Ариф, — позвал он официанта, — Надир здесь?
Официант кивнул, и тотчас в дверях кухни появился человек низенького роста с огромным пузом. Человек этот радостно улыбнулся, обнаружив сплошной ряд золотых зубов, и подкатился к ним.
— О, Мухтар-муаллим, добро пожаловать! Давно не видно вас.
— Познакомься, — сказал Мухтар. — Это Заур, мой друг. Он работает в издательстве.
Надир довольно кивнул, распространяя на Заура свою заботу хозяина шашлычной.
— Ну, что нового, Мухтар-муаллим? — начал беседу Надир. — Следим за вашей работой, следим. Гордимся и завидуем.
— Чем гордиться и чему завидовать? — спросил Мухтар.
— А это я сейчас объясню, — сказал Надир и, не поворачивая толстой шеи, протянул правую руку назад, через плечо, и дважды щелкнул пальцами. Тотчас подошел официант Ариф, уже неся им ич-говурму и графинчик с водкой. Краем глаза посмотрев на говурму, Надир спросил Арифа: — Из того самого мяса?
— А как же, Надир-муаллим, стыдно спрашивать, — сказал Ариф, — я же знаю Мухтар-муаллима, — в его голосе послышались нотки обиды: как, мол, можно было усомниться в его сообразительности, в том, что он отлично знает, кому из гостей из какого мяса надо готовить.
Надир подмигнул Мухтару, потом посмотрел на графинчик и сказал:
— А это что такое?
— Да мне на работу, — не слишком уверенно сказал Мухтар.
— Обижаешь, — сказал Надир и, повернувшись к Арифу, брезгливо добавил: Убери эту мензурку. Давай из вчерашней партии. Пока бутылку. Из холодильника. Еще одну поставь в морозильник. И пиво там же возьмешь, сам знаешь какое.
Ариф бросился исполнять поручение, а Надир, прищурясь, оглядел посетителей.
— Нет, это уже не годится, — сказал Мухтар, когда Ариф принес пять бутылок чешского пива «Сенатор». — Старых друзей забываешь.
— Клянусь тебе, нет! — сказал Надир. — Только вчера получили, как раз сегодня хотел позвонить тебе. Твой ящик отложил отдельно. Хоть сейчас забирай.
— Да нет, сейчас мне на работу, завтра зайду.
— Не надо беспокоиться, пришлю домой. Ариф откупорил бутылку водки с красной наклейкой «Ехtrа», Надир разлил водку и сказал:
— Так говоришь, чем гордиться и чему завидовать? Сейчас объясню.
Мухтар уже забыл, к чему это он, но Надир принялся рассуждать неторопливо и степенно:
— Гордимся мы вами, Мухтар-муаллим, потому что вы наша гордость. Вы, работники искусства, услаждаете наш вкус, и поэтому народ вас любит и всегда готов уважение к вам проявить, потому что вы наша гордость. А что касается, почему завидую, Мухтар-муаллим, это уже небольшой секрет. Я вот часто смотрю телевизор — у меня дома их три. Дети, сволочи, больше московскую программу смотрят, они у меня все грамотные, папа, говорят, ты по-русски неправильно говоришь, смеются, негодяи, — так вот, пусть смотрят там разные московские джазы-мазы, а я наши бакинские передачи люблю смотреть. Ну, а жена, она весь день на кухне возится, так я купил еще один телевизор, поставил на кухне, пускай себе тоже тешится. Да, так о чем я говорю? Я, значит, люблю смотреть телевизор и заметил, как только режиссер передачи Мухтар Магеррамов, так обязательно будет какая-нибудь новая красотка. Это уж точно, — он опять подмигнул и расхохотался, — то актриса новая, то певица, то дикторша. Ну и сладкоежка наш Мухтар-муаллим, думаю. Мы вон из кожи лезем, чтобы заполучить какую-нибудь красотку, а к нему прямо косяком сами в руки идут. Ну как тут не позавидовать? — Надир протянул ладонь Мухтару. — Бей сюда, мен олюм!
Мухтар слегка дотронулся до его ладони.
— Ну вот за тебя и выпьем, — сказал Надир, — чтобы бог до конца тебе такую жизнь давал. Но должен сказать, ты в этом смысле большой эгоист: друзей забываешь. Ну что тебе стоит и нас с парой таких красоток познакомить, а?
