Теперь Пила могла подаваться вперед с каждым движением его чресел, и ее нежное мурлыканье перешло в ликующий стон. Очарованный, он смотрел на ее замершее от восторга прекрасное лицо, глаза у нее были закрыты. Свои губы она слегка приоткрыла и возбужденно облизывала их кончиком языка. Ее светлое тело радостно извивалось под ним в растущем экстазе.
Внезапно она выпрямилась, открыла глаза и крепко прижала его к себе. Он почувствовал, как ее ноги обнимают его, давление ее бедер усилилось, и это побудило его двигаться более быстро. Ее прерывистое дыхание касалось его потной кожи, ее живот вибрировал, и, когда он сделал два-три сильных толчка, она выпрямилась под ним. Он заглушил ее крик своими губами и крепко обнял ее дрожавшее тело, его фаллос тоже взорвался, причинив ему неизвестную до этого боль. Чувство тепла и счастье пронзили его. Он хотел никогда не отпускать ее, защищать ее своим телом, обнять ее своими сильными руками.
Их губы все еще оставались соединенными, как и их тела, застыв в бесконечно долго длившемся мгновении обоюдного ошеломляющего счастья.
Облака медленно надвинулись на лик луны. Белое тело Пилы казалось погасшим, как алебастровая лампа, масло в которой кончилось. Их тела расслабились. Она вытянулась и постепенно приходила в себя. Подняв голову и встретившись с ним глазами, она увидела в них бесконечное удивление.
– Я никогда не поклонялся богине Венере, только Марсу и Приапу, однако если Венера хоть приблизительно так же хороша, как ты, я покоряюсь ее очарованию. Должно быть, именно она свела нас.
– А разве не стрела Амура пронзила твое сердце? – смеясь, спросила Пила.
– Его стрелы оказались взорами твоих небесно-голубых глаз. – Лицо у него было мягким и расслабившимся, в этот момент он, скорее, походил на греческого юношу, чем на римского гладиатора.
Он вытянулся рядом с ней в траве и нежно погладил ее тело, затем накрыл ее своей одеждой.
– Я хотела бы еще на мгновение прижаться к твоему телу, – попросила она.
Он тесно приник к ней, нежно коснулся губами ее лица, ласково и игриво, успокаивающе, придавая ей уверенность. Для Пилы это были моменты блаженства. Она ощущала тепло и защищенность.
Клаудиус взглянул на небо.
– Мы должны идти, любимая, – сказал он тихо, но твердо. – Скоро рассветет. Ромелия заметит твое отсутствие дома.
Вздохнув, Пила поднялась и оделась. Клаудиус надел свою тунику и набросил плащ. Взявшись за руки, они побежали через оливковую рощу, вниз, в долину, где цвели кусты олеандра.
За несколько шагов до маленькой двери в стене, о существовании которой знали лишь немногие, они расстались.
Клаудиус помедлил. Он наклонился к Пиле и поцеловал ее.
– Я люблю тебя, Пила. Пожалуйста, не забывай об этом никогда, что бы ни случилось.
Он повернулся, чтобы войти в имение с главного входа. Он притворится пьяным, и никто не обратит на него внимания.
– Клаудиус, – услышал он тихий голос Пилы. Гладиатор остановился и обернулся.
– Да?
– Ты сказал, что любишь меня. Почему же ты идешь снова к Ромелии и Атенаис?
Клаудиус опустил голову.
– Мне не остается пока ничего другого. У меня есть деньги, но я не богат. Они платят мне за ночи с ними. Я живу тем, что они меня содержат.
Он горько рассмеялся.
– Потому что я больше не могу вернуться на арену.
– Почему нет?
Клаудиус глубоко заглянул ей в глаза, и в его взгляде были бесконечные нежность и печаль.
– Я стал чувствовать страх перед смертью.
Глава 10
Ночь любви Пилы
Все изменилось. Все не было больше таким, как раньше. Голубизна неба сияла ярче, аромат цветов стал приятнее. Солнце ласкало Пилу своими золотыми лучами, и ветер шептал ей на ухо: «Клаудиус! Клаудиус!..»
Сердце у нее трепетало, как у маленькой птички, а кровь в жилах шумела, как вода в водопаде. После той ночи в оливковой роще рабыня Пила чувствовала себя его женой. Не было церемонии, какую она знала: гладиатор не подарил ей объезженную лошадь и упряжку с быками, она не передала ему оружие, но оба подарили друг другу то, что было в тысячу раз ценнее – свои сердца. Жизнь под строгим управлением Ромелии показалась ей внезапно более терпимой, она жила ради тех мгновений, которые позволяли ей встретиться с Клаудиусом. Клаудиус также старался держаться ближе к Пиле. В обширном имении было несколько спокойных местечек, где они могли встречаться без помех, а у Клаудиуса хорошо работала фантазия.
