Настоящие горы я никогда не видела. Я все хочу заскочить домой и забрать его – повешу в своей комнате здесь.
– А что за актриса? – поинтересовалась мама.
– Сельма Уокер. – Я слишком поздно вспомнила, что Сельма просила никому не говорить, что я пишу для нее книгу.
– О, забыла вам сказать, она звонила, – спохватилась Анжела. – Сказала, что послала следующую кассету.
– Вы разговаривали с ней?
– Нет, я не подходила к телефону. Мы же договорились, что я буду пользоваться мобильным. Я услышала ее голос на автоответчике. – На новой кассете, которую мне пришлось купить, поскольку старую полиция не вернула.
Наверное, она слушала и всех остальных. Хорошо, что хоть Базз не звонил.
– Кто такая Сельма Уокер? Я никогда о ней не слышала, – произнесла мама.
– Вы никогда не смотрели «Братство»? – поразилась Анжела.
– А что такое «Братство»?
– Самая популярная английская мыльная опера, мам.
– О, актриса мыльных опер, – презрительно фыркнула мама, потеряв к ней интерес.
– Это такое же искусство, как и любое другое. – Мне вдруг захотелось защитить бедную Сельму. Она мечтала завоевать Бродвей, но закончила в сериалах. Что ж, она пользуется успехом и имеет право собой гордиться.
– Насколько я понимаю, вы смотрите «Братство»? – Мама взглянула на Анжелу. – Как ваше настоящее имя, кстати? Я не могу называть вас Анжелой.
– Я вас не виню, – на удивление весело отозвалась Анжела. – Особенно потому, что я чертенок. Анжелина. Да, я смотрю, но она мне ни капельки не нравится.
– Почему? – Я была заинтригована.
– Она такая корова. То, как она вертит мужем и золовками…
– Но ведь это Салли Макивэн – героиня, которую она играет, а не сама Сельма Уокер, – возразила я.
– Какая разница? – не согласилась Анжела. – Но я ума не приложу, что она делает замужем за таким шикарным мужчиной, как Базз. Она же ему в матери годится.
– Томми, положи на место, – сказала я. На мой взгляд, он слишком лихо орудовал ситечком кофеварки. Если он его уронит, нам придется потратить часы, чтобы по капле нацедить кофе через пластиковый фильтр. – Все будут кофе? – спросила я отнюдь не радушно: мне не хотелось допоздна обсуждать Сельму Уокер.
– Я поднимусь наверх, – сказала мама. – Я даже не разобрала вещи.
– Я пойду с тобой и постелю тебе. – Отличный предлог выйти из комнаты.
Разумеется, дело закончилось тем, что я просто смотрела, как она сама стелет постель. Когда надо было что-то сделать, она всегда низводила меня до роли стороннего наблюдателя, а я не противилась. Отчасти из лени и привычки сваливать дела на других, если они того хотят. А отчасти потому, что я знала – как бы мама ни уговаривала меня встряхнуться, ей нравилось управлять ситуацией. Еще она безропотно отнеслась к тому, что ее не поселили в прежней спальне и придется делить ванную с Анжелой. Обычно я освобождала для мамы главную спальню, но на этот раз меня не предупредили. Хотя, может, она слишком устала, и разнос ждет меня утром.
Через полчаса она все приготовила для себя. Краем уха я слышала, как сперва Томми, а потом Анжела поднялись по лестнице в свои комнаты. Когда я уже собиралась закрыть дверь и удалиться, мама подошла ко мне. Она стояла так близко, что мы могли обняться.
– Хороших снов, мама. – Я боролась с искушением поцеловать ее на ночь.
– Спокойной ночи, Ли. Я просто хотела сказать тебе, как мне важно быть здесь.
– Это твой дом, мам.
– Нет. – Надо же, она взяла меня за руку и не отпускала. – Я имею в виду, здесь… с тобой.
Я закрыла дверь и разразилась беззвучными рыданиями. Она сделала то, чего я всегда от нее ждала, и теперь я не могла справиться с чувствами. Я вошла в спальню зареванная, и Томми сел на постели.
– Что случилось?
– Молчи. Если я сейчас стану об этом думать, то прореву всю ночь.
– Хоть какое-то разнообразие после твоего храпа.
– Моего храпа? Что значит – моего? – Как обычно Томми удалось еще на подходе рассеять мою истерику.
Я легла рядом с ним.