— Что я тебе, сводник, что ли? — ответил Мухтар шутливо, но и достаточно твердо.
— Ну уж скажешь! Просто — друзья мы или нет? Я вот когда получаю чешское пиво, первым делом друзей своих вспоминаю и тебя никогда не забываю. Ну, а тебе что стоит зайти сюда как-нибудь с парой красоток? Пообедать культурно, чистенько, все честь честью. Ну, и я тут вертеться буду, познакомишь. Ну, хорошо, шучу, шучу, давайте, выпили.
Выпив, Надир, видимо, вдруг подумал, что Заур может не так понять все эти разговоры, и счел необходимым разъяснить:
— Вы, может, не знаете, мы с Мухтар-муаллимом старые друзья. Это шутки у нас такие. Я сам не знаю, куда от женщин деваться. Как мухи наседают, ей-богу.
— В нашем с тобой возрасте, — сказал Мухтар, — надо пользоваться каждой возможностью, чтобы уберечься от женщин.
— На днях приходят сюда двое парней и девушка, — продолжал Надир, как бы не слыша. — Ну, вижу, явно не наши, не бакинцы. Причем парни такие неважнецкие один лысоватый, в очках, другой тоже, такой маленький, щупленький. Ну, а девушка — красавица, пальчики оближешь. Высокая, белая. Ноги чуть не от плеч начинаются. Ну, я сразу ее приметил. Ариф, значит, обслуживает их, а я смотрю, вижу, девица стреляет глазами. Ну, я же знаю, повидал жизнь. Знаю, что ни один из этих парней ей не пара, а те, конечно, умирают по ней, но вряд ли чего-нибудь добились. Вижу, и денег у них не густо. Заказали всего две порции шашлыка и бутылку сухого вина. Ариф им апельсины предложил, они долго спорили, что-то подсчитывали и в конце концов отказались. Ну, думаю, надо действовать. А дело, значит, в ноябре. Послал я на их стол парниковые помидоры, огурцы, представляешь, в конце ноября, бутылку коньяка, думал даже две послать, если не проймет их, а потом подумал, что нечего разоряться, и одной достаточно. Ну, а в конце послал большой букет красных роз, сказал: передайте, что директор шашлычной угощает. Они гости, а это такой народный обычай в нашем городе. Ну, вижу, глаза у них на лоб полезли, а девица прямо загорелась. Еще напьется, думаю, стерва, и не поймет толком, что к чему, и не разберется. Но у меня есть особый такой ликер французский, — он подмигнул Мухтару, — ну, ты его знаешь. Женщина выпьет две рюмки — и бросается на мужчину. Ха, ха, ха! Так вот я послал его и передал, что дама пусть пьет только это, потому что это тоже наш народный обычай. Ну, она передает через Арифа: где, мол, сам директор, где прячется этот добрый человек, мы хотим его видеть. Э, нет, говорю, пока рано: увидит мою харю — еще испугается. Пока тебе надо хорошенько выпить, но не напиться, а ликер как раз такой и есть. Ох и шельмецы эти французы, все знают, как, что и когда… А я, значит, наблюдаю украдкой за ними, вижу, парни уже косеют. Говорю Арифу: узнай, откуда они и где остановились. Скажи: хозяин хотел бы нанести им визит и преподнести сувениры нашего города. Ну, Ариф узнает, что они из Прибалтики, живут в гостинице «Баку». Естественно, парни отдельно, а девушка с какими-то другими девушками. Это я на всякий случай узнавал. А все случилось гораздо проще. Парни совсем окосели. Ну, я и посадил их всех в свою машину, у меня же «Волга» всегда наготове. Ну, подвез их к гостинице, культурно так проводил парней до самого их номера, а девушке говорю: жаль, что ваши парни так быстро вышли из строя, но вы, я вижу, молодчина. Но одной вечером вам по городу гулять нельзя. Если желаете, я могу повезти вас, показать наш город. «О, конечно!» — говорит она. Тут уж ей не до моей морды, важно, что она одна, а у меня машина и все пока так культурно. А кому охота вечером в чужом городе сидеть в гостинице с двумя чужими бабами? И вот все пошло как по маслу. Поехали мы по городу. Нагорный парк и так далее. А хотите, говорю, к морю поедем, там у меня дача на берегу, в Бильгя. («Там, где дача Муртузовых», — подумал Заур.) Ну, поехали мы на дачу. Отлично все сошло.
