Знаешь, иногда так бывает: когда встречаешь своего почтальона в метро, например.
– Наверное, – с сомнением произнесла я.
Она прыгнула в машину.
– Ладно, Рози, мне пора, мы и так уже опаздываем. Но я хотела приехать повидаться с тобой на следующей неделе, когда Майкл будет в Челтенхэме. Можем, поужинать все вместе.
– Конечно, с удовольствием. – Я сразу повеселела.
– Хорошо. Тогда увидимся. Пока!
По дороге в Глостершир мы заехали на Меритон-роуд, чтобы забрать вещи. Наскоро пробежав по дому, я сняла занавески, забрала ковры и подушки для коттеджа и как могла быстро запихнула все это в машину. При этом я подумала, что картины и мебель Гарри можно отправить в Йоркшир. Им там самое место.
Приехав в маленькую деревеньку, я первым делом заглянула в магазин. Купила простые открытки и поспешила обратно в машину. Удерживая открытку на колене, я нацарапала: «Повар ищет работу, обслуживание вечеринок и праздников. Рассмотрю любые предложения». Внизу приписала адрес. И уже собиралась вернуться обратно в магазин, как снова взглянула на открытку. Медленно отложила ее в сторону и взяла еще одну. Выглянула в окно, задумчиво пососав кончик карандаша. И наконец написала:
«Профессиональный повар французской кухни (практика у Пру Лейт, Жан-Филлиппа дю Форта, Альбера Ру) обслуживает вечеринки, ланчи, фуршеты и т. д. Первоклассная французская кухня у вас дома по доступной цене. По всем вопросам обращайтесь в магазин».
Из-за прилавка мне улыбалась кругленькая женщина с наливными щеками-яблочками. Она с интересом прочла мою карточку.
– О, значит, ты повар, уточка моя? И проходила практику у того парня, Альберта Рукса? Того самого, из телевизора? О-о-о да, он мне нравится, и у него такое приятное лицо, правда? И такой смешной французский акцент, хотя, по-моему, никто не сравнится с Джонни Крэддоком, мужем старушки Фэнни. Вот это был парень! Никогда не забуду тот день, когда она пекла плюшки, и он повернулся к камере и сказал: «Дай бог вам всем такие булки, как у моей Фэнни!» – Она откинула голову и расхохоталась. – Как же мы смеялись! Ну ладно, – прохрипела она, вытирая глаза, – хватит грубых шуток я поставлю твою открытку в витрину, и как знать, здесь полно важных женщин из больших особняков, у которых нет ни времени, ни желания пачкать свои набитые новенькой техникой кухни. Они будут рады отхватить французскую повариху вроде тебя. Сами же слишком заняты, чтобы печь волованы: небось строят торговые пирамиды, продавая трусы или чем там еще они занимаются. – Она фыркнула.
– Вот и я то же самое подумала, – с готовностью кивнула я. – А со временем, может, организую свое праздничное агентство. Вечеринки на колесах для измученной стрессами элиты.
– Очень хорошая задумка, моя уточка, я замолвлю за тебя словечко. – Она понимающе щелкнула языком. – Да уж, теперь, когда ты осталась одна-одинешенька, да еще и с малышом. Это был шок настоящий шок. Не представляю, как ты справляешься.
Ага, значит, слухи уже поползли.
– Да… ну, спасибо большое за помощь.
– Ерунда, уточка, чем смогу, помогу. Найдем мы тебе работу, вот увидишь! – Она весело помахала моей карточкой и засуетилась, прикрепляя ее в витрине.
Вот видите, думала я, с полегчавшей душой колеся обратно к коттеджу, жизнь уже налаживается!
В коттедже было холодно и пахло плесенью. Я зажгла камин, разложила вещи, которые привезла из Лондона, и сразу же почувствовала себя как дома. Привезли мебель, которую я заказала в «Джон Льюис», и маленький колченогий столик с деревянными стульями заняли свое место. Я радостно откинулась в кресле, болтая ногами, а Айво возился в комнате: он явно был рад вернуться. Вот это здорово, подумала я, наслаждаясь одиночеством. Можно есть тосты с сыром у камина, слушать ту музыку, какую мне хочется, пить джин-тоник в ванной, сидеть с ногами на диване, ложиться спать, когда душе угодно и… господи, да вы только посмотрите! Телефон!
В углу комнаты, на моем новом столике, стоял телефон. А сверху лежала записка. Я вскочила на ноги и подбежала к столу.
«Вы не можете здесь жить без средств коммуникации, так что я провел телефон. Джосс».
