– Она разволновалась не на шутку.
– Думаю, он с Кэт. И куда же вы пошли перекусить?
– В одно приятное местечко, – ответила она. – Называется «Снег на траве», недалеко от квартиры Кэт.
Я знала «Снег на траве». Это был довольно модный ресторанчик, который любили журналисты.
– Он знает «Снег»? Он же вроде из Ливерпуля.
– Да. Его там тоже знают. Как ни странно, он знает довольно много лондонских ресторанчиков. На самом деле, нам потребовалось довольно много времени, чтобы решить, куда пойти. Он хотел сводить меня в ресторан под названием «У Сонни», в Барнсе, но мы решили, что он слишком далеко. В любом случае, «Снег» мне очень понравился. Я съела очень вкусную копченую рыбу.
– И выпила бутылочку вкусного бургундского вина, – добавил Сонни, входя. – Она хотела выпить его с этой дрянью из черной смородины. Да, да, лучшего названия не придумаешь. Кэт пока еще не до этого. Я поговорю с ней завтра.
– Эта дрянь из черной смородины, как вы изволили выразиться, называется кир. – Мама хихикнула. Интересно, сколько она накиряла?
– Французская чепуха, – отмахнулся Сонни. – Не понимаю, зачем портить славное белое вино. Надеюсь, ваш дом во Франции не такая развалина, как этот, – он помахал пальцем у нее перед носом и сунул ей в руку листок бумаги. – Вот, я составил для вас список, пока был наверху. Сырость поднимается вверх. Я учуял эту вонь, как только вошел. И подоконники почти развалились. Во всех комнатах, куда я заглядывал, со стен отслаивается штукатурка, а в маленькой комнате у главной спальни на втором этаже скоро обвалится потолок.
– Будьте как дома. – Его дерзость развеселила меня. – Кстати, у меня есть для вас кое-что интересное. – Я оторвала мамин список с боковой стенки холодильника, куда Томми спрятал его подальше от глаз.
– Ну что, – взглянув на список, сказал Сонни. – Вы знаете, что нужно сделать. Давайте приступим. Когда я могу начать? Нужно же мне чем-то заняться, пока я жду, когда мой сынок вернется из царства сновидений.
– Когда вы можете начать что? – не поняла я.
– Сонни – строитель, – пояснила мама.
– Сонни. – Я одарила его своей самой лучшей улыбкой. – Позвольте принести вам выпить.
– А как же Томми? – спросила мама.
– А что Томми? – ответила я.
* * *
Сонни Кросс сдержал свое слово и на следующий день в восемь часов утра объявился с двумя помощниками. Мы все спустились в кухню его встречать. Кэт, проспав около суток, встала и собиралась вернуться к работе. Когда она увидела Сонни, ее лицо просияло, и я была тронута до глубины души. Они обнялись, и он ласково похлопал ее по животу.
– Ну и когда же ты собиралась сообщить мне эту радостную новость? – спросил он.
Я оцепенела.
– Кто вам сказал? – спросила Кэт.
– Ванесса. Это самая лучшая новость за год.
– А ей сказала ты? – Кэт посмотрела на меня, и я приготовилась к взрыву. Но его не последовало. Вместо этого она грустно улыбнулась. – На самом деле я благодарна тебе за то, что все это выплыло. Остается сказать только Ричи. – При этих словах губы у нее задрожали, и Сонни слегка ее встряхнул.
– Ну-ка, сейчас же успокойся. Это никому не принесет пользы. Днем поедем в больницу. Только ты и я. Мы будем топать и орать, но разбудим его.
Кэт два раза позвонила в больницу и только после этого, бледная и изнуренная, отправилась на работу. Я сказала, что, если она хочет, я поеду с ней и буду сидеть у кровати Ричи, но она покачала головой.
– Я не могу, – сказала она. – Я не могу приехать к нему, сидеть и ничего не делать. Просто ждать. Он рассердится, если узнает об этом. Но все равно спасибо. – Она сжала мою руку. – Мне повезло, что у меня есть ты. Ты это знаешь, да? А Томми нет дома? Твоя мама сказала, что он ушел.
Она знала меня слишком хорошо. Лицо меня выдало.
– Я ни о чем не собираюсь спрашивать, – произнесла она. – Я ничего не хочу знать, пока ты сама не расскажешь.
Сонни Кросс облачился в заляпанный краской рабочий комбинезон, расстегнутый до пояса. Похоже, под комбинезоном ничего не было. Волосы на его груди были такие же седые, как и на голове, и резко выделялись на загорелой коже.
– Вы были за границей, Сонни? Ездили на зимние праздники? – спросила я, наливая ему чай.
