– Твой Клаудиус скоро вернется и принесет с собой жирного кабана.
Однако Зигрун покачала головой и молча указала на ворота. Они были открыты, и перед ними, в сером небе, вырисовывались силуэты воинов на лошадях. Они показывали на Зигрун.
Прошедшей ночью иней покрыл колосья на полях и посеребрил коричневые листья на деревьях. Черные птицы с громким криком поднялись с почти голых веток деревьев вокруг вала крепости. Во дворе крепости царило бурное оживление. В громадном котле в бульоне из дикого чеснока и тимьяна варился кабан, уложенный Клаудиусом. Черные вороны громко спорили из-за кровавых остатков убитого кабана.
Друид Верцуликс наблюдал за птицами. На почтительном расстоянии от него стоял Клаудиус.
– Так умирают одни, чтобы могли жить другие, – сказал бородатый старец. Он повернулся к Клаудиусу и проницательно взглянул на него. У Клаудиуса снова возникло чувство, что старик видит его насквозь.
– Ты умер бы за то, чтобы сохранить ей жизнь? – спросил Верцуликс и указал палкой на Зигрун. Она сидела у стены, сложенной из темного вулканического камня гор Монс Арвернус, и робко смотрела на них.
– Да, – ответил он твердо.
Старик кивнул, как будто он заранее знал ответ.
– Однако твоя смерть будет ей не нужна, для нее важно, чтобы ты жил. Сегодня ночью мир богов соединяется с миром людей, это ночь встречи между живыми и мертвыми. В эту ночь время останавливается. Вступает в свои права вечность. То, чем ты обладаешь в эту ночь, будет принадлежать тебе вечно. Прислонись к вечности, галл. Иди к своей Зигрун.
Глава 15
Страна Кимберов
Празднество в честь смены времени года длилось три дня. Торжества были пышными. Антекус велел подать на стол гору мяса – преимущественно тушеную свинину, а также мясо быков, овец, оленей, косуль, диких кабанов и зайцев.
К этому был предложен хлеб из светлой и темной муки, грибы, фрукты и ягоды. Было выпито много вина, меда и пива, и повсюду лежали напившиеся бражники, которым, чтобы встать и дойти до дома, необходимо было проспаться и отрезветь.
Верцуликс шел за пределами крепостного вала по желтому осеннему лугу.
Перед собой он увидел две тесно обнявшиеся фигуры, которые стояли, прислонившись к дереву.
– Праздник, кажется, вам не особенно понравился, – заметил он.
Зигрун и Клаудиус смущенно отстранились друг от друга.
– О нет, нет, мы не хотели бы обидеть тебя и короля Антекуса, – пробормотал, заикаясь, Клаудиус. – Нам было нужно глотнуть немного свежего воздуха.
– Почему ты пытаешься лгать, римлянин? – проворчал Верцуликс и снисходительно посмотрел на него. – Ты не можешь скрыть от меня свои мысли. Вы связаны тесными узами, которые поддерживают вас, вы цепляетесь друг за друга, потому что нет ничего, что могло бы поддержать вас, иначе ветер может быстро унести вас. – Он задумчиво покачал своей седой головой. – Расскажите мне вашу историю.
Он присел на покрытый мхом ствол дерева, опираясь при этом на свою палку. Зигрун смотрела на него со смешанными чувствами, так как мир жрецов и ясновидящих не был незнаком ей.
Однако Клаудиус боялся старика и его обезоруживающего знания.
Оба присели перед друидом на траву и по очереди стали рассказывать свою горестную историю. Они не упустили ничего: ни свою жизнь в Риме, ни свою тайную любовь друг к другу, ни полное приключений бегство, ни свои сомнения об их будущем в Галлии.
Солнце коснулось уже верхушек деревьев, когда они закончили свой рассказ. Зигрун опустила руки на колени и смотрела на свои сжатые пальцы. Клаудиус защищающе положил руку ей на плечо.
Старик долго молчал, потом поднял на них свои прозрачные, как вода, глаза:
– Я редко слышал историю о такой глубокой любви, – сказал он. – Должен признаться, она понравилась мне. Однако сейчас вы пали духом. Подумайте о том, что путь, который вы избрали, вы должны пройти до конца. Напрасно ты, Клаудиус или Велокс, как называла тебя твоя мать, сомневаешься в богах, в Зигрун, в самом себе и в вашей любви, и напрасно беспокоишься о ребенке. Он родится у вас в месяц Гамониус в начале полнолуния.
Лицо Клаудиуса стало пепельным.