Ромелия и не подозревала о нежных узах между Пилой и Клаудиусом.
Клаудиусу приходилось делать огромные усилия над собой, чтобы удовлетворять необузданную похоть Ромелии. Его все больше отталкивала эта властная холодная женщина. Несмотря на то что у нее было прекрасное тело и она владела утонченными навыками в любви, которые сделали бы славу любой гетере, она была ему противна. Его мужественность, его потенция, примечательная величина его фаллоса, которыми он ранее так гордился, стали для него теперь бедой. Он страдал оттого, что Ромелия использовала его в качестве мальчика для развлечений, однако у него не оставалось выбора, если он не хотел рисковать тем, что его отошлют назад, в казармы в Капуе.
Пила отправилась на один из последних сеансов у скульптора в Помпеях. Статуя, моделью для которой она служила, была почти завершена. Клаудиус, заметивший, что Пила одна покинула имение, последовал за ней. Вне зоны видимости возможных наблюдателей он присоединился к ней.
– Ты, кажется, постоянно бежишь от меня, – пожаловался Клаудиус, когда, задыхаясь, догнал ее. – Куда ты торопишься?
Пила рассмеялась и задорно схватила его за руку.
– В мастерскую скульптора. Валериус заказал ему скульптуру. Моделью являюсь я.
– Ты являешься моделью? Мне любопытно.
– Это значит, что ты хочешь пойти в Помпеи?
– Конечно. Каждое мгновение моей жизни без тебя кажется мне потерянным. Кроме того, я просто должен быть рядом с тобой, ты владеешь моим сердцем, не забудь это.
– Как я могу это забыть? – Она остановилась. – О, Клаудиус, я и не подозревала, как чудесно быть влюбленной. Я чувствую себя так, будто небо упало на землю, будто надо мной витают божества и ведут меня.
Он прижал ее к себе.
– Между нами внезапно образовались невидимые узы, и они крепки, они прочнее любой цепи, звенья которой можно разъединить, крепче любой веревки, которую можно разорвать.
Он страстно поцеловал ее.
– А если нас кто-то увидит? – напомнила ему Пила.
Клаудиус вздохнул.
– Я хотел бы крикнуть всему миру, что я влюблен.
– Тем не менее это должно остаться нашей тайной. Нашей любви наступит конец, если кто-нибудь откроет ее. Нам не позволят любить.
Тем временем они добрались до ателье скульптора. Внезапно Пила отодвинулась на несколько шагов от Клаудиуса и затопала позади него, как положено рабыне. Он вошел в мастерскую и приветствовал мастера.
– Валериус, к сожалению, отсутствует, поэтому я должен осмотреть работу и доложить ему, – произнес Клаудиус с важностью патриция.
Пила прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Театральное действо начиналось забавно.
Скульптор склонился перед Клаудиусом и попросил посмотреть на его работу.
Клаудиус подавил удивленное восклицание, когда увидел почти готовую статую. Высокая стройная женская фигура прислонилась к стилизованному стволу дерева, обвитому плющом. Тело ее излучало чувственную эротику. Ее тонкое одеяние в складках обнажало правое плечо и прекрасной формы грудь. Приподнятый подол туники приоткрывал стройную ногу, обращая взгляд зрителя на просвечивающий под тканью треугольник лона.
Лицо статуи, без сомнения, имело черты Пилы – ее внимательные глаза, рот с припухлыми губами, который она слегка приоткрыла, как будто в ожидании поцелуя, гармоничный овал ее лица и изящный нос. Волосы удерживались узкой диадемой, они длинными волнами спадали на спину, будто Венера только что вышла из моря. Казалось, что на прядях волос жемчужинами сверкают капли воды.
Клаудиус обошел вокруг статуи и с удивлением посмотрел на скульптора.
– Это потрясающе, – признал он.
Польщенный скульптор улыбнулся.
– Я рад, что она тебе нравится, прекрасный господин, однако у, меня была для нее соответствующая модель. Вот эта рабыня. Ее красота чрезвычайна. Я могу понять то, что сенатор захотел увековечить ее.
Затем он схватил долото и молоток. Пила разделась, взошла на маленький деревянный помост и прислонилась к столбу.