Я улыбнулась. Педантично, коротко, но очень мило; к тому же теперь мне станет намного удобнее. Чтобы утихомирить Айво, я дала ему печенье и сразу же села звонить мистеру Мендельсону, агенту недвижимости. Который на этот раз оказался уже не таким милым. Более того, он говорил грубо и резко, а от прежнего заискивания не осталось и следа.
– Миссис Медоуз, боюсь, у меня для вас плохие новости. Я не смогу выручить за эти дома столько, сколько вы хотели.
– Неужели? И почему же?
– Видите ли, тот дом, в котором жили вы, еще ничего, хотя должен сказать, он весь пропитался сыростью, и декор безвкусный… – (Ах ты, наглый ублюдок, подумала я, закипая от злости, как ты смеешь так говорить о моем доме, хотела бы я посмотреть на твою дыру, дружок, покопаться за твоими диванами…) –…но другой дом! Дорогая моя миссис Медоуз!
– Что? Что значит «дорогая моя миссис Медоуз»?
– Вы туда давно наведывались?
– Да, пожалуй… вообще-то я там никогда не была. По крайней мере, внутри. Там жильцы, понимаете.
– Вот-вот, на самом деле никаких жильцов там быть не должно. Дом просто в позорном состоянии. Там нет центрального отопления, почти нет водопровода, со стен течет вода, а в одной спальне полностью обрушилась крыша, и жильцы накрыли комнату пластиковой пленкой, чтобы дождь не капал. В доме воняет гниющими коврами, и еще там крысы!
– Крысы? – неслышно отозвалась я. Телефон выскользнул из рук.
– Я, конечно, ни одной не видел, но могу предположить, что ловушки на кухне были расставлены именно для них. Мне очень жаль, но придется выставить этот дом на продажу с пометкой «нуждается в капитальном ремонте».
– Понятно.
– Вы что же, не подозревали об этом?
– Нет… я не очень интересовалась этим домом, – промямлила я. – Понимаете, мой муж всегда занимался этими вещами… то есть сдачей в аренду. – Господи, это же ужасающе унизительно! Пьяница, игрок, а теперь и арендодатель вроде Рэкмена, гребущий с людей деньги за проживание в антисанитарных условиях. Неужели я целых три года была замужем за этим человеком?
– Мне кажется, что единственный выход для вас – предоставить мне свободу; сколько дадут, столько и получим. Я, разумеется, сделаю все возможное, но при данных обстоятельствах…
– Конечно, конечно, – пробормотала я, сгорая от стыда. – Большое спасибо, мистер Мендельсон, просто… делайте, что в ваших силах.
Я опустила трубку, чувствуя легкую тошноту. Произвела несколько мысленных подсчетов, от которых затошнило еще сильнее, и взяла ручку и бумагу. Села и все аккуратно просчитала. Сначала долги Гарри, потом плату за аренду этого коттеджа – за полцены на первые несколько месяцев – самый минимум на жизнь, плату за газ и электричество. Слегка приукрасив ту сумму, которую мистер Мендельсон собирался выручить за дома, я вычла одно из другого и обнаружила… что увязла в долгах. В отчаянии я добавила то, что надеялась заработать заказами на обслуживание вечеринок, плюс если буду работать уборщицей пару дней в неделю, скрести полы, свежевать туши – что угодно. И поняла, что таким способом мне удастся продержаться чуть выше воды. Вот только работы у меня нет, и, прежде чем она появится, могут пройти недели, даже месяцы. Я со стуком уронила ручку и зарылась головой в ладони. Уставилась на стол. Есть только один выход. Придется мне отсюда съехать. Единственный способ остаться без убытков и как следует заботиться об Айво – переехать к Филли и занять денег у Тома. Две вещи во всем свете, которые мне хотелось делать меньше всего. Черт, черт, черт! Я скомкала листок в шарик, швырнула его о стену и расплакалась. Я ревела не на шутку, проникшись искренней и глубокой жалостью к самой себе. Спустя какое-то время я почувствовала, как кто-то тянет меня за рукав маленькой ручкой.
– Мамочка глустит. – Из-под согнутого локтя показалось тревожное личико Айво. Я посадила его на колени, вытерла лицо тыльной стороной ладони и улыбнулась.
– Нет, дорогой, вовсе нет, мамочка просто дурачится, и все. Жалеет себя и ведет себя глупо.
– Глюпо, – кивнул он, понимающе кивая.
– Айво! – (Я поняла вдруг, что мне действительно некуда деваться.) – Ты ведь будешь рад пожить с тетей Филли, да?
– И с тобой?
