И ее следует внести в Конституцию. Конгресс не выпускал законов, ограничивающих права личности на исследование пределов собственного сознания. «Пятая свобода» необходима, — убеждал Лири студентов, — чтобы избавить Америку от участи «цивилизации-муравейника», в котором все мы — просто марионетки, играющие свои роли в общественных играх». Все мы — просто функционеры, но это же отнюдь не единственный вариант развития. Благоразумно используя психоделики, человек может открыть новое духовное измерение, которое раскроет перед ним величайшие возможности — исследовать вселенную, победить болезни и ликвидировать нищету. Короче говоря, достичь всех целей, поставленных «Новыми рубежами» Кеннеди, а вдобавок — освободиться от жадности и привычки заботиться только о своих собственных интересах.
Закрыв глаза и погрузившись в мечтательную задумчивость, Лири на пляже Чихуатанейо представлял себе мир, устроенный по образцу «Острова» Хаксли, в котором педагогическая польза психоделиков была очевидна. Но у Хаксли, к сожалению, не описывалось, как следует использовать «мокшу» в сложном разнородном обществе, которое, например, существует в Соединенных Штатах. Тим отверг идею Хаксли об обращении только к элите, лучшим и влиятельнейшим людям. А от богемы и светской жизни он уже подустал. Что сейчас ему было действительно необходимо, так это побольше людей вроде Ральфа Мецнера и Гюнтера Вайла — коллектив образованных и опытных людей, которые смогут вести психоделические сеансы и будут способны обучать этому других. Понятие «проводника», как полагал Лири, было для психоделической революции ключевым:
Медицинское образование вовсе не обеспечивает человека правом пилотировать реактивные самолеты или понимать невероятную сложность сознания. ЛСД так необычен и мощен, что чем больше вы об этом думаете, тем больше начинаете поражаться и пугаться того, что ваше сознание может ускользнуть за границы обычного разума. Новая профессия психоделических проводников необходима для наблюдения и помощи человеку в процессе таких экспериментов. Человек, обучающий других, должен обладать терпением преподавателя первого курса, сдержанностью и мудростью индийских гуру, религиозным чувством священника, восприимчивостью поэта и воображением фантаста.
Позже в «Стратегии управления экстазом» он сравнивал работу проводника психоделического опыта с работой
…контрольно-диспетчерского пункта в Ла Гуардиа. Здесь принимают запросы и отвечают пилотам самолетов. Здесь всегда готовы помочь им уточнить курс и добраться до цели… у пилотов каждый раз — свои маршруты, свои цели, но наземная служба всегда к их услугам.
Осенью, вернувшись в Гарвард, Лири сказал Макклелланду: «Мы закончили играть в научные игры». Вместо этого они начали играть в общественное движение. Центром этого движения стала организация, получившая серьезно звучащее название «Международный фонд внутренней свободы» (№ 1Р). Она должна была состоять из разветвленной системы ячеек, во главе каждой из которых должен был стоять специально обученный психоделический проводник. Ячейки будут расти, расширяться, создавать новые отделения — и так до тех пор, пока мир не превратится в мини-Остров. Штаб-квартира IFIF будет находиться в Бостоне. Здесь будут обучать проводников, обеспечивать их запасами ЛСД и в то же время действовать как учетная палата для тех исследовательских отчетов, которые будет посылать каждая ячейка. Это было важным моментом. Учитывая, что по тогдашнему закону для приоритетных экспериментальных наркотиков было необходимо благословение ФДА, IFIF должна внешне выглядеть как законная научная программа для того, чтобы официально заказывать ЛСД или псилоцибин.
Обращаясь к гарвардским студентам-гуманитариям несколько месяцев спустя по возвращении из Мексики, Лири объяснял свое решение: «Как только ваше сознание начинает выходить за рамки существующей культуры и существующего языка, перед вами встает хитрая общественная и культурная дилемма. Она состоит в следующем: попробуете ли вы лично приспособить существующие культурные игры окружающего мира к возможностям расширенного сознания, или же вы пойдете иным путем и попытаетесь создать новое общество».