– Велокс? Действительно, моя мать так меня называла. Однако это выскочило у меня из головы. Я никогда никому не говорил об этом…
Горы мирно спали под мягкой пеленой снега. Голубое небо было покрыто бесконечными облаками. От созерцания панорамы неба и гор, всей этой красоты огромных просторов глазам становилось больно.
Две неуклюжие лошадки, фыркая, топали по белому роскошному покрывалу, и у их ноздрей вились маленькие облачка пара от дыхания. На лошадях красовались меховые седла и прекрасная сбруя, оба всадника были одеты в теплые меха.
Зигрун отодвинула капюшон своего мехового плаща и подставила лицо солнцу. Хотя был разгар зимы, она ощущала на своей коже живительные теплые лучи. Соскочив с лошади, она побежала рядом с ней. Играючи, счастливая молодая женщина забрасывала Клаудиуса снежками, и ее звонкий смех раздавался в морозном воздухе.
Клаудиус был под впечатлением от этих громадных гор. Трудно даже представить, что здесь, среди Альпийских отрогов, живут люди. Тем не менее путники постоянно натыкались на маленькие поселения и разбросанные дворы гельвециев.
После того как покинули крепость короля арвернов Антекуса, они ехали навстречу восходящему солнцу, как указал им Верцуликс. Клаудиус задумчиво смотрел на высокую фигуру Зигрун, которая под пышными мехами выглядела не менее привлекательной. Он любил ее, в этом не было никакого сомнения. Он желал ее физически и стал ей очень близок за последние недели и месяцы, однако духовно он сблизился с ней только сейчас. Он ощутил ее странное восприятие северных богов, которых нельзя было персонифицировать как римские божества, с их выточенными из мрамора телами, установленными в храмах. Луг или Один, Дианцехт или Аполлон, Минерва или Венера – не важно, какое имя давали люди богам. Различие было в том, что кельты считали невозможным представить их в виде человеческих существ. Их вера в богов лежала в духовной сфере и охватывала действующие повсюду силы природы с их властью, которую нельзя было ограничить словами. Одни друиды, казалось, обладали этими всеобъемлющими знаниями и могли справляться с ними. Клаудиус не стремился их понять. Он ощущал это, и этого ему было вполне достаточно.
– Вы вольны ехать дальше, – сказал Верцуликс при расставании. – Каждый волен по своему усмотрению решать, что ему делать. Я вижу тоску в глазах Зигрун, я вижу тоску в глазах Велокса, хотя это не одна и та же тоска.
Велокс! Он с гордостью носил теперь свое прежнее галльское имя, которым называла его в детстве мать. Он чувствовал себя при этом равным Зигрун, и она счастливо смеялась. Она, казалось, также пробудилась к новой жизни.
Отдыхая, они строили себе хижину из снега и ветвей. Зигрун выказывала большую ловкость при сооружении подобных жилищ, и было удивительно, как быстро внутри становится тепло, хотя снег не таял. Только костер они раскладывали снаружи и готовили себе теплую еду. Ночами они прижимались друг к другу, закутавшись в теплые меха и устроившись в хижине из снега на своих попонах.
Антекус снабдил их теплой одеждой, достаточным количеством провианта и двумя маленькими, но крепкими лошадьми. Он не однажды горевал по поводу того, что они хотели ехать дальше, – такой храбрый и искусный герой хорошо бы вписался в ряды его воинов. Велокс поблагодарил его за сердечное предложение и попросил проявить понимание к желанию Зигрун вернуться к своему племени.
Они двигались к востоку от страны арвернов, через реку Роданус, вдоль торгового пути до Лакус Леманус, от которого повернули на север. Перейдя реку Аруриус, они пересекли область гельвециев до Лакус Венетус и оттуда проследовали горными долинами до Норициума.
Два долгих месяца длилось это путешествие, два месяца, каждое мгновение которых они были вместе. Их связывало глубокое чувство, которое заставляло их забывать о трудностях пути. Клаудиус, или Велокс, как его теперь звали, полностью преобразился. Его недовольство, раздражительность и сомнения в себе исчезли. Он не пытался понять, отчего это с ним случилось, он просто чувствовал, что обновился душой, и принимал все как должное. Зигрун была рада – она уже думала, что потеряла его любовь.
В характере Зигрун тоже произошли изменения. Вероятно, это было связано с тем, что она снова обрела своего любимого.