– Конечно, и со мной тоже, – горячо кивнула я. Я укутала его в зимний комбинезончик и надела пальто. Подойдя к двери, задумчиво оглядела свою маленькую гостиную. Теперь, когда я наконец все тут устроила, комната сияла светом и цветом. Яркие нитяные коврики, которые я привезла из Лондона, целиком закрывали неряшливый старый ковер; я привезла из дома настольные лампы, которые давали мягкий розовый отблеск вместе прежнего пугающего резкого электрического света над головой. Гобеленовые подушки разбросаны по выступающему подоконнику; на окнах – светлые занавески с розами, которые я усердно сшила на руках для нашей лондонской спальни и которые Гарри ненавидел; на стенах висели акварели, пастельные рисунки и наброски. Уродливый диван с ржавыми пружинами преобразился благодаря великолепному лоскутному покрывалу Элис; полки в альковах по обе стороны пылающего камина прогибались под весом моих книг. Все вещи, которые у меня накопились за многие годы, которые я любила, собрались в этой маленькой комнате, чтобы создать общий эффект – не побоюсь сказать – комнатки, словно сошедшей со страниц журнала «Загородные интерьеры», из статьи об уединенных деревенских коттеджах…
Я вздохнула и закрыла за собой дверь. Что грустить, подумаешь, кирпичи и известка.
– Пойдем, Айво. Нам пора.
Он ухватил мою ладонь одной рукой, другой – обнял коалу Билла, и мы торжественно зашагали по до сих пор покрытому льдом холму, чтобы проинформировать хозяина о грядущем отъезде. К тому же, храбрясь, подумала я, что такого ужасного, если я буду жить с Филли? Да тысячи одиноких матерей мечтают, чтобы у них была богатенькая сестра, к которой можно было бы переехать. Мне страшно повезло, что у меня есть такая возможность.
Стоял прекрасный морозный день, и голые темные деревья, окружавшие залитый мягким золотистым светом Фарлингс, резкими контурами вырисовывались на фоне лазурного неба. Мы прошли по двору, и нам навстречу кинулся выводок цыплят: они запищали у наших ног, надеясь, что мы принесли им обед. Один наглый петушок-бентамка зигзагами гнался за мной по краю дома до самой входной двери. Надо же, усмехнулась я, нажав дверной звонок, за мной увивается цыпленок!
Я позвонила и только лишь оторвала палец от звонка, как Джосс открыл дверь. Вырос передо мной в старой телогрейке и сапогах. У него был удивленный вид.
– Ничего себе. А я как раз собирался к вам заглянуть.
– А я и сама пришла.
Он приоткрыл дверь, пропуская меня в дом, и я вошла в освещенный мягким рассеянным светом холл с выложенным плиткой полом – единственную комнату, которую я до сих пор видела в этом громадном особняке. А другие мне теперь и не светит увидеть, с горечью поняла я. В камине горели дрова, как и в прошлый раз. Интересно, он каждый день его зажигает или это делают слуги, прежде чем погладить его газеты и подогреть сиденья для унитаза? Как бы то ни было, это была роскошь в ее высшем проявлении, и я мысленно пообещала себе, что в один прекрасный день, когда мой корабль наконец прибудет в порт – разумеется, это случится после того, как мы разберемся с одной маленькой никчемной финансовой неурядицей, – в моем потрясном холле эпохи Якова I тоже будет камин. А перед камином – парочка шотландских овчарок, как знать… Он захлопнул за мной дверь.
– Хотите выпить?
С полусонным Айво на руках я села в стоявшее у камина кожаное кресло с подлокотниками.
– Конечно, почему бы и нет? Спасибо.
Он подошел к буфету красного дерева в углу и разлил по бокалам виски на два пальца из графинчика. Протянув мне напиток, он с любопытством на меня посмотрел.
– Вы сегодня не такая тихая, как обычно. С чего это вы без приглашения плюхаетесь в мое кресло и распиваете мой скотч?
– Наверное, оттого, что мне нечего терять. Я уже не боюсь вас оскорбить и получить пинок под зад.
– Ага, значит, подобострастное поведение было призвано обеспечить продолжительное проживание в коттедже? Что ж, прежде чем вы помочитесь на мой ковер, может, скажете, с чего такие перемены?
Я сказала, вкратце обрисовав устрашающие размеры своих долгов и разруху в лондонском доме, но, по-моему, он и так все понял.
Он стоял надо мной, облокотившись локтем о каминную полку и вращая в бокале золотистую жидкость. Когда я закончила, он кивнул:
– Понятно. В таком случае, приготовьтесь опрокинуть свое виски, присесть на самый краешек кресла и снова стать моим арендатором, потому что я как раз шел к вам, чтобы передать одно сообщение. Похоже, вы получили работу.
