Он должен был уходить в го­род, где находил подобных себе отщепенцев от нормаль­ного мира. В этой своеобразной среде преломлялись до неузнаваемости все прежние идеалы, изменялись наст­роения и стремления, создавалась новая форма общест­венности, с новой идеологией. «Огненное крещение» от­мечало неизгладимой печатью всех его причастников, и покаянная молитва в их устах становилась скорее про­щальной молитвой.
Первые успехи скопческой пропаганды показывают, что и главными пропагандистами новой религии были люди совершенно другой сферы, чем хлыстовские проро­ки и богородицы. Когда после появления в «корабле» орловской «богородицы» Акулины Ивановны Кондратий Селиванов, уже признанный «бог над богами, царь над царями и пророк над пророками», стал проповедовать в хлыстовских «кораблях» оскопление в качестве лучшего средства избежать «лепости», поедающей весь свет и отвращающей от бога, во многих «кораблях» его стали за эту проповедь преследовать бранью, насмешками и даже доносами. Первые успехи проповедь Селиванова возымела по отношению к его ближнему сотруднику, Александру Шилову, скопческому Иоанну Предтече, ко­торый происходил из крестьян Алексинского уезда и был беспоповцем, т. е., вероятно, уже дифференцировался из крестьянской среды. По-видимому, вместе с Шиловым Селиванов совершил первые самостоятельные оскопле­ния в Алексинском уезде Тульской губернии, в доме фаб­риканта Лугинина, где приняли «огненное крещение», или «убелились», фабричные крестьяне; затем в Тамбов­ской губернии, Моршанском уезде, «убелились» около 70 крестьян, После этого «убеления» Александр и Кондратий были арестованы и сосланы, но дело «убеления» пошло быстро и без них. Лугинин вместе с «убеленным» приказчиком Ретивовым переселился в Москву и там устроил первый скопческий «корабль» при основанной им полотняной фабрике. Оскопления производились Ретивовым среди фабричных рабочих. Вслед за Лугининым потянулись в Москву из Тамбовской, Тульской и Орлов­ской губерний другие скопцы: Казарцев, к которому перешла фабрика Лугинина, Колесников, основавший торговлю пушным товаром. Появились адепты и из среды московских купцов (Жигарев и Тимофеев). Другие скоп­цы тянулись в Петербург, где были основаны «корабли» в домах купцов, братьев Ненастьевых, Кострова, Крас­никовых, Артамонова, Васильева и других. Одновремен­но со столичными «кораблями» один за другим появля­лись скопческие «корабли» в крупных провинциальных городах: в Моршанске, где во главе скопцов стояли бо­гачи братья Плотицыны, построившие великолепный со­бор на месте наказания Селиванова батогами в 1774 г.; в Алатыре, где кормщиком «корабля» был шелковый фабрикант Милютин, а «белыми голубями» - его рабо­чие. Появились купеческие и фабрикантские «корабли» в Костроме, Саратове, Самаре, Томске, Туле и других городах. Ко всем этим центрам тянулись оскопленные в деревнях крестьяне. Это была готовая рабочая масса для скопцов-капиталистов, которым оставалось только эксплуатировать свое покорное стадо. Связь по уродству быстро превращалась в неразрывную экономическую за­висимость, поддерживаемую еще религиозным ореолом, который окружал хозяев-пророков. По существу, соци­альная роль скопчества оказалась аналогичной социаль­ной роли федосеевщины или, в широких размерах, рогожской поповщины. Но средство, с помощью которого скопчество свою роль выполняло, выходило из ряда вон и создавало особенно крепкие узы. Немудрено, что про­цесс накопления в среде скопчества пошел необычайно быстро. То, на что рогожцам понадобилось целое столе­тие, скопцы проделали в какие-нибудь 25 лет: в 1774 г. Селиванова били батогами за сосновские оскопления, а в 1802 г. он уже поучал в беседе Александра I и обратил камергера Елянского, который затем в 1804 г. выступил со своим знаменитым проектом об учреждении божест­венной канцелярии и установлении в России «феократи-ческого образа правления». Бог, царь и пророк, непри­знанный хлыстами, стал богом, царем и пророком капиталистов, раскинувших свои операции, теперь уже не только торгово-промышленного, но также биржевого и ростовщического характера, по всей России. Скопцы-ка­питалисты диктовали биржевые цены и не гнушались никакими выгодными спекуляциями, хотя бы даже с фальшивой монетой. Селиванов с 1803 г. открыто посе­лился в Петербурге и принимал поклонение от буржуаз­ной и великосветской публики; перед второй войной с Наполеоном в 1809 г. его посетил сам император и спра­шивал его мнения относительно исхода войны. Так сбы­лось «пророчество» некоей Анны Родионовны в орлов­ском «корабле» Акулины Ивановны, пророчество, кото­рое она будто бы изрекла Кондратию, когда он явился впервые в этот корабль: «Ты один откупишь всех земель товары... Тогда тебе все цари, короли и архиереи покло­нятся и отдадут тебе великую честь и пойдут к тебе пол­ки за полками».
