– Я понимала, что говорю банальности.
– Тогда почему вы снова пустили ее к себе домой? Если бы вы не сдали ей домик, мой Фред никогда бы туда не пошел. – В ее голосе зазвучали истерические нотки. – Фред был моим старшеньким. У меня еще четверо, а отца Фреда больше нет. Мне был нужен Фред. Он был моим старшеньким, – повторила она.
– Вы уже похоронили его? – спросила я. Анжела ничего не говорила о похоронах, но ее присутствию вряд ли обрадуются.
– Вчера мы его кремировали. То, что от него осталось, – сказала миссис Фокс без тени иронии. – А она даже не потрудилась явиться. Надеюсь, там, куда он отправился, нет таких ангелов, как она.
– Вам чем-нибудь помочь? – Прямой вопрос куда лучше, чем жуткое: «Если вам что-то понадобится…»
– Выясните, кто устроил пожар.
– Но полиция…
– ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В ВАШЕМ САДУ! – закричала она. – Вы должны разобраться.
Она стояла совсем близко и пристально смотрела мне в лицо, обвиняя в том, что произошло с ее сыном. Подошла другая женщина и ласково увела ее прочь, но это уже не имело значения. Она тронула мое сердце, и я была этому рада. Я знала, что продолжаю думать о Фреде потому, что отчасти действительно чувствую себя ответственной за случившееся. Я – не мать, у меня нет детей, и я не допускаю мысли, что чувства, которые я питаю к воспоминаниям о Фреде, – материнские. И все же в некотором роде они именно такие. Я стояла у касс, меня объезжали люди с нагруженными тележками, и я немедленно решила сделать все возможное, чтобы найти убийцу Фреда.
Я с трудом узнала дом, который покинула два часа назад. Мама ринулась в бой. Повсюду сновали рабочие – во всяком случае, так казалось. На самом деле их было только двое, но, судя по жалобному визгу дрелей, как будто разбирали весь дом. Все гораздо хуже, чем я ожидала. Я рухнула на стул. Интересно, как я смогу написать хоть слово для Сельмы при таком шуме?
Половицы в примыкающей к кухне гостиной подняли, и между ними торчала чья-то голова. Запах стоял тошнотворный.
– Еще месяц, и ваша кухня рухнула бы в подвал, – радостно сообщил мне рабочий.
– Где мама? – нервно спросила я, ожидая, что она вот-вот выскочит из-под пола и поразит меня молнией.
– Она там, сзади. – Он кивнул в сторону сада. Рядом с ней я увидела Фелисити Вуд, ее подругу по садоводческому клубу. Они шли по черному газону вокруг летнего домика, шагая по пеплу и явно не замечая вони, сохранившейся после пожара. Весной и летом Фелисити приходила раз в неделю с двумя здоровенными мужиками. Стоило им попасть в наш сад, как она сразу начинала ими помыкать. Подстригите газон, выкопайте тут, посадите там, приказывала она, следуя очередному гениальному плану по ежегодному обновлению маминого сада. Сейчас они сгребали лопатами пепел и бросали его в мусорные мешки. Я и так чувствовала себя виноватой из-за того, что ничего не делала по дому. Но мама сумеет пристыдить меня и насчет сада.
Я вышла наружу. В присутствии Фелисити мама, скорее всего, воздержится от гневной ругани, но, к моему удивлению, она вовсе не казалась рассерженной.
– А, вот и ты, – приветствовала она меня. – Смотри, как чудесно. Все уберут в считанные секунды. Еще я решила попросить Фелисити разбить мемориальный сад для этого бедного мальчика. Установим солнечные часы, купальню для птиц или что-то в этом роде. Хорошая идея, правда? Вот только не знаю, что делать с перестройкой летнего домика. Может, лучше совсем его снести? Не думаю, что мне теперь захочется устраивать тут барбекю. Уже хватит жареного мяса, тебе не кажется?
Я вздрогнула, а Фелисити, казалось, сейчас вырвет. Как похоже на маму: мило предложить устроить мемориальный садик в честь Фреда – и почему это не пришло в голову мне? – а потом все испортить, заговорив о жареном мясе.
– И я заказала гидроизоляцию для всего подвала. И, похоже, как раз вовремя. Правда, некоторое время в доме будет страшно вонять. Но, слава богу, у нас есть твой Томми.
– Томми? – А он тут при чем?
– Он просто ангел. Мы вместе позавтракали после твоего ухода – куда, скажи на милость, тебя понесло в мое первое утро в Лондоне? В любом случае, мы поболтали, и он рассказал мне о своих обязанностях по дому. Поразительно. Я понятия не имела, что он живет здесь, и тут обнаруживаю, что он честно выполняет свою долю работы. Что ж, из нас получится великолепная команда.