В Мексике им как раз удалось добиться последнего, создав небольшую неролевую группу первопроходцев, психоделическую коммуну.
«Мне до боли грустно об этом слышать, — отреагировал Макклелланд, узнав про IFIF. — Они начинали как ученые, а превращаются в сектантов». Эндрю Вайл, писавший о программе исследования псилоцибина для «Кримсон», считал, что Лири и Альперта привлекает популярность и они приносят ей в жертву все требования и законы научного сообщества. И когда Джон Монро, один из деканов Гарварда, попросил «Кримсон» держать его в курсе всех открытий, Вайл согласился, хотя и без особого интереса. Для декана Монро, а если говорить шире, то для руководства Гарварда IFIF была еще одним доказательством того, что Лири не держит своего обещания и продолжает кормить выпускников Гарварда наркотиками.
Хотя теперь программа по изучению псилоцибина протекала за пределами академического городка, объявления, рекламирующие IFIF, висели на университетских досках объявлений. Чтобы привлечь внимание читателей к «Психоделическому журналу» IFIF, один из энтузиастов раздавал отпечатанные на ротаторе объявления:
Мескалин! Мистический опыт! Экстаз! ЛСД-25! Расширение сознания! Фантастика! Гашиш! Видения! Сущность религии! Внутреннее освобождение! Вьюнок пурпурный! Управление психикой!
В тот период дебаты вокруг наркотиков угрожали затмить в студенческих разговорах даже соревнования между Йелем и Гарвардом. Средняя уличная цена кусочков сахара с ЛСД была где-то около пяти долларов, и, судя по слухам, в Гарварде их мог продать каждый третий.
Это всерьез обеспокоило декана Монро и гарвардского главу санитарных врачей, доктора Дану Фэрнсворта, и они опубликовали в «Кримсон» статью, в которой, в частности, предупреждали, что ЛСД и псилоцибин могут «серьезно повредить вашему психическому здоровью, даже если вы вполне нормальны». Позднее декан в интервью «Медикал трибьюн» объяснял, что статья появилась, так как было необходимо противодействовать «постоянным попыткам заинтересовать студентов этими препаратами». Несколько дней спустя в «Кримсон» была опубликована ответная статья Лири и Альперта. Они, не касаясь вопросов психического здоровья, сосредоточились на обсуждении «пятой свободы». «Величайшей гражданской свободой в следующем десятилетии должна стать свобода контролировать и расширять собственное сознание, — писали они. — Кто должен контролировать кору вашего головного мозга? Кто решает, где должны лежать границы вашей осведомленности? Если вы хотите изучать собственную нервную систему и расширять сознание, кто может запретить вам это и почему?»
Со страниц «Кримсон» это информация перекочевала в «Нью-Йорк тайме» («В Гарварде обсуждают опасность наркотиков, воздействующих на сознание» — гласил один заголовок. «В Гарварде подняли тему наркотиков, вызывающих душевные заболевания» — вторил ему другой). Декан Монро сообщил «Тайме», что истоки этой проблемы следует искать в «интересе, проявленном Олдрсом Хаксли и прочими» к этим наркотикам, которые оказались очень мощными, но все-таки вредными. Однако среди знакомых Хаксли IFIF вызвала еще большую тревогу, чем в Гарварде.
Осмонд приехал в Бостон вскоре после первых публичных дебатов и выяснил, что никакие аргументы не могут переубедить Тима в том, что каждый может безопасно для здоровья принимать психоделики. Это подтверждало то, что говорил Хаксли во время последней поездки в Гарвард, когда Тим «городил такую ерунду… что я даже забеспокоился. Не за его рассудокконечно, потому что он абсолютно нормален, но за его отношение к окружающему миру, потому что говорить такое — верный способ раздразнить народ и власти. Нельзя насмехаться над традициями и дразнить ученых гусаков».
