– Да, да, – мягко согласился доктор, – страшная история. Ну вот мы и приехали.
Под вязом у дверей трактира сидел старик в кепке и плаще и потягивал пиво. Дождевые капли падали с листьев прямо в кружку, но, видно, ему было легче сидеть под умиротворяющим дождем, чем слышать надрывный кашель умирающего хозяина. Выйдя из машины, они тоже услыхали кашель, доносившийся из приоткрытого окна наверху. Ципа прибиралась у барной стойки. Когда они входили, она обратилась к двум молодым сезонным рабочим, не сводившим глаз с красивой хозяйки:
– Закрываем, джентльмены.
Отсюда кашель слышался сильнее.
– Пойду дам ему кое-что, – сказал доктор Льюис.
Ципа подошла к столу, за которым сидели последние посетители, и терпеливо дождалась, пока те допили свои кружки до дна. Парни продолжали откровенно рассматривать ее, и один из них сказал:
– Может, поцелуешь нас на дорожку, хозяйка?
Редж подскочил к ним и заорал:
– Вон отсюда, симулянты! Пахари, тоже мне! Отсиживались тут, пока те, кто лучше вас, в землю ложились!
– Отвали. Мы не симулянты, свою работу знаем, – ответили они, потом поднялись и ушли, передразнивая не утихавший кашель.
Поседевшая и располневшая, но все еще красивая, с зелеными балтийскими глазами и четко очерченным подбородком Людмила Джонс поздоровалась с доктором Льюисом и бросила сердитый взгляд на сыновей.
– Опоздали, – сказала она, – все уже остыло.
– Нас ограбили, – стал объяснять Редж, – продержали в банке под дулами винтовок.
Доктор Льюис улыбнулся, решив, что он шутит.
– Это правда, – подтвердил Дэн, – но наш ворюга еще раньше спер два фунта из кассы.
– Чтоб я слова «ворюга» больше не слышала, – сказала Людмила.
– Значит, вас действительно ограбили? – переспросил доктор Льюис. – Ну и дела.
На кухне появилась Ципора и поделилась новостью иного рода:
– Никогда не думала, что петрушка растет на огороде. Это же балет Стравинского, я там исполняла партию ударных, а теперь вдруг узнаю, что это съедобная травка.
– Он хочет, – обратилась Людмила к доктору, – полежать в саду. Не желает оставаться в постели. Вспоминает, как отец его умер в постели и всю ее испачкал напоследок. Хочет лежать на земле, на старой армейской плащ-палатке и накрыться шинелью. Желаю, говорит, умереть под открытым небом.
– Давайте пока не будем говорить о смерти, – ответил доктор. – Вы обедайте, а я схожу наверх, сделаю ему укольчик. Как у него с желудком, молоко переваривает?
– Его желудок уже ничего не переваривает. Дэвид то и дело сбрасывает с себя одеяло, пытается встать и спуститься в сад.
– Разрешите, – попросил Редж, – видно, воздуха ему не хватает.
– Необходима инъекция респираторного депрессанта, – пробормотал себе под нос доктор Льюис, используя медицинскую терминологию, которая помогала ему отвлечься от неприглядной картины предсмертных судорог человеческого организма.
Он вколол лежащему под лоскутным одеялом изможденному и поседевшему Дэвиду Джонсу изрядную дозу морфина и сказал, что вернется поздно вечером, чтобы повторить инъекцию. Дэвид в ответ слабо кивнул.
– Вам сейчас станет легче, – сказал доктор Льюис, отдавая себе отчет в том, что для этого пациента полученная доза может оказаться смертельной.
– На воздух, – прохрипел Дэвид.
Доктор тоже слабо кивнул. Почему бы и нет, погода теплая.
Дэвид Джонс лежал у каменной ограды сада на расстеленной плащ-палатке, укрытый двумя одеялами и покрывалом. От дворового деревенского сортира его отгораживала старая газонокосилка и баррикада пустых ящиков из-под лимонада. Собирался дождь, редкий день обходится без него в Южном Уэльсе, и сыновья принесли из подвала два больших зонта, подарок от фирмы, которая содействовала торговле прохладительным напитком «Лиморанж» – название напоминает город во Франции.
