Также бросалось в глаза, что время от времени сынок, словно пружинный завод кончался, так и клонился если не прилечь, то привалиться к дверному косяку для отдохновенья. Понятно было, что без расписки с обязательством молчания его и не отпустили бы из лагеря, вследствие чего, пока гостил на дому, Вадим ни разу на судьбу свою не пожаловался, да и вообще десятка словечек толком не обронил, причем с заиканием и в сущности ни о чем... вернее сразу умолкал по произнесении начальных слогов, восполняемых затем движеньем лица, подсобным жестом, достаточно выразительным, впрочем, на фоне зияющей паузы. Будучи неразговорчивей евангельского Лазаря, тоже отпущенного из могилы, Вадим, кроме того, успевший попривыкнуть к вечной темноте, болезненно жмурился на свету, заслоняясь ладонью чуть ли не от горящей спички. Тут уж и Дуня, следуя примеру старших, решилась приоткрыть свою тайну, – будто бы при аресте брата, когда откачнулся от пощечины, явственно различила косой, от уха до уха вниз, шрам на шее, судя по крупным черным стежкам, наспех заметанный смолевой дратвой, – подробность, пожалуй, самая из всех маловероятная, так как, отправляя парня в ответственную командировку, шутники даже из фирменных соображений поднатужились бы тщательней справить ему посмертный туалет.
Вообще трехдневные, вплотную, наблюдения, не столько за марионеткой, как за вдетыми в нее руками управителя, позволили студенту Шамину внести ценные уточнения в церковную характеристику Шатаницкого, где приписываемая ему и вряд ли мыслимая при высшем-то разуме, низменная злоба уступила место несколько высокомерной иронии над лживой и дрянной людской породой, разлучившей его с родиной превечного света, а также все возрастающему, преимущественно пассивному презрению к нам именно за то, что, созданные для абсолютного блаженства, мы сами летальными порциями причиняем себе боль. Никанор указал, впрочем, что сказанное отнюдь не является реабилитацией дьявола, но лишь ключевой поправкой к его классическому портрету... В данной связи и обнажился в памяти откровеннейший фортель корифея, трудно объяснимый неряшливостью. Телефона в домике со ставнями не имелось, и так как в подобном деле без факирства не обойтись, то никого из Лоскутовых и не поразило ни внезапное появление аппарата, ни медицинского типа, незримой рукой подставленная под Шатаницкого табуретка, мигом исчезнувшие по миновании надобности. Но к тому времени адский благодетель слишком уж расшалился и, например, связавшись с коммутатором подразумеваемого учрежденья, вместо отдела кадров назвал отдел кадавров , что далеко не одно и то же, а в некотором отношении даже наоборот. Качество юмора в представленном здесь образце наглядно выражает аристократическое безразличие постановщика к заурядной на фоне века лоскутовской драме, хотя в целом ему и нельзя отказать в известном блеске сыгранной пантомимы, полной режиссерских находок и исполнительских удач. В особенности художественно получилась самая ее концовка, когда конвойные, прихватив с обеих сторон, вприпрыжку потащили вон из обители босую, обмякшую добычу, так что ноги ее порою волочились прямо по земле. Провожатые, мой рассказчик в том числе, воочию наблюдали с крыльца, как удалявшаяся орава фальшаков дружно подскакивала на выбоинах поизносившейся булыжной мостовой, сминаясь и вроде переплетаясь слегка. По словам Никанора Васильевича, тогда же на поверхность памяти всплыли кое-какие дополнительные, потому лишь не сообщаемые доказательства Вадимовой мертвости, что у самого кости ноют от жути при одном о них воспоминании. Так что огласивших их во всеуслышанье, и глухой различил бы повсеместное, даже у номенклатурных мыслителей, шевеление волос – у кого сохранились, разумеется. Мне почудилось, что шутливой метафорой силится он восстановить в глазах прилежного слушателя свой ореол, несколько потускневший было от таких признаний.