В полдень в холодный зимний день они пересекли лесистую местность к западу от Нореи, которая граничила на юге с длинной долиной. На краю леса они придержали своих лошадей. Зигрун прикрыла глаза ладонью. Солнце, казалось, освещало сказочный мир, сверкавший серебром. В белом одеянии зимы долина казалась мирной и сонной. Вокруг царил глубокий покой.
– Странно, – пробормотала Зигрун. – Так тихо.
Ей не хватало лая собак, кукареканья петухов, глухого мычания быков и взволнованного попискивания свиней. Она не слышала смеха детей, ударов топора мужчин, пения женщин. Дым не поднимался из отверстий в крышах, во дворах не было повозок.
Она обеспокоенно побудила свою лошадь ехать дальше вниз, в долину. Велокс последовал за ней. Перед первым домом она остановилась, спрыгнула с лошади и поспешила во двор. Забор обрушился, загоны стояли открытыми.
Она откинула дырявую занавеску перед входом. Дом был пуст.
Страх сжал ей горло. Она заторопилась ко второму дому, к третьему, к следующему.
– Отец! Мать! Наякс! – Она беспомощно двигалась по кругу. Дома кимберов были покинуты. Ее отчаянный крик, подобно крику птицы, поднялся к морозному чистому небу.
Смущенный Велокс беспомощно стоял рядом и держал за поводья лошадей. Ему хотелось обнять ее за плечи и утешить. Внезапно дыхание у него остановилось.
– Посмотри туда. – Он указал рукой на маленький дом на краю поселка. На холодном ветру развевались, подобно пряже, белые волосы старой женщины. Несмотря на мороз, она стояла на снегу босиком.
Глаза у нее были странно отсутствующими, и она сузила их, чтобы разглядеть прибывших. Эта старая женщина чем-то напоминала Верцуликса. Зигрун медленно приблизилась к ней.
– Нея?
– Так меня зовет племя, – каркнула старуха голосом ворона, и Зигрун вздрогнула.
– Нея, ты меня узнаешь? Я Зигрун, дочь Зигмунда. Где все остальные, родители, братья, соседи?
– Зигрун? Нет никакой Зигрун. Зигрун мертва, – прокаркала она снова.
– Посмотри на меня, вот она я. – Зигрун сбросила меховой плащ и распростерла руки в знак того, что при ней нет никакого оружия. В ответ старуха защищающе подняла руки и пробормотала заклятие.
– Зигрун мертва, и другие тоже. Все мертвы.
– О чем ты говоришь, Нея? Они не могут быть мертвыми. Скажи, почему здесь нет повозок и быков и дома пусты? Что случилось?
Нея сузила глаза и пронзительно взглянула на Велокса.
– Кто это? Он чужой.
– Это галл, он мой муж.
– Галл? Ба! – Она сплюнула в снег. – Чужак! Римлянин! Все демоны!
– Нея, я прошу тебя, – умоляла Зигрун.
Без слов старуха отвернулась и исчезла в доме. Зигрун пошла за ней. После некоторого колебания Велокс также вошел в дом и последовал за женщинами в другую комнату.
Старуха задумчиво подбросила несколько поленьев в огонь. По хижине распространилось приятное тепло. Ее почти ослепшие глаза глядели куда-то вдаль. Она, казалось, больше не замечала присутствующих, ее губы молча двигались, как будто она бормотала заклинания, однако Зигрун подозревала, что старуха погрузилась в воспоминания о прошлом.
– Договор ничего не значил, это была лишь ложь проклятых римлян. Народ хотел уйти и не ввязываться в борьбу с римлянами. Они доверились римлянам. О, зачем эти горы, эти ужасные высокие горы? Это не наш мир, повсюду горы, смущающие ум. Как блуждающие светлячки, они указывали на ложные пути. Бойорикс доверился римлянам. Они должны были вывести его народ из лабиринта гор и долин.
Затаив дыхание, Зигрун слушала старую жрицу. Бойорикс и с ним, вероятно, Хелфгурд отправились в поход против Рима.
– Народ склонился перед решением римского консула, они хотели идти дальше, получить землю для поселения. Однако этот консул оказался жалким лгуном. Римляне заманили их в ловушку. Их окружили со всех сторон тяжеловооруженные воины с копьями и мечами, со звуками труб и воинственными криками, но ведь были еще повозки с женщинами, детьми, стариками, больными, не было пищи, не было скота, воины шагали рядом и толкали повозки там, где упряжки быков не справлялись. – Голос у нее стал резким, однако потом она снова успокоилась. – Такие они, римляне, они не пощадили ни стариков, ни женщин, они хотели уничтожить кимберов, и они заманили ничего не подозревавший народ в ловушку, чтобы раз и навсегда уничтожить его.