Номер журнала «Психоделическое обозрение»
Но как бы вызывающе ни вел себя Тим, и даже учитывая то, что IFIF ставила под угрозу попытки Олдоса легитимизировать психоделики, Хаксли не разлюбил «озорного ирландского парня». Он решил немного схитрить. Когда махараджа Кашмира, потрясенный «Островом», прислал восхищенное письмо, в котором, в частности, говорил о желании самому попробовать психоделики, Хаксли порекомендовал ему связаться с Тимом в Гарварде. Если Его Высочество соизволит заехать к Тиму, последнему представится возможность пообщаться с человеком, вскормленным на другой культуре, чем его собственная. Учитывая старое увлечение Тима восточной мистикой, это была сильная задумка, но, к сожалению, осуществить ее не удалось.
Майрон Столярофф был более прямолинеен, написав Лири письмо, в котором называл IFIF «безрассудством». Это может принести опасность всем, кто занимается ЛСД, предупреждал Майрон.
Медики исследуют свойства этих лекарств довольно давно. Но кроме «канадской группы» и единичных исследователей — никто на самом деле не знает, как обращаться с ними. На изучение этого требуются годы. Тим, если твои планы, как ты их мне описывал, осуществятся, я уверен, что это принесет множество неприятностей не только тебе, но и всем нам. И даже может причинить непоправимый вред исследованию психоделиков вообще.
Но как Столярофф и предполагал в конце письма, «вероятно, мало надежды на то, что ты изменишь свои планы».
В начале января 1963 года IFIF была официально зарегистрирована в штате Массачусетс. Лири стал президентом, Альперт — директором. В совет директоров вошли также Ральф Мецнер, Джордж Литвин, Гюнтер Вайл, Уолтер Хьюстон Кларк, Хастон Смит и Алан Уоттс. С февраля началась тяжелая работа — по поискам сторонников и спонсоров. Были разосланы тысячи информационных статей с резюме по исследованиям псилоциби-на: «91 % испытуемых были довольны тем, что пережили, а 66 % сообщали об изменениях в жизни к лучшему». Членство в IFIF стоило десять долларов в год. Хотя некоторые милые богатые люди и делали внушительные взносы, основная часть доходов составлялась из десяти и двадцатидолларовых членских взносов, внесенных сотней людей, которые хотели стать членами IFIF.
Аллен Хэррингтон, который написал об IFIF в «Плейбое», привлек нью-йоркских вкладчиков, среди которых было несколько дюжин «богатых людей, приверженцев психоанализа, издателей и писателей и еще ряда лиц взыскующих спасения». Он писал, что Лири и Альперт работали с людьми, как «баскетболисты-профессионалы, блестяще перекидывающиеся мячом».
Хэррингтон был очарован Тимом, который показался ему человеком, «всегда окруженным учениками» и «абсолютно ясно видящим то, во что ни один из нас не может поверить». Он играл роль наставника и делал это стильно. Его окружали ослепительные молодые девушки (часть антуража IFIF) и преданно глядели ему в глаза. Что касается Альперта, то Хэррингтон отводил ему второстепенную роль как расторопному и надежному молодому человеку, полезному помощнику для главного пророка.
Хэррингтон, позднее посетивший Иной Мир под руководством Ральфа Мецнера в Бостоне, очень верно уловил основные цели IFIF. «Мне кажется, — писал он в статье в «Плейбое», — люди из IFIF похожи на религиозных революционеров. Новые наркотики они используют и как предметы культа, и как мощное лекарство. Похоже, они собираются сделать из Соединенных Штатов образцовое общество. Это может казаться смешным, но ведь и Христос и Гитлер тоже начинали с малого. Поначалу все революционеры встречаются в барах или амбарах. Так чем от них отличается небольшая кучка людей, поселившихся в сорокаместном отеле на мексиканском берегу?»
Сняв отель на двадцать два месяца, Лири превратил «Каталину» в круглогодичный центр психоделических исследований и обучения. Заинтересованные исследователи и будущие проводники за две сотни долларов могли провести в Доме Свободы (новое название гостиницы) месяц и обучиться всем тонкостям профессии проводника и пребывания в Ином Мире. В рекламной брошюре центр описывался как место, «незапятнанное коммерцией, обитатели дружелюбны, счастливы и милы… жизнь простая и открытая, рядом с морем, под пальмами и солнцем». Участникам семинаров полагалось привозить десяток своих любимых книг для библиотеки центра.