– Что?
– Десять минут назад звонили из паба. Просили поговорить с «той поварихой, у которой карапуз» – думаю, это вы. Боже, вы всего день как вернулись, а я уже принимаю для вас сообщения. Слава богу, что я провел вам телефон.
– О нет, я вовсе не популярна… а что они сказали? – нетерпеливо спросила я. – Те, кто звонил из паба?
– Видимо, у вас появилась подружка, миссис Фэйрфакс из деревенского магазина. Вы дали ей рекламную листовку, а она позвонила своему брату Бобу, владельцу «Красного Льва», – вот она, пеннингтонская мафия, – и оказалось, что он только что уволил своего шеф-повара. Очевидно, поймав его в компрометирующей ситуации с одной из барменш. – Он устало потер глаза рукой. – Ради бога, Рози, не просите меня объяснять все в подробностях: уверен, разгневанный хозяин паба сам поделится с вами красочными сенсационными деталями, но, если вы не против, я промолчу. Короче говоря, Боб и его шеф-повар послали друг друга куда подальше, и теперь Боб хочет, чтобы вы приступили к работе.
– О! О боже, это же потрясающе, и что это значит? Он сказал что-нибудь об обязанностях или…
– Увы, не успел. Боюсь, мне пришлось резко оборвать излияния Горластого Боба: мой агент из Кельна позвонил по второй линии, а описание моей следующей выставки более важно, чем вопрос о том, нравится ли посетителям паба поджаристый омлет. Но Боб оставил номер и просил вас перезвонить. Вот. – Он протянул мне листок бумаги. – Его зовут Боб Картер. – Он нахмурился. – И он сказал кое-что еще… что к завтрашнему вечеру ему нужны сорок ужинов из трех блюд.
– Боже, вы шутите!
– Шучу. Нет, Рози, клянусь, я понятия не имею, что это за работа, но, поверьте, что бы вы ни приготовили в этом заведении, это наверняка будет лучше, чем их прежнее угощение. Водянистые омлеты с кусками дряблого бекона и суп, который не смеешь доесть до конца – страшно увидеть, что на дне тарелки. – Он поежился. – О да, встав за их плиту, вы сделаете Пеннингтону огромное одолжение. Он улыбнулся.
Я встала и, сама не своя от радости, прижала к себе Айво.
– Позвоню ему сейчас же. Ох, Джосс, это так здорово, не могу поверить, что все произошло так быстро! Я-то думала, что стала совсем нищей, готовилась стать нахлебницей! У меня столько долгов… да, и надо не забыть позвонить миссис Фэйрфакс, поблагодарить ее, и… – На пути к двери я резко обернулась. – Спасибо за новость, Джосс. И за виски.
– Никаких проблем, по правде говоря, я все равно собирался в мастерскую. Если подождете пару секунд, я возьму вещи и пойду с вами.
– Хорошо.
Он допил виски одним глотком и взял со стола стопку набросков. Засунул их под мышку, взял карандаши и открыл для меня входную дверь. Я прошла под его рукой, и вместе мы вышли на улицу; внезапно потемнело. В полной тишине мы шли по оледеневшему склону к мастерской и моему коттеджу. Я громко сглотнула. По непонятной причине я проглотила язык. Минуту назад разговор шел так легко: там, в холле, когда мы обсуждали мою работу шеф-поваром. Почему же сейчас, шагая бок о бок с этим великаном в кромешной темноте, я так оробела?
У двери в мастерскую я замялась. Хотела пожелать спокойной ночи, но не решилась. Если он скажет: «Спокойной ночи, Рози», – я тоже скажу и уйду, подумала я про себя. Я подождала. Он молчал. Вместо этого он повозился с задвижкой, отодвинул здоровый засов и распахнул дверь. Потянулся вверх, включил свет, отошел в сторону, и я шагнула внутрь. Ладонь подлетела ко рту, и я затаила дыхание. И замерла на мгновение, впитывая увиденное, ошеломленно оглядываясь вокруг.
Амбар был огромен и напоминал пещеру; с дубовых балок под потолком падал свет, вырисовывая, почти каждую по отдельности, самые невероятные скульптуры и статуи из всех, какие я только видела в жизни. В одной стороне мастерской располагалась длинная скамья, и на ней – изящные смуглые бронзовые скульптуры, в основном выполненные с натуры: девушки, атлеты, обнаженные тела, животные. Надо мной вздымались пантеры, газели, скаковые лошади с выгнутыми шеями и пронзительными широко раскрытыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Наверное, – с сомнением произнесла я.
