете, что глаза некого члена королевской семьи – думаю, мы оба знаем, кого я имею в виду, – разглядывали эти сухие букеты, я безвозвратно лишусь рассудка!
– Гарри, – предупреждающе проговорила я.
– Подумать только, – продолжал он с выпученными глазами, – я больше никогда не услышу, как леди Фэйрклоу наехала на вас тележкой в «Уэйтроуз», так что вы отлетели аж к полкам с «Китикетом»? Только вообразите, что мне больше никогда не доведется услышать эту милую маленькую историю, или, раз уж на то пошло, все остальные истории о ваших успехах в высшем обществе.
– Гарри, довольно! – взорвалась я. Филли тоже была вне себя от злости. Пусть наша мать – кусок прикола, но все же она наша мать. Правда, сама мамочка была околдована словами зятя и не сводила с него округленных восторгом глаз.
– Почему? – Гарри невинно изогнул брови. – Неужели мне нельзя предаться дорогим для меня воспоминаниям за семейным столом?
– Конечно можно, Гарри, – промурлыкала мамочка.
– Только держи свои воспоминания при себе, договорились? – тихо заговорил папа и как-то странно побледнел. Для человека, который, даже выйдя из себя, сохранял спокойствие и благодушие, это были сильные слова. Он отодвинул тарелку с недоеденным ужином, облокотился о стол локтями и принялся набивать трубку, наблюдая за Гарри.
– А, Гордон. – Гарри расплылся в улыбке. – Я уже почти до тебя добрался. Последний, и, без всякого сомнения, последней важности. Надежный, преданный Гордон. В твоем шкафу ни одного скелета, не так ли, старина? Может, заглянуть? Так, на всякий случай? Нет, нет, так я и думал: всего-то клюшки для гольфа и галстук-бабочка. Никаких грязных, зловещих секретов, да и откуда им взяться? Ведь вся твоя провинциальная жизнь – без единого пятнышка, честная до скукоты. Постриг лужайку, помыл машину, отработал свою смену, день за днем – и домой, к кудахтанью своей наседки Элизабет, преданно вгрызаться в ее котлеты кордон блю! Может, только когда она уходит на кухню за бисквитом, ты втихую подливаешь себе вина. И как чудесно ты ухаживаешь за внуком по выходным! Подумать только, починил ту машину ему в подарок. – Внезапно Гарри запнулся. И нахмурился, будто пораженный какой-то мыслью.
– Ты же будешь по нему скучать, правда, Гордон? По малышу Айво? Рози не сказала тебе, что если она и дальше будет гнать свой бред, я стану оспаривать опекунство в суде? Нет? О да, так я и сделаю. И боюсь, у меня большое преимущество, учитывая… ну, ты в курсе. Или нет?.. А что, если бы ты, Гордон, смог убедить нашу маленькую мышку передумать, рассказал бы ей, какой я замечательный парень – не такой замечательный, как ты, конечно, но я только учусь… Если бы ты поведал ей, как мне хочется избавиться от распущенности! Для тебя, старичок Гордон, у нее всегда найдется время…
Он замолк ненадолго и вдруг хлопнул себя по лбу:
– Черт, черт, я чуть было не забыл самое важное! Какой же я осел! – Он торжествующе улыбнулся. – Хватайтесь за голову, добрые люди! Я забыл сказать – я собираюсь устроиться на работу!
– О, Гарри! – Мамочка просияла и захлопала в ладоши от восторга. – Какая чудесная мысль!
– Да, я собираюсь найти работу, и, может, ты мне поможешь, Гордон? Замолвишь за меня словечко в Сити? Как тебе, Рози? Тебе бы это понравилось, не так ли? Ты бы хотела каждое утро провожать меня на станцию в полосатом костюмчике, с портфелем в руке; у двери поправлять галстук, смахивать пылинки с воротника и щебетать: «По-ка-а, мой дорогой!» Прямо как твоя ненаглядная мамочка!
– Гарри, устроишься ты на работу или нет, мне абсолютно безразлично, – ледяным тоном ответила я.
– Да брось, я же буду больше зарабатывать, а увеличить карманные расходы никогда не повредит, а? Не забудь, ты же должна запастись кружевными трусиками для нашего юного любовничка, а в наше время они недешевы!