Так как подразумевалось, что Дом Свободы будет отнимать у него в ближайшие годы большую часть времени, Лири объявил, что в июне, когда у него закончится контракт, уйдет из Гарварда. Ему приходилось временно (как надеялись все) расстаться с Альпертом, который хотел остаться в Гарварде еще хотя бы на год, пытаясь добиться продления по крайней мере одного из четырех преподавательских контрактов. Последует ли Альперт за Тимом по пути свободного философа, было еще неясно, но, по крайней мере, сейчас он еще не хотел бросать университет.
В «Первосвященнике» Тим писал о том, чего он надеялся достичь с помощью IFIF: «В 1961 году, по нашей оценке, с психоделиками познакомились 25 тысяч американцев. Учитывая спланированную структуру ячеек, к 1967 году в Америке оказался бы уже миллион людей, пользующихся ЛСД. Критической цифрой для изменений в американском обществе, как мы посчитали, должно было стать четыре миллиона. Это должно было бы случиться в 1969 году».
Таковы были скрытые цели IFIF. Старое сознание отмирает и рождается новое, с более широким восприятием.
Многим это может показаться странным для культурной среды, где символом ницшеанского сверхчеловека до сих пор был Джеймс Бонд, однако не стоит забывать, что для молодого поколения все это и было похоже на игру в суперагентов! Новости об IFIF распространялись в первую очередь среди хипстеров и студентов. Молодой писатель Кен Кизи из Стенфорда писал другому молодому писателю, Кену Бэббсу, временно вынужденно находившемуся в республике Южный Вьетнам, о фантастической организации, возникшей в Штатах, — IFIF, Международном фонде внутренней свободы.
Репортеры протоптали дорожку в Кембридж. По радио передавали интервью за интервью. Телевизионные продюсеры просили, чтобы их включили в адресный список IFIF. Как говорил Майкл Холлингсхед (вернувшийся в Нью-Йорк и занимавшийся множеством сложных задач, одной из которых было устройство павильона, посвященного расширению сознания, на Всемирной выставке 1964 года), в этом году символом Внутренней Свободы стал дзен. И это вызывало беспокойство. «Хотя дело находилось в руках опытного хитреца Тима, часто случались непредвиденные вещи, на них сваливались совершенно неожиданные «новости» об IFIF, появившиеся в прессе, либо случайные слухи, которые могли быть, а могли и не быть правдивыми, но всегда были необычными, а часто из ряда вон выходящими, нелепыми, скандальными и клеветническими».
Самые пикантные сплетни касались двух коммун — «трансцендентальных колоний», которые являлись отделениями IFIF в Ньютоне. В рекламных брошюрах IFIF эти хозяйства описывались как
…возникшие на базе идей, описанных в книге Олдоса Хаксли «Остров». Это серьезная попытка создать в этих общинах атмосферу трансцендентальных отношений с искренней самоотдачей. Воспитание детей в такой атмосфере имеет множество преимуществ, и люди рады такой возможности.
