А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Длительный прием ЛСД приводит к психопатии. Развивается зависимость».
Гринкер не приводил никаких фактов в подтверждение своих серьезных обвинений. Не приводил, потому что, собственно говоря, таких фактов не существовало, — исследования Сиднея Коэна в 1960 году о негативных последствиях, подтверждающие практически полную безопасность ЛСД, до сих пор никто еще не опроверг. Гринкер основывался на личном профессиональном предубеждении против наркотиков. Искренне веря, что средний гражданин — это просто сплетение неврозов и зарождающихся психозов, Гринкер полагал, что открытие ящика Пандоры подсознательного может иметь различные, но в любом случае, трагические последствия. Знают они об этом или нет, но все, кто принимает ЛСД, претерпевают негативные изменения в структуре личности. Так получалось по Гринкеру. Для консервативных психиатров, к числу которых принадлежал и Гринкер, расширение сознания вело к высвобождению подсознательного — и это было уже слишком!
На самом деле многих критических нападок можно было избежать, если просто сменить угол зрения. Например, ученые, занимающиеся психомиметиками, наблюдая, как эго расщепляется под воздействием ЛСД, кратко упоминают об «обезличивании», в то время как столкнувшиеся с тем же эффектом Лири или Майрон Столярофф называют это «мистическим объединением» и «интегративным опытом». Наблюдая за сменой ярких внутренних образов, первые изберут слово «галлюцинации», тогда как вторые будут говорить о «видениях и символическом взаимодействии». Последующий накал эмоций можно обозначить психиатрическим термином «эйфория» или заменить его новым психоделическим аналогом «мистический экстаз». Когда далекий от дискуссий по ЛСД психолог Абрахам Маслоу опубликовал первую работу о целебном эффекте пиковых переживаний, психоделические тераписты, например Хоффер, быстро заимствовали этот термин и риторические споры вошли в новый виток.
Фактически все это просто напоминало разборки — кто должен контролировать дела, связанные с Иным Миром. Достаточно ли ответственны и компетентны обыкновенные психологи (не говоря уже о теологах, людях творчества или инженерах, как Майрон Столярофф), чтобы исследовать пределы сознания, даже если это сознание — их собственное? Кто должен обладать правами на научные исследования в Ином Мире? Согласно одному из авторов «Журнала американской медицинской ассоциации», все, что связано с изменениями «ментального и эмоционального баланса» личности, должно проходить под строгим медицинским надзором. Другими словами, ЛСД и его химические собратья являются частью психиатрического, но не психологического арсенала.
Первой летом 1962 года всплыла тема «безответственности». ЛСД «помогает в психотерапии» рефреном повторялось в статьях, но, к несчастью, он привлекает «психически неуравновешенных врачей», которые проводят неслыханные эксперименты на других. И эти разговоры о «психически неуравновешенных врачах» были по сути основной причиной, почему ЛСД был изгнан из лабораторий. В июле 1962 года Сидней Коэн и Кейт Дитман написали статью в «Журнал американской медицинской ассоциации», привлекая внимания к феномену ЛСД-вечеринок — явления, о котором калифорнийское Управление по наркотикам, куда обратились журналисты лос-анджелесской «Тайме», ничего не подозревало. Хотя ЛСД-вечеринки начались в Лос-Анджелесе еще с середины пятидесятых, но с тех пор состав участников изменился. ЛСД стало пробовать множество молодых людей. Не только студенты, но и битники, и прочие изгои общества. Согласно Коэну, битники были именно теми людьми, от которых ЛСД следовало любой ценой держать подальше.
Если же этого не удастся, пророчества Гринкера рискуют самореализоваться.
С другой стороны, медицинское сообщество беспокоило растущее злоупотребление ЛСД — Коэн также упоминал о росте негативных реакций. Он обнаружил еще девять неприятных случаев — от психолога, трижды принявшего ЛСД и несколько недель потом обдумывавшего странные планы, одним из которых был захват всех запасов ЛСД, хранящихся у «Сандоз», и до секретарши одного доктора, которая принимала ЛСД примерно двести-триста раз — она не была уверена насчет точной цифры. В чем она была уверена, так это в том, что теперь каждый раз, глядясь в зеркало, она видела отражение черепа.
