Знаю, что с моей стороны очень глупо…
– Ты ошибаешься, – перебила Элизабет. – Да, ошибаешься. Есть столько всего… Я бы хотела помочь тебе, рассказать… Но есть вещи, о которых трудно говорить. Это надо просто пережить, моя милая… – Элизабет умолкла, стиснув зубы; ее мучили боли. – А теперь… иди к Вэнсу, – пробормотала она. – Мне надо немного поспать, я очень устала…
Карен поднялась и посмотрела на лежавшую перед ней женщину, такую хрупкую… и такую сильную.
– Доброй ночи, Элизабет. – Она вдруг наклонилась и обняла больную.
– Спокойной ночи, дорогая. Я очень… очень рада, что ты тут.
Карен улыбнулась и направилась к двери. Уже взявшись за ручку, она услыхала:
– Он любит тебя, моя девочка. Знаю, что любит. Карен осторожно закрыла за собой дверь и зашла в свою комнату. Посмотревшись в зеркало, решила надеть что-нибудь из украшений. Откинув крышку сундука, она достала шкатулку с драгоценностями. Камеи на месте не было!
Марселина присоединилась к танцующим и отплясывала со всеми кавалерами по очереди. Мексиканка тотчас же увидела Карен, вышедшую во двор, однако сделала вид, что не заметила ее. Но где же Вэнс? Его не оказалось ни среди танцующих, ни за столом. Не было его и рядом с отцом. Наконец Карен увидела мужа в дальнем конце двора. Вэнс переоделся; теперь он был одет так же, как в тот вечер в доме Хэмптонов, когда они заглянули друг другу в сердце. А сейчас… сейчас он подхватил ее на руки и понес в дом, понес вверх по лестнице. Открыв ногой дверь, Вэнс поцеловал жену и, переступив порог спальни, осторожно опустил ее на кровать. Карен вдруг поняла: это ее первая брачная ночь. Вскочив с постели, она прошептала:
– Нет-нет… прошу тебя, Вэнс.
– Но ведь теперь мы муж и жена. – Он улыбнулся.
– Я думала, что все будет по-другому…
– Если ты вспоминаешь Сан-Антонио – забудь об этом.
– Забыть? Но я не могу. Мне кажется… Зачем ты убил несчастного Бодайна?
– Он получил то, что заслужил.
– Но я… Я не хочу спать в этой комнате.
Карен направилась к двери, но Вэнс схватил ее за руку и привлек к себе. В следующее мгновение он впился поцелуем в ее губы… и тихонько скрипнули пружины. Кровать? Господи, она даже не заметила, как оказалась на кровати! Более того, охваченная страстью, она не заметила, как Вэнс разделся и раздел ее…
А потом они долго лежали молча, и Карен думала о том, что лишь физическое влечение связывает ее с мужем – любовь же ее угасла.
Элизабет снился холм и снились два кедра-близнеца; деревья покачивали ветвями и, казалось, звали ее… Они уже давно ее ждали…
Приподнявшись, Элизабет окинула взглядом комнату, но Тру с ней не было.
– Все к лучшему, – тихо прошептала она. – А Карен… Бедняжка пытается обмануть меня, но я-то вижу: с ними что-то неладно… Карен и Вэнс… Они научатся любить друг друга, просто для этого потребуется время. Как и нам, не так ли, Тру?.. Две горошины в одном стручке… Тридцать восемь лет, Тру. Тридцать восемь счастливых лет…
Глава 7
И вновь Карен стояла под старыми кедрами, высившимися возле металлической ограды на склоне холма. Только теперь перед ней были четыре креста. Уже четыре… Положив на одну из могил букетик ярко-желтых астр, она смахнула со щеки слезу. Элизабет умерла два месяца назад… Как быстро летит время! Она умерла в ночь после их венчания. Тру обнаружил жену мертвой на следующее утро, и в то же утро Харли Гвин сколотил гроб. Затем гроб погрузили на повозку, и похоронная процессия направилась к холму – туда, где за металлической оградой двое сыновей и дочь уже давно ждали свою мать…
Поминальную молитву читал тот же священник, который накануне венчал Вэнса и Карен. А потом к могиле подошел Тед Утреннее Небо и стал нараспев произносить прощальную молитву команчей. Предварительно индеец развел из кедровых веток небольшой костер, запалил от него широкое орлиное перо и во время молитвы помахивал горящим пером из стороны в сторону. Наконец, костер затушили, и Тру, взглянув на сына, проговорил:
– Тридцать восемь лет, мой мальчик… Это нелегко… Видит Бог, нелегко…
Вэнс молча кивнул и повернулся к мужчинам, устанавливавшим крест над свежей могилой. На кресте было выжжено:
ЭЛИЗАБЕТ ЭНН ПАКСТОН
Жена и мать
12 января 1817 – 10 июля 1873
Женщины лучше не было ни у одного мужчины
Карен еще раз прочитала надпись. Как мало осталось… Лишь память, сердечная боль да имя, выжженное. на деревянном кресте. Неужели это все?