Вот так управлять всем и вся – ее стихия. Что бы мы без нее делали? Она приехала весьма кстати. Дайте ей только собрать свою личную опергруппу, и она приведет дом и сад в порядок. Пока мама считает, что незаменима, – она счастлива.
– Эта блондиночка, которая здесь жила, нашла новый дом? – спросила меня Фелисити.
– Да, – сказала я. – По крайней мере, пока я выделила ей комнату в доме.
– Слава богу, она ушла в тот момент.
– О чем вы?
– Ну, она ушла прямо перед тем, как летний домик загорелся. Она была здесь, когда я приехала тридцать первого декабря. Потом я пошла на рынок, кое-что купить, а когда вернулась, ее уже не было. Летний домик был пуст.
– Вы были здесь в канун Нового года? – Ушам своим не верю. Наверное, она и есть та женщина, которую видел свидетель.
– Заскочила на секундочку. Привезла вон ту маленькую статую, – она указала на крошечного каменного херувима рядом с почерневшим кустом. А я и не замечала его. – Я работала в саду в Дорсете и нашла его там. Хозяева сказали, что он им больше не нужен. Я подумала, что он будет прекрасно смотреться у купальни для птиц в саду вашей мамы. Могу поклясться, что звонила вам и сказала, что завезу его.
– Нет, вы не звонили, Фелисити. – Я хотела добавить, что она никогда не звонит перед приходом, но не стала. У Фелисити была привычка являться без предупреждения, в самое неподходящее для работы в саду время. Только представьте, вы, полуобнаженная, возлежите на газоне, принимаете солнечные ванны, и тут появляется Фелисити с мужиками, которые начинают рыть вокруг вас ямы. – Во сколько вы приехали сюда? И во сколько видели Анжелу? А она вас видела?
– Не думаю, что она видела. Шторы были закрыты. У нее был гость, мужчина. Они ушли вместе. Тогда я и увидела ее. Я уже вышла на улицу. Это было около половины пятого, без четверти пять, возможно.
Миссис О'Мэлли не упоминала, что с Анжелой был мужчина. А что сказал Макс Остин, я не помнила.
Мы вошли в дом. Мама осталась в быстро разбираемой кухне, а я поднялась в кабинет подумать о работе. Мне нужно начать книгу, а суматоха и ремонт в доме меня задерживают. Иногда я вставала с постели, шла к столу и начинала писать до того, как испарится драгоценное вдохновение раннего утра и свежесть в голове. Отныне мне придется запирать дверь в маленькую комнату рядом со спальней, которую я нарекла новым кабинетом. Как только Томми завалит своими вещами весь пол в моей спальне, он без зазрения совести вторгнется в мое рабочее пространство. Я уже представляла, как пишу, погрузив ноги в кучу футболок, покрытых коркой высохшего пота. Возвращаясь с утренней пробежки, он всегда бросал их там, где снимал.
Я позвонила Максу Остину, чтобы рассказать ему о Фелисити, но его не оказалось. Не было и Мэри Мехты. Что ж, они сами виноваты, что не позаботились о том, чтобы мне было легко сообщать им жизненно важную информацию. Ни один. Я переписала пленки Сельмы, но вместо того чтобы почувствовать свою значимость, начала считать себя лишней. Сельме не нужен автор-«призрак». Она излагала свои мысли коротко и ясно, и улучшать тут нечего. Конечно, я могу свести материал воедино, но за исключением этого я не понимала, зачем нужна ей.
Мне потребовалась всего минута, чтобы это понять – я обманываю себя. Я точно знала, зачем она меня наняла. Она доверилась мне, я была нужна в качестве громоотвода между ней и Баззом. У меня нет выхода. Я не могу покинуть ее в беде. Но как поступит Сельма, если узнает, что человек, которому она доверилась, уже ее предал?
Весь день я сходила с ума от беспокойства, а около шести явился Макс Остин. Я была потрясена. С тех пор как мы виделись утром, он успел сделать очень дорогую стрижку. Во всяком случае, мне так показалось, хотя я вовсе не специалист по мужским стрижкам. Томми не слишком часто позволяет себе такое. Забирая у него пальто, я заметила, что он еще и переоделся. Он был в штатском, но выглядел весьма элегантно в темно-серых брюках и черном свитере с высоким воротником. На миг я разозлилась. Надо же, я стираю его белье, поскольку у него якобы нет свободного времени, чтобы заняться этим самому, а он все это время делает модные прически и наряжается. А вдруг у него свидание? Может, он едет за женщиной, которая положит конец его одиночеству вдовца. При мысли об отношениях, которые будут разворачиваться следующие несколько недель, я тут же остыла. Но не собирается же он явиться на свидание с бельем? Это неромантично.