Но это была теория. В реальности же это было похоже на то, что позднее станут называть обычной коммуной хиппи. Здесь часто звучало множество различной музыки одновременно. Индийские раги, доносящиеся из одной комнаты, переплетались в коридоре с перезвоном тибетских колокольчиков и Телониусом Монком. Получавшийся в результате шум сводил соседей с ума, также как и вид голых до пояса молодых людей, занимающихся йогой во дворе. «Они все ходят, как битники, в широких штанах и вязаных свитерах, и при этом босиком! — жаловалась одна из соседок, полагавшая, что дом Лири и Альперта является обычной гостиницей. — Один молодой парень лет двадцати отрастил себе волосы ниже плеч — каждый раз, как вижу его, меня так и тошнит». И еще стоило обратить внимание на обстановку. Здесь было огромное поле для деятельности. Было что-то в психоделическом опыте, что стимулировало стремление к украшению жилищ, особенно если учесть, что раньше все стены были белыми или одноцветными. Теперь же кухня была завалена тестами Рор-шаха и заставлена стеллажами, на которых с каждым днем наблюдался все больший беспорядок. Одна из жилых комнат была заклеена фото голых девиц, вырезанными из журналов. Здесь обычно горело только одно маленькое бра. Такое вот визуальное подтверждение того, что разговоры о расширении сознания и мистическом просветлении часто приводили и к растормажива-нию сексуальных инстинктов. Единственной комнатой, сходной по атмосфере с «Островом», была комната для медитаций — небольшое тихое укромное местечко, таинственное, словно «жилище цыганки-гадалки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Закрыв глаза и погрузившись в мечтательную задумчивость, Лири на пляже Чихуатанейо представлял себе мир, устроенный по образцу «Острова» Хаксли, в котором педагогическая польза психоделиков была очевидна. Но у Хаксли, к сожалению, не описывалось, как следует использовать «мокшу» в сложном разнородном обществе, которое, например, существует в Соединенных Штатах. Тим отверг идею Хаксли об обращении только к элите, лучшим и влиятельнейшим людям. А от богемы и светской жизни он уже подустал. Что сейчас ему было действительно необходимо, так это побольше людей вроде Ральфа Мецнера и Гюнтера Вайла — коллектив образованных и опытных людей, которые смогут вести психоделические сеансы и будут способны обучать этому других. Понятие «проводника», как полагал Лири, было для психоделической революции ключевым:
Медицинское образование вовсе не обеспечивает человека правом пилотировать реактивные самолеты или понимать невероятную сложность сознания. ЛСД так необычен и мощен, что чем больше вы об этом думаете, тем больше начинаете поражаться и пугаться того, что ваше сознание может ускользнуть за границы обычного разума. Новая профессия психоделических проводников необходима для наблюдения и помощи человеку в процессе таких экспериментов. Человек, обучающий других, должен обладать терпением преподавателя первого курса, сдержанностью и мудростью индийских гуру, религиозным чувством священника, восприимчивостью поэта и воображением фантаста.
Позже в «Стратегии управления экстазом» он сравнивал работу проводника психоделического опыта с работой
…контрольно-диспетчерского пункта в Ла Гуардиа. Здесь принимают запросы и отвечают пилотам самолетов. Здесь всегда готовы помочь им уточнить курс и добраться до цели… у пилотов каждый раз — свои маршруты, свои цели, но наземная служба всегда к их услугам.
Осенью, вернувшись в Гарвард, Лири сказал Макклелланду: «Мы закончили играть в научные игры». Вместо этого они начали играть в общественное движение. Центром этого движения стала организация, получившая серьезно звучащее название «Международный фонд внутренней свободы» (№ 1Р). Она должна была состоять из разветвленной системы ячеек, во главе каждой из которых должен был стоять специально обученный психоделический проводник. Ячейки будут расти, расширяться, создавать новые отделения — и так до тех пор, пока мир не превратится в мини-Остров. Штаб-квартира IFIF будет находиться в Бостоне. Здесь будут обучать проводников, обеспечивать их запасами ЛСД и в то же время действовать как учетная палата для тех исследовательских отчетов, которые будет посылать каждая ячейка. Это было важным моментом. Учитывая, что по тогдашнему закону для приоритетных экспериментальных наркотиков было необходимо благословение ФДА, IFIF должна внешне выглядеть как законная научная программа для того, чтобы официально заказывать ЛСД или псилоцибин.
Обращаясь к гарвардским студентам-гуманитариям несколько месяцев спустя по возвращении из Мексики, Лири объяснял свое решение: «Как только ваше сознание начинает выходить за рамки существующей культуры и существующего языка, перед вами встает хитрая общественная и культурная дилемма. Она состоит в следующем: попробуете ли вы лично приспособить существующие культурные игры окружающего мира к возможностям расширенного сознания, или же вы пойдете иным путем и попытаетесь создать новое общество».
В Мексике им как раз удалось добиться последнего, создав небольшую неролевую группу первопроходцев, психоделическую коммуну.
