Я вышел и примерно через три минуты вернулся с измененным текстом; те­перь он нашел его точно таким, каким представлял, и положил на музыку самым восхитительным образом».
К сочинению «Александра Бала» Гендель приступил 1 июня и закончил его 4 июля.
Следующий месяц проходит также под знаком лихо­радочной работы: Гендель вновь пишет ораторию на текст Морелла, и на этот раз на тему из Ветхого завета. Начало работы над «Иисусом Навином»: 19 июля 1747 года. Дата окончания: 19 августа.
Примирение с оперной труппой Мидльсекса проявля­ется сейчас в том, что новый оперный сезон начинается «пастиччо» Генделя. Музыка «Лючио Веро» - премьера состоялась 4 ноября 1747 года в театре «Haymarket» - составлена из фрагментов ранних его опер: «Адмета», «Радамиста», «Ричарда I», «Кира» и «Тамерлана». Произведение имело большой успех: оно было сыграно девять раз. Хотя доли дохода Гендель, согласно юриди­ческим установкам того времени, не получил, сам факт, что еще недавно боровшаяся против него не на жизнь, а на смерть «дворянская» Опера открыто исполняет его произведение, свидетельствует о всеобщем признании, окружившем уже почти шестидесятилетнего компози­тора. На спектаклях «Лючио Веро» Гендель познако­мился с Джулией Фрази, великолепной певицей-сопра­но, которая - по словам Бёрни - «имела милый, свет­лого тембра голос и умела петь нежно и чисто»; вскоре Гендель ангажировал Фрази для участия в исполнении ораторий, и она стала одной из любимых его исполни­тельниц.
В результате успеха «Лючио Веро» руководители Оперы решили возобновить «Роксану»: она была испол­нена 20 февраля 1748 года и прошла четыре раза.
1748
26 февраля Гендель начинает новый ораториальный сезон. Вначале исполняется «Иуда Маккавей»; в течение сезо­на его дают в общей сложности шесть раз.
9 марта 1748 года. На этот раз приходит очередь премьеры нового произведения, «Иисуса Навина». Он принят с всеобщим признанием. Интересно, однако, что хоровая часть «See, the conquering hero comes», попав­шая позже в «Иуду Маккавея», одна из популярнейших мелодий Генделя и до сих пор, вначале не нашла дороги к сердцам слушателей. Когда Гендель спросил молодо­го Хоукинса, как ему нравится этот хор, тот ответил: «Не настолько, как некоторые другие Ваши произведе­ния». На что Гендель: «И мне тоже, но, молодой чело­век, вы еще застанете время, когда он будет популярнее у широкой публики, чем вся моя добрая музыка». И это время действительно наступило, но только тогда, когда Гендель перенес эту часть из «Иисуса Навина» в гораздо более популярного «Иуду Маккавея».
За сезон «Иисус Навин» давался четыре раза. 23 мар­та впервые исполняется «Александр Бал». Женские партии, как и в «Иисусе Навине», пели солисты театра «Haymarket». Успех произведения оказался далеко не таким, как предполагал Гендель: после «Иуды Макка­вея» публика ждала от него большего. Было дано всего три представления, и оратория была исключена из про­граммы; возобновить ее Гендель смог только в 1754 году.
Таким образом, ораториальный сезон 1748 года закон­чился двенадцатым представлением. Среди них шесть (представления «Иуды Маккавея») имели необычайный успех, успех трех («Иисус Навин») был приемлемым, три же («Александр Бал») прошли довольно безуспешно.
Жизнь Генделя теперь уже совершенно устроена. Как «придворный композитор» и «учитель музыки королев­ских принцесс» он регулярно получает 600 фунтов в год; имеет прибыль от продажи нотных изданий своих про­изведений, выходящих уже не одно десятилетие; благо­даря же доходам от ораториальных представлений он может позволить себе своего рода «шикарную» жизнь. Гендель - признанный, пользующийся успехом компози­тор. Но личная жизнь его полна одиночества и совер­шенно безотрадна. Лучшие его друзья и приятели - Дж. К. Смит и его сын, живущие подле него в качестве секретарей и переписчиков нот. Старые друзья почти все умерли; дружба с Дженинсом основательно расстро­илась, с тех пор как либретто для Генделя стал писать Морелл. С Мореллом же он не хочет или не может наладить теплые дружеские отношения. Сейчас, к ста­рости, возле него осталось лишь несколько женщин: прежде всего миссис Делани, живущая то в Дублине, то в Лондоне; миссис Сиббер, выдающаяся певица и акт­риса, и новая любимица, синьора Фрази. Большинство немецких друзей его умерли, с другими дружба угасла из-за большого расстояния. Осталась единственная хо­рошая связь в Германии - кроме семьи - с гамбург­ским «генеральным музыкальным директором» Геор­гом Филиппом Телеманом.