Он пристально смотрел на меня, и неудивительно. Бог знает сколько я стояла перед ним, фантазируя про его личную жизнь. Если честно, я очень падка на вдовцов, правда, те, которых мне жалко, обычно сморщенные седые старики, недоуменно бредущие по улице. Надо же, любимая жена, с которой они прожили лет пятьдесят, вдруг их покинула.
– Ваше белье еще в сушилке, – бросила я через плечо, поднимаясь по лестнице. – Если не возражаете, поднимемся ненадолго в мой кабинет. Скоро он станет единственной комнатой в доме, в которую безопасно входить. Мне надо вам кое-что рассказать. – Я вдруг смолкла и повернулась к нему. Он стоял на лестнице позади меня. Довольно необычно смотреть на него сверху вниз. На самой макушке у него была крошечная лысина. – Я забыла предложить вам выпить. Что вы хотите? Или вы на службе?
Он улыбнулся.
– Нет, я не на… э-э-э… службе, – Макс говорил так, словно это не имеет значения. – Я пришел забрать белье. А пока мы ждем, когда ваша сушилка закончит работу, я с удовольствием выпью виски с водой, полный стакан. Спасибо. Знаете, – продолжал он, и его унылое лицо оживилось. – В прошлом году у нас было одно дело. В сушильной машине мы нашли труп женщины. Мы вычислили этого типа и отправились к нему домой, чтобы арестовать. Он только ее разрезал. Швырнул все в сушилку – вместе с бельем – и включил. Потом бросился наутек. Можно подумать, сообразил, что вся одежда станет красной. Это была «Миле». Сэди всегда говорила, что это самые лучшие сушилки.
Я не могла пошевелиться. Он хоть представляет, какое воздействие окажут на меня эти страсти? Я точно знала: ближайшие шесть недель, перед сном, меня будет преследовать образ вертящихся в барабане окровавленных частей тела. Неужели он собирается продолжать в том же духе? Так вот чего следует ожидать от детектива вне службы? Если так, пусть уходит прямо сейчас.
Он увидел мою гримасу и стушевался:
– Простите. У вас больной вид. С вами все хорошо? Сэди всегда любила слушать кровавые подробности. Хотя некоторых людей они очень пугают.
– Вам приходится иметь дело с такими вещами каждый день, – сказала я, наливая себе больше виски, чем ему. А ведь я не пью виски! – Ума не приложу, как вы все это выносите. Что вас держит на такой работе?
Он удивленно взглянул на меня:
– Откровенно говоря, именно это. Чем хуже состояние трупа, тем сильнее мне хочется поймать ублюдка, который это сделал. Моя работа – ловить людей, совершающих такие зверства. Так они будут наказаны, а я хочу это видеть. Они – мразь.
– Что, все они? – Он говорил так пылко, что я встревожилась.
– Большинство. Работа невеселая, но я никогда не жалел о том, что стал детективом. Никогда! – прибавил он, словно испугался, что я ему возражу. – Из нашей семьи я первым пошел учиться в университет. Все думали, что я сбрендил, но когда я поступил на службу в полицию, диплом мне очень помог. Благодаря ему я быстро продвинулся по карьерной лестнице и стал детективом раньше своих коллег. Им это не понравилось, но игра стоила свеч. Каждый раз, когда я сажаю преступника в тюрьму, я очень счастлив. Очень счастлив. – Он перепрыгнул две последние ступеньки, словно для пущей выразительности. – Ну, так что вы хотели рассказать?
Мы добрались до лестничной площадки, и я увидела, как Макс мельком заглянул в мою спальню и заметил разбросанные по полу вещи Томми. В кабинете он начал разглядывать фотографии и книги на полках. Я убрала со стула рукопись и предложила ему сесть. Теперь он читал мои записки, приколотые к темно-коричневой пробковой доске над столом. «Распечатать главу 9 с последними исправлениями», «Купить «Тампакс»» и «Сказать Томми, что звонил Ловелас».
– Что она здесь делает? Вы ее знаете? – Он смотрел на старую фотографию Кэт.
– Это моя старая подруга. И девушка сержанта Кросса. Вы знакомы?
– Немного. Время от времени она забирает Ричи с работы.
Я поняла две вещи: во-первых, я умираю от желания узнать, что он о ней думает, а во-вторых, он не собирался мне этого говорить.