Филли вскочила на ноги:
– Гарри, это мерзость! Как ты смеешь разговаривать с Рози в таком тоне!
– Ууу, только посмотрите, благородная Фил вышла на тропу войны! Кстати, позволь заметить, ты на редкость хороша, когда злишься, милая. Знаю, твоей красотой многие восхищаются, но лично мне ты всегда казалась какой-то пресной. Да, праведное негодование тебе к лицу: щечки так и пылают, глазки горят, и, готов поспорить, твои упругие маленькие грудки так и вздымаются в дешевом лифчике из супермаркета! Кажется, тут стало жарковато и попахивает шалостью! Знаешь, а я бы не отказался прямо здесь растянуться на столе и устроить тебе…
Что Гарри решил устроить, мы так и не узнали: откуда ни возьмись вылетел кулак со всей силы вдарил ему прямо в челюсть, и Гарри вместе со стулом взлетели вверх тормашками и с треском приземлились на пол. Майлз стоял над Гарри и тяжело дышал.
– Извините, ребята, надо было сначала дать ему встать.
– Ничего страшного, мой мальчик, – пробормотал папа. – Кодекс маркиза Квинсбери давно в прошлом. К тому же кто-то давно должен был это сделать. Я уже подумал – может, мне самому ему врезать?
Папа поднялся и обошел стол. Наклонился, посмотрел на Гарри, который растянулся, как гигантская морская звезда: руки-ноги в стороны, рот открыт, глаза крепко зажмурены.
– Хороший удар, – пробормотал папа. – Похоже, он вырубился. Еще бы, так напиться. Помоги-ка мне, Майлз: отнесем его наверх, и тогда, если повезет, сможем спокойно закончить ужин. Не терпится попробовать яблочный пирог.
– Может, позвать доктора? – пролепетала мамочка, склонившись над Гарри и нервно теребя платок. – Вдруг у него сотрясение мозга?
– Еще чего, – фыркнул папа. – А теперь, бога ради, отойди в сторону, не мешай нам его поднимать; а когда я спущусь вниз, Элизабет, чтобы мой чертов пирог был на столе!
Глава 8
Увы, сотрясение мозга не могло растянуться на несколько дней. Оно продолжалось всего четырнадцать часов, в течение которых Гарри беспробудно спал, и примерно в десять тридцать следующего утра он почтил нас своим присутствием. Я была на кухне одна, готовила йоркширский пудинг на обед, и тут он ввалился, соблазнительно распахнув до пупка халат в огурцах, почесывая голову в колтунах, моргая сонными зенками и широко зевая. На подбородке красовался большой синий фингал; приблизившись, он робко его потрогал.
– У меня на подбородке огромный синяк, – удивленно проговорил он. – Откуда он взялся, Рози? Неужто мы вчера вечером играли в лошадки? Мне казалось, что я слишком нажрался, чтобы вытворять такие штуки.
– Синяк ты заработал после того, как последовательно оскорбил всех членов моей семьи. Вчера за ужином Майлз вмазал тебе в челюсть.
– Ах да, точно. Теперь я все вспомнил! Перебрал немного с выпивкой, да? Плохо отозвался о родственничках? Ох, небось я теперь у них в немилости. Ну извини.
– Никаких проблем, – пробормотала я, яростно взбивая тесто. Никаких проблем, Гарри, ведь ровно через двадцать четыре часа я делаю ноги. Собираю чемоданы и гружу их, Айво, хомяков и черно-белую морскую свинку в «вольво» – не позднее, чем ты загрузишься в такси в понедельник утром и поедешь в клуб обедать с Боффи.
– Мне так стыдно, крошка Рози.
Я обернулась. Он уже сто лет не называл меня «крошка Рози». И в его глазах я заметила выражение, которого не видела уже давно. Самую малость смирения. Каплю раскаяния. И даже крошечную мольбу о прощении. Я сглотнула комок.
– Все в порядке, Гарри. Хотя знаешь, ты и в самом деле превзошел самого себя.
– Знаю.
Повисла тишина. Он наполнил чайник и поставил его на конфорку. Тесто было готово, но я продолжала мешать его венчиком, чувствуя, как он топчется позади меня, и понимая, что он еще не все сказал. Он откашлялся.