Когда Клаудиус увидел Пилу, принявшую позу статуи, он совсем потерял голову. На помосте стояла сама Венера, с ее опьяняющей чувственностью, божественно возвышенная и вместе с тем живая и чарующая. Пила слегка повернула голову. Ее голубые глаза смотрели прямо ему в глаза, в то время как губы слегка приоткрылись. Клаудиус должен был прислониться к стене мастерской, чтобы совсем не потерять над собой контроль.
– Нужно быть самим богом войны Марсом, чтобы любить эту Венеру, – пробормотал он. Он не понимал, как скульптор может так спокойно заниматься своей работой, в то время как Пила, живая сказочная богиня, позирует ему.
Клаудиусу стоило волевых усилий дождаться того момента, когда мастер отпустит Пилу. Она оделась и покинула Вместе с Клаудиусом мастерскую. Возвращались влюбленные не торопясь, время еще было. На этот раз скульптору не потребовалось и двух часов.
Они пересекли мост через неширокую речку. Клаудиус схватил Пилу за локоть и настойчиво потянул ее с дороги.
– Пойдем под мост, – прошептал он. – Там нас никто не увидит. Я хотел бы побыть несколько мгновений с тобой наедине.
Они заползли под изгиб каменного моста. С обеих сторон берега росла густая трава. Клаудиус расстелил свой плащ, и они опустились на него.
– Я никогда не забуду это мгновение, – прошептал он и прижал свое лицо к волосам Пилы.
– Скульптура получается очень красивой, – заметила Пила, улыбнувшись.
– Скульптура? Именем всех богов, Пила, статуя сказочно красива и сделана рукой мастера. Однако я имею в виду тебя, как ты стояла там, будто созданная божественной рукой. Если бы ты знала, как сильно я извожусь по тебе, во мне горит огонь!
Она погладила его волосы и взяла его лицо в свои ладони. Ее голубые глаза были так близко от него, что он подумал, что в них можно отразиться, как в озере. Когда их губы соприкоснулись, Клаудиус начал дрожать. Это было не опьянение чувственностью, не буйство страсти, а глубокое чувство, охватившее его целиком.
Всегда, когда Пила касалась Клаудиуса, она ощущала, что находится в безопасности, что вокруг нее надежная защита. В его теле было столько жажды защищать ее, что Пила прижалась к нему. Он нежно откинул одежду с ее плеча и обнажил ее грудь. Когда он ласкал ее нежную кожу, ему казалось, что на его губах остаются соленые морские капли.
– А ты знаешь, что богиня любви Венера и бог войны Марс навечно связаны с богом огня Вулканом? – тихо пробормотал он. – Сеть из цепей, которую Вулкан накинул на любящих, навсегда связала их. Говорят, Венера – душа, а Марс – тело, Вулкан же – связующий элемент, огонь страсти.
– Ваши боги очень человечны, – заметила Пила. Его нежность чуть не лишила ее дыхания.
– Я хотел бы быть морем, ласкающим твои ноги, – сказал он.
– Насколько я знаю, богиня вышла из воды и рассталась с морем, когда ступила на землю.
– Тогда у моря неутолимая тоска по ней, как и у меня. – Он коснулся бедрами ее бедер, и Пила ощутила его бурное желание.
– Давай почувствуем огонь бога Вулкана, любимый Клаудиус, пусть Марс и Венера станут едиными.
Ее руки обвились вокруг него, лицо приблизилось к его лицу, и он почувствовал ее горячее дыхание. Их объятие было таким страстным и таким нежным, что оба забыли мир вокруг себя. В грубом океане насилия возник маленький островок блаженства.
Диодорос нервно шагал взад и вперед перед покоями своей супруги. Уже полчаса знаменитый египетский врач Нерем-Пта был у Атенаис. Диодорос решился на то, чтобы тот обследовал Атенаис и выяснил, почему она не родила ему сына, почему у нее вообще нет детей. Его семья начала насмехаться над ним, ведь он все еще не мог предъявить наследника. Он раздумывал, не отвергнуть ли ему Атенаис и не взять ли себе новую жену. Однако до этого он хотел услышать мнение специалиста. Не какого-либо, а знаменитого. Нерем-Пта был знаменит, потому что был личным врачом египетского царя Птолемея Восьмого, а после его бегства на Кипр – личным врачом Птолемея Девятого.
Нерем-Пта не торопился, и Диодорос совсем разнервничался. Казалось, что-то было не так. Наконец появился врач. Позади него шел помощник, который нес маленький сундучок с необходимыми медицинскими инструментами.