«Царь и бог», Кондратий Селиванов, сам по себе сде­лал так же мало для основания той скопческой органи­зации, какая создалась в начале XIX в., как и другие ос­нователи религий для основания церковных форм, в ко­торые впоследствии их религии заключались. Вышедший сам из хлыстовской среды, он столь же мало интересо­вался организационными вопросами, как и хлыстовством. Для него важно было только освободить «дух» от пое­дающей его «лепости» и достаточно было автономного хлыстовского «корабля», среди которого можно было всегда разойтись его «духу». Но его необычайно ловко использовала для своих организационных целей капита­листическая руководящая верхушка скопчества. Как по­казывают официальные документы, славу «бога» и «царя» - Петра III - создали ему во время ссылки си­бирские купцы; они же в 90-х годах XVIII в. устроили ему побег. В то же время не дремали и петербургские скопцы; им удалось обратить в скопчество бывшего при­дворного лакея Петра III, Кобелева, который стал под­тверждать, что Селиванов якобы действительно Петр III, что он, Кобелев, его сразу узнал, когда увидел после по­бега. Когда в 1797 г. Селиванов был случайно арестован, «слава» его дошла уже до императора Павла. Послед­ний велел препроводить Селиванова в Петербург и имел с ним личный разговор, - очевидно, с целью убедиться не­посредственно в самозванстве Селиванова. После этого разговора Селиванов был посажен в Обуховский дом для умалишенных в качестве не больного, а секретного арестанта. После убийства Павла петербургские купцы-скопцы сейчас же стали хлопотать об освобождении Се­ливанова. Им удалось добиться того, что уже в 1802 г. Селивановым заинтересовался Александр, приказавший перевести его в богадельню при Смольном монастыре; а через три месяца по предписанию приказа общественного призрения Селиванов был отпущен из богадельни на по­печение уже упомянутого камергера Елянского. Офици­альная записка о Селиванове, составленная на основа­нии секретных данных в 1857 г. для великого князя Кон­стантина Николаевича, прямо говорит, что Елянский в этом случае был только подставным лицом, действовав­шим по поручению Ненастьева, Кострова и других скоп­цов, которые «не щадили ни просьб, ни происков, ни пожертвований» для освобождения Кондратия. Получив Селиванова, Елянский отвез его прямо к Ненастьеву, где «царь и бог» жил до 1811 г., когда его перевезли в дом Кострова. В это время Селиванов был уже больным ста­риком, мало двигавшимся; но его пребывание в купече­ских домах было обставлено всеми теми аксессуарами, какие полагаются для живой реликвии, «государя ба­тюшки, Петра Федоровича, второго Христа», якобы доб­ровольно обрекшего себя на долголетнее страдание ради искупления своих поборников и для утверждения истин­ного закона божия. Паломники, стекавшиеся к этой ре­ликвии со всех концов России, допускались к ее лицезре­нию с большим разбором. Удостоившиеся этой «благода­ти» ошеломлялись той «небесной» обстановкой, в кото­рой пребывал «царь и бог». Та же самая записка содер­жит подробное описание дома, специально выстроенного в 1816 г. для пребывания Селиванова. Дом называли «домом божьим», «горним Сионом», «новым Иерусали­мом». Над дверями комнаты, в которой лежал Селива­нов, была сделана надпись: «Святой храм», комната была выкрашена в небесно-голубой цвет с лепными кар­низами и золотыми багетами на окнах. Потолок был рас­писан изображениями херувимов, а пол был покрыт ков­ром с вытканными изображениями ангелов и архангелов. Сам Селиванов лежал на огромной кровати, утопая в пуховиках. Кровать была под балдахином с золотыми кистями. Паломникам указывали на него: «Вот бог!» - и приказывали на коленях с земными поклонами молить­ся ему и прикладываться к руке. Потом вели к «проро­ку», находившемуся в соседней комнате. Этот пророк в длинной белой рубашке предрекал всем будущее. Преимущество перед синодальной церковью было несом­ненное - та могла предложить только икону или мощи, а у скопцов был живой бог; та могла ссылаться только на библейские пророчества, а у скопцов пророки «работали» ежедневно...