Заур отметил про себя, что, смакуя предыдущее, Надир завершил историю очень скупо. Видимо, история завершилась отнюдь не так, как было задумано.
Они выпили, и Надир стал рассказывать о другой женщине, которая ему очень нравилась и к которой он никак не мог подступиться, пока наконец не нашел одного приятеля и не передал через него, что хочет с ней познакомиться. И решил для первого знакомства подарить ей отрез кримплена: друг Надира, на складе, предложил ему новую, только что полученную партию кримплена — серого, зеленого и голубого. «Ну, теперь не знаю, какой цвет выбрать, какой ей больше понравится. Хотел все три послать — пусть выбирает, потом подумал: а вдруг, мерзавка, захочет все три? Нет, думаю, жирно будет. Сам выбрал голубой. Ну, послал ей и сказал, что вечером зайду — она живет одна, недалеко от Монолита (большой жилой дом в центре Баку). Адрес я давно знал, вечером мне здесь небольшой пакет сделали: цыпленка табака, шашлык, икру, апельсины. Все как полагается. Свежие огурцы, помидоры. Причем дело было в ноябре».
Заур заметил, что все «дела» у него почему-то в ноябре, а свежие огурцы и помидоры в это время — предмет особой гордости. Он кого-то удивительно напоминал Зауру, но Заур никак не мог вспомнить — кого, хотя и чувствовал, что это кто-то очень знакомый, недавно виденный даже.
Эта история, как и первая, как-то незаметно сошла на нет, и уже начиналась третья, о том, как одна его любовница, с которой он всего два раза ездил на теплоходе, взяв отдельную каюту, в Красноводск и обратно, так как у нее дома не было никакой возможности встречаться, а для дачи было очень уж холодно, трижды заставляла его покупать для нее одно и то же золотое кольцо. «Мне принесли кольцо, не знаю, брать или нет», — сказала она в первый раз, и он ответил: «Конечно, бери!» — оплатил, и они впервые поехали в Красноводск. Через полгода, думая, что он забыл, она вторично показала ему это кольцо и сказала: «Не знаю, брать или нет?» — а он, наверное, и впрямь забыл и к тому же был в подпитии (как он понял позже, она нарочно выбрала момент), заплатил вторично, и они во второй раз поехали в Красноводск. И лишь когда спустя три месяца, и снова выпив, он услыхал от нее те же слова и увидел то же кольцо, он взорвался. «Ах ты подлюга, — сказал он, — да я могу тебе купить на каждый палец по пять колец и в десять раз дороже этого. Но зачем меня дурачить, за одно и то же кольцо драть с меня в третий раз?!»
Заур мучительно пытался вспомнить, кого же напоминает ему этот человек внешностью своей, какой-то неуловимой манерой говорить и даже жестами рук, таких коротких… Подожди, подожди, что-то стало проясняться… Но Надир сказал:
— Ну, давайте выпьем. — И повернулся к Зауру: — Вот за вас я хочу выпить. Мы все гордимся работниками наших издательств. Потому что издательства выпускают книги, а без книг сейчас нельзя. Вот как-нибудь, даст бог, побываете у меня — все стены уставлены полками. У меня самые дефицитные книги. Отец мой покойный очень хотел, чтобы я УЧИЛСЯ, человеком стал. И дядя — дядя все время меня попрекает: позоришь, говорит, нашу семью, неуч ты, а не человек. Что делать, глупый был, в свое время не выучился, теперь приходится кое-как себе на хлеб зарабатывать. А у нас в семье все ученые. Да все что-то приходят у меня Деньги занимать. — Он расхохотался. — А дядя у меня образованный… Кстати, — Вдруг его осенило, — ведь он тоже в издательстве работает Дадаш-муаллим.
«Конечно же Дадаш, — пронеслось в мозгу у Заура, хотя он все еще не верил такому совпадению. — Конечно же, как я мог не понять сразу: эти короткие руки, слишком короткие».
— Джаббаров Дадаш, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Заур.
— А вы его знаете, наверное?
— Так мы же вместе работаем, — сказал Заур и подумал: «Вот и замкнулся круг. Все сходится. Следующая история — и выяснится, что Надир близко знаком с Тахминой».