– Элизабет, ты слышишь меня? – прошептала Карен. – Ты должна знать: я ношу ребенка Вэнса. Мне следовало сказать тебе об этом еще две недели назад, когда я была здесь в последний раз, но я не решилась. И знаешь, мне до сих пор не верится… А Вэнс… Когда я рассказала ему об этом, новость тотчас же разнеслась по ранчо и все сразу стали относиться ко мне по-другому. Все стали очень заботливые – даже Тру, хотя он не считает меня настоящей миссис Пакстон. И на ранчо решили, что я должна стать такой же, как ты, Элизабет, ни больше ни меньше! Но мне никогда не стать такой же, как ты, потому что я – совсем другая.
Было уже за полдень, когда Карен, взяв под уздцы кобылу, стала спускаться по тропке. В эти минуты ей не давали покоя мысли, которыми она не могла поделиться даже с умершей Элизабет. Несмотря ни на что, Карен была вынуждена признать: они с Вэнсом с самого начала не подходили друг другу. Поначалу ей не хотелось верить в это, но теперь, через два месяца после венчания, она уже не могла себя обманывать. И Вэнс, конечно же, тоже все понимал. Как-то раз, проснувшись рано утром, он оделся в темноте и направился к двери, но вдруг споткнулся о шкатулку, которую жена уронила накануне вечером. Карен проснулась в тот момент, когда Вэнс, вполголоса выругавшись, пробормотал сквозь зубы:
– О Господи, неужели она ничего не может сделать по-человечески?
Карен похолодела; теперь она точно знала, какие чувства испытывает к ней муж. Наступивший день был сплошным кошмаром, а вечером, когда они легли в постель, Карен повернулась к Вэнсу спиной и не стала отвечать на его ласки. Следующие две недели она, как могла, помогала Марайе на кухне и внимательно слушала ее рассказы о жизни в Техасе; об этом же расспрашивала и ковбоев, с которыми ей доводилось общаться. Ее план был прост. Узнав все необходимое, Карен собиралась как-нибудь добраться до Сан-Антонио, а оттуда – до Вашингтона или Нью-Йорка. Разумеется, она даже не думала о том, чтобы ехать к отцу, отказавшемуся от нес. Но и в Вашингтоне, и в Нью-Йорке у нее были друзья, на помощь которых она могла рассчитывать.
Но от этого плана пришлось отказаться, когда Карен заподозрила, что носит под сердцем ребенка. Впрочем, она не стала беспокоиться, когда месячные не пришли в первый раз, решила, что это физиологическое нарушение стало следствием долгого и утомительного путешествия. Но месяц спустя Карен поняла, что ждет ребенка, и сообщила об этом Вэнсу.
И сразу мир вокруг изменился. Вэнс стал заботиться о ней и следил, чтобы она не переутомлялась. Тру же теперь смотрел на нее даже с какой-то нежностью… А Марайя стала более терпеливой и уже не делала ей замечаний, когда она допускала какую-нибудь оплошность. Поначалу Карен обрадовалась перемене, но ее радость сменилась печалью, когда она поняла: все окружающие заботятся не о ней, а о ребенке, которого она вынашивала. Как-то раз, проснувшись утром, Карен разрыдалась, вдруг осознав, что отныне всегда будет зависеть от этого младенца. Молодая женщина прекрасно понимала: как бы Вэнс ни относился к ней, он никогда не откажется от собственного ребенка. Но что-же ей все-таки делать? С кем поговорить? Ведь теперь, после смерти Элизабет, не было на свете человека, которому она могла бы довериться…
Возвратившись на ранчо, Карен спешилась, и к ней тотчас же подбежал Билли Хармони, чтобы расседлать гнедую кобылу.
– Добрый день, мэм. Разрешите вам помочь?
– Да, спасибо.
Быстро расседлав кобылу, Билли протер ее, задал ей овса, а затем пустил в загон к остальным лошадям. Карен несколько минут наблюдала за животными, восхищаясь их красотой и грацией. Две рыжеватых кобылы, чалая, гнедая и один маленький пони. Херманну очень бы здесь понравилось! Он был бы в восторге от лошадей, даже от пони. В Техасе Херманн чувствовал бы себя как дома. Карен попыталась представить, как оживился бы пожилой кучер при виде диких мустангов. А ковбои украдкой потешались бы над его длинным носом…
– М-м… Мэм… – в смущении пробормотал Билли, утирая пот со лба тыльной стороной ладони.