В том же доме находились большие залы, где про­исходили радения главного петербургского скопческого «корабля». Подобно тому как хлыстовский текучий Хри­стос в скопчестве стабилизовался, так и хлыстовский чисто обрядовый «корабль» в скопчестве стал постоянной бытовой организацией. В хлыстовщине «корабль» был, так сказать, приходским союзом, он жил только тогда, когда происходили радения, а в промежутках между ними хлысты расходились по своим углам и жили своей обычной жизнью, ничем не отличаясь от православных. В скопчестве «корабль» стал уже постоянным бытовым союзом. Корабли основывались купцами и фабриканта­ми, привлекавшими своих служащих и рабочих. Теряя вследствие оскопления всякие связи с миром, эти послед­ние переселялись в «корабль», жили в устраиваемых при «корабле» общежитиях и могли пользоваться в некото­рых «кораблях» даже ссудами из касс взаимопомощи. В хлыстовском «корабле» кормщик чаще всего был толь­ко руководителем религиозных актов. В скопческом «ко­рабле» это всегда был хозяин, управляющий всеми де­лами «корабля» и обладавший абсолютной властью. Санкция Селиванова утверждала в этом звании чаще всего, если не исключительно, тех же основателей «ко­раблей». Центром для всех «кораблей» был Петербург. Между Петербургом и провинциальными «кораблями» была налажена регулярная передача известий политиче­ского и финансового характера, превращавшая всю скоп­ческую организацию в огромный ростовщическо-биржевой союз, дирижируемый из Петербурга. Во главе его стояли купеческие петербургские фамилии Ненастьевых,
Костровых, Громовых и Солодовниковых, завладевших Селивановым и превративших его в свой верный рупор. Местные организации группировались также вокруг крупных, обычно губернских, «кораблей», управлявших тянувшими к ним уездными «кораблями». По крайней мере, это официально установлено для саратовского края, «корабли» которого были подчинены саратовскому «кораблю» купца Панова, и для тамбовских «кораблей», управлявшихся из тамбовского «корабля» купца Плотицына.
Мифология и идеология скопчества вырабатывалась также помимо активного участия Селиванова. Правда, ему приписывалось составление «Страд», т. е. истории его страданий и возвращения из ссылки, и «Послания» к его «детушкам», где скопчество обосновывается данны­ми из священного писания. Но вряд ли можно полугра­мотного Селиванова считать автором этих вполне лите­ратурно и книжно написанных произведений, ставящих себе определенную цель - доказать истинность скопче­ства и божественность самого Селиванова. И вообще первая характерная черта различия между скопческой и хлыстовской идеологиями заключается уже в том, что скопческая идеология изложена в литературной форме. Песня, которая в хлыстовщине стоит на первом месте, в скопчестве отступает на второй план или принимает искусственный книжный характер, рифмуется и заявляет претензии на правильный стихотворный размер. По со­держанию скопческая идеология, в отличие от хлыстов­ской, выдвигает не столько «духовные» и экономические мотивы, сколько мотивы «от писания» и политические мотивы. Это последнее различие чрезвычайно характер­но. Для хлыстовщины политические вопросы не сущест­вуют, она ими не занимается; скопчество обнаруживает к ним самый живой интерес.