Глаза Зигрун наполнились слезами. Итак, вот оно, римское коварство, их военное превосходство и их ложь.
Велокс прислонился к стене. Хотя он понимал не каждое слово старой жрицы, потому что еще плохо владел языком, он ощутил, какая драма еще раз разыгрывается перед почти слепыми глазами старой женщины. Ему было ужасно больно за Зигрун, однако на этот раз он не осмеливался утешающе положить свою руку ей на плечо.
Внезапно старуха улыбнулась.
– Однако притворно легкая победа оказалась обманом. После первого испуга народ не впал в панический страх, не сложил, сломленный ужасом, свое оружие. Мужчины сплотились вокруг своих предводителей, подняли свои щиты, и их дикий военный клич отразился эхом от склонов гор, так, что ряды римлян зашатались. – Она хихикнула. – Даже женщины и дети, старики и подростки схватились за оружие, разразилась буря, всех охватил гнев против предателей римлян. Безумная, слепая, воинственная ярость, поддержанная силой природы. Один указал им путь. Один помогал им.
Старуха вскочила на ноги и принялась бороться против невидимого врага, размахивая руками в воздухе.
– И не только Один, потому что боги сошлись вместе и сделали небо темным. Тор махал молотом и скакал на своей колеснице по воздуху. Циу метал молнии. Один носился на своем жеребце по небесному своду. Ночью он, предводитель мертвых, помчался в облака во главе павших, размахивая копьем, Один, приносящий победу.
Она вздохнула, худое тело снова сжалось.
– Там, где говорят боги, оружие должно молчать. На следующее утро они сожгли своих мертвецов и позаботились о раненых.
Голова у нее упала на грудь. Зигрун уже подумала, что она заснула.
– Было много пленников, котел был полон крови, я окропила ею свой меч, – пробормотала она, и на лице у нее промелькнула легкая улыбка. – Они были храбры, эти римляне, и по их крови я предсказала будущее народу.
Лицо у нее снова омрачилось, голос стал громче.
– Опасность! Грозит опасность, как черные облака. Они отправились на смерть. – Старуха снова поднялась и вытянула руки вверх. Зигрун вздрогнула.
– Почему же они не послушали тебя? – тихо спросила она.
– Народу нужна земля, чтобы жить, плодородная земля, однако они нигде ее не найдут, нигде. – Голос у нее снова стал тише. Внезапно она подняла голову, ее костлявая рука взметнулась в воздухе, указательный палец показал на Велокса.
– Ты – римлянин, – проговорила она, и Зигрун испугалась.
– Нет, он галл, – возразила она старухе.
Та снова хихикнула.
– Тебе не нужно лгать, Зигрун. Ты научилась этому в Риме? Да-да, ложь, она должна защищать, но она уничтожает. Какая польза от громадной физической силы наших воинов против хитрости римлян? Тевтобольд, вождь тевтонов, может перепрыгнуть через спины шести лошадей. Он и в самом деле король, но не такая голова должна быть у короля. Он приведет свой народ к гибели.
– Почему ты осталась здесь?
Жрица громко засопела и снова хихикнула.
– Не добровольно, не добровольно.
– Они тебя изгнали? – в ужасе спросила Зигрун.
– Это начало конца. Я предостерегала их не идти дальше, в моих видениях мелькало страшное будущее. Однако они не хотели меня слушать, только идти дальше за добычей и завоевывать страны. Мозгляки.
– Ты не можешь выжить одна в этой пустоши, полной снега.
– Кто говорит, что я хочу выжить? – спросила она. – Какую цену имеет для меня жизнь? Ты выбрала жизнь и стала проституткой у римлян.
– Нет, Велокс – мой муж, и он не римлянин.
– Ты снова лжешь, Зигрун. Он тебе не муж и он – римлянин. Если бы он был галлом, то он бы чувствовал, как я и ты. Я ощущаю его мысли, я чувствую его слова, хотя и не понимаю их. Он не принадлежит к нашему народу, и ты теперь тоже.
– Согласно твоим предсказаниям, народа кимберов больше нет, – возразила Зигрун сердито. Она поднялась. – Что остается тебе, кроме того, как умереть здесь от голода или замерзнуть?
– То же самое, что и тебе, у нас у обеих одинаковая судьба. Это твой долг по отношению к твоему народу.