Хотя пока что негативные реакции наблюдались крайне редко, Коэн предупреждал, что с ростом числа терапевтов, занимающихся ЛСД, их количество также может возрасти. «Неумелое» использование ЛСД, писал он, может стать рискованным для здоровья, и рекомендовал «ограничить исследователей пределами институтов и больниц, где в случае негативных последствий можно будет сразу помочь ему». Собственно, Коэн хотел закрытия программ, подобных той, которую осуществил Лири.
После того как летом 1962 года Конгресс принял закон, дающий ФДА право контролировать все новые исследуемые наркотики, дебаты о том, кто ответственный терапевт, а кто безответственный шарлатан, стали чисто теоретическими. Закон, спровоцировавший события июня 1963 года, в действительности изначально был нацелен на злоупотребление амфетаминами Но в результате получилось, что все ученые, занимавшиеся экспериментальными наркотиками, должны согласовать свои исследования с Вашингтоном. Больше нельзя было послать заказ в «Сандоз» и получить порцию ЛСД или псилоцибина.
Поначалу было неясно, как отразятся новые правила на исследовании ЛСД. Однако осенью 1962 года на пороге у Дженигера появился одетый с иголочки представитель местного отделения ФДА. Он вежливо попросил отчет о работе Дженигера над ЛСД. А затем потребовал сдать остатки препарата. Дженигер был сначала ошеломлен, потом — взбешен. Засев за телефон, он выяснил, что он не одинок, — подобные гости приходили ко многим.
Людей пытались остановить и отстранить от исследований.
Но огласка была уже слишком велика. Литература по психоделикам, раньше ограниченная Хаксли и, возможно, научным трудом Уоссона «Грибы, Россия и история сомы», а теперь пополнившаяся такими книгами, как «Исследуя внутреннее пространство» Адели Дэвис, «Я и моя личность» Тельмы Мосс и «Космология радости» Алана Уоттса, — стремительно входила в моду.
Кислотная вечеринка
Все три книги содержали рассказы о происходящем в Ином Мире, но на этом их сходство заканчивалось. Адель Дэвис, принимавшая ЛСД в рамках творческих исследований Оскара Дже-нигера, путешествовала в волшебную страну, освещенную божественным светом. «Самое важное в наркотическом опыте, — писала она, — это возникновение твердой веры и других твердых убеждений, многие из которых по сути религиозные. И эти убеждения настолько серьезны, что их уже ничто ни на йоту не сдвинет». ЛСД привел к «новой вере в Бога, вере такой силы и радости, что я навечно останусь благодарна лаборатории «Сандоз Фармацевтикалс». Тельма Мосс, напротив, исследовала подсознательное Фрейда. «Я проникла далеко в глубины сознания. И обнаружила, что наряду с тем, что сознательно я всегда была любящей матерью и респектабельной женщиной, бессознательно я была также убийцей, извращенкой, каннибалкой, садисткой и мазохисткой». Третьим в этом ряду было написанное легким стилем эссе Уоттса. В предисловии Лири и Альперт писали, что в книге «блестяще излагаются вопросы современного мистицизма», по крайней мере из тех, что доступны на сегодняшний день. «Уоттс пошел по следам мистера Хаксли и прошел даже дальше».
Уоттс, как поэт, описывал путешествие в Иной Мир поэтически. Будет полезно процитировать отрывок из его эссе:
Обратно, сквозь лабиринт туннелей, сквозь шаги, сделанные, чтобы достигнуть положения в обществе, и стратегий, типичных для взрослой жизни, сквозь бесконечные разделы памяти, ко-торые мы вспоминаем лишь в снах… все улицы, ветреные проходы между ножками столов и стульев, где человек ползал еще в детстве, кровавый выход из лона, фонтанирующий выплеск из канала пениса, безвременные странствия по рыхлым тканям… И обратно, назад по туннелям, до того момента, пока не выясняется, что коридоры, по которым он странствует, — это он сам и есть… Беспрестанно назад, сквозь бесконечно закрученные коридоры, к необъятному космическому пространству, окружающему первичное ядро мира, центру центров, до которого во внутреннем мире человека добираться так же далеко, как во внешнем мире — от нашей галактики до туманностей…
«Космологию радости» поклонники Уоттса восприняли восторженно. Но самой популярной книгой психоделического движения была все-таки не она. Эта честь принадлежала «Острову» — утопии Хаксли, в которой он описывал, на что может быть похоже общество, использующее для просветления психоделики. «Остров» привлек внимание одного социотехника, который решил воплотить эту идею в жизнь. Он приступил к этому в довольно экзотичном месте — в мексиканском городке Чихуатанейо.
