А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Она обычно вправляет куклам сломанные конечности или останавливает кровотечение из опилок, которыми набито тельце любимой игрушки. Кроме того, когда куклы падают на пол с кроватки или отказываются есть налитый в мисочку из грязной лужи суп, девочка читает им нотации. Она обычно грезит наяву об уходе за настоящими младенцами и оказании медицинской помощи целым больницам, переполненным такими замечательными пациентами, как ее папочка. В юной груди ребенка женского пола довольно рано зарождается архетипическая богиня-мать, древний образ женщины-целительницы. Опыт «игры в доктора» с соседскими мальчишками никоим образом не ослабляет мечты стать врачом. (О, эта допубертатная радость от дворовой клизмы!)
Аманда, будучи исключением из правила, никогда не хотела стать медсестрой. Она лечила крылья стрекозам и прочими способами выполняла обязанности защитницы жизненного процесса, однако не горела желанием в будущем облачиться в накрахмаленный медицинский халат, чтобы выполнять поручения старых дев с дурным характером. Хотя в равной степени она не горела желанием стать кинозвездой или девушкой-ковбоем.
– Кем ты станешь, когда вырастешь? – допытывался ее отец.
Аманда, одетая в оранжевое платьице, устала гоняться за мотыльками и увлеченно рассматривала дневную тень, которую отбрасывала на окружающее пространство гора Бау-Вау.
– Нет названия тому, чем я хочу заняться, когда стану взрослой, – ответила она.
В атласе мира Рэнда Макнелли территория Соединенных Штатов Америки окрашена в бледно-лимонный цвет. Мне кажется, что цвет этот был выбран наобум. Несимволично и совершенно нереалистично. Тот, кто пролетал над США от океана до океана, знает: Америка – буро-зеленая.
На ее фоне можно заметить вкрапления серого, желтого и голубого, отдельные островки ликера шартрез и крохотные островки шоколада, однако в целом Америка с высоты авиалайнера кажется светло-коричневой, испещренной различными оттенками тускло-зеленого цвета. Такой она и предстает с воздуха, если лететь от Восточного побережья к Западному. Подобное постоянство способно либо вызвать восхищение, либо показаться ужасно монотонным. Одно из немногих мест, которые выделяются из общего фона, – это расположенный на северо-западе штат Вашингтон. Здесь Америка меняется настолько, что дает повод говорить о новом цветовом опыте совершенно иного порядка. После долгих часов полета над тусклыми буро-зелеными массивами направляющийся к Сиэтлу самолет пересечет наконец Каскадные горы, и под ним неожиданно разверзнется изумрудная глотка. Пейзаж, простирающийся под крылом, влажен и ярок. Насыщенная, едва ли не навязчиво агрессивная зелень, которая одновременно и туманна, и настолько четко-прозрачна, что у путешественника возникает ощущение, будто он наконец прибыл в единственное по-настоящему зеленое в Америке место – туда, где зелень приводит в движение буддийские колеса Дзен в знак празднования кончины коричневого цвета.
Иисус Христос провел большую часть своей жизни в буро-коричневом мире. Иисус бродил по каменистым местам и скудной почве. Иисус взбирался на высокие холмы и голые склоны гор. Иисус спал в пустыне и в глинобитных городских домах. Иисус был уроженцем мест, где в изобилии водятся скорпионы, он был поэтом, воспевавшим горные склоны Галилеи. Ближневосточное солнце настолько выжгло его родные края, что глаза его привыкли к бурой земле и камням, и даже пышная зелень Генисаретской долины не могла порадовать его взор. Теперь же благодаря Плаки Перселлу он приземляется в краю, где почти стопроцентно преобладает зеленый цвет во всех его мыслимых оттенках. К сожалению, Иисус не мог постичь красоту своего нового местопребывания. Было бы безумно интересно понаблюдать за тем, какой эффект произвел бы туманный и одновременно зеленый пейзаж на учение философа, которому ведома была только каменистая, выжженная солнцем земля.
Насколько понял Перселл, в аэропорту Сиэтл-Такома никаких ватиканских агентов, поджидающих его прибытия, не оказалось. Он добрался до отеля «Олимпик», на такси доехал до компании, дающей автомобили напрокат, зафрахтовал пикап, вернулся в аэропорт (по пути съев гамбургер и выпив пива), забрал прибывший вместе с ним из Рима ящик и направился на север по федеральному шоссе № 5. Было четыре часа дня, когда перед его усталым взором замаячила гигантская венская сосиска.