Она прыгнула в машину.
– Ладно, Рози, мне пора, мы и так уже опаздываем. Но я хотела приехать повидаться с тобой на следующей неделе, когда Майкл будет в Челтенхэме. Можем, поужинать все вместе.
– Конечно, с удовольствием. – Я сразу повеселела.
– Хорошо. Тогда увидимся. Пока!
По дороге в Глостершир мы заехали на Меритон-роуд, чтобы забрать вещи. Наскоро пробежав по дому, я сняла занавески, забрала ковры и подушки для коттеджа и как могла быстро запихнула все это в машину. При этом я подумала, что картины и мебель Гарри можно отправить в Йоркшир. Им там самое место.
Приехав в маленькую деревеньку, я первым делом заглянула в магазин. Купила простые открытки и поспешила обратно в машину. Удерживая открытку на колене, я нацарапала: «Повар ищет работу, обслуживание вечеринок и праздников. Рассмотрю любые предложения». Внизу приписала адрес. И уже собиралась вернуться обратно в магазин, как снова взглянула на открытку. Медленно отложила ее в сторону и взяла еще одну. Выглянула в окно, задумчиво пососав кончик карандаша. И наконец написала:
«Профессиональный повар французской кухни (практика у Пру Лейт, Жан-Филлиппа дю Форта, Альбера Ру) обслуживает вечеринки, ланчи, фуршеты и т. д. Первоклассная французская кухня у вас дома по доступной цене. По всем вопросам обращайтесь в магазин».
Из-за прилавка мне улыбалась кругленькая женщина с наливными щеками-яблочками. Она с интересом прочла мою карточку.
– О, значит, ты повар, уточка моя? И проходила практику у того парня, Альберта Рукса? Того самого, из телевизора? О-о-о да, он мне нравится, и у него такое приятное лицо, правда? И такой смешной французский акцент, хотя, по-моему, никто не сравнится с Джонни Крэддоком, мужем старушки Фэнни. Вот это был парень! Никогда не забуду тот день, когда она пекла плюшки, и он повернулся к камере и сказал: «Дай бог вам всем такие булки, как у моей Фэнни!» – Она откинула голову и расхохоталась. – Как же мы смеялись! Ну ладно, – прохрипела она, вытирая глаза, – хватит грубых шуток я поставлю твою открытку в витрину, и как знать, здесь полно важных женщин из больших особняков, у которых нет ни времени, ни желания пачкать свои набитые новенькой техникой кухни. Они будут рады отхватить французскую повариху вроде тебя. Сами же слишком заняты, чтобы печь волованы: небось строят торговые пирамиды, продавая трусы или чем там еще они занимаются. – Она фыркнула.
– Вот и я то же самое подумала, – с готовностью кивнула я. – А со временем, может, организую свое праздничное агентство. Вечеринки на колесах для измученной стрессами элиты.
– Очень хорошая задумка, моя уточка, я замолвлю за тебя словечко. – Она понимающе щелкнула языком. – Да уж, теперь, когда ты осталась одна-одинешенька, да еще и с малышом. Это был шок настоящий шок. Не представляю, как ты справляешься.
Ага, значит, слухи уже поползли.
– Да… ну, спасибо большое за помощь.
– Ерунда, уточка, чем смогу, помогу. Найдем мы тебе работу, вот увидишь! – Она весело помахала моей карточкой и засуетилась, прикрепляя ее в витрине.
Вот видите, думала я, с полегчавшей душой колеся обратно к коттеджу, жизнь уже налаживается!
В коттедже было холодно и пахло плесенью. Я зажгла камин, разложила вещи, которые привезла из Лондона, и сразу же почувствовала себя как дома. Привезли мебель, которую я заказала в «Джон Льюис», и маленький колченогий столик с деревянными стульями заняли свое место. Я радостно откинулась в кресле, болтая ногами, а Айво возился в комнате: он явно был рад вернуться. Вот это здорово, подумала я, наслаждаясь одиночеством. Можно есть тосты с сыром у камина, слушать ту музыку, какую мне хочется, пить джин-тоник в ванной, сидеть с ногами на диване, ложиться спать, когда душе угодно и… господи, да вы только посмотрите! Телефон!
В углу комнаты, на моем новом столике, стоял телефон. А сверху лежала записка. Я вскочила на ноги и подбежала к столу.
«Вы не можете здесь жить без средств коммуникации, так что я провел телефон. Джосс».