– Мой долг перед моим народом – выжить, основать новое племя, чтобы мой народ продолжал жить в моих потомках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Однако Зигрун покачала головой и молча указала на ворота. Они были открыты, и перед ними, в сером небе, вырисовывались силуэты воинов на лошадях. Они показывали на Зигрун.
Прошедшей ночью иней покрыл колосья на полях и посеребрил коричневые листья на деревьях. Черные птицы с громким криком поднялись с почти голых веток деревьев вокруг вала крепости. Во дворе крепости царило бурное оживление. В громадном котле в бульоне из дикого чеснока и тимьяна варился кабан, уложенный Клаудиусом. Черные вороны громко спорили из-за кровавых остатков убитого кабана.
Друид Верцуликс наблюдал за птицами. На почтительном расстоянии от него стоял Клаудиус.
– Так умирают одни, чтобы могли жить другие, – сказал бородатый старец. Он повернулся к Клаудиусу и проницательно взглянул на него. У Клаудиуса снова возникло чувство, что старик видит его насквозь.
– Ты умер бы за то, чтобы сохранить ей жизнь? – спросил Верцуликс и указал палкой на Зигрун. Она сидела у стены, сложенной из темного вулканического камня гор Монс Арвернус, и робко смотрела на них.
– Да, – ответил он твердо.
Старик кивнул, как будто он заранее знал ответ.
– Однако твоя смерть будет ей не нужна, для нее важно, чтобы ты жил. Сегодня ночью мир богов соединяется с миром людей, это ночь встречи между живыми и мертвыми. В эту ночь время останавливается. Вступает в свои права вечность. То, чем ты обладаешь в эту ночь, будет принадлежать тебе вечно. Прислонись к вечности, галл. Иди к своей Зигрун.
Глава 15
Страна Кимберов
Празднество в честь смены времени года длилось три дня. Торжества были пышными. Антекус велел подать на стол гору мяса – преимущественно тушеную свинину, а также мясо быков, овец, оленей, косуль, диких кабанов и зайцев.
К этому был предложен хлеб из светлой и темной муки, грибы, фрукты и ягоды. Было выпито много вина, меда и пива, и повсюду лежали напившиеся бражники, которым, чтобы встать и дойти до дома, необходимо было проспаться и отрезветь.
Верцуликс шел за пределами крепостного вала по желтому осеннему лугу.
Перед собой он увидел две тесно обнявшиеся фигуры, которые стояли, прислонившись к дереву.
– Праздник, кажется, вам не особенно понравился, – заметил он.
Зигрун и Клаудиус смущенно отстранились друг от друга.
– О нет, нет, мы не хотели бы обидеть тебя и короля Антекуса, – пробормотал, заикаясь, Клаудиус. – Нам было нужно глотнуть немного свежего воздуха.
– Почему ты пытаешься лгать, римлянин? – проворчал Верцуликс и снисходительно посмотрел на него. – Ты не можешь скрыть от меня свои мысли. Вы связаны тесными узами, которые поддерживают вас, вы цепляетесь друг за друга, потому что нет ничего, что могло бы поддержать вас, иначе ветер может быстро унести вас. – Он задумчиво покачал своей седой головой. – Расскажите мне вашу историю.
Он присел на покрытый мхом ствол дерева, опираясь при этом на свою палку. Зигрун смотрела на него со смешанными чувствами, так как мир жрецов и ясновидящих не был незнаком ей.
Однако Клаудиус боялся старика и его обезоруживающего знания.
Оба присели перед друидом на траву и по очереди стали рассказывать свою горестную историю. Они не упустили ничего: ни свою жизнь в Риме, ни свою тайную любовь друг к другу, ни полное приключений бегство, ни свои сомнения об их будущем в Галлии.
Солнце коснулось уже верхушек деревьев, когда они закончили свой рассказ. Зигрун опустила руки на колени и смотрела на свои сжатые пальцы. Клаудиус защищающе положил руку ей на плечо.
Старик долго молчал, потом поднял на них свои прозрачные, как вода, глаза:
– Я редко слышал историю о такой глубокой любви, – сказал он. – Должен признаться, она понравилась мне. Однако сейчас вы пали духом. Подумайте о том, что путь, который вы избрали, вы должны пройти до конца. Напрасно ты, Клаудиус или Велокс, как называла тебя твоя мать, сомневаешься в богах, в Зигрун, в самом себе и в вашей любви, и напрасно беспокоишься о ребенке. Он родится у вас в месяц Гамониус в начале полнолуния.
Лицо Клаудиуса стало пепельным.