– Солярий, – усмехнулся он. – Превосходная штука. Несмотря ни на что, нужно выглядеть на все сто, верно?
Я рассмеялась. Мужское тщеславие.
– Значит, вы рады за Кэт и Ричи?
– Да я на седьмом небе от счастья. Ричи всегда робел с дамочками. Я предлагал ему поискать себе пару в Интернете – я всегда так делаю, – но он и слышать об этом не хотел. Сказал, что встретит свою девушку, когда придет время, и оказался прав.
– Вы ищете женщин по Интернету? – У меня отвисла челюсть.
– Разумеется, дорогая. Вы тоже должны попробовать. И вы, Ванесса. – Он обхватил маму за плечи, и, к моему удивлению, она его не оттолкнула. Просто стояла рядом, улыбаясь, и слегка покраснела.
– Нет, я не могу, – отрезала я. – Это слишком рискованно. Меня могут убить.
Сонни поглядел на меня и покачал головой.
– С таким отношением, наверное, могут, – согласился он. – Вы из нервных, да, голубушка? – Он обнял меня другой рукой и встал между мной и мамой. Потом смачно поцеловал каждую из нас в щеку, а маму вдобавок игриво хлопнул пониже пояса. Она не возражала. – А теперь за работу, – объявил он. – И включите мне музыку. Мотаун как раз то, что надо, и этот атлантический стэкс. У вас есть что-нибудь из этого?
Следующие два дня Сонни Кросс приводил наш дом в порядок. Каждое утро он выгонял нас из спален, но когда вечером мы возвращались, они оказывались безупречно чистыми. Меня поразило, как он повсюду расстилал пленку и бегал по лестнице с бесчисленными пакетами отвалившейся штукатурки. Он позвонил в компанию по гидроизоляции, заявил, что они, во-первых, нахалтурили и, во-вторых, не доделали до конца. А когда рабочие вернулись, стоял над ними, будто подрядчик, пока не убедился, что работа выполнена как положено.
Мама готовила ему и его помощникам бесчисленные чашки чая и сэндвичи с ветчиной и без конца ставила соул шестидесятых – «Мне донесли», «Река глубока, гора высока», Арету, Смоки Робинсона и «Мираклз», Бена Кинга. Песню Стиви Уандера «Все хорошо» она вообще врубила на повтор, и та гремела по всему дому, пока мне не захотелось кричать. И все это время она танцевала как полоумная фанатка рока. Это мы уже проходили. Еще когда я сидела в манеже, она расслаблялась только воспоминаниями о шестидесятых. А уж когда она обнаружила, что могла сравнить свои воспоминания с воспоминаниями Сонни Кросса, ее было не остановить. В довершение ко всему как-то в обед Сонни раздобыл у «малого с рынка» травку, и они до одури обкурились на кухне. Я в это время ютилась в кабинете и думала, что это могли быть мы с Томми. Разумеется, стоило появиться травке, как работа застопорилась. Похоже, верхнему этажу суждено остаться опасным для жизни.
Я откладывала поход в «Теско» и за едой ходила на рынок, ежедневно скупая тонны овощей у Криса, чем заслужила столько же тонн благосклонности.
– Вот были бы все такими, как ты, – пожаловался он. – Кажется, в последнее время ты стала вегетарианкой. Я горжусь тобой, девочка. Вот, возьми фунт фасоли. За мой счет.
В конце концов, он сам же и отослал меня в «Теско». Нечаянно.
– Как поживает эта Анжела, которую ты взяла к себе домой после пожара в летнем домике? Она тоже стала вегетарианкой?
– Она больше не живет у меня.
– Неужели? – Он заинтересовался, и я вспомнила, как Анжела говорила мне, что он поджидал ее у «Теско». – И куда же она поехала?
– Понятия не имею.
– Так, так, так. Похоже, она уехала и бросила нас.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Она бросила работу. В «Теско» ее не видели уже дня два или три. Ее мать ужасно волнуется. Твоя мама тебе не говорила? Миссис О'Лири заходила к тебе домой, искала дочь, а твоя мама сказала, что она уехала.
Я побежала в «Теско» и скупила все, что обычно: йогурт, сыр, отвратительные замороженные блюда, которые радостно поглощал Томми. Хотя, кто знает, когда мне снова доведется готовить для него?
* * *
По вечерам я оставалась одна. Кэт и Сонни уезжали в больницу, а мама шаталась бог знает где. Вместо того, чтобы наслаждаться одиночеством, о котором еще недавно я так мечтала, я ненавидела его. Мне было стыдно, что я так мало работала. Женевьева оставляла довольно резкие сообщения с одним и тем же вопросом: как продвигается книга. Я знала, что должна позвонить Сельме, но боялась нарваться на Базза.