Я улыбнулась. Педантично, коротко, но очень мило; к тому же теперь мне станет намного удобнее. Чтобы утихомирить Айво, я дала ему печенье и сразу же села звонить мистеру Мендельсону, агенту недвижимости. Который на этот раз оказался уже не таким милым. Более того, он говорил грубо и резко, а от прежнего заискивания не осталось и следа.
– Миссис Медоуз, боюсь, у меня для вас плохие новости. Я не смогу выручить за эти дома столько, сколько вы хотели.
– Неужели? И почему же?
– Видите ли, тот дом, в котором жили вы, еще ничего, хотя должен сказать, он весь пропитался сыростью, и декор безвкусный… – (Ах ты, наглый ублюдок, подумала я, закипая от злости, как ты смеешь так говорить о моем доме, хотела бы я посмотреть на твою дыру, дружок, покопаться за твоими диванами…) –…но другой дом! Дорогая моя миссис Медоуз!
– Что? Что значит «дорогая моя миссис Медоуз»?
– Вы туда давно наведывались?
– Да, пожалуй… вообще-то я там никогда не была. По крайней мере, внутри. Там жильцы, понимаете.
– Вот-вот, на самом деле никаких жильцов там быть не должно. Дом просто в позорном состоянии. Там нет центрального отопления, почти нет водопровода, со стен течет вода, а в одной спальне полностью обрушилась крыша, и жильцы накрыли комнату пластиковой пленкой, чтобы дождь не капал. В доме воняет гниющими коврами, и еще там крысы!
– Крысы? – неслышно отозвалась я. Телефон выскользнул из рук.
– Я, конечно, ни одной не видел, но могу предположить, что ловушки на кухне были расставлены именно для них. Мне очень жаль, но придется выставить этот дом на продажу с пометкой «нуждается в капитальном ремонте».
– Понятно.
– Вы что же, не подозревали об этом?
– Нет… я не очень интересовалась этим домом, – промямлила я. – Понимаете, мой муж всегда занимался этими вещами… то есть сдачей в аренду. – Господи, это же ужасающе унизительно! Пьяница, игрок, а теперь и арендодатель вроде Рэкмена, гребущий с людей деньги за проживание в антисанитарных условиях. Неужели я целых три года была замужем за этим человеком?
– Мне кажется, что единственный выход для вас – предоставить мне свободу; сколько дадут, столько и получим. Я, разумеется, сделаю все возможное, но при данных обстоятельствах…
– Конечно, конечно, – пробормотала я, сгорая от стыда. – Большое спасибо, мистер Мендельсон, просто… делайте, что в ваших силах.
Я опустила трубку, чувствуя легкую тошноту. Произвела несколько мысленных подсчетов, от которых затошнило еще сильнее, и взяла ручку и бумагу. Села и все аккуратно просчитала. Сначала долги Гарри, потом плату за аренду этого коттеджа – за полцены на первые несколько месяцев – самый минимум на жизнь, плату за газ и электричество. Слегка приукрасив ту сумму, которую мистер Мендельсон собирался выручить за дома, я вычла одно из другого и обнаружила… что увязла в долгах. В отчаянии я добавила то, что надеялась заработать заказами на обслуживание вечеринок, плюс если буду работать уборщицей пару дней в неделю, скрести полы, свежевать туши – что угодно. И поняла, что таким способом мне удастся продержаться чуть выше воды. Вот только работы у меня нет, и, прежде чем она появится, могут пройти недели, даже месяцы. Я со стуком уронила ручку и зарылась головой в ладони. Уставилась на стол. Есть только один выход. Придется мне отсюда съехать. Единственный способ остаться без убытков и как следует заботиться об Айво – переехать к Филли и занять денег у Тома. Две вещи во всем свете, которые мне хотелось делать меньше всего. Черт, черт, черт! Я скомкала листок в шарик, швырнула его о стену и расплакалась. Я ревела не на шутку, проникшись искренней и глубокой жалостью к самой себе. Спустя какое-то время я почувствовала, как кто-то тянет меня за рукав маленькой ручкой.
– Мамочка глустит. – Из-под согнутого локтя показалось тревожное личико Айво. Я посадила его на колени, вытерла лицо тыльной стороной ладони и улыбнулась.
– Нет, дорогой, вовсе нет, мамочка просто дурачится, и все. Жалеет себя и ведет себя глупо.
– Глюпо, – кивнул он, понимающе кивая.
– Айво! – (Я поняла вдруг, что мне действительно некуда деваться.) – Ты ведь будешь рад пожить с тетей Филли, да?
– И с тобой?