– Но ты все еще напряжена. – Он склонился надо мной и возобновил массаж, начатый на кухне. Я была голая, поскольку не смогла найти ночную рубашку. Я могла поклясться, что утром повесила ее на стул, но в комнате, где обитает Томми, найти нужную вещь просто невозможно. Он не пробыл здесь и ночи, а спальня уже перестала быть моей. Несмотря на то, что я выделила ему место в шкафу, он разбросал свою одежду по всей комнате. А в ванне я с трудом откопала зубную пасту в куче новоприбывших лекарств.
– Тебя что-то беспокоит.
О, преуменьшать Томми умеет! Я обнаруживаю, что сплю с мужем моего последнего объекта, мои родители объявляют о разводе, кто-то умирает в моем саду, я выясняю, что мой новый любовник избивает жену. А Томми все сводит к трем словам: «тебя что-то беспокоит». Разумеется, бедняга знает только о двух пунктах из перечисленного. Может, знай он о двух других, то сказал бы: «меня что-то беспокоит». А может, дело в чувстве вины из-за того, что я ему изменила.
– Мама приехала, – предложила объяснение я. – Этого достаточно. Почему она здесь? Почему она меня даже не предупредила? И она непременно всыплет мне по первое число за все, что я не сделала дома.
– А что ты не сделала? – сонно спросил он, поглаживая мой затылок.
Я коротко перечислила все пункты списка. Томми перестал меня гладить и сел.
– Ты плачешься.
– Нет.
– Нет, плачешься. Как только ты заговариваешь о матери, голос у тебя становится страдальческим, пока ты не начинаешь плакаться. По-другому не скажешь. А теперь помолчи и слушай. Я видел этот список на холодильнике и собирался поговорить с тобой о нем. Большую часть я могу сделать сам, и, откровенно говоря, странно, что ты до сих пор меня об этом не попросила. Это отличная возможность, пока я здесь. Я буду приходить с работы, надевать рабочий комбинезон и превращаться в дружелюбного мастера на все руки. На выходных тоже.
У меня была очень веская причина его не просить. Он всегда говорил, что сделает для меня то-то и то-то, но дальше разговоров дело не шло. Но если я напомню ему об этом, он разозлится и заявит что-нибудь вроде: «Отлично, если не хочешь, чтобы я тебя выручил, позови кого-нибудь другого. Вот увидишь, мне все равно». На самом деле он никогда не произносил «вот увидишь, мне все равно», но это было написано на его лице.
– Тебе пришлось несладко с этим пожаром. Я хочу помочь тебе. Позволь мне это сделать, – настаивал он. – Давай же, ты знаешь, я все сделаю прекрасно, кроме того, я дешевый.
– Дешевый? – Я ткнула его локтем. – Я думала, ты бесплатный. Кстати, ты оставил много вещей в спальне наверху? Можешь для начала починить душ для мамы и Анжелы. Мы ведь не хотим, чтобы они оккупировали нашу ванную. А раз ты все равно будешь наверху, взгляни на подоконники. И карниз на верхней площадке осыпается, и…
Я еще не закончила, а он уже тихо похрапывал.
Я наклонилась и поцеловала воздух над его носом – воздушный поцелуй белой медведицы. Хорошо, что он здесь. Очень любезно с его стороны предложить помочь с ремонтом, и я должна согласиться. В этом есть смысл. Мне надо доверять Томми и позволять ему делать для меня больше. Я отлично понимала: то, что я всегда слишком быстро отказываюсь от его помощи, не идет на пользу нашим отношениям. Ему будет приятно, если я сделаю его ответственным за ремонт. Да и мне это подходит – не придется терпеть рабочих, шляющихся весь день по дому.
Меня окутала полузабытая безмятежность, розовая и светлая, но заснуть я не могла. И скоро поняла, почему. То, что не давало мне покоя последние часа два, наконец выплыло на поверхность.
Но я ума не приложу, что она делает замужем за таким шикарным мужчиной, как Базз. Она же ему в матери годится.
Откуда Анжела знает, что Базз и Сельма женаты? И почему она не сказала полиции, что он был в саду?
ГЛАВА 14
Стоило мне начать обдумывать ответы на эти вопросы, сон как рукой сняло. Я спустилась вниз и взяла со столика в холле сверток. Распахнула ставни в сад, впустила в комнату лунный свет и, поставив магнитофон на пол, свернулась калачиком на диване. Могло бы получиться очень романтично, но голос Сельмы на кассете убил всю романтику.