Дэвид попросил оставить его одного и погрузился в воспоминания. «Итак, я пережил «Титаник» и мировую войну – спрашивается, зачем? Чтобы сочетаться странным браком с русской красавицей из Бруклина и произвести на свет троих детей, которых никогда не мог понять? Или чтоб открыть в Манчестере ресторан, который не приносил дохода? Я кормил людей на совесть, да каких людей! Помнится, в «Пикчер пост» поместили хвалебную статью с фотографией: хозяин ресторана поднимает бокал в честь блистательной Толлулы Бэнкхэд. Умерла от удушья, бедняжка. А рядом с ней за столом Ноэль Кауард гасит окурок в тарелке с нетронутым десертом. Чарльз Кокран, которого все звали Коки, обнимает Эвелин Лэй. Там же и Джесси Мэттьюз – она-то десерт съедала всегда. Марк Гамбург, толстяк пианист, любивший нашу кухню, научил меня готовить омаров под соусом «кардинал». Скрипач Сигети – так, кажется, его звали – обожал окорок с хрустящей корочкой. Маринованный окорок среднего размера потушить в курином бульоне и марсале и обжарить, потом порезать ломтиками и каждый ломтик натереть измельченными в ступке грецкими и миндальными орехами, затем запечь в кляре. Французские названия блюд давались с трудом, и гости частенько надо мной подтрунивали. Лучшими в меню всегда оставались русские блюда. Как же назывался тот десерт – ванильное мороженое с вишнями, мандариновыми дольками, клубникой и взбитыми белками? Любимое блюдо то ли царя, то ли царицы, то ли Распутина, то ли кого-то еще.
Дом в Бруклине давно продан, и деньги за него по праву принадлежат ей. Золотые соверены, припрятанные на будущее, нынешнее воровское правительство заставило обменять на бумажки. Австралийский самородок цел – интересно, какая ему теперь цена? Говорят, что хранить его противозаконно, но почему? Это имущество семьи. Хорошо бы его сейчас потрогать, подержать в руках, положить под подушку. Это вещь, цена которой с годами только растет, хотя кто знает, долго ли ей расти, коли продать его нельзя? Вечная ценность, символ, неподвластный переменам, вроде Бога, которого не видать. Надо сказать, чтобы принесли сюда. Погляжу на него, поцелую в последний раз, как верную, но холодную жену, и положу рядом с собой под одеяло».
Недуг снова напомнил о себе, сознание, притуплённое инъекцией наркотика, прояснялось. Он раскашлялся, и птицы, прислушиваясь к странным звукам, настороженно завертели клювами и на всякий случай нахохлились.
Неподалеку от деревушки Гилверн в полусгнившей фермерской халупе, которую они снимали за смехотворную плату, сидели Алед Рис, Бен Гриффитс и бывший рядовой Том Проберт. Здесь находился временный штаб организации «Сыны Артура». Цель движения сомнений не вызывала, а вот стратегия оставалась неясной, поэтому все собрались за колченогим кухонным столом послушать, что скажет Теренс Макмагон. Ирландец с шотландской фамилией был женат на валлийке, с которой познакомился в Ливерпуле, где работал в мастерской по ремонту велосипедов. За ним числилось преступление, совершенное в Карлоу. Сам он не любил об этом распространяться, потому что долгое время находился в бегах, скрываясь от правосудия, да и случилось это давно, еще в начале тридцатых. В те годы он участвовал в движении за объединение Ирландии. Теперь Макмагон мирно проживал в Лланелли и владел велосипедной мастерской. Было ему не меньше пятидесяти, но его ничуть не поредевшие огненные патлы, торчавшие во все стороны, и бледное лицо красноречиво свидетельствовали о крутом нраве. Когда-то он говорил по-ирландски, но сейчас мог только читать, и его злило, что, несмотря на общие с ирландским корни, валлийский отпочковался в самостоятельный язык. Валлийского, или кимрского, как называли этот язык местные, он почти не понимал.
– История учит нас, – говорил Макмагон, – что независимость не выпрашивают, стоя на коленях. Мы знаем, что те, кто громче всех кричат о правах человека, не любят предоставлять эти самые права другим. Договариваться с правительством о мирном переходе к самоуправлению бесполезно, поэтому и приходится начинать с насильственных методов и продолжать в том же духе. Свободу вырывают силой, а не мольбами, так что вы целиком и полностью заблуждаетесь, если мечтаете о мирной стратегии. К тому же на вашем счету уже не одно вооруженное нападение, и вы, вероятно, приверженцы стратегии насилия.