– Да, Билли, слушаю тебя.
– Я хотел спросить у вас, можно ли в субботу взять этих двух рыжих кобыл и повозку. Эти смирные лошадки гораздо лучше ходят в упряжке.
– А почему ты меня об этом спрашиваешь? – удивилась Карен.
– Мистер Пакстон велел обратиться к вам. Он сказал, что вам решать, потому что теперь это ваши лошади.
– Вэнс так и сказал?
– Нет, мэм, я говорил с мистером Пакстоном… Ну-у… с отцом вашего мужа.
Тру велел Билли обратиться к ней?! И сказал, что это – ее лошади?
– С вами все в порядке, мэм? – встревожился молодой человек, увидев, как изменилось лицо Карен. – Видите ли, я поеду к сеньору Виеге. – Билли залился краской. – Дело в том… Я должен встретиться с Амарантой, дочерью сеньора Виеги, и мы с ней поедем в церковь в Увалде. Она останется у своего дяди, и он привезет ее домой на следующей неделе, а я вернусь рано утром в понедельник. Буду очень признателен вам, мэм, если вы позволите мне взять лошадей.
– Ну конечно, – кивнула Карен. – Ты можешь брать любых лошадей, каких захочешь. А перед отъездом зайди в дом. Посмотрю, может, найду что-нибудь для нее в подарок. Например, расческу или медальон.
Билли просиял.
– Спасибо вам, миссис Пакстон. Вы очень добры, уж поверьте мне. – Юный ковбой кивнул, улыбнулся и направился к загону.
Карен же пошла к дому, но у ворот остановилась, задумалась… А что, собственно, ей делать в доме? Сидеть в библиотеке? У нее уже голова шла кругом от чтения. Может, поговорить с Марайей? Да, спору нет, эта женщина стала лучше к ней относиться, но ведь кухарка все равно или готовит обед, или возится в саду. Так чем же заняться? Конечно, всегда можно было пойти в рабочую комнату Элизабет, где стояла прялка и где лежали рулоны ткани; там имелся даже маленький ткацкий станок. Кроме того, в этой же комнате хранилась шкатулка с разноцветными бусинками, полосками кожи и иголками дикобраза.
Карен машинально повернулась к загону, но вдруг, зацепившись юбкой за ближайший куст, услышала треск материи. А ведь это было ее последнее целое платье… Что ж, теперь по крайней мере у нее появилось занятие – можно поставить на платье заплату.
Карен направилась к дому, но тут из-за угла появилась лошадь, и Карен едва успела уклониться, однако при этом, зацепившись за колючки, разорвала подол еще в одном месте; к тому же, оступившись, не удержалась на ногах и упала. Марселина же, натянув поводья, осадила лошадь, оглянулась, а через несколько секунд уже скрылась за деревьями. Карен поднялась на ноги, оправила разорванную юбку и посмотрела вслед молоденькой всаднице, вновь появившейся в отдалении. Только сейчас Карен заметила, что мексиканка сидела в мужском седле и была в штанах и в рубахе.
– Ни за что не надену мужскую одежду, даже если все мои платья изорвутся в клочья и будут покрыты заплатами, – прошептала молодая женщина.
Но что-то еще привлекло ее внимание, когда она, уже падая, взглянула на Марселину. Но что же именно?.. Вот мексиканка, осадив лошадь, обернулась, и… Да, верно, ее шея… Неужели на ней была камея, которая исчезла из шкатулки? Впрочем, Карен не так уж беспокоила пропажа камеи, но эта девчонка… она вела себя в присутствии Вэнса просто возмутительно! Марселина кокетничала с ним – любая женщина сразу заметила бы это. А Вэнс то и дело улыбался ей; он даже взял ее с собой, когда ездил к границе, чтобы доставить своим ковбоям провизию. А она, его жена, осталась одна… Карен попыталась не думать об этом, ибо прекрасно понимала, к чему могут привести подобные мысли.
Она гордо выпрямилась и направилась к загону, у которого собрались ковбои. Мужчины негромко переговаривались, похоже, чего-то ждали. Минуту спустя все они вдруг восторженно завопили. Карен приблизилась и увидела серого скакуна, выбежавшего на середину загона. Ковбой по имени Шорти подбежал, к жеребцу и попытался укротить его. В следующее мгновение смельчак взвился в воздух и приземлился на песок у края загона. И тотчас же кто-то из мужчин, умудрившись набросить на мустанга лассо, вновь отвел его к забору. Ковбои добродушно посмеивались, глядя на Шорти.
– Проклятое животное, – проворчал неудачник. – Черт бы побрал… Ох, простите, миссис Пакстон, – пробормотал Шорти, заметив жену Вэнса.
Увидев молодую женщину, все ковбои сняли шляпы.