«Мне до боли грустно об этом слышать, — отреагировал Макклелланд, узнав про IFIF. — Они начинали как ученые, а превращаются в сектантов». Эндрю Вайл, писавший о программе исследования псилоцибина для «Кримсон», считал, что Лири и Альперта привлекает популярность и они приносят ей в жертву все требования и законы научного сообщества. И когда Джон Монро, один из деканов Гарварда, попросил «Кримсон» держать его в курсе всех открытий, Вайл согласился, хотя и без особого интереса. Для декана Монро, а если говорить шире, то для руководства Гарварда IFIF была еще одним доказательством того, что Лири не держит своего обещания и продолжает кормить выпускников Гарварда наркотиками.
Хотя теперь программа по изучению псилоцибина протекала за пределами академического городка, объявления, рекламирующие IFIF, висели на университетских досках объявлений. Чтобы привлечь внимание читателей к «Психоделическому журналу» IFIF, один из энтузиастов раздавал отпечатанные на ротаторе объявления:
Мескалин! Мистический опыт! Экстаз! ЛСД-25! Расширение сознания! Фантастика! Гашиш! Видения! Сущность религии! Внутреннее освобождение! Вьюнок пурпурный! Управление психикой!
В тот период дебаты вокруг наркотиков угрожали затмить в студенческих разговорах даже соревнования между Йелем и Гарвардом. Средняя уличная цена кусочков сахара с ЛСД была где-то около пяти долларов, и, судя по слухам, в Гарварде их мог продать каждый третий.
Это всерьез обеспокоило декана Монро и гарвардского главу санитарных врачей, доктора Дану Фэрнсворта, и они опубликовали в «Кримсон» статью, в которой, в частности, предупреждали, что ЛСД и псилоцибин могут «серьезно повредить вашему психическому здоровью, даже если вы вполне нормальны». Позднее декан в интервью «Медикал трибьюн» объяснял, что статья появилась, так как было необходимо противодействовать «постоянным попыткам заинтересовать студентов этими препаратами». Несколько дней спустя в «Кримсон» была опубликована ответная статья Лири и Альперта. Они, не касаясь вопросов психического здоровья, сосредоточились на обсуждении «пятой свободы». «Величайшей гражданской свободой в следующем десятилетии должна стать свобода контролировать и расширять собственное сознание, — писали они. — Кто должен контролировать кору вашего головного мозга? Кто решает, где должны лежать границы вашей осведомленности? Если вы хотите изучать собственную нервную систему и расширять сознание, кто может запретить вам это и почему?»
Со страниц «Кримсон» это информация перекочевала в «Нью-Йорк тайме» («В Гарварде обсуждают опасность наркотиков, воздействующих на сознание» — гласил один заголовок. «В Гарварде подняли тему наркотиков, вызывающих душевные заболевания» — вторил ему другой). Декан Монро сообщил «Тайме», что истоки этой проблемы следует искать в «интересе, проявленном Олдрсом Хаксли и прочими» к этим наркотикам, которые оказались очень мощными, но все-таки вредными. Однако среди знакомых Хаксли IFIF вызвала еще большую тревогу, чем в Гарварде.
Осмонд приехал в Бостон вскоре после первых публичных дебатов и выяснил, что никакие аргументы не могут переубедить Тима в том, что каждый может безопасно для здоровья принимать психоделики. Это подтверждало то, что говорил Хаксли во время последней поездки в Гарвард, когда Тим «городил такую ерунду… что я даже забеспокоился. Не за его рассудокконечно, потому что он абсолютно нормален, но за его отношение к окружающему миру, потому что говорить такое — верный способ раздразнить народ и власти. Нельзя насмехаться над традициями и дразнить ученых гусаков».
Номер журнала «Психоделическое обозрение»
Но как бы вызывающе ни вел себя Тим, и даже учитывая то, что IFIF ставила под угрозу попытки Олдоса легитимизировать психоделики, Хаксли не разлюбил «озорного ирландского парня». Он решил немного схитрить. Когда махараджа Кашмира, потрясенный «Островом», прислал восхищенное письмо, в котором, в частности, говорил о желании самому попробовать психоделики, Хаксли порекомендовал ему связаться с Тимом в Гарварде. Если Его Высочество соизволит заехать к Тиму, последнему представится возможность пообщаться с человеком, вскормленным на другой культуре, чем его собственная. Учитывая старое увлечение Тима восточной мистикой, это была сильная задумка, но, к сожалению, осуществить ее не удалось.