Диодорос держался, несмотря на то, что охотнее всего он задал бы тысячу вопросов. Нерем-Пта прошел перед Диодоросом и кивнул ему, чтобы тот последовал за ним в маленькую комнату. Только его помощник мог пройти за ними. Затем он закрыл дверь.
– Уважаемый Диодорос, твоя жена здорова, как только может быть здорова женщина, – начал врач без предисловий. – Я долго и тщательно обследовал ее и подробно расспросил.
– Расспросил? – осведомился Диодорос с неприятным удивлением.
– О да, это очень важно, чтобы определить ее месячный цикл.
– Ее – что?..
Нерем-Пта замолчал и откашлялся.
– Уважаемый Диодорос, природа женщины кажется сложной, если ее не знаешь. Но если посвящен в тайны, то все становится понятным. Тело женщины не всегда плодовито, как не всегда плодородна пашня зимой. Странным образом плодовитость женщин связана с месячным циклом. Однако с этим у твоей супруги все нормально.
– Но почему она не дарит мне наследника?
– Чтобы окончательно ответить на этот вопрос, я должен осмотреть также и тебя.
– Меня?
Диодорос подпрыгнул, и лицо у него покраснело от гнева.
– Что ты позволяешь себе? Хоть ты и знаменитый врач, ты не имеешь права сомневаться в моей мужской силе.
Нервность Диодороса не обескуражила Нерем-Пта. Он не утратил спокойствия.
– Ты хотел знать, в чем причина бездетности твоей супруги, Диодорос. Нравится тебе это или нет, в этом вопросе надо идти до конца. Так как твоя супруга явно здорова и полностью нормальна, есть только две возможности.
– И это? – спросил рассерженный Диодорос.
– Или ты не спишь со своей супругой, поэтому она просто не может зачать, или твои чресла бесплодны.
Диодорос резко ловил ртом воздух, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Он чувствовал себя глубоко обиженным, честь его была уязвлена. Он взглянул на врача. Однако тому вся проблема казалась совершенно нормальной.
– Что ты предлагаешь? – спросил он, овладев собой.
– Мне необходимо твое мужское семя, чтобы его исследовать.
Врач протянул Диодоросу маленькую мисочку.
– Тебе помочь или ты сделаешь все сам?
Диодорос, которому чувство стыда было абсолютно чуждо, покраснел.
– Подожди здесь, – сказал он смущенно и взял миску. Он покинул комнату и позвал Никандроса.
Ромелия беспокойно крутилась на своей постели. Уже несколько дней она чувствовала себя нехорошо. Ее желудок бунтовал. Она подозревала, в чем была причина ее нездоровья. Чтобы интенсивнее переживать радость любви с Клаудиусом, она принимала различные средства, возбуждающие половую активность. Она пила большое количество вина из гранатов, ела цветки с гранатовых деревьев, приготовляла себе микстуру из мяты, роз, красавки и перебродившего меда. В вино она добавляла анис и сок мака. Все это было хорошо для ее любовных игр, но плохо сказывалось на желудке. Голова у нее гудела, живот сводили судороги. Наконец ее вырвало прямо в постели.
Пила и Друзилла заторопились к ней. Однако Ромелия не хотела, чтобы кто-либо видел, как ей плохо. Срочно вызванный врач с сожалением и тревогой покачал головой.
– Диета, покой, сон, воздержание, – кратко прописал он и порекомендовал отвар из ромашки и шалфея.
С отвращением Ромелия оттолкнула чашку.
– Оставьте меня в покое, – взвизгнула она и натянула одеяло на свое исказившееся от боли лицо. – Друзилла, подожди перед дверью. Пила, принеси свежую простыню.
Испуганные служанки выскочили из комнаты.
– Я пойду за бельем, – сказала Пила. – Посиди здесь, может, у нее будет какое-либо желание.
– Я не думаю, вероятно, она заснет, а после этого ей станет лучше.
– По мне, так пусть какое-то время полежит. Тогда, по крайней мере, мы хоть немного отдохнем от нее, – прошептала Пила.
– Ты права. Я посижу пока здесь.
Вздохнув, Друзилла устроилась на скамейке перед спальней Ромелии.
Бельевая находилась в хозяйственном крыле виллы. Коридор, который вел в нее, был пуст, потому что большинство домашних рабов занимались на кухне.
Клаудиус пробирался на цыпочках, чтобы его не обнаружили. Несколько минут назад он видел, как Пила пробежала по коридору.