Оправдание своей доктрины скопцы начинали с сот­ворения человека. Бог сотворил людей бесполыми. Если он заповедал им плодиться и множиться, то это не зна­чит, что он благословил брак. Бог настолько всемогущ, что из камней мог сотворить детей Аврааму. В своем первоначальном состоянии люди были подобны ангелам, бесстрастны и блаженны. Но когда, соблазненные злым духом, они нарушили божью заповедь и съели плоды от древа познания добра и зла, блаженству их настал ко­нец. На теле у них сейчас же выросли подобия запре­щенных плодов: у Евы - груди, у Адама - семенные же­лезы, и появилось вместе с тем половое влечение. В этом-то и заключался первородный грех, который от Адама и Евы вместе с физическим извращением (!) человеческой природы перешел ко всему их потомству, ко всему чело­веческому роду. Люди подпали под власть греха; но бог в неизреченной благости вознамерился спасти их. Он из­брал праведного человека Авраама и велел ему обре­заться, т. е. оскопиться; после обрезания человек возвра­щался в прежнее ангельское состояние. Однако заповедь обрезания, т. е. оскопления, оказалась непосильной для извращенной грехом человеческой природы. Даже в сре­де потомков Авраама, в еврейском народе, ее испол­няли немногие избранные, несмотря на напоминания и предупреждения пророков. Тогда бог отверг весь род израилев и послал для новой проповеди «искупления», т. е. оскопления, своего сына Иисуса Христа, явившегося на землю «в рабьем зраке». Как говорил Иоанн Пред­теча, Иисус идет крестить мир «духом святым и огнем», проповедовать оскопление в качестве средства спасения. В нагорной проповеди и в беседах Иисуса с фарисеями и учениками скопцы находили примеры открытой про­поведи оскопления (ср. Мат. V, 29-30 и XIX, 12). Все апостолы и первоначальные христиане были скопцами, но затем «лепость» стала побеждать и первых христиан, число скопцов быстро сокращалось. Ко времени объяв­ления христианства господствующей религией оно уже забыло первую и главную заповедь, которая соблюда­лась только некоторыми великими святыми, вроде Нико­лая Чудотворца или Иоанна Златоуста, а затем и совсем перестала соблюдаться. Мир погибал от «лепости», и тогда явился Христос вторично, уже не в «рабьем зра­ке», но во славе, для суда над миром и окончательного утверждения заповеди об оскоплении, этого «святого божьего закона». Пришедший в славе Христос и есть Кондратий Селиванов.
В дальнейшем скопческая легенда ловко пользуется действительными фактами из истории Петра III и био­графии Селиванова, переплетая их с новым мифом. «Слава» пришествия Селиванова состоит в том, что он явился в образе императора Петра III. Он родился, как и первый Христос, от пренепорочной девы, императрицы Елизаветы Петровны. Эта императрица процарствовала будто бы только два года, а затем, получив откровение о своем высоком назначении, отдала бразды правления любимой фрейлине, сама же присоединилась к людям божьим под именем Акулины Ивановны. Сына зачала от святого духа - «святым духом разблажилася, утробуш­кой растворилася...». Когда сын родился, отправила его на воспитание в Голштинию, где он и сделался «белым голубем». Вернувшись в Петербург, он должен был же­ниться, как наследник престола. Естественно, что Екате­рина возненавидела его, узнав, что он «убелен», и хо­тела его убить; но он успел перемениться платьем с ка­раульным солдатом, тоже скопцом, и убежал всопутствии графа Чернышева (вероятно, разумеется граф Ив. Гр. Чернышев, бывший одно время петербургским военным губернатором и потом оскопившийся); солдата же убили и похоронили в Алексаидро-Невской лавре. «Христос» отправился к Акулине Ивановне и принял имя Кондратия Селиванова, а граф Чернышев - Александра Шило­ва. Вдвоем они исходили всю Россию и все иностранные государства с проповедью о чистоте, пока их не схватили и не сослали после жестокого бичевания. Тут-то и потер­пел свои «страды», подобные Христовым, Селиванов: «И сколько пролито было моей крови, и раздроблены были все мои члены, и в Туле меня на кресте распинали, и головушку мою горячим сургучом обливали, а в Сосновке на меня багряную рубашку надевали, в дальние страны отсылали». Из ссылки Кондратий был якобы возвращен своим «сыном», императором Павлом, которо­му сообщил о местопребывании и действительном звании Кондратия пророк, купец Колесников, «разблажившийся» святым духом. Но при личном свидании отец с сыном не сошлись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59