Майрон Столярофф был более прямолинеен, написав Лири письмо, в котором называл IFIF «безрассудством». Это может принести опасность всем, кто занимается ЛСД, предупреждал Майрон.
Медики исследуют свойства этих лекарств довольно давно. Но кроме «канадской группы» и единичных исследователей — никто на самом деле не знает, как обращаться с ними. На изучение этого требуются годы. Тим, если твои планы, как ты их мне описывал, осуществятся, я уверен, что это принесет множество неприятностей не только тебе, но и всем нам. И даже может причинить непоправимый вред исследованию психоделиков вообще.
Но как Столярофф и предполагал в конце письма, «вероятно, мало надежды на то, что ты изменишь свои планы».
В начале января 1963 года IFIF была официально зарегистрирована в штате Массачусетс. Лири стал президентом, Альперт — директором. В совет директоров вошли также Ральф Мецнер, Джордж Литвин, Гюнтер Вайл, Уолтер Хьюстон Кларк, Хастон Смит и Алан Уоттс. С февраля началась тяжелая работа — по поискам сторонников и спонсоров. Были разосланы тысячи информационных статей с резюме по исследованиям псилоциби-на: «91 % испытуемых были довольны тем, что пережили, а 66 % сообщали об изменениях в жизни к лучшему». Членство в IFIF стоило десять долларов в год. Хотя некоторые милые богатые люди и делали внушительные взносы, основная часть доходов составлялась из десяти и двадцатидолларовых членских взносов, внесенных сотней людей, которые хотели стать членами IFIF.
Аллен Хэррингтон, который написал об IFIF в «Плейбое», привлек нью-йоркских вкладчиков, среди которых было несколько дюжин «богатых людей, приверженцев психоанализа, издателей и писателей и еще ряда лиц взыскующих спасения». Он писал, что Лири и Альперт работали с людьми, как «баскетболисты-профессионалы, блестяще перекидывающиеся мячом».
Хэррингтон был очарован Тимом, который показался ему человеком, «всегда окруженным учениками» и «абсолютно ясно видящим то, во что ни один из нас не может поверить». Он играл роль наставника и делал это стильно. Его окружали ослепительные молодые девушки (часть антуража IFIF) и преданно глядели ему в глаза. Что касается Альперта, то Хэррингтон отводил ему второстепенную роль как расторопному и надежному молодому человеку, полезному помощнику для главного пророка.
Хэррингтон, позднее посетивший Иной Мир под руководством Ральфа Мецнера в Бостоне, очень верно уловил основные цели IFIF. «Мне кажется, — писал он в статье в «Плейбое», — люди из IFIF похожи на религиозных революционеров. Новые наркотики они используют и как предметы культа, и как мощное лекарство. Похоже, они собираются сделать из Соединенных Штатов образцовое общество. Это может казаться смешным, но ведь и Христос и Гитлер тоже начинали с малого. Поначалу все революционеры встречаются в барах или амбарах. Так чем от них отличается небольшая кучка людей, поселившихся в сорокаместном отеле на мексиканском берегу?»
Сняв отель на двадцать два месяца, Лири превратил «Каталину» в круглогодичный центр психоделических исследований и обучения. Заинтересованные исследователи и будущие проводники за две сотни долларов могли провести в Доме Свободы (новое название гостиницы) месяц и обучиться всем тонкостям профессии проводника и пребывания в Ином Мире. В рекламной брошюре центр описывался как место, «незапятнанное коммерцией, обитатели дружелюбны, счастливы и милы… жизнь простая и открытая, рядом с морем, под пальмами и солнцем». Участникам семинаров полагалось привозить десяток своих любимых книг для библиотеки центра.
Так как подразумевалось, что Дом Свободы будет отнимать у него в ближайшие годы большую часть времени, Лири объявил, что в июне, когда у него закончится контракт, уйдет из Гарварда. Ему приходилось временно (как надеялись все) расстаться с Альпертом, который хотел остаться в Гарварде еще хотя бы на год, пытаясь добиться продления по крайней мере одного из четырех преподавательских контрактов. Последует ли Альперт за Тимом по пути свободного философа, было еще неясно, но, по крайней мере, сейчас он еще не хотел бросать университет.