– Добрый день, джентльмены, – приветливо улыбнулась Карен. – Ты не ранен, Шорти? Мне показалось, ты сильно ушибся.
– Нет, мэм, все в порядке. Правда, этот мустанг все же задел меня копытом. Настоящий дикарь… Чуть что – тут же начинает брыкаться. Но если нам удастся приучить его к упряжи, то он станет прекрасным работником.
– Следующий на очереди – ваш муле, миссис Пакстон! – раздался вдруг чей-то голос.
Мужчины расступились, пропуская Карен. Она подошла вплотную к ограде и увидела Вэнса, стоявшего у противоположной стороны загона рядом с жеребцом, глаза которого были завязаны шейным платком.
– Бедная лошадка, – пробормотала Карен. Стоявший рядом ковбой криво усмехнулся.
– Мэм, не стоит жалеть это животное, – проворчал он. – У меня, между прочим, до сих пор болит рука после того, как я вздумал набросить на него веревку.
Карен: с интересом наблюдала за мужем. Вот он поудобнее устроился в седле, поправил свою широкополую шляпу, намотал на обтянутую перчаткой руку уздечку и сунул ноги в стремена. На мгновение взгляды супругов встретились, а затем Вэнс, опустив голову, что-то сказал стоявшему рядом ковбою. Если Пакстон и удивился, увидев жену у загона, то не подал виду. В следующую секунду Карен услышала голос мужа:
– Пускай!
И тотчас же стоявший рядом ковбой сорвал платок с глаз животного и отскочил к ограде, опасаясь копыт мустанга. Жеребец на мгновение замер – и вдруг, сорвавшись с места, взвился на дыбы, а затем принялся носиться по загону, пытаясь сбросить наездника. Ковбои в восторге закричали; казалось, они были удивлены тем, что Вэнс до сих пор удерживался в седле. Похоже, удивился и мустанг; он снова замер на несколько секунд, а потом стал в бешенстве бросаться на ограду. Карен в ужасе закричала, и один из ковбоев схватил ее за руку и оттащил в сторону. Вскоре Вэнсу удалось увести мустанга на середину загона, однако жеребец не сдавался: он с диким ржанием то и дело взвивался на дыбы, и глаза его при этом пылали.
– Прыгай, Вэнс, он хочет повалиться на спину! – раздался вдруг чей-то крик.
В следующее мгновение в лицо Карен полетели щепки – это мустанг ударил по ограде копытами. Конь опять встал на дыбы, а потом ринулся в сторону зрителей.
– Осторожнее, мэм! – закричал Шорти, хватая Карен за РУку.
– Он прыгает! – завопил кто-то из ковбоев. – Он хочет перепрыгнуть ограду!
Карен зажала рот ладонью, силясь сдержать крик ужаса. И тотчас же обезумевший мустанг, перелетев через ограду, понесся на восток, в сторону гор.
– Не тревожьтесь, мэм, – сказал один из ковбоев. – С вашим мужем все будет в порядке. Этот мустанг еще немного побегает и успокоится.
– Спасибо… Благодарю вас, – пробормотала Карен.
–. Ваш муж – замечательный наездник, миссис Пакстон, – улыбнулся Шорти. – Вот уж не думал, что он сумеет удержаться на этом мустанге. Кажется, дикарь не ожидал, что кто-то сможет укротить его.
Карен кивнула, хотя не слышала ни слова из того, что говорил Шорти. Она по-прежнему видела перед собой Вэнса, сидевшего на разъяренном мустанге, и чувствовала, что ее вновь неудержимо влечет к нему.
Сбросив пропитанную потом рубашку, Вэнс опустил голову в прохладные воды ручья. Затем привязал взмыленного мустанга к дереву и уселся на траву передохнуть.
– Карен… – прошептал он в задумчивости. – Чего же она хотела от меня? Зачем пришла к загону?
Для любви женщина нужна мужчине ночью. А днем она нужна ему для того, чтобы он чувствовал себя спокойно, чтобы знал: она где-то рядом… Но женщина, которую он привез из Вашингтона, охладела к нему, она, укладываясь вечером в постель, поворачивалась к нему спиной, хотя и носила под сердцем его ребенка. Но зачем Карен приходила к загону? И так смотрела на него… О черт, его безумно к ней влекло!