– Вот гигантская венская сосиска, – произнес он вслух.
Ответа из ящика не последовало. Добравшись наконец до прославленного придорожного кафе Зиллеров, Плаки влетел в дверь с несдержанностью, которая могла бы напрочь разрушить эту закусочную богов. И поменял свою усталость и тревогу на букет удивления. «Мысль, отправленная при помощи ветра» (так тибетцы именуют телепатию) не смогла сообщить Аманде о приезде Перселла, хотя после того, как она перебралась в придорожное кафе, имели место случаи, когда ей удавалось заранее предчувствовать появление некоторых людей. Сразу же последовали объятия, смех, поэтические восклицания, по кругу пошла трубочка с гашишем. Малыш Тор вскарабкался Перселлу на его широкие плечи, а Мон Кул, пришедший в праздничное настроение, с цирковой виртуозностью произвел серию удивительных ужимок и прыжков. В зверинце воцарилось радостное возбуждение, вызванное искренним взаимным удовольствием от долгожданной встречи. Однако вслед за этим настало время заняться Телом…
Ящик внесли в кладовку и там открыли. При помощи инструментов, которыми скульпторы творят свои нетленные произведения, Джон Пол снял с мумии слой гипса. Плаки все это время нервно расхаживал по комнатке. Зиллер еще никогда не видел его в таком взвинченном состоянии. Дрожащие колени плохо сочетались с атлетической фигурой этого здорового и полного сил представителя мужского пола. Сам же Перселл неплохо помнил те минуты, когда у него так же дрожали коленки. Первая его игра в составе университетской сборной в Дьюке. Ему нужно было вывести мяч ударом с центра поля. Казалось, будто мяч завис на целую вечность в табачно-желтом каролинском сентябре, в голубых небесах бабьего лета, подобно сосиске, прямо над лугом голодных хоббитов, над его краем поля, а затем наконец полетел вниз, совсем как в замедленном кульминационном эпизоде французского фильма, когда героиня выбрасывается из окна. Взгляды всего стадиона были прикованы кленивому лирическому падению мяча, поданного уже почти легендарным игроком – студентом-второкурсником. Затем одиннадцать рассерженных игроков, не уступавших ему по комплекции, с бешеной скоростью устремились в его сторону. Свиная кожа мяча со смачным шлепком хлопнула ему по рукам. И он стиснул мяч сильнее, чем обычно тискал девчонок на заднем сиденье старенького отцовского «понтиака». После чего совершил бросок вперед. Пять ярдов. Пятнадцать. Затем следует удар, от которого тошнота подступает к горлу. Воздух вылетает из его легких, на которые, как ему кажется, обрушился всем своим огромным весом мчащийся на бешеной скорости бизон. Удар о землю оказался настолько силен, что из ноздрей у него брызнули капельки крови. Зрители в унисон с ним издают болезненный стон, и вместе с тысячами людей, собравшихся на стадионе, Плаки чувствует, как напряжение растворяется в ядреном сентябрьском воздухе.
– Вы же знаете… э-э-э… кто это такой?
– Да, – медленно проговорила Аманда, – думаю, что знаю.
Джон Пол ответил легким осторожным кивком человека, которому хорошо известно, что такое джунгли.
Малыш Тор и Мон Кул уже спали. Последняя пластинка с записями песен «Битлз» закончила играть минут двадцать назад, и проигрыватель остановился сам. В полной тишине все трое стояли в кладовой и смотрели на сморщенное тело.
– Ну так что же мы с ним будем делать?
Зиллер ничего не ответил. Из складок набедренной повязки он извлек коротенькую бамбуковую флейту. Затем сел у ног Мессии и заиграл тихую и нежную мелодию, которую невозможно было расслышать за стенами комнаты.
Плаки повернулся к Аманде.
– Что мы с ним будем делать? – повторил он.
Аманда губкой вытерла со лба Иисуса крошки гипсовой пыли. Ее взгляд лучился нежностью.
– Мне кажется, что он заслужил достойное погребение, – сказала она.