В «Первосвященнике» Тим писал о том, чего он надеялся достичь с помощью IFIF: «В 1961 году, по нашей оценке, с психоделиками познакомились 25 тысяч американцев. Учитывая спланированную структуру ячеек, к 1967 году в Америке оказался бы уже миллион людей, пользующихся ЛСД. Критической цифрой для изменений в американском обществе, как мы посчитали, должно было стать четыре миллиона. Это должно было бы случиться в 1969 году».
Таковы были скрытые цели IFIF. Старое сознание отмирает и рождается новое, с более широким восприятием.
Многим это может показаться странным для культурной среды, где символом ницшеанского сверхчеловека до сих пор был Джеймс Бонд, однако не стоит забывать, что для молодого поколения все это и было похоже на игру в суперагентов! Новости об IFIF распространялись в первую очередь среди хипстеров и студентов. Молодой писатель Кен Кизи из Стенфорда писал другому молодому писателю, Кену Бэббсу, временно вынужденно находившемуся в республике Южный Вьетнам, о фантастической организации, возникшей в Штатах, — IFIF, Международном фонде внутренней свободы.
Репортеры протоптали дорожку в Кембридж. По радио передавали интервью за интервью. Телевизионные продюсеры просили, чтобы их включили в адресный список IFIF. Как говорил Майкл Холлингсхед (вернувшийся в Нью-Йорк и занимавшийся множеством сложных задач, одной из которых было устройство павильона, посвященного расширению сознания, на Всемирной выставке 1964 года), в этом году символом Внутренней Свободы стал дзен. И это вызывало беспокойство. «Хотя дело находилось в руках опытного хитреца Тима, часто случались непредвиденные вещи, на них сваливались совершенно неожиданные «новости» об IFIF, появившиеся в прессе, либо случайные слухи, которые могли быть, а могли и не быть правдивыми, но всегда были необычными, а часто из ряда вон выходящими, нелепыми, скандальными и клеветническими».
Самые пикантные сплетни касались двух коммун — «трансцендентальных колоний», которые являлись отделениями IFIF в Ньютоне. В рекламных брошюрах IFIF эти хозяйства описывались как
…возникшие на базе идей, описанных в книге Олдоса Хаксли «Остров». Это серьезная попытка создать в этих общинах атмосферу трансцендентальных отношений с искренней самоотдачей. Воспитание детей в такой атмосфере имеет множество преимуществ, и люди рады такой возможности.
Но это была теория. В реальности же это было похоже на то, что позднее станут называть обычной коммуной хиппи. Здесь часто звучало множество различной музыки одновременно. Индийские раги, доносящиеся из одной комнаты, переплетались в коридоре с перезвоном тибетских колокольчиков и Телониусом Монком. Получавшийся в результате шум сводил соседей с ума, также как и вид голых до пояса молодых людей, занимающихся йогой во дворе. «Они все ходят, как битники, в широких штанах и вязаных свитерах, и при этом босиком! — жаловалась одна из соседок, полагавшая, что дом Лири и Альперта является обычной гостиницей. — Один молодой парень лет двадцати отрастил себе волосы ниже плеч — каждый раз, как вижу его, меня так и тошнит». И еще стоило обратить внимание на обстановку. Здесь было огромное поле для деятельности. Было что-то в психоделическом опыте, что стимулировало стремление к украшению жилищ, особенно если учесть, что раньше все стены были белыми или одноцветными. Теперь же кухня была завалена тестами Рор-шаха и заставлена стеллажами, на которых с каждым днем наблюдался все больший беспорядок. Одна из жилых комнат была заклеена фото голых девиц, вырезанными из журналов. Здесь обычно горело только одно маленькое бра. Такое вот визуальное подтверждение того, что разговоры о расширении сознания и мистическом просветлении часто приводили и к растормажива-нию сексуальных инстинктов. Единственной комнатой, сходной по атмосфере с «Островом», была комната для медитаций — небольшое тихое укромное местечко, таинственное, словно «жилище цыганки-гадалки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61