Наконец я все-таки удалилась в спальню, по пути к кровати угрюмо распинывая одежду Томми. Я залезла под одеяло и добавила Сельму и Анжелу к списку людей, о которых беспокоилась. Верхние строчки занимали Ричи и (а как же иначе?) Кэт, потом бедняга Фред. За ним была мама и одинокий Макс Остин, как я его называла (состоялось ли его свидание? как оно прошло?). И, наконец, Томми. К этому времени я уже всерьез нервничала. О нем по-прежнему не было ни слуху ни духу. Вдруг с ним случилась беда, а мне не сказали? Узнав от Криса, что Анжела исчезла, я стала переживать и за нее. Странно, что я вообще о ней думала после всего, что она натворила. Но она не шла у меня из головы.
Но первую строчку заняла Сельма. Почему-то за нее я боялась особенно, и, как выяснилось, не зря.
Когда посреди ночи в дверь позвонили, первой мыслью было, что Ричи умер и полиция отправила человека сообщить об этом Кэт. Заглянув в ее комнату и увидев, что там никого нет, я предположила, что она наконец решилась на ночное дежурство в больнице.
– Кто там? – крикнула я и набросила на дверь цепочку. Снаружи раздался всхлип, и я вдруг поняла, кто это.
На этот раз он воистину содрал с нее три шкуры. Удивительно, как она вообще держалась на ногах. Правое ухо кровоточило, вокруг ноздрей остались кровавые разводы. Один глаз почти закрылся, а правая щека сильно распухла. Но самое ужасное, когда она повернула голову, я заметила, что волосы слиплись от крови.
Она рухнула мне на руки. Спустилась мама.
– Не волнуйся, мама, – одними губами произнесла я и добавила громко: – Это Сельма Уокер. Я позабочусь о ней…
Я осеклась и вытаращила глаза. Следом за мамой в одних трусах – самых откровенных, какие я только видела в своей жизни, – спускался загорелый Сонни Кросс.
ГЛАВА 19
Мускулистый пресс Сонни Кросса, навечно запечатлевшийся в памяти, все еще стоял у меня перед глазами – разберусь с этим позже, – когда я отводила Сельму к себе в спальню. Я старалась не вздрагивать, глядя на бесчеловечное свидетельство жестокости Базза, оставшееся у нее на лице. Я обработала раны и опухоли, наполнила ванну и, оставив Сельму отмокать, постелила ей на диване в кабинете.
Мой новый маленький кабинет, примыкающий к спальне, был самой уединенной комнатой в доме. Почему я не додумалась работать в нем до пожара, по-прежнему оставалось для меня загадкой. В него можно было попасть либо с лестницы, либо через дверь в глубине спальни, которая не сразу бросалась в глаза. Я уже строила планы, как предложу Сельме убежище и защиту от Базза. Я передвину большой сервант на лестничной площадке и поставлю его перед дверью в кабинет. Затем я подумала, стоит ли звонить Максу Остину посреди ночи, но решила подождать до утра. Если Базз придет за Седьмой, я позвоню в полицию.
– Вы уверены, что вам не нужно в больницу? – спросила я, когда Сельма вышла из ванной. В моем банном халате ее миниатюрная фигурка выглядела еще меньше.
– Это не обязательно. – Она выдавила улыбку. – Ничего не сломано, хотя я сама не могу в это поверить. Он был в ужасной ярости. Он ходил куда-то вчера вечером – не знаю, куда. Я рано легла спать, думала, что простудилась. Его не было всю ночь, не было и утром, когда я встала. Он вернулся домой около одиннадцати и сразу отправился меня искать. На нем были боксерские перчатки. Он купил их на днях, потому что берет уроки. Мне это понравилось. Я думала, это поможет ему дать выход гневу и он перестанет вымещать его на мне. Я была очень за него рада, правда. – Она замолчала, отвернулась и сказала нечто такое, от чего я лишилась дара речи. – Вы же знаете, я так сильно его люблю.
«Я так сильно его люблю». Она произнесла это с чувством, но я не могла поверить. Я спала с этим мужчиной, была ослеплена страстью к нему, но, узнав о его жестокости, начала его презирать. А Сельма, побывав только что в роли боксерской груши, утверждала, будто по-прежнему его любит.
– Все нормально, – продолжала она. – Я знаю, что должна уйти от него. Что-то завело его сегодня, и он вышел из себя. Избил меня, запер в чулане и оставил на целый день. Раньше он такого не делал.
– Как же вы выбрались?