Мое состояние, когда я впервые приехала в Лондон, не поддается описанию, – начала она, и, судя по ее тону, сейчас я услышу неприятную правду. – Мужчина, которого я любила, которому доверяла, бросил меня ради другой женщины, причем знакомы они были всего несколько месяцев. Я потеряла веру в себя. Я не верила, что когда-нибудь снова смогу доверять мужчине.
Единственное, что держало меня на плаву – роль, которую мне предложили в «Братстве». Салли Макивэн. Салли – полная противоположность мне. По крайней мере, в тот период моей жизни. Она упорная, сильная. Она знает, чего хочет, и получает это. И у нее есть мужчина, который любит ее. Любит так сильно, что готов бороться за нее со своей семьей. Я же, напротив, все поставила на мужчину, который скрывал наши отношения от семьи и друзей. Я была дурой и теперь расплачивалась за это.
В общем, прибыв в Лондон, я погрузилась в Салли Макивэн. Я перевоплощалась в ее стойкую, яркую личность и на экране, и вне его. Я пряталась за ней. Как только у меня возникали сомнения, я спрашивала себя: «Как поступила бы Салли?» Сначала я собиралась купить однокомнатную квартирку где-нибудь на окраине Лондона, где никто меня не найдет. И только благодаря Салли я вложила деньги намного мудрее: приобрела пятиэтажный особняк в фешенебельном Ноттинг-Хилле. В сущности, в то время Салли помогала принимать мне все решения, за исключением одного: выбора мужчины.
Я заметила Базза, едва он появился на съемочной площадке. Он был агентом одного из актеров. Я обратила на него внимание потому, что у него была необычно-романтичная цыганская внешность. Он носил экзотическую одежду сочных осенних тонов. Вышитые жилеты. Ботинки с кубинскими каблуками, которые делали его выше, чем шесть футов два дюйма. Длинные шарфы из мягкой шерсти, обмотанные вокруг шеи. Он носил лен, твид, хлопок, кашемир, но никакой синтетики. Я не могла оторвать от него взгляд. Он был гибкий и ходил по съемочной площадке с легкой грацией.
Салли Макивэн, вальсируя, подскочила бы к нему и представилась. Точно так же она поступила в «Братстве», встретив своего будущего мужа, когда он приехал в Нью-Йорк по делам. Салли отлично знала, как подцепить понравившегося мужчину. Во второй серии она вышла замуж за Джимми Макивэна, приехала с ним в Англию и внесла сумятицу в его семью, потребовав руководящую должность в компании, принадлежащей ему и его братьям.
Но я – не Салли. Я и близко не подошла к Баззу. Я была слишком застенчива и ранима, чтобы заговорить с ним первой. Я наблюдала со стороны.
Но он заметил меня. Точнее, он заметил Салли Макивэн в сцене с его клиентом. Режиссер крикнул: «Снято». Базз подошел ко мне и заговорил. Вечером он пригласил меня поужинать, а на следующий день мы отправились из Манчестера в Лондон на одном поезде.
Сначала я думала, что его интерес ко мне – чисто профессиональный. Он сразу сказал, что хочет меня представлять – в то время я еще работала с моим нью-йоркским агентом, – и о том, что мне нужен человек, который будет заботиться о моих интересах здесь, в Великобритании. Его участие трогало. Мне был нужен защитник. Отец воспитал во мне веру, что обо мне всегда позаботятся. Я надеялась выйти замуж за богатого мужчину, который будет оберегать меня, как отец оберегал нас с мамой. Но я не ожидала, что во мне живет независимый дух, который заставил меня стать актрисой и полагаться только на себя. Долгое время я жила только этим и забыла найти щит от грубой реальности. Этот щит я видела в своем женатом любовнике, но он, разумеется, был чем угодно, только не щитом.
Базз оказался намного моложе меня, но я не замечала разницы в возрасте. Он был таким мудрым. Он не заверял простодушно, что полностью изменит мою карьеру и переведет ее на более высокий уровень. Это было бы довольно глупо: в мире мыльных опер я уже пользовалась немалым успехом. Он выбрал подход изящнее. Он старался завоевать мое доверие и говорил о том, что чувствует мою грусть, видит печаль в моих глазах. Он говорил, что понимает, каково начинать новую жизнь в незнакомой стране, но я должна знать, что он всегда рядом и поможет мне. Я сказала ему, что в Штатах у меня не осталось родственников – мои родители умерли, я была единственным ребенком, а двоюродные братья и сестры для меня совершенно чужие люди. Они живут в Колорадо. Он сказал, что из-за этого тем более должен меня защищать. Все это довольно банально, и не будь я столь ранима, то, несомненно, почувствовала бы недоброе.