Но еще страшнее, пожалуй, было общее у Лоскутовых грешное и темное чувство облегченья, наступившее сразу после Вадимова увоза. Задолго до разгадки, без какого-либо сговора, все нетерпеливей становилось к концу бессознательное, к счастью, ожидание любого ветерка, способного поразвеять установившуюся в домике со ставнями нестерпимую, не только нравственную духоту и сомнительную, на целых трое суток затянувшуюся радость.
Чтобы не мучиться попреками совести, ввиду очевидной невероятности происшествия, в особенности разумным представлялось истолковать его еще не описанной в науке и, видимо, наследственной у них в роду склонностью к коллективным сновидениям, в данном случае распространившейся и на проживающих по соседству Шаминых. Первое время, пока не слегла, забросившая хозяйство Прасковья Андреевна только и делала, что как помешанная бродила с крестом да веником по домашним закоулкам в поисках затаившегося где-то тут, под буфетиком, корифея всех наук, что плачевно отражалось на всем житейском укладе в домике со ставнями. К зиме обувь приносили в починку чуть не вдвое, однако вместо того, чтобы перед сном на часок-другой присесть к верстачку, как прежде, сапожник проводил время возле жены, переставшей подыматься с постели. Без видимого недуга, подпухшая чуток и уставясь в оклеенный меловой бумагой, закоптившийся от жизни потолок, безотрывно глядела на пробегавшие над нею облака раздумий. Напрасно пытался о.Матвей увещевать ее наиболее действенным доводом веры, что злоключение с Вадимушкой, как и прочие житейские нагроможденья вкруг нас, есть не более как жалкая греза ночная с последующим пробужденьем средь роскошного вечного утра.
– И ты не горюй попусту, Парашенька, не убивайся по том, чего на деле-то, может, и не было. Кого хошь на свете, самое Академию наук спроси, и она тебе скажет, что и быть не могло. А ты выйди из себя наружу, оглянися... В мире хорошо-то как! – и с намеком на непременное впереди свиданьице с милым оглаживал старухину руку, пока дремота не смыкала очи обоим.
Потешные переживанья четы лишенцев помимо целей чисто увеселительных приводятся здесь в напоминание различным ударникам современности о доселе неискорененных кое-где пережитках прошлого. Тем отраднее, что досадный, так и не получивший научного объяснения случай с Вадимом Лоскутовым не причинил сколько-нибудь серьезного душевного увечья молодому поколению. Всего месяц спустя, за вечерним чайком, студент Никанор уже смог дать батюшке вполне дельное, с чертежиком, истолкование случившегося математическими средствами, а именно сферической кривизной многомерного пространства, где возможно чертовщинка и похуже. Его поколебленное мировоззрение воротилось к своему обладателю после испытания даже в окрепшем виде, что в свою очередь благодетельно ускорило и выход Дуни из ее безумных сумерек на свет дневной.
В особенности стойко показал себя отрок Егор, в придачу к прежним дарованиям проявившийся в роли врачевателя душ, впрочем, с уклоном в полевую хирургию. Несомненно, молчаливые родительские терзания, сопровождаемые все углублявшимся развалом быта, и должны были вдохновить его на вмешательство старшинства, и оно бы ничего, кабы чуточку помягче, без чего у всех осталось гадкое впечатленье, что и тут, одержимый странной такой несвоевременной манией первородства, боролся он с блудным, пускай усопшим братом своим за место в сердце отца, чья нищета, кстати, исключала какую-либо материальную заинтересованность. Так обернулось, что за ужином и в присутствии матери, наконец-то после припадка выбравшейся к вечернему столу на часок, ценившийся в семье как особый дар Божий, кто-то выразил робкое впервые вслух, сожаление о несчастном Вадимушке. И тогда жестокий отрок отметил с чувством удовлетворения, что в общем-то дешево отделались, так как явившийся под его личиной замогильный тип не загрыз никого в полночь поглуше, как у них обычно практикуется, в тартарары проваливаясь, не прихватил того, без указанья адресата, чувствительного домочадца... После раздирающей паузы безмолвия вся померкшая Прасковья Андреевна поспешила кое-как, даже без посторонней помощи, убраться к себе восвояси, а за нею под предлогом головокружения убежала и Дуня оплакать наступившую в ней невыносимую пустоту, будто после выноса покойника. Так и разбрелись все, не прикоснувшись к трапезе, но перед уходом о.Матвей как-то слишком долго, искоса, не сводил глаз с младшенького своего, словно дивясь столь железной отрасли в их кротком, неслышном роду, и тот мужественно выдержал его взор, означавший навсегда проигранную ставку. Конечно, всякий ужас содержит в себе целительное свойство притуплять горе утраты, однако на сей раз страшное лекарство запоздалого разоблачения оказалось недостаточным, и оттого поступок Егора в известной мере пригодился как прижигание незаживляемой раны, вскоре затем начавшей рубцеваться помаленьку. Уже самое имя Вадимушки боялись вслух произнести, ибо сразу по упоминании хотя бы и невзначай, порывистый и противоречивый образ юноши застилался гадкими клочьями сопутствующих обстоятельств. Месяц спустя в сознании семьи, подобно могиле без опознавательной плиты, оставалось лишь отвлеченное зияние потери. Так все глубже закапывался отступник в непроглядное забвенье, где и материнской нежностью становилось его не достать.