* * *
Существует несколько способов смотреть на агентов ФБР. Один из них – это способ смотреть из-за мухи цеце. Наша муха цеце навеки застыла в кубике янтаря, элегантным движением приподняв тончайшие крылышки и широко расставив мохнатые ножки. Не худший способ хранения, подумал я, а затем, разглядывая агента из-за мухи цеце, вспомнил о жалких останках Господа Нашего.
Спустя пару дней после прибытия Иисуса в зверинец Аманда вымыла его в ванне и умастила Тело Его маслом чернослива. Это здорово помогло. Более того, когда Джон Пол сбежал, прихватив с собой мумию, он нарядил ее в рок-н-ролльный костюм в тонкую полоску и с бархатным воротником, который принадлежал Плаки Перселлу и стоил 250 долларов. Чтобы подогнать его по фигуре, Зиллер немного укоротил охотничьим ножом рукава и штанины. Независимо от того, в каком виде Мессия пролежал века, к апокалипсису он подошел в самом стильном облике.
С моего места мне было видно, как голова агента ФБР возвышается над гробницей мухи цеце подобно северо-атлантической луне, восходящей над баржей с лимонным желе. Это была холодная луна, чей свет вызывает дрожь у влюбленных и заставляет их изменить решение. Агент, за которым я наблюдал из-за мухи цеце, размахивал своей вечной дубинкой. Делал он это с ласковой сосредоточенностью. Если агент хотел улыбнуться своему воображаемому мячику для гольфа, то ни я, ни Аманда не смогли бы помешать ему в этом. Однако он все размахивал дубинкой с ласковой сосредоточенностью. Возможно, ему никак не удавалось преодолеть расстояние между настоящей клюшкой и воображаемым мячиком. Возможно, если бы он находился на игровом поле и под ногами у него был дерн да подходящий партнер-соперник, а в жизни отсутствовали какие-либо придорожные помехи, он бы порадовался своим воображаемым пассам. В конце концов, он был мужчина в самом расцвете лет, не без достоинства, не без ямочки на подбородке, за обладание которой любой молодой амбициозный актер дорого заплатил бы Изготовителям Симпатичных Ямочек на Подбородках Звезд.
Агент – как я видел его из-за мухи цеце – выглядел так, как и надлежало выглядеть отцу семейства. Таковым он, вне всякого сомнения, и был. Когда он вопреки приказам завел в кухне разговор с Амандой, в голосе его зазвучали отеческие интонации.
– Никак не могу понять вас – нынешнюю молодежь. То есть я хочу сказать, что просто никак не могу понять вас. Мне кажется, что вы все слишком просто в жизни понимаете. Это мы вас испортили, и вы сделались испорченными и слабыми.
– А что вы понимаете под нашей испорченностью? – поинтересовалась Аманда. Она варила на плите кашку для малыша Тора.
– То, как вы демонстрируете вашу безответственность… отсутствие ответственности…
– Ответственности за что? – спросила Аманда.
– Ну как же, за наш демократический образ жизни, за наши общественно-политические институты, которые содержатся за счет налогоплательщиков…
– За отдельных человеческих животных, – отважилась заметить Аманда.
– У нас в стране правят законы, а не люди, – заявил агент.
– Так, может, проблема именно в этом.
– Что за проблема? Вы не знаете, о чем говорите. Наши законы священны.
– А разве люди, наши соотечественники, не священны?
– До тех пор, пока законоположение законно не изъято из действующего законодательства, ему все обязаны слепо подчиняться – если, конечно, мы хотим и дальше жить в демократическом обществе и не скатиться в анархию. У нас должны быть законы и законное воздаяние за проступки. Сразу после того, как мы выбрались из пещер, воздаяние стало следовать за правонарушением, как день за ночью. Когда воздаяние перестанет преследовать зло, то сама ткань цивилизации начнет расползаться и лопаться по всем швам.
Аманда продолжала помешивать в кастрюльке свое варево.
– Если у нас всегда было воздаяние, то откуда нам знать, что случится, когда его у нас больше не станет? – спросила она.
Агент усмехнулся.
– Ну народ! Ну и народ собрался в этом вашем чудацком местечке! – Он указал на комнату, но не заметил меня за гробницей мухи цеце, не причинив беспокойства моему геморрою. – И этот чертов чародей! Я не знаю всего, что с вами тут стряслось. Но вы никогда бы не вляпались в эту неприятную историю с правительством и Церковью, если бы из вас в свое время воспитали мужественных людей, если бы в вас вложили страх Божий.