— Вот так совпадение, — сказал Надир. — Нет, это дело мы должны хорошенько обмыть. Ариф, — позвал он, но Мухтар перебил его:
— Нет-нет, извини, пожалуйста, я никак не могу. Спешу. Как-нибудь в другой раз. Или хотите — вы с Зауром оставайтесь, а я пойду.
— Нет, — сказал Заур, — я тоже тороплюсь. Мухтар незаметно встал из-за стола, вышел и спустя немного вернулся.
— Ну что, Заур, пошли? — сказал он.
— Ага, — Заур встал и полез в карман. — Сколько с нас?
— Все, — сказал Мухтар.
— Как? — Надир вскочил. — Ариф! — зарычал он. — Я что тебе говорил?
Ариф стал оправдываться:
— Ну что мне делать, Надир-муаллим? Мухтар-муаллим говорит, что иначе больше не придет.
— Обижаешь, Мухтар-муаллим, — сказал Надир. — Я заказывал, я и должен.
— Мы не девицы, — с улыбкой ответил Мухтар. — И потом, — он подмигнул Зауру, я действую методом Заура. Он меня однажды так угостил в Москве, и я был в долгу. Спасибо, Надир, за компанию. Значит, пиво жду!
Они шли по бульвару. Мухтар первым нарушил молчание:
— Вас, наверное, удивляет, а может, и смущает мое знакомство с такого рода людьми. У меня просто мания знакомиться с самыми разными людьми. Я хочу понять всех.
— А зачем? — спросил Заур.
— Не знаю, — сказал Мухтар и повторил: — Не знаю. С годами я все меньше и меньше понимаю и себя, и все остальное. И мне кажется, что в жизни вопросов гораздо больше, чем ответов.
— Зачем вы мне звонили? — спросил Заур.
— Ах да, — сказал Мухтар. — Дело в том, что… а вот и такси… Алло!
Машина, резко затормозив, остановилась.
— Извините, пожалуйста, — сказал Мухтар, садясь в машину, — я безбожно опаздываю. Я позвоню вам завтра вечером. Мы непременно увидимся и поговорим. Хорошо?
Машина тронулась. Заур, чувствуя, как тяжелый хмель туманит его сознание, медленно пошел к дому. К дому Тахмины.
Никогда он не поднимался по лестницам этого дома так медленно и тяжело. Долго возился у дверей, не попадая ключом в скважину.
Наконец он вошел. Тахмина была дома. Он долго и тщательно мыл руки. Потом прошел в комнату и сел в кресло. Она сидела в кресле напротив и курила.
— Есть будешь? — спросила она.
— Нет, я ел, — ответил он и тоже закурил. Они молча курили, и никому не хотелось первым начинать разговор, хотя оба понимали его неизбежность. Наконец Заур решился.
— Ты вчера была с Дадашем? — спросил он. Она кивнула:
— Да, он приходил ко мне парламентером от твоих родителей. Ультиматум предъявлен: я возвращаю им тебя, и они оставляют меня в покое.
— Так, — сказал Заур. — А я неодушевленный предмет, судьбу которого решают другие.
— Это уж от тебя самого зависит, Заур, — сказала она. — Во всяком случае, я тебя насильно держать не собираюсь. Ты пришел ко мне по своей воле и можешь так же уйти в любое время.
— Иссякла страсть? — язвительно процитировал он Дадаша: интересно, узнает ли она эти слова.
— При чем тут страсть? — сказала Тахмина с некоторым раздражением. — Не на одной страсти держится мир. Должно быть что-то и другое.
Это уже почти дословно совпадало с проповедью Дадаша.
— Непонятно одно: почему ты наши отношения должна обсуждать с Дадашем? Он что, твой душеприказчик, дядя, отец?
— У меня нет отца, — сказала Тахмина. — Ни отца, ни матери. Это у тебя и отец и мать.
Он долго теребил волосы, тер лицо, щеки, протирал глаза.
— Но почему ты обо всем этом говорила с Дадашем?
— Я уже сказала тебе: это инициатива твоей матери. Да и не только Дадаш. Они и до Мухтара добрались через каких-то знакомых. Он вчера потому и искал меня.
Об этом Заур догадался, когда Мухтар сказал, что хочет поговорить с ним: ведь он почти наверняка знал, о чем может говорить с ним Мухтар.
— И даже Медине они звонили…
— Медине?