– Рози?
– Хмм?
– Я тут подумал. Может, нам с тобой съездить в отпуск или придумать что-нибудь такое? Только ты и я: оставим Айво с твоими родителями. Мы не были в отпуске с медового месяца, и нам обоим это пойдет на пользу.
Я тяжело вздохнула.
– Ты всегда твердишь, что нам нужно выбраться куда-нибудь без посторонних, без Боффи, Шарлотты и прочей компании. Так почему бы и нет? Мы могли бы поехать в Шотландию, в Испанию, на Майорку. Развлечемся немного. Хочешь?
– Гарри, это бесполезно, – тихо проговорила я. – Я все сказала. И приняла решение.
Последовало молчание. Я уже подумала, понадеялась, что он снова начнет расписывать свою страшную месть: с этим было бы легче справиться, чем с льстивыми попытками меня умаслить. Но он этого не сделал.
– Прошу, Рози, не думай, что я безнадежен, – сказал он и тихо добавил, хихикнув: – Сама подумай, кому еще нужен старый зануда вроде меня?
Я чуть было не повернула голову, но вовремя удержалась. Не хотела смотреть ему в глаза. Даже Гарри мог показаться если не достойным любви, то достойным жалости, и именно это мне хотелось видеть меньше всего. Но он подошел к барной стойке, вынудив меня посмотреть ему в лицо.
– Мы могли бы начать заново, – не унимался он. – Я могу измениться, правда. Бросить пить, стать тебе хорошим мужем, и я не шутил насчет работы. И я уверен, ты забудешь о том глупом мальчике-тинейджере, Рози. Забудь ту лапшу, что он навешал тебе на уши. Он всю голову тебе заморочил. Прошу, Рози, не позволяй ему встать между нами.
– Гарри, извини, но я не передумаю. Я ухожу. Ухожу от тебя, и другие мужчины тут ни при чем.
С минуту он молча смотрел мне прямо в глаза, потом отвел взгляд и тоном капризного приказа, куда более привычным для меня, нежели интонация жалобы, попросил:
– Не приготовишь ли ты мне завтрак, Рози? То есть, имея в виду, что теоретически я все еще твой муж, как бы утомительно это ни звучало.
Я вздохнула с облегчением. Слава богу, что у Гарри вечно пустой живот. Слава богу, что в его жизни нет ничего важнее еды.
– Мне совсем нетрудно, – мило пропела я, потянувшись за сковородкой. – Два яйца или одно?
– Два, и поскольку я не ввязываюсь в войну на голодный желудок, пойду-ка я в сад, наберу грибов, чтобы добавить в омлет.
– Рада, что ты не потерял аппетит, Гарри.
– О, чтобы это произошло, одного лишь выстрела в спину мало. Ты не понимаешь, во что ввязалась, Рози.
И вот, оставив за собой атмосферу «не смей со мной связываться», он развернулся и вразвалочку пошел прочь, направляясь в конец нашего сада, где лес пересекал поле и даже в это время года обильно произрастали лесные грибы. Я подошла к окну рядом с раковиной и стала за ним наблюдать. Он торопливо семенил по лужайке, шлепая тапочками по мокрой траве; халат развевался у колен, тяжелый зад колебался из стороны в сторону…
Со стороны холма появился Майлз и мой отец: увлеченные разговором, они двигались прямо на Гарри. Поравнявшись, Майлз и Гарри поприветствовали друг друга коротким и вовсе не враждебным кивком. Значит, дуэли не будет – я вздохнула с облегчением и, вернувшись к йоркширскому пудингу, вылила его на шипящую сковородку. Щелкнула входная дверь: вошли Майлз и папа. Я слышала, как они тихими голосами обсуждают севооборот и малую урожайность из-за дождей. Подглядывая в открытую дверь кухни, я проследила, как они прошли в гостиную, к маме и Филли, которые сидели на ковре с детьми и вырезали бумажных куколок из бизнес-раздела «Санди Таймс»…
Гарри вернулся через несколько минут, хрипя от непривычной физической нагрузки и сжимая в горстях добычу: две большие пригоршни чудесных свежайших грибов. Он бросил грибы на стол, и тут вошел мой отец.