– У них это серьезно? – спросила я. Макс пожал плечами.
– Скажу так. Если она хочет стать миссис Кросс, первый шаг придется делать ей. Они живут вместе, но у меня сложилось впечатление, что это исключительно ее заслуга. Ричи ничего не понимает в женщинах.
А вы понимаете? – хотела спросить я. Может, я ошибаюсь насчет него? Я приняла его за несчастного мужчину, который оплакивает погибшую жену и отчаянно нуждается в ком-то, кто будет за ним ухаживать. Но возможно, не все так просто. Возможно, он не такой уж и беспомощный, как я думаю. Скорее всего, он отлично может позаботиться о себе сам. Скорее всего, даже предпочитает так делать. Просто по какой-то причине его устраивало, что я ему постирала. Одно я знала наверняка: Макс Остин не делает ничего, что делать не хочет.
Он подался вперед и постучал по фотографии Кэт.
– Хотя, может, Ричи лучше без нее, – пробормотал он.
– Почему вы так говорите?
– По-моему, вы сказали, что она ваша старая подруга, – произнес он и замолчал.
– Мне называть вас инспектором Остином или Максом? – спросила я.
– Ну, а как вы хотите, чтобы называл вас я? – ответил он вопросом на вопрос.
– Ли. Значит, вы, наверное, Макс.
– Договорились. Ну, так что у вас для меня есть?
– Я нашла женщину, которую видел ваш свидетель.
– Да? – К моему крайнему раздражению, тон у него был скептический.
– Женщина, которая ухаживает за маминым садом, Фелисити. Тридцать первого декабря, около половины пятого, она приезжала сюда. Летний домик был невредим. Она видела Анжелу, а потом заметила, как та уходит. – Я многозначительно помолчала. – С мужчиной.
– Да, мы знаем, – сказал он, и я чуть не упала со стула.
– Вы знаете? Вы разговаривали с Фелисити?
– Разумеется. Вы сами рассказали нам о ней, помните? Ее телефон был у вас в записной книжке. И мы знаем, что Анжела ушла с мужчиной.
– Вам сказала миссис О'Мэлли?
– Вообще-то нет. Она опустила эту маленькую подробность, но когда мы вернулись к ней, она довольно быстро исправила свои показания. Удивительно, как просто можно встряхнуть людскую память.
Я сникла. Мне так хотелось произвести на него впечатление.
– Что ж, по крайней мере, вы можете исключить одного из тех, кого видели ваши свидетели. Фелисити не может быть подозреваемой. Она и мухи не тронет.
– Та женщина – не она, – тихо сказал Макс.
– Что? – Я решила, что неправильно его расслышала. Разумеется, та женщина – Фелисити.
– Наш свидетель взглянул на нее и сказал, что никогда ее не видел.
Вдруг я поняла, какой кошмарной должна быть его работа. Свидетели оказываются ненадежными, а стоит вам подумать, что вы наконец-то нашли человека, которого они видели, ничто не мешает им заявить: «Нет, это не он».
– Полагаю, вы также знаете, что вчера вечером ко мне приходил Базз?
Макс Остин кивнул.
– Почему он на свободе? – спросила я не без отчаяния в голосе.
– У нас нет причин держать его под стражей.
– Как это нет? – закричала я. – Он бьет жену, он бил Астрид Маккензи, и вы нашли его отпечатки на канистре с керосином у меня в сарае. Почему вы его не арестовали?
– Мы знаем, почему он солгал о том, что был у вас дома. По той же причине, что и вы. Он хочет скрыть свою измену. А еще мы знаем, зачем он приходил к вам в сад. Но мы его отпустили.
– Почему? – Я едва могла в это поверить.
– Потому что он – не тот человек. У него железное алиби. Он принес керосин тридцать первого декабря. Вот почему на канистре остались его отпечатки. Но задолго до того, как начался пожар, он ушел – это подтвердили очевидцы. Кроме того, кое-кто был с ним до самого утра.
Мне это не понравилось. Я вспомнила жалобу Бьянки: «Молодая леди делает беспорядок».
– Хорошо, он не устраивал пожар. Но он имеет к нему отношение.
– Не обязательно. Мы не нашли доказательств, что он был в доме Астрид Маккензи.
– А как насчет других отпечатков, которые вы нашли на канистре с керосином? И следов, которые, по-вашему, принадлежат ребенку?
Он кивнул.
– Чьи они, как вы думаете?