Погруженный в раздумья, Вэнс не заметил, как зашевелились уши мустанга, почуявшего приближение кобылы. Пакстон насторожился, лишь услышав стук копыт. Он тотчас же вспомнил, что у него нет при себе оружия. Правда, индеец или бандит не станет так шуметь, но, может, это уловка? Двигаясь с предельной осторожностью, Вэнс укрылся в тени кедра и приготовился в случае опасности вскочить на стоявшего рядом мустанга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Ты ошибаешься, – перебила Элизабет. – Да, ошибаешься. Есть столько всего… Я бы хотела помочь тебе, рассказать… Но есть вещи, о которых трудно говорить. Это надо просто пережить, моя милая… – Элизабет умолкла, стиснув зубы; ее мучили боли. – А теперь… иди к Вэнсу, – пробормотала она. – Мне надо немного поспать, я очень устала…
Карен поднялась и посмотрела на лежавшую перед ней женщину, такую хрупкую… и такую сильную.
– Доброй ночи, Элизабет. – Она вдруг наклонилась и обняла больную.
– Спокойной ночи, дорогая. Я очень… очень рада, что ты тут.
Карен улыбнулась и направилась к двери. Уже взявшись за ручку, она услыхала:
– Он любит тебя, моя девочка. Знаю, что любит. Карен осторожно закрыла за собой дверь и зашла в свою комнату. Посмотревшись в зеркало, решила надеть что-нибудь из украшений. Откинув крышку сундука, она достала шкатулку с драгоценностями. Камеи на месте не было!
Марселина присоединилась к танцующим и отплясывала со всеми кавалерами по очереди. Мексиканка тотчас же увидела Карен, вышедшую во двор, однако сделала вид, что не заметила ее. Но где же Вэнс? Его не оказалось ни среди танцующих, ни за столом. Не было его и рядом с отцом. Наконец Карен увидела мужа в дальнем конце двора. Вэнс переоделся; теперь он был одет так же, как в тот вечер в доме Хэмптонов, когда они заглянули друг другу в сердце. А сейчас… сейчас он подхватил ее на руки и понес в дом, понес вверх по лестнице. Открыв ногой дверь, Вэнс поцеловал жену и, переступив порог спальни, осторожно опустил ее на кровать. Карен вдруг поняла: это ее первая брачная ночь. Вскочив с постели, она прошептала:
– Нет-нет… прошу тебя, Вэнс.
– Но ведь теперь мы муж и жена. – Он улыбнулся.
– Я думала, что все будет по-другому…
– Если ты вспоминаешь Сан-Антонио – забудь об этом.
– Забыть? Но я не могу. Мне кажется… Зачем ты убил несчастного Бодайна?
– Он получил то, что заслужил.
– Но я… Я не хочу спать в этой комнате.
Карен направилась к двери, но Вэнс схватил ее за руку и привлек к себе. В следующее мгновение он впился поцелуем в ее губы… и тихонько скрипнули пружины. Кровать? Господи, она даже не заметила, как оказалась на кровати! Более того, охваченная страстью, она не заметила, как Вэнс разделся и раздел ее…
А потом они долго лежали молча, и Карен думала о том, что лишь физическое влечение связывает ее с мужем – любовь же ее угасла.
Элизабет снился холм и снились два кедра-близнеца; деревья покачивали ветвями и, казалось, звали ее… Они уже давно ее ждали…
Приподнявшись, Элизабет окинула взглядом комнату, но Тру с ней не было.
– Все к лучшему, – тихо прошептала она. – А Карен… Бедняжка пытается обмануть меня, но я-то вижу: с ними что-то неладно… Карен и Вэнс… Они научатся любить друг друга, просто для этого потребуется время. Как и нам, не так ли, Тру?.. Две горошины в одном стручке… Тридцать восемь лет, Тру. Тридцать восемь счастливых лет…
Глава 7
И вновь Карен стояла под старыми кедрами, высившимися возле металлической ограды на склоне холма. Только теперь перед ней были четыре креста. Уже четыре… Положив на одну из могил букетик ярко-желтых астр, она смахнула со щеки слезу. Элизабет умерла два месяца назад… Как быстро летит время! Она умерла в ночь после их венчания. Тру обнаружил жену мертвой на следующее утро, и в то же утро Харли Гвин сколотил гроб. Затем гроб погрузили на повозку, и похоронная процессия направилась к холму – туда, где за металлической оградой двое сыновей и дочь уже давно ждали свою мать…
Поминальную молитву читал тот же священник, который накануне венчал Вэнса и Карен. А потом к могиле подошел Тед Утреннее Небо и стал нараспев произносить прощальную молитву команчей. Предварительно индеец развел из кедровых веток небольшой костер, запалил от него широкое орлиное перо и во время молитвы помахивал горящим пером из стороны в сторону. Наконец, костер затушили, и Тру, взглянув на сына, проговорил:
– Тридцать восемь лет, мой мальчик… Это нелегко… Видит Бог, нелегко…
Вэнс молча кивнул и повернулся к мужчинам, устанавливавшим крест над свежей могилой. На кресте было выжжено:
ЭЛИЗАБЕТ ЭНН ПАКСТОН
Жена и мать
12 января 1817 – 10 июля 1873
Женщины лучше не было ни у одного мужчины
Карен еще раз прочитала надпись. Как мало осталось… Лишь память, сердечная боль да имя, выжженное. на деревянном кресте. Неужели это все?