– Он думает, что это просто чулан, но на самом деле это небольшая кладовая. В задней стене есть крошечное окошко, заставленное коробками. Я убрала их и протиснулась в окно, я же совсем маленькая. Было высоко, но я все-таки спрыгнула и побежала сломя голову. К вам.
– Вы можете оставаться, сколько пожелаете, Сельма. – Я подошла к ней, чтобы обнять, но остановилась. В ней было нечто такое, что не подпускало близко. – В этом кабинете вы будете в безопасности.
Я сплю в соседней комнате. Утром позвоним инспектору Остину.
– Вы позвоните ему, – медленно произнесла она. – Я знаю, что сама никогда этого не сделаю. Отчасти поэтому я к вам и пришла. Вы поможете мне держаться подальше от Базза. Он будет жалеть о том, что натворил. Чем большую жестокость он проявляет, тем сильнее раскаивается после. Он будет искать меня, упадет на колени, станет умолять вернуться, а я не могу этого допустить. Наши примирения, Ли, – самые сладкие моменты. Тогда я люблю его больше всего. Я начинаю думать, что, может, сама во всем виновата, что как-то его спровоцировала. Когда он говорит, что не представляет, как мог натворить такое, что он меня любит, мы становимся так близки, и я просто таю. Это невыносимо. Вот почему я не ушла от него, вы понимаете, Ли? Потому что примирение – такое сладкое.
Это было ужасно, но я верила ей. Просто сама я вряд ли смогу мириться с жестокостью такого масштаба. Я, конечно, без конца провоцирую Томми, но он никогда и пальцем меня не тронет. Хотя есть вероятность, что мне больше не придется его провоцировать.
– Разумеется, месяца два все прекрасно, – продолжала она. – А потом я что-то делаю, и он снова меня бьет. Так всегда происходит. Я это знаю, но продолжаю надеяться, что рай продлится вечно. Мне просто надо признать, что так никогда не будет.
Сельма говорила и говорила, а я не перебивала ее. Надеюсь, я запомню все ее слова. Для книги это бесценный материал.
– Фаза раскаяния – самое опасное время, – произнесла она с силой. – Потому что именно тогда ты говоришь себе, что однажды этот человек изменится и что, возможно, этот день уже настал. Это должна быть главная мысль книги. Я все это проходила, я знаю, каково это, я могу говорить с читательницами так, что они увидят себя. Я расскажу им, что всегда думала, будто смогу изменить Базза. Особенно после побоев, когда ему было стыдно и он молил о прощении. Но я обманывала себя и хочу, чтобы читательницы это поняли. Они должны знать, что тоже обманываются. Я хочу написать книгу, которая поможет им положить конец жестокости. Которая покажет им, что они по-прежнему могут любить его, но должны уйти. Да, раз уж мы заговорили о книге, возьмите это, – Сельма вручила мне брезентовую сумку. Я заметила сумку у нее в руках, когда стояла на пороге. Я заглянула внутрь и увидела аудиокассеты, штук десять или пятнадцать. – Вот вам книга. На этих кассетах есть все, что вам нужно.
– Но когда… – Я лишилась дара речи.
– На Рождество. Я должна раскрыть вам один маленький секрет. Я не ездила в Америку, а осталась здесь в Англии. Мне пришлось сказать, что я была в Штатах, иначе Базз стал бы меня искать. Я хотела побыть одна и записать кассеты, чтобы меня не прерывали, чтобы он не подслушивал.
– Где вы были?
– В Девоне, в доме у моря. Он принадлежит одному из актеров, снимающихся в «Братстве». Он дал мне ключ, чтобы я могла приехать туда когда захочу. Я и сейчас туда собираюсь. Я позвонила хозяину дома, и он разрешил. Даже не спросил, зачем.
– А как же «Братство»?
– У меня двухнедельный перерыв. Вот почему я в Лондоне. Так вышло, что моя героиня, Салли Макивэн, уехала в Нью-Йорк по делам. Я отправлюсь в Девон, потом вернусь на работу и попрошу защиты в Манчестере. И расскажу съемочной группе «Братства» всю правду.
– Утром мы первым делом расскажем все Максу Остину и попросим его связаться с полицией в Девоне. Мы же не хотим, чтобы вы боялись.
Но не успела я утром позвонить Максу Остину, как в девять часов он уже стоял у меня на пороге, улыбаясь и источая обаяние. Он снова надел романтичное развевающееся пальто, но когда я рассказала о Сельме, тут же превратился в Макса раздражительного и мрачного. Он разозлился, что я не позвонила ему ночью.
– У вас же есть мой мобильный. Он включен всю ночь. Какой смысл ждать утра? Я должен был приехать и сразу его арестовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37