– Мы не знаем. Мы поговорили с Кевином О'Мэлли, это не он. Когда начался пожар, его не было в саду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Тогда почему вы снова пустили ее к себе домой? Если бы вы не сдали ей домик, мой Фред никогда бы туда не пошел. – В ее голосе зазвучали истерические нотки. – Фред был моим старшеньким. У меня еще четверо, а отца Фреда больше нет. Мне был нужен Фред. Он был моим старшеньким, – повторила она.
– Вы уже похоронили его? – спросила я. Анжела ничего не говорила о похоронах, но ее присутствию вряд ли обрадуются.
– Вчера мы его кремировали. То, что от него осталось, – сказала миссис Фокс без тени иронии. – А она даже не потрудилась явиться. Надеюсь, там, куда он отправился, нет таких ангелов, как она.
– Вам чем-нибудь помочь? – Прямой вопрос куда лучше, чем жуткое: «Если вам что-то понадобится…»
– Выясните, кто устроил пожар.
– Но полиция…
– ЭТО СЛУЧИЛОСЬ В ВАШЕМ САДУ! – закричала она. – Вы должны разобраться.
Она стояла совсем близко и пристально смотрела мне в лицо, обвиняя в том, что произошло с ее сыном. Подошла другая женщина и ласково увела ее прочь, но это уже не имело значения. Она тронула мое сердце, и я была этому рада. Я знала, что продолжаю думать о Фреде потому, что отчасти действительно чувствую себя ответственной за случившееся. Я – не мать, у меня нет детей, и я не допускаю мысли, что чувства, которые я питаю к воспоминаниям о Фреде, – материнские. И все же в некотором роде они именно такие. Я стояла у касс, меня объезжали люди с нагруженными тележками, и я немедленно решила сделать все возможное, чтобы найти убийцу Фреда.
Я с трудом узнала дом, который покинула два часа назад. Мама ринулась в бой. Повсюду сновали рабочие – во всяком случае, так казалось. На самом деле их было только двое, но, судя по жалобному визгу дрелей, как будто разбирали весь дом. Все гораздо хуже, чем я ожидала. Я рухнула на стул. Интересно, как я смогу написать хоть слово для Сельмы при таком шуме?
Половицы в примыкающей к кухне гостиной подняли, и между ними торчала чья-то голова. Запах стоял тошнотворный.
– Еще месяц, и ваша кухня рухнула бы в подвал, – радостно сообщил мне рабочий.
– Где мама? – нервно спросила я, ожидая, что она вот-вот выскочит из-под пола и поразит меня молнией.
– Она там, сзади. – Он кивнул в сторону сада. Рядом с ней я увидела Фелисити Вуд, ее подругу по садоводческому клубу. Они шли по черному газону вокруг летнего домика, шагая по пеплу и явно не замечая вони, сохранившейся после пожара. Весной и летом Фелисити приходила раз в неделю с двумя здоровенными мужиками. Стоило им попасть в наш сад, как она сразу начинала ими помыкать. Подстригите газон, выкопайте тут, посадите там, приказывала она, следуя очередному гениальному плану по ежегодному обновлению маминого сада. Сейчас они сгребали лопатами пепел и бросали его в мусорные мешки. Я и так чувствовала себя виноватой из-за того, что ничего не делала по дому. Но мама сумеет пристыдить меня и насчет сада.
Я вышла наружу. В присутствии Фелисити мама, скорее всего, воздержится от гневной ругани, но, к моему удивлению, она вовсе не казалась рассерженной.
– А, вот и ты, – приветствовала она меня. – Смотри, как чудесно. Все уберут в считанные секунды. Еще я решила попросить Фелисити разбить мемориальный сад для этого бедного мальчика. Установим солнечные часы, купальню для птиц или что-то в этом роде. Хорошая идея, правда? Вот только не знаю, что делать с перестройкой летнего домика. Может, лучше совсем его снести? Не думаю, что мне теперь захочется устраивать тут барбекю. Уже хватит жареного мяса, тебе не кажется?
Я вздрогнула, а Фелисити, казалось, сейчас вырвет. Как похоже на маму: мило предложить устроить мемориальный садик в честь Фреда – и почему это не пришло в голову мне? – а потом все испортить, заговорив о жареном мясе.
– И я заказала гидроизоляцию для всего подвала. И, похоже, как раз вовремя. Правда, некоторое время в доме будет страшно вонять. Но, слава богу, у нас есть твой Томми.
– Томми? – А он тут при чем?
– Он просто ангел. Мы вместе позавтракали после твоего ухода – куда, скажи на милость, тебя понесло в мое первое утро в Лондоне? В любом случае, мы поболтали, и он рассказал мне о своих обязанностях по дому. Поразительно. Я понятия не имела, что он живет здесь, и тут обнаруживаю, что он честно выполняет свою долю работы. Что ж, из нас получится великолепная команда.