– А, Гарри, ты проснулся. Надеюсь, не держишь на нас зла?
– Что вы, Гордон, как можно; с побитым чувством собственного достоинства приношу искренние извинения. Не пойму, что на меня нашло.
– Думаю, во всем виновато виски. Кстати, я и сам бы не отказался от глоточка.
– Пап, сейчас четверть двенадцатого.
– Значит, осталось еще пятнадцать минут; но это мой дом, и я хочу выпить, так что так оно и будет. Вижу, ты собрался завтракать, Гарри; не стану тебе предлагать.
Гарри проводил его взглядом, разрываясь между двумя своими пристрастиями, как маленький мальчик, который смотрит заставку любимой телепрограммы, и тут родители сообщают, что можно пойти в зоопарк, но только выйти нужно немедленно. Спиртное победило.
– Рози, милая, перебери за меня грибочки, ладно? А потом обжарь по-быстрому, хорошо? Неприлично твоему старику пить в одиночестве. Я мигом.
Я улыбнулась: мне, как и Гарри, было известно, что в этом доме возможность выпить выпадала нечасто. Зная предрасположенность Гарри к излишествам, папа строго следил за шкафчиком с напитками.
Я разбила яйца в сковородку и уныло размешивала их лопаточкой. Неужели теперь начнутся омерзительные дрязги? Гарри явно не собирался отпускать меня по-хорошему. Черт, черт, черт. Я вздохнула и принялась перебирать грибы, осматривая перепонки. По счастливой случайности в нашем саду росли потрясающие лесные грибы, но некоторые из них были слишком уж хороши, поэтому нужно было как следует их проверить. Помню тот удивительный случай, когда мамочка приготовила на ужин суп из белых и боровиков и на следующий день мы все встали с круглыми глазами: всю ночь нам снились расписные порнографические сны. Да, всегда есть риск нарваться не просто на галлюциногенный грибок, и, поскольку в далеком кулинарном прошлом я ходила на курсы к Антонио Карлуччо, специалисту-микологу, на мне лежала обязанность убедиться в том, что грибы не кишат смертельными спорами.
Сегодня мне не очень повезло, мрачно думала я, тыкая грибные шляпки. Вполне обычные грибочки: пара белых, пригоршня лисичек и еще пара-тройка разновидностей, но ни одного гриба, от которого Гарри стал бы давиться, потом бы побагровел, схватился за горло, прохрипел: «Яд!» и печальной тушей рухнул бы на пол. Я уменьшила огонь, положила в бокал лед и пошла в прихожую, где под лестницей стоял наш шкафчик со спиртным. Там я намешала себе мощную порцию джин-тоника. На минутку присела на нижнюю ступеньку, болтая кусочками льда в стакане и смакуя свою фантазию. Вот это было бы здорово, мечтательно размышляла я. Ядовитый гриб. Противоядие еще не найдено. Пара дней в интенсивной терапии, недолгая кома, а потом – пшик! Задерните шторку вокруг этой койки. Я улыбнулась и хлебнула своего коктейля. Как изумительно удобно все бы вышло. Не надо ни развода, ни судебного разбирательства, ни родительской тяжбы из-за Айво. Все получилось бы менее грязно, более окончательно и, вместе с тем, принесло бы больше удовлетворения.
Я уставилась в свой почти пустой бокал. Нахмурилась. Неужели ты серьезно, Рози? Собираешься улизнуть в лес, сорвать одну из тех желто-зеленых поганок, которые всегда казались нам подозрительными, потом тайком пробраться в дом и кинуть ее в сковородку? Ха, а почему нет, пискнул маленький голосок в моей голове. Неужто кто-то окажется умнее тебя? Неужто тебя хоть кто-то заподозрит? Ведь Гарри сам собирал эти грибы, не так ли? Ты здесь ни при чем, и никто не слышал, что он просил тебя их перебрать. Нет свидетелей этого разговора, а он уже не сможет проговориться, так что терять тебе нечего, черт возьми!
Мое сердце бешено забилось. Только подумай, Рози. Никаких судебных разбирательств. Никакой гнусной проверки на отцовство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44