– Конечно, и со мной тоже, – горячо кивнула я. Я укутала его в зимний комбинезончик и надела пальто. Подойдя к двери, задумчиво оглядела свою маленькую гостиную. Теперь, когда я наконец все тут устроила, комната сияла светом и цветом. Яркие нитяные коврики, которые я привезла из Лондона, целиком закрывали неряшливый старый ковер; я привезла из дома настольные лампы, которые давали мягкий розовый отблеск вместе прежнего пугающего резкого электрического света над головой. Гобеленовые подушки разбросаны по выступающему подоконнику; на окнах – светлые занавески с розами, которые я усердно сшила на руках для нашей лондонской спальни и которые Гарри ненавидел; на стенах висели акварели, пастельные рисунки и наброски. Уродливый диван с ржавыми пружинами преобразился благодаря великолепному лоскутному покрывалу Элис; полки в альковах по обе стороны пылающего камина прогибались под весом моих книг. Все вещи, которые у меня накопились за многие годы, которые я любила, собрались в этой маленькой комнате, чтобы создать общий эффект – не побоюсь сказать – комнатки, словно сошедшей со страниц журнала «Загородные интерьеры», из статьи об уединенных деревенских коттеджах…
Я вздохнула и закрыла за собой дверь. Что грустить, подумаешь, кирпичи и известка.
– Пойдем, Айво. Нам пора.
Он ухватил мою ладонь одной рукой, другой – обнял коалу Билла, и мы торжественно зашагали по до сих пор покрытому льдом холму, чтобы проинформировать хозяина о грядущем отъезде. К тому же, храбрясь, подумала я, что такого ужасного, если я буду жить с Филли? Да тысячи одиноких матерей мечтают, чтобы у них была богатенькая сестра, к которой можно было бы переехать. Мне страшно повезло, что у меня есть такая возможность.
Стоял прекрасный морозный день, и голые темные деревья, окружавшие залитый мягким золотистым светом Фарлингс, резкими контурами вырисовывались на фоне лазурного неба. Мы прошли по двору, и нам навстречу кинулся выводок цыплят: они запищали у наших ног, надеясь, что мы принесли им обед. Один наглый петушок-бентамка зигзагами гнался за мной по краю дома до самой входной двери. Надо же, усмехнулась я, нажав дверной звонок, за мной увивается цыпленок!
Я позвонила и только лишь оторвала палец от звонка, как Джосс открыл дверь. Вырос передо мной в старой телогрейке и сапогах. У него был удивленный вид.
– Ничего себе. А я как раз собирался к вам заглянуть.
– А я и сама пришла.
Он приоткрыл дверь, пропуская меня в дом, и я вошла в освещенный мягким рассеянным светом холл с выложенным плиткой полом – единственную комнату, которую я до сих пор видела в этом громадном особняке. А другие мне теперь и не светит увидеть, с горечью поняла я. В камине горели дрова, как и в прошлый раз. Интересно, он каждый день его зажигает или это делают слуги, прежде чем погладить его газеты и подогреть сиденья для унитаза? Как бы то ни было, это была роскошь в ее высшем проявлении, и я мысленно пообещала себе, что в один прекрасный день, когда мой корабль наконец прибудет в порт – разумеется, это случится после того, как мы разберемся с одной маленькой никчемной финансовой неурядицей, – в моем потрясном холле эпохи Якова I тоже будет камин. А перед камином – парочка шотландских овчарок, как знать… Он захлопнул за мной дверь.
– Хотите выпить?
С полусонным Айво на руках я села в стоявшее у камина кожаное кресло с подлокотниками.
– Конечно, почему бы и нет? Спасибо.
Он подошел к буфету красного дерева в углу и разлил по бокалам виски на два пальца из графинчика. Протянув мне напиток, он с любопытством на меня посмотрел.
– Вы сегодня не такая тихая, как обычно. С чего это вы без приглашения плюхаетесь в мое кресло и распиваете мой скотч?
– Наверное, оттого, что мне нечего терять. Я уже не боюсь вас оскорбить и получить пинок под зад.
– Ага, значит, подобострастное поведение было призвано обеспечить продолжительное проживание в коттедже? Что ж, прежде чем вы помочитесь на мой ковер, может, скажете, с чего такие перемены?
Я сказала, вкратце обрисовав устрашающие размеры своих долгов и разруху в лондонском доме, но, по-моему, он и так все понял.
Он стоял надо мной, облокотившись локтем о каминную полку и вращая в бокале золотистую жидкость. Когда я закончила, он кивнул:
– Понятно. В таком случае, приготовьтесь опрокинуть свое виски, присесть на самый краешек кресла и снова стать моим арендатором, потому что я как раз шел к вам, чтобы передать одно сообщение. Похоже, вы получили работу.