Вот так управлять всем и вся – ее стихия. Что бы мы без нее делали? Она приехала весьма кстати. Дайте ей только собрать свою личную опергруппу, и она приведет дом и сад в порядок. Пока мама считает, что незаменима, – она счастлива.
– Эта блондиночка, которая здесь жила, нашла новый дом? – спросила меня Фелисити.
– Да, – сказала я. – По крайней мере, пока я выделила ей комнату в доме.
– Слава богу, она ушла в тот момент.
– О чем вы?
– Ну, она ушла прямо перед тем, как летний домик загорелся. Она была здесь, когда я приехала тридцать первого декабря. Потом я пошла на рынок, кое-что купить, а когда вернулась, ее уже не было. Летний домик был пуст.
– Вы были здесь в канун Нового года? – Ушам своим не верю. Наверное, она и есть та женщина, которую видел свидетель.
– Заскочила на секундочку. Привезла вон ту маленькую статую, – она указала на крошечного каменного херувима рядом с почерневшим кустом. А я и не замечала его. – Я работала в саду в Дорсете и нашла его там. Хозяева сказали, что он им больше не нужен. Я подумала, что он будет прекрасно смотреться у купальни для птиц в саду вашей мамы. Могу поклясться, что звонила вам и сказала, что завезу его.
– Нет, вы не звонили, Фелисити. – Я хотела добавить, что она никогда не звонит перед приходом, но не стала. У Фелисити была привычка являться без предупреждения, в самое неподходящее для работы в саду время. Только представьте, вы, полуобнаженная, возлежите на газоне, принимаете солнечные ванны, и тут появляется Фелисити с мужиками, которые начинают рыть вокруг вас ямы. – Во сколько вы приехали сюда? И во сколько видели Анжелу? А она вас видела?
– Не думаю, что она видела. Шторы были закрыты. У нее был гость, мужчина. Они ушли вместе. Тогда я и увидела ее. Я уже вышла на улицу. Это было около половины пятого, без четверти пять, возможно.
Миссис О'Мэлли не упоминала, что с Анжелой был мужчина. А что сказал Макс Остин, я не помнила.
Мы вошли в дом. Мама осталась в быстро разбираемой кухне, а я поднялась в кабинет подумать о работе. Мне нужно начать книгу, а суматоха и ремонт в доме меня задерживают. Иногда я вставала с постели, шла к столу и начинала писать до того, как испарится драгоценное вдохновение раннего утра и свежесть в голове. Отныне мне придется запирать дверь в маленькую комнату рядом со спальней, которую я нарекла новым кабинетом. Как только Томми завалит своими вещами весь пол в моей спальне, он без зазрения совести вторгнется в мое рабочее пространство. Я уже представляла, как пишу, погрузив ноги в кучу футболок, покрытых коркой высохшего пота. Возвращаясь с утренней пробежки, он всегда бросал их там, где снимал.
Я позвонила Максу Остину, чтобы рассказать ему о Фелисити, но его не оказалось. Не было и Мэри Мехты. Что ж, они сами виноваты, что не позаботились о том, чтобы мне было легко сообщать им жизненно важную информацию. Ни один. Я переписала пленки Сельмы, но вместо того чтобы почувствовать свою значимость, начала считать себя лишней. Сельме не нужен автор-«призрак». Она излагала свои мысли коротко и ясно, и улучшать тут нечего. Конечно, я могу свести материал воедино, но за исключением этого я не понимала, зачем нужна ей.
Мне потребовалась всего минута, чтобы это понять – я обманываю себя. Я точно знала, зачем она меня наняла. Она доверилась мне, я была нужна в качестве громоотвода между ней и Баззом. У меня нет выхода. Я не могу покинуть ее в беде. Но как поступит Сельма, если узнает, что человек, которому она доверилась, уже ее предал?
Весь день я сходила с ума от беспокойства, а около шести явился Макс Остин. Я была потрясена. С тех пор как мы виделись утром, он успел сделать очень дорогую стрижку. Во всяком случае, мне так показалось, хотя я вовсе не специалист по мужским стрижкам. Томми не слишком часто позволяет себе такое. Забирая у него пальто, я заметила, что он еще и переоделся. Он был в штатском, но выглядел весьма элегантно в темно-серых брюках и черном свитере с высоким воротником. На миг я разозлилась. Надо же, я стираю его белье, поскольку у него якобы нет свободного времени, чтобы заняться этим самому, а он все это время делает модные прически и наряжается. А вдруг у него свидание? Может, он едет за женщиной, которая положит конец его одиночеству вдовца. При мысли об отношениях, которые будут разворачиваться следующие несколько недель, я тут же остыла. Но не собирается же он явиться на свидание с бельем? Это неромантично.