Я попалась на его удочку, но вот что интересно: не считая редких касаний локтями, он не дотрагивался до меня. Даже не целовал в щеку. А я начала мечтать о нем. Перед сном его лицо неизменно парило у меня перед глазами, и я представляла, что занимаюсь с ним любовью. Поэтому когда, встречая меня из Манчестера на станции Кингс-Кросс, он наконец обнял меня и прижался к моему рту губами, то застал врасплох.
Он хорошо знал, что делал. С тех пор я стала его рабыней, вскоре – его клиентом, а потом и женой.
Первое нападение случилось примерно через неделю после свадьбы. Я вернулась домой с работы и застала его в кухне. Он ничего не сказал, и я забеспокоилась. Он не ответил на мое приветствие, просто стоял там и смотрел сквозь меня, словно на пустое место. Обычно я бросалась к нему, и мы целовались, но в тот день я приближалась осторожно, словно он – яростный зверь. Знаете, что говорят о животных? Они чувствуют, когда вы их боитесь, начинают нервничать и могут напасть.
Я сказала, что налью ему выпить. Он протянул руку и погладил меня по щеке. Я расслабилась. Все хорошо. Он был нежен. Я все выдумала. И тут вдруг – БАМ! Он ударил меня так, что я стукнулась головой о ящики, и обвинил в измене с актером из «Братства».
Вскоре это начало происходить регулярно. Я приходила домой, какое-то время он вел себя тихо, а потом вдруг взрывался и швырял меня о раковину. Опрокидывалась сушилка, летели на пол тарелки. Я падала и ползла к плите. Он шел за мной и ударял меня о духовку. Я хватала какой-нибудь предмет, который можно было использовать в качестве оружия, заставала его врасплох и убегала. Это было самое страшное: я слышала, как он мчится за мной, ждала, когда на мое плечо ляжет рука и затащит меня обратно в двери. Я старалась никогда не позволять ему гнаться за мной вверх по лестнице: он запросто мог сбросить меня вниз.
Казалось, он вбил себе в голову, что я изменяю ему с актерами из «Братства». А значит, я должна быть наказана. Я клялась, что это неправда, но он не верил. Избив меня, он всегда молил о прощении, говорил, что любит меня. Как ни странно, он часто говорил, что любит меня, когда бил. Весь ужас в том, что я чувствовала: избивая меня, он не злился, а был совершенно, отчаянно несчастен – и я понятия не имела, почему.
Раздался громкий щелчок, и запись кончилась. Я перевернула кассету, но обнаружила, что Сельма использовала только одну сторону, а другая осталась чистой. Наверное, ее прервали. Может, она услышала, как хлопнула дверь и Базз вернулся домой. У нее осталось время только на то, чтобы выхватить кассету из диктофона.
Кроме кошмарных описаний жестокости, больше всего меня поразили два момента. Рассказ Сельмы о том, как они познакомились с Баззом, являлся полной противоположностью тому, что говорил он. И еще она сказала, что у нее нет родственников. Тогда к кому она ездила в Нью-Йорк на Рождество?
В голове у меня роились вопросы, на которые не было ответов, и я провела ночь на диване, сходя с ума. Самое разумное – уйти от них обоих, и от Сельмы, и от Базза. Утром надо позвонить Женевьеве, – а также Кэт и в неуловимую компанию по гидроизоляции – и попросить ее найти мне безопасную легкую работенку. Например, мемуары восьмидесятилетнего садовода из глубин Глостершира.
Но я уже слишком завязла во всем этом. Мне действительно хотелось написать эту книгу. Кроме того, я прослушала кассеты Сельмы и теперь ни за что не смогу повернуться к ней спиной. Около половины шестого я, шатаясь, поднялась наверх. К моему удивлению, Томми не спал и ждал меня.
– Куда ты ходила? – Он обнял меня и ткнулся носом мне в ухо. – Болталась по клубам, да? Проплясала всю ночь?
– Я была внизу. Думала.
– Звучит серьезно.
– Так и было. Есть.
– Расскажешь, о чем думала?
– Лучше тебе этого не знать, – ответила я.
– В таком случае я займусь с тобой любовью, – заявил Томми и, не успела я возразить – естественная виноватая реакция – склонился надо мной и с невероятной нежностью начал целовать мой левый сосок. Мои соски – самые дружелюбные существа на свете. Они твердеют при малейшей провокации, и сейчас – не исключение. Я лежала, смотрела на голову Томми у себя на груди и поглаживала его волосы. Вскоре его губы переместились от левой груди к правой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37