Глава 15. ПЯТАЯ ГРАЖДАНСКАЯ СВОБОДА
Вероятно, если обратиться к воспоминаниям, кульминационным пунктом психоделического движения были те несколько недель летом 1962 года, когда тридцать пять добровольцев (включая девятерых детей) поселились в отеле «Каталина» для того, чтобы предпринять коллективный штурм Иного Мира. Лири собрал разнородную компанию, состоящую из психологов, творческих людей, представителей элиты (Томми и Пегги Хичкок), а также своих аспирантов, их жен и друзей.
Они собрались здесь, чтобы проникнуть за границы сознания настолько далеко, насколько это возможно. Хотя это вовсе не означало, что они не собираются вкушать прелести мексиканской сладкой жизни. Тим значительную часть времени проводил загорая на пляже и заказывая выпивку из бара, которая поступала по фуникулеру вниз.
Отель «Каталина» располагался в двух милях от Чихуатанейо, к нему вела гравийная дорога. Отель был построен на склоне горы и коттеджи отдыхающих располагались на нескольких уровнях. На западе лениво плескался Тихий океан и тянулись мили девственного пляжа. Со всех остальных сторон отель окружал густой лес. «Мы постоянно плавали, — вспоминает Гюнтер Вайл, приехавший туда с женой и маленькой дочкой. — А если срезали банановое дерево, то оно через сутки вновь вырастало из земли на целый дюйм».
Ежедневно исследовать Иной Мир отправлялась примерно треть группы, другая треть наблюдала за ними и находилась с ними рядом, а оставшиеся отходили от сеансов и писали отчеты о том, что пережили во время путешествий. Сессия проходила под номинальным контролем Альперта и Мецнера. Лири был «духовным отцом-патриархом» — он первый раз выступал в такой роли. На самом деле Лири интересно было попробовать создать неролевое (новое популярное словечко, придуманное ими в Гарварде) общество, включающее группу людей, которые сумеют совладать с эго и попробовать жить без «ролей и масок, под которыми мы обычно вынуждены проявлять себя в обществе».
Сможет ли он, собрав тридцать пять столь непохожих характеров, создать истинное духовное братство?
Конечно, месяца слишком мало, чтобы дать точный ответ. Однако это было только начало, и, за несколькими исключениями (одним из них был Майрон Столярофф), все шло хорошо. Столярофф, познакомившийся с Лири весной 1962 года, был им очарован. И когда Лири пригласил его поучаствовать в том, что они задумали в Чихуатанейо, он мгновенно согласился. И теперь жалел об этом. В неролевом обществе Лири он ощущал себя чужим: мужчины держались с ним отстраненно, женщины мрачно. Возможно, этому поспособствовало то, что Столярофф всегда был готов защищать свой Фонд от обвинений в «торговле просветлением»: «Пятьсот баксов за раз?! Позор!» Но когда он пытался объяснить сложность финансирования исследований, которые не пользуются поддержкой медицинской бюрократии, это всегда встречало непонимание и равнодушие или даже враждебность. Это постоянное противопоставление «мы-против-них» ставило его в тупик, что еще больше усиливалось тем фактом, что последователи Лири не уставали говорить о любви и открытости, которую порождает ЛСД. Его сбивали с толку также «определения, концепции и манера описания экспериментов. Большей части терминов я просто не понимал, хотя я вовсе не новичок в работе с ЛСД».