Он пристально смотрел на меня, и неудивительно. Бог знает сколько я стояла перед ним, фантазируя про его личную жизнь. Если честно, я очень падка на вдовцов, правда, те, которых мне жалко, обычно сморщенные седые старики, недоуменно бредущие по улице. Надо же, любимая жена, с которой они прожили лет пятьдесят, вдруг их покинула.
– Ваше белье еще в сушилке, – бросила я через плечо, поднимаясь по лестнице. – Если не возражаете, поднимемся ненадолго в мой кабинет. Скоро он станет единственной комнатой в доме, в которую безопасно входить. Мне надо вам кое-что рассказать. – Я вдруг смолкла и повернулась к нему. Он стоял на лестнице позади меня. Довольно необычно смотреть на него сверху вниз. На самой макушке у него была крошечная лысина. – Я забыла предложить вам выпить. Что вы хотите? Или вы на службе?
Он улыбнулся.
– Нет, я не на… э-э-э… службе, – Макс говорил так, словно это не имеет значения. – Я пришел забрать белье. А пока мы ждем, когда ваша сушилка закончит работу, я с удовольствием выпью виски с водой, полный стакан. Спасибо. Знаете, – продолжал он, и его унылое лицо оживилось. – В прошлом году у нас было одно дело. В сушильной машине мы нашли труп женщины. Мы вычислили этого типа и отправились к нему домой, чтобы арестовать. Он только ее разрезал. Швырнул все в сушилку – вместе с бельем – и включил. Потом бросился наутек. Можно подумать, сообразил, что вся одежда станет красной. Это была «Миле». Сэди всегда говорила, что это самые лучшие сушилки.
Я не могла пошевелиться. Он хоть представляет, какое воздействие окажут на меня эти страсти? Я точно знала: ближайшие шесть недель, перед сном, меня будет преследовать образ вертящихся в барабане окровавленных частей тела. Неужели он собирается продолжать в том же духе? Так вот чего следует ожидать от детектива вне службы? Если так, пусть уходит прямо сейчас.
Он увидел мою гримасу и стушевался:
– Простите. У вас больной вид. С вами все хорошо? Сэди всегда любила слушать кровавые подробности. Хотя некоторых людей они очень пугают.
– Вам приходится иметь дело с такими вещами каждый день, – сказала я, наливая себе больше виски, чем ему. А ведь я не пью виски! – Ума не приложу, как вы все это выносите. Что вас держит на такой работе?
Он удивленно взглянул на меня:
– Откровенно говоря, именно это. Чем хуже состояние трупа, тем сильнее мне хочется поймать ублюдка, который это сделал. Моя работа – ловить людей, совершающих такие зверства. Так они будут наказаны, а я хочу это видеть. Они – мразь.
– Что, все они? – Он говорил так пылко, что я встревожилась.
– Большинство. Работа невеселая, но я никогда не жалел о том, что стал детективом. Никогда! – прибавил он, словно испугался, что я ему возражу. – Из нашей семьи я первым пошел учиться в университет. Все думали, что я сбрендил, но когда я поступил на службу в полицию, диплом мне очень помог. Благодаря ему я быстро продвинулся по карьерной лестнице и стал детективом раньше своих коллег. Им это не понравилось, но игра стоила свеч. Каждый раз, когда я сажаю преступника в тюрьму, я очень счастлив. Очень счастлив. – Он перепрыгнул две последние ступеньки, словно для пущей выразительности. – Ну, так что вы хотели рассказать?
Мы добрались до лестничной площадки, и я увидела, как Макс мельком заглянул в мою спальню и заметил разбросанные по полу вещи Томми. В кабинете он начал разглядывать фотографии и книги на полках. Я убрала со стула рукопись и предложила ему сесть. Теперь он читал мои записки, приколотые к темно-коричневой пробковой доске над столом. «Распечатать главу 9 с последними исправлениями», «Купить «Тампакс»» и «Сказать Томми, что звонил Ловелас».
– Что она здесь делает? Вы ее знаете? – Он смотрел на старую фотографию Кэт.
– Это моя старая подруга. И девушка сержанта Кросса. Вы знакомы?
– Немного. Время от времени она забирает Ричи с работы.
Я поняла две вещи: во-первых, я умираю от желания узнать, что он о ней думает, а во-вторых, он не собирался мне этого говорить.