– Элизабет, ты слышишь меня? – прошептала Карен. – Ты должна знать: я ношу ребенка Вэнса. Мне следовало сказать тебе об этом еще две недели назад, когда я была здесь в последний раз, но я не решилась. И знаешь, мне до сих пор не верится… А Вэнс… Когда я рассказала ему об этом, новость тотчас же разнеслась по ранчо и все сразу стали относиться ко мне по-другому. Все стали очень заботливые – даже Тру, хотя он не считает меня настоящей миссис Пакстон. И на ранчо решили, что я должна стать такой же, как ты, Элизабет, ни больше ни меньше! Но мне никогда не стать такой же, как ты, потому что я – совсем другая.
Было уже за полдень, когда Карен, взяв под уздцы кобылу, стала спускаться по тропке. В эти минуты ей не давали покоя мысли, которыми она не могла поделиться даже с умершей Элизабет. Несмотря ни на что, Карен была вынуждена признать: они с Вэнсом с самого начала не подходили друг другу. Поначалу ей не хотелось верить в это, но теперь, через два месяца после венчания, она уже не могла себя обманывать. И Вэнс, конечно же, тоже все понимал. Как-то раз, проснувшись рано утром, он оделся в темноте и направился к двери, но вдруг споткнулся о шкатулку, которую жена уронила накануне вечером. Карен проснулась в тот момент, когда Вэнс, вполголоса выругавшись, пробормотал сквозь зубы:
– О Господи, неужели она ничего не может сделать по-человечески?
Карен похолодела; теперь она точно знала, какие чувства испытывает к ней муж. Наступивший день был сплошным кошмаром, а вечером, когда они легли в постель, Карен повернулась к Вэнсу спиной и не стала отвечать на его ласки. Следующие две недели она, как могла, помогала Марайе на кухне и внимательно слушала ее рассказы о жизни в Техасе; об этом же расспрашивала и ковбоев, с которыми ей доводилось общаться. Ее план был прост. Узнав все необходимое, Карен собиралась как-нибудь добраться до Сан-Антонио, а оттуда – до Вашингтона или Нью-Йорка. Разумеется, она даже не думала о том, чтобы ехать к отцу, отказавшемуся от нес. Но и в Вашингтоне, и в Нью-Йорке у нее были друзья, на помощь которых она могла рассчитывать.
Но от этого плана пришлось отказаться, когда Карен заподозрила, что носит под сердцем ребенка. Впрочем, она не стала беспокоиться, когда месячные не пришли в первый раз, решила, что это физиологическое нарушение стало следствием долгого и утомительного путешествия. Но месяц спустя Карен поняла, что ждет ребенка, и сообщила об этом Вэнсу.
И сразу мир вокруг изменился. Вэнс стал заботиться о ней и следил, чтобы она не переутомлялась. Тру же теперь смотрел на нее даже с какой-то нежностью… А Марайя стала более терпеливой и уже не делала ей замечаний, когда она допускала какую-нибудь оплошность. Поначалу Карен обрадовалась перемене, но ее радость сменилась печалью, когда она поняла: все окружающие заботятся не о ней, а о ребенке, которого она вынашивала. Как-то раз, проснувшись утром, Карен разрыдалась, вдруг осознав, что отныне всегда будет зависеть от этого младенца. Молодая женщина прекрасно понимала: как бы Вэнс ни относился к ней, он никогда не откажется от собственного ребенка. Но что-же ей все-таки делать? С кем поговорить? Ведь теперь, после смерти Элизабет, не было на свете человека, которому она могла бы довериться…
Возвратившись на ранчо, Карен спешилась, и к ней тотчас же подбежал Билли Хармони, чтобы расседлать гнедую кобылу.
– Добрый день, мэм. Разрешите вам помочь?
– Да, спасибо.
Быстро расседлав кобылу, Билли протер ее, задал ей овса, а затем пустил в загон к остальным лошадям. Карен несколько минут наблюдала за животными, восхищаясь их красотой и грацией. Две рыжеватых кобылы, чалая, гнедая и один маленький пони. Херманну очень бы здесь понравилось! Он был бы в восторге от лошадей, даже от пони. В Техасе Херманн чувствовал бы себя как дома. Карен попыталась представить, как оживился бы пожилой кучер при виде диких мустангов. А ковбои украдкой потешались бы над его длинным носом…
– М-м… Мэм… – в смущении пробормотал Билли, утирая пот со лба тыльной стороной ладони.