Однако публика, которая любит и уважает автора великолепных ораторий, все множится. К тому же за­хватывает все новые классы общества. Гендель, начав­ший свою лондонскую карьеру с развлечения высшего дворянства, быстро завоевал симпатии среднего дво­рянства, а затем и благовоспитанной буржуазии. По мере того как либретто его опер из отвлеченных, написанных на классические и мифологические темы стано­вятся все более понятными, общеизвестными, расширя­ется «вниз» и круг публики Генделя. Интересно прояв­ляется это в письме леди Люксбороу, написанном 28 апреля 1748 года: «Наш друг Аутинг [слуга леди] отпра­вился на „Иуду Маккавея", где отлично развлекся; он разговаривает о музыке в таком экстазе, что призна­юсь, я не понимаю, каким образом может чувствовать так человек, не понимающий в музыке больше меня... Но думаю, его суждение совпадает с массовым; ведь если его слух и не способен различать гармонии, однако пригоден для того, чтобы услышать, о чем говорит толпа».
После окончания этого ораториального сезона Ген­дель берется за подготовку следующего: 5 мая 1748 года он приступает к сочинению новой оратории «Соломон», которую заканчивает 13 июня. Тем временем он приво­дит в порядок и свои финансовые дела: 6 мая он продает облигацию стоимостью в 3000 фунтов и в тот же день покупает за 4500 другую, приносящую большие про­центы.
Едва Гендель закончил «Соломона», как взялся за новую работу: между 11 июля и 24 августа 1748 года он пишет «Сусанну». В обеих новых ораториях опять раз­рабатываются темы из Ветхого завета; автор либретто неизвестен. (Возможно, автором «Соломона» был сно­ва Морелл, но это только предположение.) Во всяком случае, в этом произведении отсутствует тот драма­тизм, который являлся одним из характернейших, вы­годнейших качеств прежних ораторий Генделя: все оно составлено из эпизодов.
Раннюю осень 1748 года Гендель, по всей видимости, вновь провел у друзей, во владениях братьев Хэрис в окрестностях Солсбери. Здесь он отдохнул, восстановил свои силы после прошедшего сезона и сочинения двух новых ораторий. По крайней мере достоверно из­вестно, что 19 и 20 октября 1748 года в Солсбери были исполнены: «Празднество Александра» и «Ацис и Галатея», и представляется невероятным, чтобы Гендель, у которого были в Солсбери такие хорошие связи, не присутствовал бы на этих представлениях.
Усердно исполнялись - и не только в этом году, а почти постоянно - различные произведения Генделя и в Дублине.
7 октября 1748 года. Большое политическое событие года - заключение Аахенского мира, положившего ко­нец долгой войне за право австрийского наследования. Англия в ходе войны усилила свои позиции и в резуль­тате заключения мира стала не только первой морской державой мира, но и достигла того, что французы были вынуждены выслать из страны ранее сбежавшего туда претендента на престол - происходящего из дома Стю­артов Чарлза Эдварда; согласно договору о мире, они должны были воздерживаться от какой-бы то ни было поддержки католической реставрации. Успешное завер­шение войны вместе с тем укрепило и финансовое поло­жение Англии; с повышением общего благосостояния Гендель справедливо мог рассчитывать на то, что лон­донская публика будет тратить больше денег на развле­чения, в том числе на ораториальные представления.
1749
Георг II хотел сделать Аахенский мир незабываемым при помощи насыщенных зрелищами торжеств. Велись огромные приготовления к тому, чтобы весной следующего года заключение мира можно было отпраздновать достойным образом. Именно в это время Гендель мог получить поручение написать музыку для монументаль­ного праздника на открытом воздухе.