Том Проберт, закуривший трубку, больше походил на философа-созерцателя, чем на революционера.
– Насилие? – удивился он. – Имеете в виду преступление против собственности, ведь именно так вы называете ограбление банка? Движению требуются средства, и такой способ финансирования никому особого вреда не наносит: деньги, изъятые нами из банка, возмещаются страховыми компаниями. Подумаешь, напугали людей немножко. Никто ведь не пострадал.
– А как насчет старушки, которая умерла на месте от разрыва сердца во время налета на банк в Коулфорде? – возразил Макмагон. – Вы, Рис, сами мне рассказывали об этом. Если вы взялись за оружие, это насилие. Одна жертва на вашей совести уже есть.
Алед Рис, лицо которого еще сохраняло средиземноморский загар, а лысина, прикрытая во время службы армейским беретом, оставалась бледной, ответил:
– Нам необходимо рассказать людям о цели нашей борьбы. Для этого нужны деньги на публикацию брошюры, которую составил Том, и на рекламу в газетах. Ирландские республиканцы в свое время действовали так же. Мы преследуем благородную цель, поэтому против сомнительных тактических средств, и как только о нашем движении станет известно, мы откажемся от этих средств. Не забудьте, что наша организация называется «Сыны Артура» – не припомню, чтобы у ирландцев когда-нибудь была партия со столь же благородным названием. Мы возобновляем битву, которую королю Артуру не довелось довести до победного конца. Смешно надеяться, что нам удастся выбить саксов из Англии, это – задача для будущих поколений, но попробовать согнать их с земли кимров стоит, черт возьми.
– Тебе, знаешь ли, мозги надо в порядок привести, – сказал на это Макмагон, – вместо того чтоб болтать о благородстве. Пустословие все это. Я бы на твоем месте сидел и не рыпался, тихо бы мирной жизни радовался. Все твои прожекты так прожектами и останутся. Ну кому, в самом деле, придет в голову выгонять англичан из Уэльса? Англичане и валлийцы давно уже перемешались между собой. Говорят, что еще Тюдоры, валлийцы по происхождению, заняв английский престол, стали добровольно называть себя саксами. Прислушайтесь к доброму совету человека, которому известно все, что можно знать о борьбе с этими хамелеонами англосаксами, и бросьте все это.
– Но для чего, ответьте бога ради, – возмутился Бен Гриффитс, – были истрачены миллионы фунтов и миллионы жизней, – разве не для того, чтобы предоставить малым народам право на самоопределение? Ведь в прошлом были революции, которые приносили свои плоды. Вспомните Францию и Россию, их великие революции. Наше движение даже не преследует революционных целей, скорее наоборот, мы хотим назад, в прошлое. Если это всего лишь мечта, тогда всю историю человечества можно считать мечтой.
– Любая борьба – насилие, – покачал головой Макмагон. – Вы угрожаете властям, пока их терпение не лопнет. Если же вы пользуетесь крайними методами, например, убиваете короля или принцессу, которую все обожают, это оборачивается против вас. Иное дело – взрывы на почтамтах и вокзалах, убийства мелких правительственных чиновников: в этом случае через несколько лет вас могут признать силой, с которой приходится считаться, и пригласить за стол переговоров. Но чего же вы, брюквоеды, добиваетесь? Закрытия границы от Кардиффа до Рила, пока вы сочиняете собственную конституцию и выбираете президента? Или вы мечтаете об уэльсификации всей промышленности на полуострове? Но она давно уже принадлежит международным монополиям. И еще вы, конечно, запретите английский и введете всеобщее образование на валлийском языке?
– Мы называем наш язык «кимрэг», – уточнил Алед Рис. – Валлийским наш край и язык окрестили чужеземцы. На старосаксонском Уэльс означает «земля чужаков». Это саксы – чужаки, а не мы. Язык не более важен, чем у вас в Ирландии, а установление границы не означает полной изоляции. Сегодня самая популярная разновидность английского – американский, на котором можно говорить и с кимрским акцентом.
– Могу себе представить! Республика Кимру, где брюквоеды лают, как янки, – съязвил Макмагон.
– Кстати, о республике, – вступил в дискуссию Том Проберт. – «Сыны Артура» не могут всерьез говорить о республике. Ведь Артур был королем, хотя и считался ставленником римлян. Вы сами видели надпись ART REG в десятке миль отсюда, на месте археологических раскопок, столь любезно начатых люфтваффе. Нам нужен христианский король, а не светский президент.