— Да, — сказала Тахмина и с нехорошей усмешкой добавила: — Ну, конечно, Медина быстро с ней разделалась. Не на ту напала. Медина ей выдала…
— Как смеет Медина выдавать моей матери? — Заур чувствовал, что его трясет и что это передается Тахмине. Или, может быть, наоборот? Ее взвинченность ему?
— А как твоя мать смеет называть Медину бандершей? — сказала Тахмина. Мерзость какая! Только потому, что у Медины нет мужа и она простая машинистка, — кстати, коллега твоей матери, — но не сумела так тепло устроиться?
— Замолчи, — сказал Заур. — Не смей так говорить о моей матери! — Он сорвался на крик.
— А как твоя мать смеет оскорблять других? Называть Медину бандершей?
— А твоя Медина и есть бандерша, — сказал Заур. Он никогда не видел Тахмину такой. Ее лицо исказилось от гнева, и она процедила сквозь зубы:
— Ах так, значит, она бандерша, а я ее кадр, выходит.
— Я этого не говорил, — сказал Заур.
— Но ты все время об этом думал. С первого дня. Ты всегда думал обо мне как о шлюхе. Потому и полез ко мне. Почему бы не воспользоваться тем, что плохо лежит? И в самом деле, все оказалось таким доступным. И потом, даже когда ты по-настоящему увлекся, даже в самые счастливые дни наши ты всегда подозревал меня в обмане, в измене. В глубине души ты всегда считал меня шлюхой. Это гложет тебя даже сейчас. И все потому, что ты сопляк и маменькин сынок. Ты не мужчина. Мужчина не тот, который из королевы делает шлюху, а тот, который из шлюхи делает королеву.
— Да, мне это действительно не удалось, — сказал Заур со всей злостью, на какую был способен. Она побледнела как полотно и сказала:
— Тогда можешь убираться. Беги к своей мамочке, к своему «Москвичу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Официант кивнул, и тотчас в дверях кухни появился человек низенького роста с огромным пузом. Человек этот радостно улыбнулся, обнаружив сплошной ряд золотых зубов, и подкатился к ним.
— О, Мухтар-муаллим, добро пожаловать! Давно не видно вас.
— Познакомься, — сказал Мухтар. — Это Заур, мой друг. Он работает в издательстве.
Надир довольно кивнул, распространяя на Заура свою заботу хозяина шашлычной.
— Ну, что нового, Мухтар-муаллим? — начал беседу Надир. — Следим за вашей работой, следим. Гордимся и завидуем.
— Чем гордиться и чему завидовать? — спросил Мухтар.
— А это я сейчас объясню, — сказал Надир и, не поворачивая толстой шеи, протянул правую руку назад, через плечо, и дважды щелкнул пальцами. Тотчас подошел официант Ариф, уже неся им ич-говурму и графинчик с водкой. Краем глаза посмотрев на говурму, Надир спросил Арифа: — Из того самого мяса?
— А как же, Надир-муаллим, стыдно спрашивать, — сказал Ариф, — я же знаю Мухтар-муаллима, — в его голосе послышались нотки обиды: как, мол, можно было усомниться в его сообразительности, в том, что он отлично знает, кому из гостей из какого мяса надо готовить.
Надир подмигнул Мухтару, потом посмотрел на графинчик и сказал:
— А это что такое?
— Да мне на работу, — не слишком уверенно сказал Мухтар.
— Обижаешь, — сказал Надир и, повернувшись к Арифу, брезгливо добавил: Убери эту мензурку. Давай из вчерашней партии. Пока бутылку. Из холодильника. Еще одну поставь в морозильник. И пиво там же возьмешь, сам знаешь какое.
Ариф бросился исполнять поручение, а Надир, прищурясь, оглядел посетителей.
— Нет, это уже не годится, — сказал Мухтар, когда Ариф принес пять бутылок чешского пива «Сенатор». — Старых друзей забываешь.
— Клянусь тебе, нет! — сказал Надир. — Только вчера получили, как раз сегодня хотел позвонить тебе. Твой ящик отложил отдельно. Хоть сейчас забирай.
— Да нет, сейчас мне на работу, завтра зайду.
— Не надо беспокоиться, пришлю домой. Ариф откупорил бутылку водки с красной наклейкой «Ехtrа», Надир разлил водку и сказал:
— Так говоришь, чем гордиться и чему завидовать? Сейчас объясню.