10 февраля 1749 года. Между тем вновь наступил «се­зон поста»: Гендель опять снимает «Covent Garden» для ораториальных представлений. Вопреки обычаю он начинает сезон не старым произведением, а исполнени­ем самой новой оратории, «Сусанны». Оратория, глав­ные партии в которой пели синьора Фрази, синьора Галли и м-р Лоу, была исполнена в общей сложности четыре раза. Текущий счет Генделя постоянно растет: после каждого представления он помещает в Англий­ский банк около 200 фунтов. После премьеры герцогиня Шэфтсберийская пишет своему родственнику Джеймсу Хэрису - солсберийскому другу Генделя - следующее (11 февраля 1749 года): «Вчера с младшей сестрой мы пошли послушать ораторию и очень желали, чтобы и солсберийские друзья наши были с нами. После одного прослушивания я не берусь высказать свое скромное су­ждение, поверьте мне, многое в нем было бы от мнения, которое сложилось у меня о произведениях Генделя в легком оперном стиле [!]; но вы сможете спросить рассуждающих намного лучше меня критиков, так как я видела выглядывающими из одной маленькой ложи мо­их двоюродных сестер Хэрисов, которые очень внимали музыке. Более полного зала я еще никогда не видела. Рич [съемщик театра] сказал, что, по его мнению, доход пре­высил 400 фунтов».
24 февраля 1749 года. Приходит очередь возобновле­ния «Геркулеса». На другой день Гендель помещает в банк 185 фунтов. Представление - со ставшим уже привычным органным концертом Генделя - повторя­ется 1 марта.
3 марта возобновляется «Самсон»; его приходится повторить 8, 10 и 15 числа. Доход нетто от четырех представлений - согласно множащимся банковским чекам Генделя - ровно 600 фунтов.
17 марта 1749 года. Премьера новой оратории, «Со­ломона». Успех ощутим и материально. 18 марта Ген­дель помещает в Английский банк 300 фунтов. Произве­дение было исполнено три раза; затем - впервые после шестилетнего перерыва - Гендель включает в прог­рамму «Мессию». В Лондоне произведение в первый раз исполняется под оригинальным названием - это­му, вероятно, способствовал тот факт, что с 1748 года в английской столице был новый епископ, который не являлся таким фанатиком, как его предшественник.
Две новые и три прежние оратории; всего 15 представ­лений - таков итог сезона, не говоря уже о почти 3000 фунтов, которые, в результате большого успеха, увели­чили текущий счет Генделя.
Сейчас же Гендель вкладывает все свои силы в подго­товку праздничной работы, «Фейерверка». Дело это, однако, идет не совсем гладко. Поскольку торжество с фейерверком в честь Аахенского мира будет носить характер исключительно «государственного акта», то в нем смогут принять участие только приглашенные гости, знать, дипломаты и т. д.; поэтому было признано целесообразным показать его народу в форме «гене­ральной репетиции». Но на генеральной репетиции сам фейерверк устраивать не собирались, посчитав, что для народа будет достаточно и праздничной музыки. О том, где проводить генеральную репетицию, между Генде­лем и устроителями велись долгие споры.
Герцог Монтэгью, главнокомандующий артилле­рией, 28 марта 1749 года пишет Чарлзу Фредерику, главному инспектору королевских фейерверков, следу­ющее: «Я не против, чтобы репетицию музыки устро­ить в Воксхолле; если она будет объявлена там и возник­нет какой-либо вопрос в связи с этим, нужно сказать действительную причину. Гендель предлагает сейчас, чтобы было 12 труб и 12 валторн; вначале думали, пусть играют по шестнадцать инструментов, и я помню, что об этом было сказано королю. Он вообще был против музыки; но когда я сказал ему, сколько будет играть военной музыки [духовых инструментов], он отнесся к этому уже лучше и сказал: надеется, что не будет скрипок [струнных инструментов]. Сейчас Гендель пред­лагает сократить число труб и т. д. и ввести скрипки. Не подлежит сомнению, что если об этом услышит король, ему это очень не понравится. Если мы хотим, чтобы все это дело понравилось королю наверняка, то нужно оставить только военную музыку. Каждая ме­лочь будет выводить его из себя; и следовало бы, чтобы Гендель использовал столько труб и другой военной му­зыки, сколько возможно, но он не хочет сократить скрипки, хотя это необходимо сделать. Обо всем этом я упоминаю только потому, что - как я недавно слышал из очень хорошего источника - и сам король выразил на днях такое желание».
То есть, Гендель чинил препятствия: с одной сторо­ны, он хотел, чтобы генеральную репетицию провели там же, где намечалось провести настоящее праздне­ство (в Грин-Парке), с другой стороны, - какая дер­зость со стороны композитора! - имел смелость вме­шиваться в вопрос об инструментовке собственного со­чинения...