Пила открыла сундук, чтобы найти подходящую простыню для Ромелии. Когда она наклонилась, чтобы достать ее, она почувствовала, как кто-то крепко схватил ее сзади за бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Внезапно она выпрямилась, открыла глаза и крепко прижала его к себе. Он почувствовал, как ее ноги обнимают его, давление ее бедер усилилось, и это побудило его двигаться более быстро. Ее прерывистое дыхание касалось его потной кожи, ее живот вибрировал, и, когда он сделал два-три сильных толчка, она выпрямилась под ним. Он заглушил ее крик своими губами и крепко обнял ее дрожавшее тело, его фаллос тоже взорвался, причинив ему неизвестную до этого боль. Чувство тепла и счастье пронзили его. Он хотел никогда не отпускать ее, защищать ее своим телом, обнять ее своими сильными руками.
Их губы все еще оставались соединенными, как и их тела, застыв в бесконечно долго длившемся мгновении обоюдного ошеломляющего счастья.
Облака медленно надвинулись на лик луны. Белое тело Пилы казалось погасшим, как алебастровая лампа, масло в которой кончилось. Их тела расслабились. Она вытянулась и постепенно приходила в себя. Подняв голову и встретившись с ним глазами, она увидела в них бесконечное удивление.
– Я никогда не поклонялся богине Венере, только Марсу и Приапу, однако если Венера хоть приблизительно так же хороша, как ты, я покоряюсь ее очарованию. Должно быть, именно она свела нас.
– А разве не стрела Амура пронзила твое сердце? – смеясь, спросила Пила.
– Его стрелы оказались взорами твоих небесно-голубых глаз. – Лицо у него было мягким и расслабившимся, в этот момент он, скорее, походил на греческого юношу, чем на римского гладиатора.
Он вытянулся рядом с ней в траве и нежно погладил ее тело, затем накрыл ее своей одеждой.
– Я хотела бы еще на мгновение прижаться к твоему телу, – попросила она.
Он тесно приник к ней, нежно коснулся губами ее лица, ласково и игриво, успокаивающе, придавая ей уверенность. Для Пилы это были моменты блаженства. Она ощущала тепло и защищенность.
Клаудиус взглянул на небо.
– Мы должны идти, любимая, – сказал он тихо, но твердо. – Скоро рассветет. Ромелия заметит твое отсутствие дома.
Вздохнув, Пила поднялась и оделась. Клаудиус надел свою тунику и набросил плащ. Взявшись за руки, они побежали через оливковую рощу, вниз, в долину, где цвели кусты олеандра.
За несколько шагов до маленькой двери в стене, о существовании которой знали лишь немногие, они расстались.
Клаудиус помедлил. Он наклонился к Пиле и поцеловал ее.
– Я люблю тебя, Пила. Пожалуйста, не забывай об этом никогда, что бы ни случилось.
Он повернулся, чтобы войти в имение с главного входа. Он притворится пьяным, и никто не обратит на него внимания.
– Клаудиус, – услышал он тихий голос Пилы. Гладиатор остановился и обернулся.
– Да?
– Ты сказал, что любишь меня. Почему же ты идешь снова к Ромелии и Атенаис?
Клаудиус опустил голову.
– Мне не остается пока ничего другого. У меня есть деньги, но я не богат. Они платят мне за ночи с ними. Я живу тем, что они меня содержат.
Он горько рассмеялся.
– Потому что я больше не могу вернуться на арену.
– Почему нет?
Клаудиус глубоко заглянул ей в глаза, и в его взгляде были бесконечные нежность и печаль.
– Я стал чувствовать страх перед смертью.
Глава 10
Ночь любви Пилы
Все изменилось. Все не было больше таким, как раньше. Голубизна неба сияла ярче, аромат цветов стал приятнее. Солнце ласкало Пилу своими золотыми лучами, и ветер шептал ей на ухо: «Клаудиус! Клаудиус!..»
Сердце у нее трепетало, как у маленькой птички, а кровь в жилах шумела, как вода в водопаде. После той ночи в оливковой роще рабыня Пила чувствовала себя его женой. Не было церемонии, какую она знала: гладиатор не подарил ей объезженную лошадь и упряжку с быками, она не передала ему оружие, но оба подарили друг другу то, что было в тысячу раз ценнее – свои сердца. Жизнь под строгим управлением Ромелии показалась ей внезапно более терпимой, она жила ради тех мгновений, которые позволяли ей встретиться с Клаудиусом. Клаудиус также старался держаться ближе к Пиле. В обширном имении было несколько спокойных местечек, где они могли встречаться без помех, а у Клаудиуса хорошо работала фантазия.