Мухтар уже забыл, к чему это он, но Надир принялся рассуждать неторопливо и степенно:
— Гордимся мы вами, Мухтар-муаллим, потому что вы наша гордость. Вы, работники искусства, услаждаете наш вкус, и поэтому народ вас любит и всегда готов уважение к вам проявить, потому что вы наша гордость. А что касается, почему завидую, Мухтар-муаллим, это уже небольшой секрет. Я вот часто смотрю телевизор — у меня дома их три. Дети, сволочи, больше московскую программу смотрят, они у меня все грамотные, папа, говорят, ты по-русски неправильно говоришь, смеются, негодяи, — так вот, пусть смотрят там разные московские джазы-мазы, а я наши бакинские передачи люблю смотреть. Ну, а жена, она весь день на кухне возится, так я купил еще один телевизор, поставил на кухне, пускай себе тоже тешится. Да, так о чем я говорю? Я, значит, люблю смотреть телевизор и заметил, как только режиссер передачи Мухтар Магеррамов, так обязательно будет какая-нибудь новая красотка. Это уж точно, — он опять подмигнул и расхохотался, — то актриса новая, то певица, то дикторша. Ну и сладкоежка наш Мухтар-муаллим, думаю. Мы вон из кожи лезем, чтобы заполучить какую-нибудь красотку, а к нему прямо косяком сами в руки идут. Ну как тут не позавидовать? — Надир протянул ладонь Мухтару. — Бей сюда, мен олюм!
Мухтар слегка дотронулся до его ладони.
— Ну вот за тебя и выпьем, — сказал Надир, — чтобы бог до конца тебе такую жизнь давал. Но должен сказать, ты в этом смысле большой эгоист: друзей забываешь. Ну что тебе стоит и нас с парой таких красоток познакомить, а?
— Что я тебе, сводник, что ли? — ответил Мухтар шутливо, но и достаточно твердо.
— Ну уж скажешь! Просто — друзья мы или нет? Я вот когда получаю чешское пиво, первым делом друзей своих вспоминаю и тебя никогда не забываю. Ну, а тебе что стоит зайти сюда как-нибудь с парой красоток? Пообедать культурно, чистенько, все честь честью. Ну, и я тут вертеться буду, познакомишь. Ну, хорошо, шучу, шучу, давайте, выпили.
Выпив, Надир, видимо, вдруг подумал, что Заур может не так понять все эти разговоры, и счел необходимым разъяснить:
— Вы, может, не знаете, мы с Мухтар-муаллимом старые друзья. Это шутки у нас такие. Я сам не знаю, куда от женщин деваться. Как мухи наседают, ей-богу.
— В нашем с тобой возрасте, — сказал Мухтар, — надо пользоваться каждой возможностью, чтобы уберечься от женщин.
— На днях приходят сюда двое парней и девушка, — продолжал Надир, как бы не слыша. — Ну, вижу, явно не наши, не бакинцы. Причем парни такие неважнецкие один лысоватый, в очках, другой тоже, такой маленький, щупленький. Ну, а девушка — красавица, пальчики оближешь. Высокая, белая. Ноги чуть не от плеч начинаются. Ну, я сразу ее приметил. Ариф, значит, обслуживает их, а я смотрю, вижу, девица стреляет глазами. Ну, я же знаю, повидал жизнь. Знаю, что ни один из этих парней ей не пара, а те, конечно, умирают по ней, но вряд ли чего-нибудь добились. Вижу, и денег у них не густо. Заказали всего две порции шашлыка и бутылку сухого вина. Ариф им апельсины предложил, они долго спорили, что-то подсчитывали и в конце концов отказались. Ну, думаю, надо действовать. А дело, значит, в ноябре. Послал я на их стол парниковые помидоры, огурцы, представляешь, в конце ноября, бутылку коньяка, думал даже две послать, если не проймет их, а потом подумал, что нечего разоряться, и одной достаточно. Ну, а в конце послал большой букет красных роз, сказал: передайте, что директор шашлычной угощает. Они гости, а это такой народный обычай в нашем городе. Ну, вижу, глаза у них на лоб полезли, а девица прямо загорелась. Еще напьется, думаю, стерва, и не поймет толком, что к чему, и не разберется. Но у меня есть особый такой ликер французский, — он подмигнул Мухтару, — ну, ты его знаешь. Женщина выпьет две рюмки — и бросается на мужчину. Ха, ха, ха! Так вот я послал его и передал, что дама пусть пьет только это, потому что это тоже наш народный обычай. Ну, она передает