С той поры так и не удалось вернуть домику со ставнями прежнее архаическое благообразие, каким был он отмечен в пору надежд. Щемящее чувство пронзенности прочно угнездилось в старофедосеевцах, так что и в ясную погоду сумерки стояли за окном. Опять же на чердаке стало зычно ухать по ночам, а то босые детские ножки как почнут бегать по аблаевской половине, – хоть подушками накрывайся, до свету спать не дадут. Роковая предвоенная весна застала Лоскутовых в сборах к переезду. И хотя любая мелочь в этих обветшалых оскверненных стенах навсегда вплелась в самую их биографию, семья без сожаленья покидала свое, иным огнем тронутое пепелище.

Глава XVI

Меж тем кончался срок, данный ангелу на раздумье. Любой его ответ становился роковым, ссылка на утраченный дар была бы воспринята как отказ от эпохального послушания с обычными последствиями опалы. Из ночной исповеди вождя Дымков усвоил лишь внешнюю сторону возлагаемого на него поручения – руку просунув в темное нутро человеческое, благо собственная у того оказалась коротка, поослабить одну там заветную, перекрученную гаечку, пока с нарезки не сорвалась. Преобразование заключалось в бескровном и, под анестезией чуда, безболезненном закреплении мозгового потенциала людей на уровне как раз евангельской детскости, то есть в стадии перманентного безоблачного блаженства. В общем, сущие пустяки, тем более что дальнейшая эволюция отнюдь не возбранялась при условии надежных генетических фильтров, гарантирующих серийность людского воспроизводства – без обгона материнской среды со стороны более одаренных особей, то есть исключающую социальные бури равновесную социальную гармонию. Но предпринятая против ангела сразу по его прибытии коварная интрига к тому и сводилась, чтобы вовлечь его в неблаговидные, желательно необратимые поступки, и в конечном итоге сделать из него невозвращенца. Хотя он теперь, ввиду неполноценности своей, и не умножил бы своею особой преисподнего воинства, однако при досадном равенстве сил и простая фига , из рукава показанная противнику, может доставить известное удовлетворение. Хуже всего, что с утратой защитного чутья Дымков переставал понимать масштаб затеянной вкруг него азартной игры, в которой призом становился он сам.