– Да, Билли, слушаю тебя.
– Я хотел спросить у вас, можно ли в субботу взять этих двух рыжих кобыл и повозку. Эти смирные лошадки гораздо лучше ходят в упряжке.
– А почему ты меня об этом спрашиваешь? – удивилась Карен.
– Мистер Пакстон велел обратиться к вам. Он сказал, что вам решать, потому что теперь это ваши лошади.
– Вэнс так и сказал?
– Нет, мэм, я говорил с мистером Пакстоном… Ну-у… с отцом вашего мужа.
Тру велел Билли обратиться к ней?! И сказал, что это – ее лошади?
– С вами все в порядке, мэм? – встревожился молодой человек, увидев, как изменилось лицо Карен. – Видите ли, я поеду к сеньору Виеге. – Билли залился краской. – Дело в том… Я должен встретиться с Амарантой, дочерью сеньора Виеги, и мы с ней поедем в церковь в Увалде. Она останется у своего дяди, и он привезет ее домой на следующей неделе, а я вернусь рано утром в понедельник. Буду очень признателен вам, мэм, если вы позволите мне взять лошадей.
– Ну конечно, – кивнула Карен. – Ты можешь брать любых лошадей, каких захочешь. А перед отъездом зайди в дом. Посмотрю, может, найду что-нибудь для нее в подарок. Например, расческу или медальон.
Билли просиял.
– Спасибо вам, миссис Пакстон. Вы очень добры, уж поверьте мне. – Юный ковбой кивнул, улыбнулся и направился к загону.
Карен же пошла к дому, но у ворот остановилась, задумалась… А что, собственно, ей делать в доме? Сидеть в библиотеке? У нее уже голова шла кругом от чтения. Может, поговорить с Марайей? Да, спору нет, эта женщина стала лучше к ней относиться, но ведь кухарка все равно или готовит обед, или возится в саду. Так чем же заняться? Конечно, всегда можно было пойти в рабочую комнату Элизабет, где стояла прялка и где лежали рулоны ткани; там имелся даже маленький ткацкий станок. Кроме того, в этой же комнате хранилась шкатулка с разноцветными бусинками, полосками кожи и иголками дикобраза.
Карен машинально повернулась к загону, но вдруг, зацепившись юбкой за ближайший куст, услышала треск материи. А ведь это было ее последнее целое платье… Что ж, теперь по крайней мере у нее появилось занятие – можно поставить на платье заплату.
Карен направилась к дому, но тут из-за угла появилась лошадь, и Карен едва успела уклониться, однако при этом, зацепившись за колючки, разорвала подол еще в одном месте; к тому же, оступившись, не удержалась на ногах и упала. Марселина же, натянув поводья, осадила лошадь, оглянулась, а через несколько секунд уже скрылась за деревьями. Карен поднялась на ноги, оправила разорванную юбку и посмотрела вслед молоденькой всаднице, вновь появившейся в отдалении. Только сейчас Карен заметила, что мексиканка сидела в мужском седле и была в штанах и в рубахе.
– Ни за что не надену мужскую одежду, даже если все мои платья изорвутся в клочья и будут покрыты заплатами, – прошептала молодая женщина.
Но что-то еще привлекло ее внимание, когда она, уже падая, взглянула на Марселину. Но что же именно?.. Вот мексиканка, осадив лошадь, обернулась, и… Да, верно, ее шея… Неужели на ней была камея, которая исчезла из шкатулки? Впрочем, Карен не так уж беспокоила пропажа камеи, но эта девчонка… она вела себя в присутствии Вэнса просто возмутительно! Марселина кокетничала с ним – любая женщина сразу заметила бы это. А Вэнс то и дело улыбался ей; он даже взял ее с собой, когда ездил к границе, чтобы доставить своим ковбоям провизию. А она, его жена, осталась одна… Карен попыталась не думать об этом, ибо прекрасно понимала, к чему могут привести подобные мысли.
Она гордо выпрямилась и направилась к загону, у которого собрались ковбои. Мужчины негромко переговаривались, похоже, чего-то ждали. Минуту спустя все они вдруг восторженно завопили. Карен приблизилась и увидела серого скакуна, выбежавшего на середину загона. Ковбой по имени Шорти подбежал, к жеребцу и попытался укротить его. В следующее мгновение смельчак взвился в воздух и приземлился на песок у края загона. И тотчас же кто-то из мужчин, умудрившись набросить на мустанга лассо, вновь отвел его к забору. Ковбои добродушно посмеивались, глядя на Шорти.
– Проклятое животное, – проворчал неудачник. – Черт бы побрал… Ох, простите, миссис Пакстон, – пробормотал Шорти, заметив жену Вэнса.
Увидев молодую женщину, все ковбои сняли шляпы.