После длительных и тяжелых попыток выстроить психологическую модель ЛСД Столярофф был просто не подготовлен к тому, чтобы понять увлеченность Лири религиозной терминологией. Бардо то, бардо это, в скором времени все мы станем буддами…
Слово бардо было взято в одной из любимых книг Хаксли — «Бардо тодоль», «Тибетской книги мертвых». Оно описывало состояния души, покидающей мертвое тело. Как-то, проводя сеанс для Мецнера, Лири открыл «Книгу мертвых» и прочел несколько страниц Мецнер Же, продравшись сквозь лабиринт странных тибетских понятий, внезапно ощутил, как его разум проходит сквозь разные слои сознания — именно так, как об этом писали тибетские ламы. Все были ошеломлены. Неужели перед ними древний справочник-путеводитель по психоделическим состояниям? Как позже заметил Альперт, в «Тибетской книге мертвых» содержались самые ясные описания всех состояний, которые «все мы испытали, но описать не могли. Мы говорили, что это невыразимо, неописуемо, и тем не менее все это нашлось в древнейшей книге, написанной две с половиной тысячи лет назад».
«История психоделического движения» — книжка-раскраска
Тим стал постоянно использовать «Книгу мертвых» (точно так Хаббард использовал для опытов христианские иконы и тексты). «О благородно-рожденный, ты покидаешь себя, — нараспев говорил ведущий во время сеанса. — Хотя ты еще цепляешься за свое сознание, оно уже неподвластно тебе. Помни, когда твое тело и сознание разделятся, ты сможешь испытать момент чистой истины. Не бойся и не печалься. То, что ты увидишь, — свет твоей истинной сути. Пойми это».
Тем не менее, как ни странно это звучало для Столяроффа, методика работала. Тим даже решил слегка осовременить это и переиздать «Книгу мертвых» под другим названием, как первое руководство по путешествиям в Иной Мир.
Но Майрон был не единственным, кто противостоял Лири. Альперта последнее время мучил неопределенный страх, чувство надвигающейся беды. Он не мог сказать, касается это предчувствие его одного или всей группы. Как-то ночью, приняв большую дозу ЛСД, он отправился на берег. Всю ночь до утра он бродил по полосе прибоя, на него накатывали гигантские океанские волны. Иногда он мельком задумывался, выживет он или умрет, но это его абсолютно не тревожило.
Последние несколько месяцев для Альперта были тяжелыми, их можно было воспринять как насмешку судьбы: его головокружительная карьера затормозилась именно тогда, когда он наконец занялся новыми незаурядными вещами («Это было интереснее всего, над чем я когда-либо работал, — говорил он потом в интервью, — и именно в этот момент люди начали чинить препятствия нашему делу».) Тяжелым это казалось Альперту потому, что люди, чинившие препятствия, были его друзьями, а ему, напротив, хотелось бы добиться их доброго мнения и расположения. Хотя Альперт довольно логично объяснял критику коллег простой научной завистью, по поводу Макклелланда он этого сказать не мог. С того момента как Альперт встал на защиту Тима, всем стало ясно, что он нашел нового учителя. А старому он сказал: «Я бы с радостью помогал ему [Тиму] просто потому, что он великий человек. И я готов помогать ему во всем — доставать деньги, готовить еду, убирать дом или воспитывать детей».
Но был ли он готов бросить Гарвард ради Тима? Решив, что напряжение на факультете общественных отношений стало слишком велико, Лири собирался в 1963 году, когда истечет срок его преподавательского контракта, уйти из Гарварда. Будущее психоделических исследований лежало вне научных кругов. В общем, перед Альпертом возникла дилемма — бросить науку и последовать за человеком, которого он считал мудрейшим в мире, или же предпочесть безопасную профессиональную жизнь.
Это все по вине ЛСД, думал Альперт. Наркотик оказался гораздо мощнее, чем они предполагали. «Наверное, мы достигли границ дозволенного, — сказал он Лири, после того как Мецнер с другим парнем обнаружили его среди прибоя и привели обратно в гостиницу. — Думаю нам лучше слегка заморозить исследования, потому что иначе тем или иным образом нам придется вступить в борьбу с существующим строем».
Лири невозмутимо предложил ему полотенце и чашку горячего чая.
Он не собирался замораживать исследования. Он собирался делать как раз обратное. Месяцами он обдумывал концепцию внутренней свободы. В речи перед гарвардскими студентами-гуманитариями он предложил идею, что каждый волен делать со своим сознанием все, что захочет, — это и есть «пятая гражданская свобода».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61