– У них это серьезно? – спросила я. Макс пожал плечами.
– Скажу так. Если она хочет стать миссис Кросс, первый шаг придется делать ей. Они живут вместе, но у меня сложилось впечатление, что это исключительно ее заслуга. Ричи ничего не понимает в женщинах.
А вы понимаете? – хотела спросить я. Может, я ошибаюсь насчет него? Я приняла его за несчастного мужчину, который оплакивает погибшую жену и отчаянно нуждается в ком-то, кто будет за ним ухаживать. Но возможно, не все так просто. Возможно, он не такой уж и беспомощный, как я думаю. Скорее всего, он отлично может позаботиться о себе сам. Скорее всего, даже предпочитает так делать. Просто по какой-то причине его устраивало, что я ему постирала. Одно я знала наверняка: Макс Остин не делает ничего, что делать не хочет.
Он подался вперед и постучал по фотографии Кэт.
– Хотя, может, Ричи лучше без нее, – пробормотал он.
– Почему вы так говорите?
– По-моему, вы сказали, что она ваша старая подруга, – произнес он и замолчал.
– Мне называть вас инспектором Остином или Максом? – спросила я.
– Ну, а как вы хотите, чтобы называл вас я? – ответил он вопросом на вопрос.
– Ли. Значит, вы, наверное, Макс.
– Договорились. Ну, так что у вас для меня есть?
– Я нашла женщину, которую видел ваш свидетель.
– Да? – К моему крайнему раздражению, тон у него был скептический.
– Женщина, которая ухаживает за маминым садом, Фелисити. Тридцать первого декабря, около половины пятого, она приезжала сюда. Летний домик был невредим. Она видела Анжелу, а потом заметила, как та уходит. – Я многозначительно помолчала. – С мужчиной.
– Да, мы знаем, – сказал он, и я чуть не упала со стула.
– Вы знаете? Вы разговаривали с Фелисити?
– Разумеется. Вы сами рассказали нам о ней, помните? Ее телефон был у вас в записной книжке. И мы знаем, что Анжела ушла с мужчиной.
– Вам сказала миссис О'Мэлли?
– Вообще-то нет. Она опустила эту маленькую подробность, но когда мы вернулись к ней, она довольно быстро исправила свои показания. Удивительно, как просто можно встряхнуть людскую память.
Я сникла. Мне так хотелось произвести на него впечатление.
– Что ж, по крайней мере, вы можете исключить одного из тех, кого видели ваши свидетели. Фелисити не может быть подозреваемой. Она и мухи не тронет.
– Та женщина – не она, – тихо сказал Макс.
– Что? – Я решила, что неправильно его расслышала. Разумеется, та женщина – Фелисити.
– Наш свидетель взглянул на нее и сказал, что никогда ее не видел.
Вдруг я поняла, какой кошмарной должна быть его работа. Свидетели оказываются ненадежными, а стоит вам подумать, что вы наконец-то нашли человека, которого они видели, ничто не мешает им заявить: «Нет, это не он».
– Полагаю, вы также знаете, что вчера вечером ко мне приходил Базз?
Макс Остин кивнул.
– Почему он на свободе? – спросила я не без отчаяния в голосе.
– У нас нет причин держать его под стражей.
– Как это нет? – закричала я. – Он бьет жену, он бил Астрид Маккензи, и вы нашли его отпечатки на канистре с керосином у меня в сарае. Почему вы его не арестовали?
– Мы знаем, почему он солгал о том, что был у вас дома. По той же причине, что и вы. Он хочет скрыть свою измену. А еще мы знаем, зачем он приходил к вам в сад. Но мы его отпустили.
– Почему? – Я едва могла в это поверить.
– Потому что он – не тот человек. У него железное алиби. Он принес керосин тридцать первого декабря. Вот почему на канистре остались его отпечатки. Но задолго до того, как начался пожар, он ушел – это подтвердили очевидцы. Кроме того, кое-кто был с ним до самого утра.
Мне это не понравилось. Я вспомнила жалобу Бьянки: «Молодая леди делает беспорядок».
– Хорошо, он не устраивал пожар. Но он имеет к нему отношение.
– Не обязательно. Мы не нашли доказательств, что он был в доме Астрид Маккензи.
– А как насчет других отпечатков, которые вы нашли на канистре с керосином? И следов, которые, по-вашему, принадлежат ребенку?
Он кивнул.
– Чьи они, как вы думаете?
– Мы не знаем. Мы поговорили с Кевином О'Мэлли, это не он. Когда начался пожар, его не было в саду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37