Ромелия и не подозревала о нежных узах между Пилой и Клаудиусом.
Клаудиусу приходилось делать огромные усилия над собой, чтобы удовлетворять необузданную похоть Ромелии. Его все больше отталкивала эта властная холодная женщина. Несмотря на то что у нее было прекрасное тело и она владела утонченными навыками в любви, которые сделали бы славу любой гетере, она была ему противна. Его мужественность, его потенция, примечательная величина его фаллоса, которыми он ранее так гордился, стали для него теперь бедой. Он страдал оттого, что Ромелия использовала его в качестве мальчика для развлечений, однако у него не оставалось выбора, если он не хотел рисковать тем, что его отошлют назад, в казармы в Капуе.
Пила отправилась на один из последних сеансов у скульптора в Помпеях. Статуя, моделью для которой она служила, была почти завершена. Клаудиус, заметивший, что Пила одна покинула имение, последовал за ней. Вне зоны видимости возможных наблюдателей он присоединился к ней.
– Ты, кажется, постоянно бежишь от меня, – пожаловался Клаудиус, когда, задыхаясь, догнал ее. – Куда ты торопишься?
Пила рассмеялась и задорно схватила его за руку.
– В мастерскую скульптора. Валериус заказал ему скульптуру. Моделью являюсь я.
– Ты являешься моделью? Мне любопытно.
– Это значит, что ты хочешь пойти в Помпеи?
– Конечно. Каждое мгновение моей жизни без тебя кажется мне потерянным. Кроме того, я просто должен быть рядом с тобой, ты владеешь моим сердцем, не забудь это.
– Как я могу это забыть? – Она остановилась. – О, Клаудиус, я и не подозревала, как чудесно быть влюбленной. Я чувствую себя так, будто небо упало на землю, будто надо мной витают божества и ведут меня.
Он прижал ее к себе.
– Между нами внезапно образовались невидимые узы, и они крепки, они прочнее любой цепи, звенья которой можно разъединить, крепче любой веревки, которую можно разорвать.
Он страстно поцеловал ее.
– А если нас кто-то увидит? – напомнила ему Пила.
Клаудиус вздохнул.
– Я хотел бы крикнуть всему миру, что я влюблен.
– Тем не менее это должно остаться нашей тайной. Нашей любви наступит конец, если кто-нибудь откроет ее. Нам не позволят любить.
Тем временем они добрались до ателье скульптора. Внезапно Пила отодвинулась на несколько шагов от Клаудиуса и затопала позади него, как положено рабыне. Он вошел в мастерскую и приветствовал мастера.
– Валериус, к сожалению, отсутствует, поэтому я должен осмотреть работу и доложить ему, – произнес Клаудиус с важностью патриция.
Пила прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Театральное действо начиналось забавно.
Скульптор склонился перед Клаудиусом и попросил посмотреть на его работу.
Клаудиус подавил удивленное восклицание, когда увидел почти готовую статую. Высокая стройная женская фигура прислонилась к стилизованному стволу дерева, обвитому плющом. Тело ее излучало чувственную эротику. Ее тонкое одеяние в складках обнажало правое плечо и прекрасной формы грудь. Приподнятый подол туники приоткрывал стройную ногу, обращая взгляд зрителя на просвечивающий под тканью треугольник лона.
Лицо статуи, без сомнения, имело черты Пилы – ее внимательные глаза, рот с припухлыми губами, который она слегка приоткрыла, как будто в ожидании поцелуя, гармоничный овал ее лица и изящный нос. Волосы удерживались узкой диадемой, они длинными волнами спадали на спину, будто Венера только что вышла из моря. Казалось, что на прядях волос жемчужинами сверкают капли воды.
Клаудиус обошел вокруг статуи и с удивлением посмотрел на скульптора.
– Это потрясающе, – признал он.
Польщенный скульптор улыбнулся.
– Я рад, что она тебе нравится, прекрасный господин, однако у, меня была для нее соответствующая модель. Вот эта рабыня. Ее красота чрезвычайна. Я могу понять то, что сенатор захотел увековечить ее.
Затем он схватил долото и молоток. Пила разделась, взошла на маленький деревянный помост и прислонилась к столбу.