– Велокс? Действительно, моя мать так меня называла. Однако это выскочило у меня из головы. Я никогда никому не говорил об этом…
Горы мирно спали под мягкой пеленой снега. Голубое небо было покрыто бесконечными облаками. От созерцания панорамы неба и гор, всей этой красоты огромных просторов глазам становилось больно.
Две неуклюжие лошадки, фыркая, топали по белому роскошному покрывалу, и у их ноздрей вились маленькие облачка пара от дыхания. На лошадях красовались меховые седла и прекрасная сбруя, оба всадника были одеты в теплые меха.
Зигрун отодвинула капюшон своего мехового плаща и подставила лицо солнцу. Хотя был разгар зимы, она ощущала на своей коже живительные теплые лучи. Соскочив с лошади, она побежала рядом с ней. Играючи, счастливая молодая женщина забрасывала Клаудиуса снежками, и ее звонкий смех раздавался в морозном воздухе.
Клаудиус был под впечатлением от этих громадных гор. Трудно даже представить, что здесь, среди Альпийских отрогов, живут люди. Тем не менее путники постоянно натыкались на маленькие поселения и разбросанные дворы гельвециев.
После того как покинули крепость короля арвернов Антекуса, они ехали навстречу восходящему солнцу, как указал им Верцуликс. Клаудиус задумчиво смотрел на высокую фигуру Зигрун, которая под пышными мехами выглядела не менее привлекательной. Он любил ее, в этом не было никакого сомнения. Он желал ее физически и стал ей очень близок за последние недели и месяцы, однако духовно он сблизился с ней только сейчас. Он ощутил ее странное восприятие северных богов, которых нельзя было персонифицировать как римские божества, с их выточенными из мрамора телами, установленными в храмах. Луг или Один, Дианцехт или Аполлон, Минерва или Венера – не важно, какое имя давали люди богам. Различие было в том, что кельты считали невозможным представить их в виде человеческих существ. Их вера в богов лежала в духовной сфере и охватывала действующие повсюду силы природы с их властью, которую нельзя было ограничить словами. Одни друиды, казалось, обладали этими всеобъемлющими знаниями и могли справляться с ними. Клаудиус не стремился их понять. Он ощущал это, и этого ему было вполне достаточно.
– Вы вольны ехать дальше, – сказал Верцуликс при расставании. – Каждый волен по своему усмотрению решать, что ему делать. Я вижу тоску в глазах Зигрун, я вижу тоску в глазах Велокса, хотя это не одна и та же тоска.
Велокс! Он с гордостью носил теперь свое прежнее галльское имя, которым называла его в детстве мать. Он чувствовал себя при этом равным Зигрун, и она счастливо смеялась. Она, казалось, также пробудилась к новой жизни.
Отдыхая, они строили себе хижину из снега и ветвей. Зигрун выказывала большую ловкость при сооружении подобных жилищ, и было удивительно, как быстро внутри становится тепло, хотя снег не таял. Только костер они раскладывали снаружи и готовили себе теплую еду. Ночами они прижимались друг к другу, закутавшись в теплые меха и устроившись в хижине из снега на своих попонах.
Антекус снабдил их теплой одеждой, достаточным количеством провианта и двумя маленькими, но крепкими лошадьми. Он не однажды горевал по поводу того, что они хотели ехать дальше, – такой храбрый и искусный герой хорошо бы вписался в ряды его воинов. Велокс поблагодарил его за сердечное предложение и попросил проявить понимание к желанию Зигрун вернуться к своему племени.
Они двигались к востоку от страны арвернов, через реку Роданус, вдоль торгового пути до Лакус Леманус, от которого повернули на север. Перейдя реку Аруриус, они пересекли область гельвециев до Лакус Венетус и оттуда проследовали горными долинами до Норициума.
Два долгих месяца длилось это путешествие, два месяца, каждое мгновение которых они были вместе. Их связывало глубокое чувство, которое заставляло их забывать о трудностях пути. Клаудиус, или Велокс, как его теперь звали, полностью преобразился. Его недовольство, раздражительность и сомнения в себе исчезли. Он не пытался понять, отчего это с ним случилось, он просто чувствовал, что обновился душой, и принимал все как должное. Зигрун была рада – она уже думала, что потеряла его любовь.
В характере Зигрун тоже произошли изменения. Вероятно, это было связано с тем, что она снова обрела своего любимого.