– Что?
– Десять минут назад звонили из паба. Просили поговорить с «той поварихой, у которой карапуз» – думаю, это вы. Боже, вы всего день как вернулись, а я уже принимаю для вас сообщения. Слава богу, что я провел вам телефон.
– О нет, я вовсе не популярна… а что они сказали? – нетерпеливо спросила я. – Те, кто звонил из паба?
– Видимо, у вас появилась подружка, миссис Фэйрфакс из деревенского магазина. Вы дали ей рекламную листовку, а она позвонила своему брату Бобу, владельцу «Красного Льва», – вот она, пеннингтонская мафия, – и оказалось, что он только что уволил своего шеф-повара. Очевидно, поймав его в компрометирующей ситуации с одной из барменш. – Он устало потер глаза рукой. – Ради бога, Рози, не просите меня объяснять все в подробностях: уверен, разгневанный хозяин паба сам поделится с вами красочными сенсационными деталями, но, если вы не против, я промолчу. Короче говоря, Боб и его шеф-повар послали друг друга куда подальше, и теперь Боб хочет, чтобы вы приступили к работе.
– О! О боже, это же потрясающе, и что это значит? Он сказал что-нибудь об обязанностях или…
– Увы, не успел. Боюсь, мне пришлось резко оборвать излияния Горластого Боба: мой агент из Кельна позвонил по второй линии, а описание моей следующей выставки более важно, чем вопрос о том, нравится ли посетителям паба поджаристый омлет. Но Боб оставил номер и просил вас перезвонить. Вот. – Он протянул мне листок бумаги. – Его зовут Боб Картер. – Он нахмурился. – И он сказал кое-что еще… что к завтрашнему вечеру ему нужны сорок ужинов из трех блюд.
– Боже, вы шутите!
– Шучу. Нет, Рози, клянусь, я понятия не имею, что это за работа, но, поверьте, что бы вы ни приготовили в этом заведении, это наверняка будет лучше, чем их прежнее угощение. Водянистые омлеты с кусками дряблого бекона и суп, который не смеешь доесть до конца – страшно увидеть, что на дне тарелки. – Он поежился. – О да, встав за их плиту, вы сделаете Пеннингтону огромное одолжение. Он улыбнулся.
Я встала и, сама не своя от радости, прижала к себе Айво.
– Позвоню ему сейчас же. Ох, Джосс, это так здорово, не могу поверить, что все произошло так быстро! Я-то думала, что стала совсем нищей, готовилась стать нахлебницей! У меня столько долгов… да, и надо не забыть позвонить миссис Фэйрфакс, поблагодарить ее, и… – На пути к двери я резко обернулась. – Спасибо за новость, Джосс. И за виски.
– Никаких проблем, по правде говоря, я все равно собирался в мастерскую. Если подождете пару секунд, я возьму вещи и пойду с вами.
– Хорошо.
Он допил виски одним глотком и взял со стола стопку набросков. Засунул их под мышку, взял карандаши и открыл для меня входную дверь. Я прошла под его рукой, и вместе мы вышли на улицу; внезапно потемнело. В полной тишине мы шли по оледеневшему склону к мастерской и моему коттеджу. Я громко сглотнула. По непонятной причине я проглотила язык. Минуту назад разговор шел так легко: там, в холле, когда мы обсуждали мою работу шеф-поваром. Почему же сейчас, шагая бок о бок с этим великаном в кромешной темноте, я так оробела?
У двери в мастерскую я замялась. Хотела пожелать спокойной ночи, но не решилась. Если он скажет: «Спокойной ночи, Рози», – я тоже скажу и уйду, подумала я про себя. Я подождала. Он молчал. Вместо этого он повозился с задвижкой, отодвинул здоровый засов и распахнул дверь. Потянулся вверх, включил свет, отошел в сторону, и я шагнула внутрь. Ладонь подлетела ко рту, и я затаила дыхание. И замерла на мгновение, впитывая увиденное, ошеломленно оглядываясь вокруг.
Амбар был огромен и напоминал пещеру; с дубовых балок под потолком падал свет, вырисовывая, почти каждую по отдельности, самые невероятные скульптуры и статуи из всех, какие я только видела в жизни. В одной стороне мастерской располагалась длинная скамья, и на ней – изящные смуглые бронзовые скульптуры, в основном выполненные с натуры: девушки, атлеты, обнаженные тела, животные. Надо мной вздымались пантеры, газели, скаковые лошади с выгнутыми шеями и пронзительными широко раскрытыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44