Когда Клаудиус увидел Пилу, принявшую позу статуи, он совсем потерял голову. На помосте стояла сама Венера, с ее опьяняющей чувственностью, божественно возвышенная и вместе с тем живая и чарующая. Пила слегка повернула голову. Ее голубые глаза смотрели прямо ему в глаза, в то время как губы слегка приоткрылись. Клаудиус должен был прислониться к стене мастерской, чтобы совсем не потерять над собой контроль.
– Нужно быть самим богом войны Марсом, чтобы любить эту Венеру, – пробормотал он. Он не понимал, как скульптор может так спокойно заниматься своей работой, в то время как Пила, живая сказочная богиня, позирует ему.
Клаудиусу стоило волевых усилий дождаться того момента, когда мастер отпустит Пилу. Она оделась и покинула Вместе с Клаудиусом мастерскую. Возвращались влюбленные не торопясь, время еще было. На этот раз скульптору не потребовалось и двух часов.
Они пересекли мост через неширокую речку. Клаудиус схватил Пилу за локоть и настойчиво потянул ее с дороги.
– Пойдем под мост, – прошептал он. – Там нас никто не увидит. Я хотел бы побыть несколько мгновений с тобой наедине.
Они заползли под изгиб каменного моста. С обеих сторон берега росла густая трава. Клаудиус расстелил свой плащ, и они опустились на него.
– Я никогда не забуду это мгновение, – прошептал он и прижал свое лицо к волосам Пилы.
– Скульптура получается очень красивой, – заметила Пила, улыбнувшись.
– Скульптура? Именем всех богов, Пила, статуя сказочно красива и сделана рукой мастера. Однако я имею в виду тебя, как ты стояла там, будто созданная божественной рукой. Если бы ты знала, как сильно я извожусь по тебе, во мне горит огонь!
Она погладила его волосы и взяла его лицо в свои ладони. Ее голубые глаза были так близко от него, что он подумал, что в них можно отразиться, как в озере. Когда их губы соприкоснулись, Клаудиус начал дрожать. Это было не опьянение чувственностью, не буйство страсти, а глубокое чувство, охватившее его целиком.
Всегда, когда Пила касалась Клаудиуса, она ощущала, что находится в безопасности, что вокруг нее надежная защита. В его теле было столько жажды защищать ее, что Пила прижалась к нему. Он нежно откинул одежду с ее плеча и обнажил ее грудь. Когда он ласкал ее нежную кожу, ему казалось, что на его губах остаются соленые морские капли.
– А ты знаешь, что богиня любви Венера и бог войны Марс навечно связаны с богом огня Вулканом? – тихо пробормотал он. – Сеть из цепей, которую Вулкан накинул на любящих, навсегда связала их. Говорят, Венера – душа, а Марс – тело, Вулкан же – связующий элемент, огонь страсти.
– Ваши боги очень человечны, – заметила Пила. Его нежность чуть не лишила ее дыхания.
– Я хотел бы быть морем, ласкающим твои ноги, – сказал он.
– Насколько я знаю, богиня вышла из воды и рассталась с морем, когда ступила на землю.
– Тогда у моря неутолимая тоска по ней, как и у меня. – Он коснулся бедрами ее бедер, и Пила ощутила его бурное желание.
– Давай почувствуем огонь бога Вулкана, любимый Клаудиус, пусть Марс и Венера станут едиными.
Ее руки обвились вокруг него, лицо приблизилось к его лицу, и он почувствовал ее горячее дыхание. Их объятие было таким страстным и таким нежным, что оба забыли мир вокруг себя. В грубом океане насилия возник маленький островок блаженства.
Диодорос нервно шагал взад и вперед перед покоями своей супруги. Уже полчаса знаменитый египетский врач Нерем-Пта был у Атенаис. Диодорос решился на то, чтобы тот обследовал Атенаис и выяснил, почему она не родила ему сына, почему у нее вообще нет детей. Его семья начала насмехаться над ним, ведь он все еще не мог предъявить наследника. Он раздумывал, не отвергнуть ли ему Атенаис и не взять ли себе новую жену. Однако до этого он хотел услышать мнение специалиста. Не какого-либо, а знаменитого. Нерем-Пта был знаменит, потому что был личным врачом египетского царя Птолемея Восьмого, а после его бегства на Кипр – личным врачом Птолемея Девятого.
Нерем-Пта не торопился, и Диодорос совсем разнервничался. Казалось, что-то было не так. Наконец появился врач. Позади него шел помощник, который нес маленький сундучок с необходимыми медицинскими инструментами.
Диодорос держался, несмотря на то, что охотнее всего он задал бы тысячу вопросов. Нерем-Пта прошел перед Диодоросом и кивнул ему, чтобы тот последовал за ним в маленькую комнату. Только его помощник мог пройти за ними. Затем он закрыл дверь.