В полдень в холодный зимний день они пересекли лесистую местность к западу от Нореи, которая граничила на юге с длинной долиной. На краю леса они придержали своих лошадей. Зигрун прикрыла глаза ладонью. Солнце, казалось, освещало сказочный мир, сверкавший серебром. В белом одеянии зимы долина казалась мирной и сонной. Вокруг царил глубокий покой.
– Странно, – пробормотала Зигрун. – Так тихо.
Ей не хватало лая собак, кукареканья петухов, глухого мычания быков и взволнованного попискивания свиней. Она не слышала смеха детей, ударов топора мужчин, пения женщин. Дым не поднимался из отверстий в крышах, во дворах не было повозок.
Она обеспокоенно побудила свою лошадь ехать дальше вниз, в долину. Велокс последовал за ней. Перед первым домом она остановилась, спрыгнула с лошади и поспешила во двор. Забор обрушился, загоны стояли открытыми.
Она откинула дырявую занавеску перед входом. Дом был пуст.
Страх сжал ей горло. Она заторопилась ко второму дому, к третьему, к следующему.
– Отец! Мать! Наякс! – Она беспомощно двигалась по кругу. Дома кимберов были покинуты. Ее отчаянный крик, подобно крику птицы, поднялся к морозному чистому небу.
Смущенный Велокс беспомощно стоял рядом и держал за поводья лошадей. Ему хотелось обнять ее за плечи и утешить. Внезапно дыхание у него остановилось.
– Посмотри туда. – Он указал рукой на маленький дом на краю поселка. На холодном ветру развевались, подобно пряже, белые волосы старой женщины. Несмотря на мороз, она стояла на снегу босиком.
Глаза у нее были странно отсутствующими, и она сузила их, чтобы разглядеть прибывших. Эта старая женщина чем-то напоминала Верцуликса. Зигрун медленно приблизилась к ней.
– Нея?
– Так меня зовет племя, – каркнула старуха голосом ворона, и Зигрун вздрогнула.
– Нея, ты меня узнаешь? Я Зигрун, дочь Зигмунда. Где все остальные, родители, братья, соседи?
– Зигрун? Нет никакой Зигрун. Зигрун мертва, – прокаркала она снова.
– Посмотри на меня, вот она я. – Зигрун сбросила меховой плащ и распростерла руки в знак того, что при ней нет никакого оружия. В ответ старуха защищающе подняла руки и пробормотала заклятие.
– Зигрун мертва, и другие тоже. Все мертвы.
– О чем ты говоришь, Нея? Они не могут быть мертвыми. Скажи, почему здесь нет повозок и быков и дома пусты? Что случилось?
Нея сузила глаза и пронзительно взглянула на Велокса.
– Кто это? Он чужой.
– Это галл, он мой муж.
– Галл? Ба! – Она сплюнула в снег. – Чужак! Римлянин! Все демоны!
– Нея, я прошу тебя, – умоляла Зигрун.
Без слов старуха отвернулась и исчезла в доме. Зигрун пошла за ней. После некоторого колебания Велокс также вошел в дом и последовал за женщинами в другую комнату.
Старуха задумчиво подбросила несколько поленьев в огонь. По хижине распространилось приятное тепло. Ее почти ослепшие глаза глядели куда-то вдаль. Она, казалось, больше не замечала присутствующих, ее губы молча двигались, как будто она бормотала заклинания, однако Зигрун подозревала, что старуха погрузилась в воспоминания о прошлом.
– Договор ничего не значил, это была лишь ложь проклятых римлян. Народ хотел уйти и не ввязываться в борьбу с римлянами. Они доверились римлянам. О, зачем эти горы, эти ужасные высокие горы? Это не наш мир, повсюду горы, смущающие ум. Как блуждающие светлячки, они указывали на ложные пути. Бойорикс доверился римлянам. Они должны были вывести его народ из лабиринта гор и долин.
Затаив дыхание, Зигрун слушала старую жрицу. Бойорикс и с ним, вероятно, Хелфгурд отправились в поход против Рима.
– Народ склонился перед решением римского консула, они хотели идти дальше, получить землю для поселения. Однако этот консул оказался жалким лгуном. Римляне заманили их в ловушку. Их окружили со всех сторон тяжеловооруженные воины с копьями и мечами, со звуками труб и воинственными криками, но ведь были еще повозки с женщинами, детьми, стариками, больными, не было пищи, не было скота, воины шагали рядом и толкали повозки там, где упряжки быков не справлялись. – Голос у нее стал резким, однако потом она снова успокоилась. – Такие они, римляне, они не пощадили ни стариков, ни женщин, они хотели уничтожить кимберов, и они заманили ничего не подозревавший народ в ловушку, чтобы раз и навсегда уничтожить его.