через Арифа: где, мол, сам директор, где прячется этот добрый человек, мы хотим его видеть. Э, нет, говорю, пока рано: увидит мою харю — еще испугается. Пока тебе надо хорошенько выпить, но не напиться, а ликер как раз такой и есть. Ох и шельмецы эти французы, все знают, как, что и когда… А я, значит, наблюдаю украдкой за ними, вижу, парни уже косеют. Говорю Арифу: узнай, откуда они и где остановились. Скажи: хозяин хотел бы нанести им визит и преподнести сувениры нашего города. Ну, Ариф узнает, что они из Прибалтики, живут в гостинице «Баку». Естественно, парни отдельно, а девушка с какими-то другими девушками. Это я на всякий случай узнавал. А все случилось гораздо проще. Парни совсем окосели. Ну, я и посадил их всех в свою машину, у меня же «Волга» всегда наготове. Ну, подвез их к гостинице, культурно так проводил парней до самого их номера, а девушке говорю: жаль, что ваши парни так быстро вышли из строя, но вы, я вижу, молодчина. Но одной вечером вам по городу гулять нельзя. Если желаете, я могу повезти вас, показать наш город. «О, конечно!» — говорит она. Тут уж ей не до моей морды, важно, что она одна, а у меня машина и все пока так культурно. А кому охота вечером в чужом городе сидеть в гостинице с двумя чужими бабами? И вот все пошло как по маслу. Поехали мы по городу. Нагорный парк и так далее. А хотите, говорю, к морю поедем, там у меня дача на берегу, в Бильгя. («Там, где дача Муртузовых», — подумал Заур.) Ну, поехали мы на дачу. Отлично все сошло.
Заур отметил про себя, что, смакуя предыдущее, Надир завершил историю очень скупо. Видимо, история завершилась отнюдь не так, как было задумано.
Они выпили, и Надир стал рассказывать о другой женщине, которая ему очень нравилась и к которой он никак не мог подступиться, пока наконец не нашел одного приятеля и не передал через него, что хочет с ней познакомиться. И решил для первого знакомства подарить ей отрез кримплена: друг Надира, на складе, предложил ему новую, только что полученную партию кримплена — серого, зеленого и голубого. «Ну, теперь не знаю, какой цвет выбрать, какой ей больше понравится. Хотел все три послать — пусть выбирает, потом подумал: а вдруг, мерзавка, захочет все три? Нет, думаю, жирно будет. Сам выбрал голубой. Ну, послал ей и сказал, что вечером зайду — она живет одна, недалеко от Монолита (большой жилой дом в центре Баку). Адрес я давно знал, вечером мне здесь небольшой пакет сделали: цыпленка табака, шашлык, икру, апельсины. Все как полагается. Свежие огурцы, помидоры. Причем дело было в ноябре».
Заур заметил, что все «дела» у него почему-то в ноябре, а свежие огурцы и помидоры в это время — предмет особой гордости. Он кого-то удивительно напоминал Зауру, но Заур никак не мог вспомнить — кого, хотя и чувствовал, что это кто-то очень знакомый, недавно виденный даже.
Эта история, как и первая, как-то незаметно сошла на нет, и уже начиналась третья, о том, как одна его любовница, с которой он всего два раза ездил на теплоходе, взяв отдельную каюту, в Красноводск и обратно, так как у нее дома не было никакой возможности встречаться, а для дачи было очень уж холодно, трижды заставляла его покупать для нее одно и то же золотое кольцо. «Мне принесли кольцо, не знаю, брать или нет», — сказала она в первый раз, и он ответил: «Конечно, бери!» — оплатил, и они впервые поехали в Красноводск. Через полгода, думая, что он забыл, она вторично показала ему это кольцо и сказала: «Не знаю, брать или нет?» — а он, наверное, и впрямь забыл и к тому же был в подпитии (как он понял позже, она нарочно выбрала момент), заплатил вторично, и они во второй раз поехали в Красноводск. И лишь когда спустя три месяца, и снова выпив, он услыхал от нее те же слова и увидел то же кольцо, он взорвался. «Ах ты подлюга, — сказал он, — да я могу тебе купить на каждый палец по пять колец и в десять раз дороже этого. Но зачем меня дурачить, за одно и то же кольцо драть с меня в третий раз?!»