– Вы говорите о страхе перед властью.
– Перед властью. Точно, черт возьми! Вас так и не научили уважать власть.
– Для того, чтобы ее уважали, власть должна внушать уважение, – заявила Аманда, продолжая помешивать в кастрюльке деревянной ложкой.
– Да ну? Значит, вам наша законная власть внушает недостаточное уважение?
– Я уважаю только ту власть, которая заставляет бабочек отправляться на юг осенью и на север – весной.
– Вы имеете в виду Бога?
– Вовсе не обязательно.
– Вы не можете ставить под сомнение существование власти, – сказал агент, оставив без внимания ее последнее замечание. – Да и кто вы такие, чтобы в ней усомниться? Вы ведь ничего не знаете о войне с фашистской агрессией, когда в сороковых годах Америка защищала себя от Гитлера, вы тогда еще даже на свет не родились. Я рисковал собственной жизнью, юная леди, ради того, чтобы вы жили в свободном мире, могли получить образование и пользоваться прочими благами нашего общества. Наши власти спасли нашу страну, сохранили ее свободу и позволили вам занять достойное место в ней, а вы об этом даже не помните. Верно? Я рисковал своей жизнью…
– Вы рисковали своей жизнью, а чем еще вы в вашей жизни рисковали? Вы когда-нибудь боялись навлечь на себя чье-то неодобрение? Вам когда-нибудь грозило потерять работу? Рисковали вы когда-нибудь верой и убеждениями? Я не вижу никакого мужества в том, чтобы рисковать жизнью. Если вы ее потеряете, эту вашу жизнь, то отправитесь прямиком на свои героические небеса, где вас до скончания века ждут молочные реки и кисельные берега! Верно я говорю? Вы получили свою награду и теперь не мучаетесь земными последствиями. Это не мужество. Настоящее мужество – это рисковать тем, с чем вам приходится мириться в жизни. Истинное мужество означает, что вы ставите под удар то, что может заставить вас переосмыслить убеждения и мучиться от изменения сознания. Истинное мужество – это поставить под удар свои клишированные, штампованные представления о мире.
Лицо агента на какой-то миг приняло задумчивое выражение. Затем он изрыгнул целый поток брани.
– Да что вы о себе думаете? Да кто вы такая, инфантильная особа с приветом, чтобы выдвигать такие обвинения?! Что за чушь! Соединенные Штаты Америки всегда были величайшей страной мира!
– Соединенным Штатам Америки меньше двухсот лет. А великим цивилизациям Индии и Китая – около четырех тысяч. Тибет уже шесть тысячелетий назад находился в состоянии продвинутого просветления. – Голос Аманды звучал тихо и спокойно. Она не очень охотно приводила свои аргументы. Это была война слишком малого масштаба. – Если хотите, могу предложить вам горячего крема. Тут хватит на всех.
Аманда предложила ему угоститься из огромной тарелки-вазы. Над ее поверхностью курился пар. Крем безмолвно делал свое дело. Он создавал приятный контраст с холодным, типичным для северо-запада Штатов дождем, который барабанил своими бесчисленными пальцами по деревьям и простиравшимся за окном полям. Тарелка крема была чем-то таким, от чего можно впасть в зависимость, чем-то домашним и уютным. Она не побуждала отправиться в далекое морское плавание вместе с Джеком Лондоном или следовать за шаманом в его хижину. Крем был сговорчивым и вполне ответственным и мог угодить любой власти. А его теплая дипломатия могла без особых хлопот примирить противоречия между враждебными философиями. Однако упоминания о Китае для агента оказалось больше чем достаточно. Китай? Это уж слишком! С презрением отвергнув крем-кашку, агент, все так же сжимая дубинку, выскочил через заднюю дверь.
– Я американец и горжусь этим! – крикнул он, пробегая по мокрой роще.
Аманда аккуратно закрыла за ним дверь.
– Я – человеческое животное и готова отвечать за последствия, – сказала она.
Существует несколько способов смотреть на молодую красивую женщину, пробующую крем. Один из них – смотреть на нее из-за мухи цеце.
•••••••
На часах примерно одиннадцать утра, но дождь хлещет так, как будто уже середина дня. Небо неулыбчивое, как официант-китаец. Оно без конца обрушивает на горизонт столовое серебро. Болота похожи на лужицы разлитого по столу чая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48