Однако споры на этом не кончились, о чем свидетель­ствует письмо герцога Монтэгью м-ру Фредерику от 9 апреля: «Я думаю, было бы хорошо, если бы Вы напра­вили Генделю новое письмо, чтобы мы могли узнать его окончательное решение; если он не хочет отдать нам эту сюиту [„увертюру"], то нам нужно найти другую. Я думаю, было бы хорошо, если бы Вы приложили к свое­му письму мое письмо, написанное Вам, чтобы Гендель уяснил для себя мои чувства; но прошу, не говорите ему, что об этом попросил Вас я».
Монтэгью, имея высокий ранг, в этом деле не мог вступить в непосредственные отношения с Генделем; переписка же Генделя и Фредерика, к сожалению, не сохранилась. Таким образом, мы можем получить только опосредствованную информацию о том, что происходило в связи с генеральной репетицией «Фейер­верка». Письмо, которое Фредерик вместе со своим дол­жен был передать Генделю (также от 9 апреля), звучит так: «Милостивый государь, отвечая господину Генделю на его письмо, направленное Вам (судя по стилю письма, я уверен, что оно сформулировано не Генделем), я могу сказать только, что сегодня утром король оказал мне честь: говорил со мною о делах, связанных с фейервер­ком, и в ходе беседы король соизволил спросить, когда репетируют новую сюиту Генделя. Я ответил Его Вы­сочеству, что относительно этого ничего не могу ска­зать ввиду тех трудностей, которые создал господин Гендель. Владелец Воксхолла предложил нам в долг латерны, лампы и т. д. стоимостью в семьсот фунтов, в результате чего такую же сумму можно было бы сэкономить в пользу артиллерийского ведомства, не го­воря уже о тридцати слугах, которые помогали бы в ос­вещении, - при условии, что сюиту господина Генделя будут репетировать в Воксхолле. Однако господин Ген­дель отказался от того, чтобы его произведение репети­ровали в Воксхолле. Так выглядело, что Его Высочеству это очень не понравилось, и, по моему мнению, совершен­но все равно, будут ли играть сюиту Генделя или нет, так как мы очень легко можем найти вместо нее дру­гую, и я буду удовлетворен тем, что Его Высочество будет знать, почему мы не получили музыку Генделя. То есть, если господин Гендель знает эти причины и то, сколько можно сэкономить, проведя репетицию в Вокс­холле, и если он хочет выразить свою дальнейшую пре­данность Его Высочеству, пусть не совершает поступ­ков прямо противоположных. И если он не разрешит, чтобы репетиция состоялась в Воксхолле, я вообще не буду больше заниматься его сюитой, а подыщу другую».
Это письмо м-р Фредерик не отправил Генделю (именно поэтому оно и дошло до нас), а, вероятно, послал ему гораздо более мягкое и убедительное по тону письмо. В результате Гендель согласился, чтобы репетиция «Фейерверка» состоялась в Воксхолл-Гардене. Трудности возникли и при определении даты гене­ральной репетиции. Вначале ее назначили на 17 апреля, но 13-го отказались от этого. О причинах отсрочки мы узнаем также из письма Монтэгью (от 17 апреля). Он пишет Фредерику: «Герцог [герцог Камберлэндский], как я уже говорил Вам, хочет посетить репетицию му­зыки Генделя. Вы говорили, что, возможно, подходящим стал бы понедельник. Однако понедельник - приемный день герцога, и поэтому не подходит. А суббота? Втор­ник, как я думаю, слишком близок ко дню фейерверка. Но я считаю, самым правильным было бы, если бы Вы узнали подходящий день у самого герцога: прошу Вас, вступите завтра в контакт с Нэпиром [служащий, ведущий дела герцогского двора], поговорите с ним и узнайте, какой день хотел бы герцог. Если мы дадим объявления на день-два раньше, то наберется достаточно народу; но ни в коем случае не объявляйте до тех пор, пока не узнаете, какой день подходит герцогу».
В конце концов удалось договориться: генеральная репетиция состоится 21 апреля, в пятницу, начнется в 11 часов утра; входная плата - полкроны с человека (то есть, два с половиной шиллинга).
О ходе генеральной репетиции рассказывается в ап­рельском номере журнала «Джентльмен'с мэгэзин»:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24