– Что за ерунда! – воскликнул Макмагон. – Вы, того, гляди религиозную войну развяжете, очередную Варфоломеевскую ночь устроите! Где здравый смысл? Церковь должна быть отделена от государства. В Женеве Кальвин в свое время попытался объединить религию и государство – и к чему же такая власть привела Швейцарию? Что вы сейчас о ней знаете, кроме часов? Король Артур, если он вообще существовал, защищал римское христианство от язычников, а его «сыны» хотят вернуть протестантский Уэльс в лоно католичества? Поздновато спохватились: реформация Тюдора пустила глубокие корни.
– Для нас здравый смысл в христианских нормах, – ответил Том Проберт, – в противовес безбожному коммунизму и безбожному фашизму. Мы понимаем, что борьба предстоит долгая. Мы отдаем себе отчет в том, что кровопролитие неизбежно, но сделаем все, чтобы свести его к минимуму.
– Мы постараемся его избежать, – добавил Алед Рис, – применяя его разве только в целях защиты наших прав. Мы поставим саксов перед свершившимся фактом и посмотрим, что из этого выйдет. Сначала объявим через прессу о наших целях, потом начнем действовать.
– И как же именно вы будете действовать? – усмехнувшись, поинтересовался Макмагон. Их валлийский выговор его умилял: напевные интонации не вязались с агрессивным тоном беседы. Буревестники липовые, им бы поближе к курам, на насест.
Прежде чем ответить, Бен Гриффитс набрал в легкие побольше воздуха:
– С нами принц Уэльский. Можете смеяться, но это правда.
– Вы что, – возмутился Макмагон, – полагаете, что королевская чета, которая стоит во главе Великобритании и Северной Ирландии, специально для вас, по примеру библейских Иоакима и Анны, па старости лет вопреки законам природы произведет на свет наследника? Принцем Уэльским, да будет вам известно, является старший сын британского королевского дома, и никто другой.
– Не перебивайте, пожалуйста, – сказал Бен Гриффитс, – и оставьте ваши ирландские насмешки, это недостойно и неуместно. Мы говорим о нашем принце, о принце Кимру, а не о наследнике престола, который еще не появился на свет. Мы говорим о том, кто готов быть избранным и коронованным. О чистокровном валлийце, который дорожит своей страной, так что извольте, во избежание путаницы, называть его принцем кимров.
– И вы думаете, найдется много охотников снабжать вашу организацию деньгами? – снова усмехнулся Макмагон. – Кстати, где вы его выкопали, этого вашего принца?
– Он сам нас нашел, – ответил Алед Рис. – Вы слышали о сталеплавильне Кадвалладера?
– Вся сталелитейная промышленность национализирована, – сказал Макмагон. – По крайней мере, уже обсуждается законопроект о компенсации бывшим владельцам. Все ясно. Этот ваш Кадвалладер получает деньги от социалистического правительства и вкладывает в партийную кассу валлийских, простите, кимрских националистов. Наверно, какой-нибудь выживший из ума старый хрен нашел себе новую забаву.
– Не выживший из ума и не старый, – заметил Бен Гриффитс. – Старый хрен уж год как умер, а сыну его и законному наследнику всего двадцать лет. На войну он попасть не успел и теперь жаждет деятельности. С отличием окончил курс кимрского языка и литературы в университете Уэльса. И зовут его Артур.
– Надо же, какое совпадение.
– Вовсе не совпадение. Его семья всегда чтила историческое наследие кимров, – сказал Алед Рис. – Сама их фамилия – Кадвалладер – к этому обязывает. Я с ним познакомился, когда ездил в увольнительную в Ньюпорт. Мы с ним в баре разговорились.
– Понятно, – ответил Макмагон, – да только все это – одна болтовня. Что вы собираетесь с ним делать: короновать в замке Карнарвона и объявить Уэльс независимым княжеством, вроде Монако? Я-то подумал, что вы действительно затеваете бунт.
– Княжество и есть монархия, – ответил Том Проберт. – Артур тоже не сразу стал королем. Герцогство может быть независимым. В Ланкашире до сих пор короля называют герцогом Ланкастерским. Так даже лучше. Король – звучит слишком претенциозно. Он может заявить о своем праве на королевский титул позднее, когда вынет меч из каменных ножен.
– Какой меч? Какие еще, к черту, каменные ножны?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43