– Уважаемый Диодорос, твоя жена здорова, как только может быть здорова женщина, – начал врач без предисловий. – Я долго и тщательно обследовал ее и подробно расспросил.
– Расспросил? – осведомился Диодорос с неприятным удивлением.
– О да, это очень важно, чтобы определить ее месячный цикл.
– Ее – что?..
Нерем-Пта замолчал и откашлялся.
– Уважаемый Диодорос, природа женщины кажется сложной, если ее не знаешь. Но если посвящен в тайны, то все становится понятным. Тело женщины не всегда плодовито, как не всегда плодородна пашня зимой. Странным образом плодовитость женщин связана с месячным циклом. Однако с этим у твоей супруги все нормально.
– Но почему она не дарит мне наследника?
– Чтобы окончательно ответить на этот вопрос, я должен осмотреть также и тебя.
– Меня?
Диодорос подпрыгнул, и лицо у него покраснело от гнева.
– Что ты позволяешь себе? Хоть ты и знаменитый врач, ты не имеешь права сомневаться в моей мужской силе.
Нервность Диодороса не обескуражила Нерем-Пта. Он не утратил спокойствия.
– Ты хотел знать, в чем причина бездетности твоей супруги, Диодорос. Нравится тебе это или нет, в этом вопросе надо идти до конца. Так как твоя супруга явно здорова и полностью нормальна, есть только две возможности.
– И это? – спросил рассерженный Диодорос.
– Или ты не спишь со своей супругой, поэтому она просто не может зачать, или твои чресла бесплодны.
Диодорос резко ловил ртом воздух, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. Он чувствовал себя глубоко обиженным, честь его была уязвлена. Он взглянул на врача. Однако тому вся проблема казалась совершенно нормальной.
– Что ты предлагаешь? – спросил он, овладев собой.
– Мне необходимо твое мужское семя, чтобы его исследовать.
Врач протянул Диодоросу маленькую мисочку.
– Тебе помочь или ты сделаешь все сам?
Диодорос, которому чувство стыда было абсолютно чуждо, покраснел.
– Подожди здесь, – сказал он смущенно и взял миску. Он покинул комнату и позвал Никандроса.
Ромелия беспокойно крутилась на своей постели. Уже несколько дней она чувствовала себя нехорошо. Ее желудок бунтовал. Она подозревала, в чем была причина ее нездоровья. Чтобы интенсивнее переживать радость любви с Клаудиусом, она принимала различные средства, возбуждающие половую активность. Она пила большое количество вина из гранатов, ела цветки с гранатовых деревьев, приготовляла себе микстуру из мяты, роз, красавки и перебродившего меда. В вино она добавляла анис и сок мака. Все это было хорошо для ее любовных игр, но плохо сказывалось на желудке. Голова у нее гудела, живот сводили судороги. Наконец ее вырвало прямо в постели.
Пила и Друзилла заторопились к ней. Однако Ромелия не хотела, чтобы кто-либо видел, как ей плохо. Срочно вызванный врач с сожалением и тревогой покачал головой.
– Диета, покой, сон, воздержание, – кратко прописал он и порекомендовал отвар из ромашки и шалфея.
С отвращением Ромелия оттолкнула чашку.
– Оставьте меня в покое, – взвизгнула она и натянула одеяло на свое исказившееся от боли лицо. – Друзилла, подожди перед дверью. Пила, принеси свежую простыню.
Испуганные служанки выскочили из комнаты.
– Я пойду за бельем, – сказала Пила. – Посиди здесь, может, у нее будет какое-либо желание.
– Я не думаю, вероятно, она заснет, а после этого ей станет лучше.
– По мне, так пусть какое-то время полежит. Тогда, по крайней мере, мы хоть немного отдохнем от нее, – прошептала Пила.
– Ты права. Я посижу пока здесь.
Вздохнув, Друзилла устроилась на скамейке перед спальней Ромелии.
Бельевая находилась в хозяйственном крыле виллы. Коридор, который вел в нее, был пуст, потому что большинство домашних рабов занимались на кухне.
Клаудиус пробирался на цыпочках, чтобы его не обнаружили. Несколько минут назад он видел, как Пила пробежала по коридору.
Пила открыла сундук, чтобы найти подходящую простыню для Ромелии. Когда она наклонилась, чтобы достать ее, она почувствовала, как кто-то крепко схватил ее сзади за бедра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37