– Добрый день, джентльмены, – приветливо улыбнулась Карен. – Ты не ранен, Шорти? Мне показалось, ты сильно ушибся.
– Нет, мэм, все в порядке. Правда, этот мустанг все же задел меня копытом. Настоящий дикарь… Чуть что – тут же начинает брыкаться. Но если нам удастся приучить его к упряжи, то он станет прекрасным работником.
– Следующий на очереди – ваш муле, миссис Пакстон! – раздался вдруг чей-то голос.
Мужчины расступились, пропуская Карен. Она подошла вплотную к ограде и увидела Вэнса, стоявшего у противоположной стороны загона рядом с жеребцом, глаза которого были завязаны шейным платком.
– Бедная лошадка, – пробормотала Карен. Стоявший рядом ковбой криво усмехнулся.
– Мэм, не стоит жалеть это животное, – проворчал он. – У меня, между прочим, до сих пор болит рука после того, как я вздумал набросить на него веревку.
Карен: с интересом наблюдала за мужем. Вот он поудобнее устроился в седле, поправил свою широкополую шляпу, намотал на обтянутую перчаткой руку уздечку и сунул ноги в стремена. На мгновение взгляды супругов встретились, а затем Вэнс, опустив голову, что-то сказал стоявшему рядом ковбою. Если Пакстон и удивился, увидев жену у загона, то не подал виду. В следующую секунду Карен услышала голос мужа:
– Пускай!
И тотчас же стоявший рядом ковбой сорвал платок с глаз животного и отскочил к ограде, опасаясь копыт мустанга. Жеребец на мгновение замер – и вдруг, сорвавшись с места, взвился на дыбы, а затем принялся носиться по загону, пытаясь сбросить наездника. Ковбои в восторге закричали; казалось, они были удивлены тем, что Вэнс до сих пор удерживался в седле. Похоже, удивился и мустанг; он снова замер на несколько секунд, а потом стал в бешенстве бросаться на ограду. Карен в ужасе закричала, и один из ковбоев схватил ее за руку и оттащил в сторону. Вскоре Вэнсу удалось увести мустанга на середину загона, однако жеребец не сдавался: он с диким ржанием то и дело взвивался на дыбы, и глаза его при этом пылали.
– Прыгай, Вэнс, он хочет повалиться на спину! – раздался вдруг чей-то крик.
В следующее мгновение в лицо Карен полетели щепки – это мустанг ударил по ограде копытами. Конь опять встал на дыбы, а потом ринулся в сторону зрителей.
– Осторожнее, мэм! – закричал Шорти, хватая Карен за РУку.
– Он прыгает! – завопил кто-то из ковбоев. – Он хочет перепрыгнуть ограду!
Карен зажала рот ладонью, силясь сдержать крик ужаса. И тотчас же обезумевший мустанг, перелетев через ограду, понесся на восток, в сторону гор.
– Не тревожьтесь, мэм, – сказал один из ковбоев. – С вашим мужем все будет в порядке. Этот мустанг еще немного побегает и успокоится.
– Спасибо… Благодарю вас, – пробормотала Карен.
–. Ваш муж – замечательный наездник, миссис Пакстон, – улыбнулся Шорти. – Вот уж не думал, что он сумеет удержаться на этом мустанге. Кажется, дикарь не ожидал, что кто-то сможет укротить его.
Карен кивнула, хотя не слышала ни слова из того, что говорил Шорти. Она по-прежнему видела перед собой Вэнса, сидевшего на разъяренном мустанге, и чувствовала, что ее вновь неудержимо влечет к нему.
Сбросив пропитанную потом рубашку, Вэнс опустил голову в прохладные воды ручья. Затем привязал взмыленного мустанга к дереву и уселся на траву передохнуть.
– Карен… – прошептал он в задумчивости. – Чего же она хотела от меня? Зачем пришла к загону?
Для любви женщина нужна мужчине ночью. А днем она нужна ему для того, чтобы он чувствовал себя спокойно, чтобы знал: она где-то рядом… Но женщина, которую он привез из Вашингтона, охладела к нему, она, укладываясь вечером в постель, поворачивалась к нему спиной, хотя и носила под сердцем его ребенка. Но зачем Карен приходила к загону? И так смотрела на него… О черт, его безумно к ней влекло!
Погруженный в раздумья, Вэнс не заметил, как зашевелились уши мустанга, почуявшего приближение кобылы. Пакстон насторожился, лишь услышав стук копыт. Он тотчас же вспомнил, что у него нет при себе оружия. Правда, индеец или бандит не станет так шуметь, но, может, это уловка? Двигаясь с предельной осторожностью, Вэнс укрылся в тени кедра и приготовился в случае опасности вскочить на стоявшего рядом мустанга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36