Для лучшего постижения дымковской безысходности Никанор Васильевич накидал вкратце поэтапный обзор этой бессовестной авантюры, послужившей сюжетным каркасом настоящего повествованья. Он сразу оговорился о праве мыслителя группировать факты до образования стройной геометрической фигуры подобно тому, как древние для удобства обращения со светилами объединяли их в созвездия самых фантастических наименований. Описанные события, сказал он, надлежит рассматривать в плане извечной вражды Ормузда с Ариманом, хотя, несмотря на поэтичность религиозных концепций, она по неприличной страстности и напоминает порой отношения не поладивших базарных теток. «Впрочем, давно известно, что в рассуждениях своих мы наделяем их делами и мыслями нашего интеллектуального уровня»... Итак, гамбитным, двойного действия, маневром корифея стал фининспекторский выпад с непомерным налоговым обложением, по уплате коего с помощью чуда ангел подпадал под статью уголовного кодекса. Пускай в ту пору ему не составило бы труда ускользнуть от возмездия, все же милицейский привод с оглаской служебного инкогнито не сошел бы ему безнаказанно. Смежный химкинский вариант, если бы Дуня решилась тогда продать режиссеру загадочную дверь в изнанку действительности, грозил еще худшими последствиями в виде скандального шлягера о похождениях командировочного ангела. А так как кино даже в эпоху грознейших демографических проблем все еще не обходится без универсальной, по старинке, любовной приправы, то раскрытие всеважнейшей конструктивной тайности бытия, способное вызвать переполох в науке, тем ловчее увязывалось с темой, что туда можно было частично перенести амурные шалости кавалера с церковной колонны. Недостающие интимные подробности режиссер в преизбытке получил бы от исполнительницы заглавной роли, ближайшей приятельницы своей, наконец-то выходившей на простор мирового экрана, если подпустить закулисную молву о ней как фактической героине изображаемых событий... Особо бросается в глаза, подчеркнул Никанор, к окончательному завихрению моих мыслей, прицельная дальновидность адского сценариста, заблаговременно приступившего к подготовке охотничьей облавы на ангела с обстоятельнейшей разработкой эпизодов и действующих персонажей. С одной стороны, еще в детском возрасте, якобы волей покойного Джузеппе, в лице нищего мальчика с Подола был намечен режиссер сенсационного фильма в прославление любимой внучки, с другой же, задолго до старо-федосеевской эпопеи стала строиться одновременная версия с упором на вышеупомянутых Аблаева и Вадима Лоскутова, в качестве движущих фабульных пружин. И правда, нельзя не признать исключительную точность сплетающихся в нужном месте ситуаций со всесторонним показом как главных участников, также и обоих трагических статистов.
Остается в неизвестности, кому и зачем понадобилось домик со ставнями делать местом той встречи. Тем нагляднее выступает не шибко изобретательная, но беспощадная, напролом, тактика Шатаницкого и в особенности способ вторжения в запретное для него жилище духовного лица посредством издевательского умерщвления дьякона на глазах у потрясенного о.Матвея, естественно возымевшего любопытство взглянуть глазком на всесильного супротивника Божия, что и было воспринято последним как официальное приглашение. Несомненно, прежняя ловушка, построенная на заурядном альковном сценарии, по криминальному механизму своему значительно уступала новой западне с наживкой в виде лоскутовского первенца, ибо любая насильственная операция над мыслью означала развенчание возлюбленных-то сынов Божиих в обыкновенное быдло, избавленное от мук и ошибок свободного выбора между добром и злом. В плане принятой концепции малейшее убавление фитиля в светильнике разума, сравнимое с угашением солнца, становилось диверсией, погружавшей мироздание во мрак исходного небытия, и самое согласие на святотатство автоматически преграждало ангелу возвращение на родину.
Кабы не со всех сторон теперь тлеющие во мраке ночном напоминательные папироски, можно было подумать, что наверху совсем забыли про Дымкова. Всего два дня оставалось до назначенного срока, но то ли в силу эпохальной у тогдашних властей щедрости на раздаваемые обязательства, то ли из намерения вознаградить ангела за все оказанные услуги по совокупности, обещанный генералом изюм так к Дымкову и не поступал... Еще меньше помнил о нем он сам. С приближением повторного свиданья в кремлевском кабинете все чаще жутким холодком веяло в лицо Дымкову из пропасти, над которой остановился. В такие моменты одновременно с цепенящим безотчетным страхом наступала внутри раздирающая стесненность перчатки, натягиваемой для неведомой ему сверхисторической манипуляции на несоразмерно крупную ладонь – по пальцу в сердце, глотке и мозгу. Впрочем, гадкое ощущение вытесненной личности возмещалось мнимой свободой движения вплоть до вольного махания крылышками, у кого уцелели, с полной иллюзией самостоятельного полета. Но то большое, обвисшее крыло, тосковавшее по надмирному ветру вечности, даже на пробу почти не распрямлялось теперь, отмирая понемногу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84