Глаза Зигрун наполнились слезами. Итак, вот оно, римское коварство, их военное превосходство и их ложь.
Велокс прислонился к стене. Хотя он понимал не каждое слово старой жрицы, потому что еще плохо владел языком, он ощутил, какая драма еще раз разыгрывается перед почти слепыми глазами старой женщины. Ему было ужасно больно за Зигрун, однако на этот раз он не осмеливался утешающе положить свою руку ей на плечо.
Внезапно старуха улыбнулась.
– Однако притворно легкая победа оказалась обманом. После первого испуга народ не впал в панический страх, не сложил, сломленный ужасом, свое оружие. Мужчины сплотились вокруг своих предводителей, подняли свои щиты, и их дикий военный клич отразился эхом от склонов гор, так, что ряды римлян зашатались. – Она хихикнула. – Даже женщины и дети, старики и подростки схватились за оружие, разразилась буря, всех охватил гнев против предателей римлян. Безумная, слепая, воинственная ярость, поддержанная силой природы. Один указал им путь. Один помогал им.
Старуха вскочила на ноги и принялась бороться против невидимого врага, размахивая руками в воздухе.
– И не только Один, потому что боги сошлись вместе и сделали небо темным. Тор махал молотом и скакал на своей колеснице по воздуху. Циу метал молнии. Один носился на своем жеребце по небесному своду. Ночью он, предводитель мертвых, помчался в облака во главе павших, размахивая копьем, Один, приносящий победу.
Она вздохнула, худое тело снова сжалось.
– Там, где говорят боги, оружие должно молчать. На следующее утро они сожгли своих мертвецов и позаботились о раненых.
Голова у нее упала на грудь. Зигрун уже подумала, что она заснула.
– Было много пленников, котел был полон крови, я окропила ею свой меч, – пробормотала она, и на лице у нее промелькнула легкая улыбка. – Они были храбры, эти римляне, и по их крови я предсказала будущее народу.
Лицо у нее снова омрачилось, голос стал громче.
– Опасность! Грозит опасность, как черные облака. Они отправились на смерть. – Старуха снова поднялась и вытянула руки вверх. Зигрун вздрогнула.
– Почему же они не послушали тебя? – тихо спросила она.
– Народу нужна земля, чтобы жить, плодородная земля, однако они нигде ее не найдут, нигде. – Голос у нее снова стал тише. Внезапно она подняла голову, ее костлявая рука взметнулась в воздухе, указательный палец показал на Велокса.
– Ты – римлянин, – проговорила она, и Зигрун испугалась.
– Нет, он галл, – возразила она старухе.
Та снова хихикнула.
– Тебе не нужно лгать, Зигрун. Ты научилась этому в Риме? Да-да, ложь, она должна защищать, но она уничтожает. Какая польза от громадной физической силы наших воинов против хитрости римлян? Тевтобольд, вождь тевтонов, может перепрыгнуть через спины шести лошадей. Он и в самом деле король, но не такая голова должна быть у короля. Он приведет свой народ к гибели.
– Почему ты осталась здесь?
Жрица громко засопела и снова хихикнула.
– Не добровольно, не добровольно.
– Они тебя изгнали? – в ужасе спросила Зигрун.
– Это начало конца. Я предостерегала их не идти дальше, в моих видениях мелькало страшное будущее. Однако они не хотели меня слушать, только идти дальше за добычей и завоевывать страны. Мозгляки.
– Ты не можешь выжить одна в этой пустоши, полной снега.
– Кто говорит, что я хочу выжить? – спросила она. – Какую цену имеет для меня жизнь? Ты выбрала жизнь и стала проституткой у римлян.
– Нет, Велокс – мой муж, и он не римлянин.
– Ты снова лжешь, Зигрун. Он тебе не муж и он – римлянин. Если бы он был галлом, то он бы чувствовал, как я и ты. Я ощущаю его мысли, я чувствую его слова, хотя и не понимаю их. Он не принадлежит к нашему народу, и ты теперь тоже.
– Согласно твоим предсказаниям, народа кимберов больше нет, – возразила Зигрун сердито. Она поднялась. – Что остается тебе, кроме того, как умереть здесь от голода или замерзнуть?
– То же самое, что и тебе, у нас у обеих одинаковая судьба. Это твой долг по отношению к твоему народу.
– Мой долг перед моим народом – выжить, основать новое племя, чтобы мой народ продолжал жить в моих потомках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37