Заур мучительно пытался вспомнить, кого же напоминает ему этот человек внешностью своей, какой-то неуловимой манерой говорить и даже жестами рук, таких коротких… Подожди, подожди, что-то стало проясняться… Но Надир сказал:
— Ну, давайте выпьем. — И повернулся к Зауру: — Вот за вас я хочу выпить. Мы все гордимся работниками наших издательств. Потому что издательства выпускают книги, а без книг сейчас нельзя. Вот как-нибудь, даст бог, побываете у меня — все стены уставлены полками. У меня самые дефицитные книги. Отец мой покойный очень хотел, чтобы я УЧИЛСЯ, человеком стал. И дядя — дядя все время меня попрекает: позоришь, говорит, нашу семью, неуч ты, а не человек. Что делать, глупый был, в свое время не выучился, теперь приходится кое-как себе на хлеб зарабатывать. А у нас в семье все ученые. Да все что-то приходят у меня Деньги занимать. — Он расхохотался. — А дядя у меня образованный… Кстати, — Вдруг его осенило, — ведь он тоже в издательстве работает Дадаш-муаллим.
«Конечно же Дадаш, — пронеслось в мозгу у Заура, хотя он все еще не верил такому совпадению. — Конечно же, как я мог не понять сразу: эти короткие руки, слишком короткие».
— Джаббаров Дадаш, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Заур.
— А вы его знаете, наверное?
— Так мы же вместе работаем, — сказал Заур и подумал: «Вот и замкнулся круг. Все сходится. Следующая история — и выяснится, что Надир близко знаком с Тахминой».
— Вот так совпадение, — сказал Надир. — Нет, это дело мы должны хорошенько обмыть. Ариф, — позвал он, но Мухтар перебил его:
— Нет-нет, извини, пожалуйста, я никак не могу. Спешу. Как-нибудь в другой раз. Или хотите — вы с Зауром оставайтесь, а я пойду.
— Нет, — сказал Заур, — я тоже тороплюсь. Мухтар незаметно встал из-за стола, вышел и спустя немного вернулся.
— Ну что, Заур, пошли? — сказал он.
— Ага, — Заур встал и полез в карман. — Сколько с нас?
— Все, — сказал Мухтар.
— Как? — Надир вскочил. — Ариф! — зарычал он. — Я что тебе говорил?
Ариф стал оправдываться:
— Ну что мне делать, Надир-муаллим? Мухтар-муаллим говорит, что иначе больше не придет.
— Обижаешь, Мухтар-муаллим, — сказал Надир. — Я заказывал, я и должен.
— Мы не девицы, — с улыбкой ответил Мухтар. — И потом, — он подмигнул Зауру, я действую методом Заура. Он меня однажды так угостил в Москве, и я был в долгу. Спасибо, Надир, за компанию. Значит, пиво жду!
Они шли по бульвару. Мухтар первым нарушил молчание:
— Вас, наверное, удивляет, а может, и смущает мое знакомство с такого рода людьми. У меня просто мания знакомиться с самыми разными людьми. Я хочу понять всех.
— А зачем? — спросил Заур.
— Не знаю, — сказал Мухтар и повторил: — Не знаю. С годами я все меньше и меньше понимаю и себя, и все остальное. И мне кажется, что в жизни вопросов гораздо больше, чем ответов.
— Зачем вы мне звонили? — спросил Заур.
— Ах да, — сказал Мухтар. — Дело в том, что… а вот и такси… Алло!
Машина, резко затормозив, остановилась.
— Извините, пожалуйста, — сказал Мухтар, садясь в машину, — я безбожно опаздываю. Я позвоню вам завтра вечером. Мы непременно увидимся и поговорим. Хорошо?
Машина тронулась. Заур, чувствуя, как тяжелый хмель туманит его сознание, медленно пошел к дому. К дому Тахмины.
Никогда он не поднимался по лестницам этого дома так медленно и тяжело. Долго возился у дверей, не попадая ключом в скважину.
Наконец он вошел. Тахмина была дома. Он долго и тщательно мыл руки. Потом прошел в комнату и сел в кресло. Она сидела в кресле напротив и курила.
— Есть будешь? — спросила она.
— Нет, я ел, — ответил он и тоже закурил. Они молча курили, и никому не хотелось первым начинать разговор, хотя оба понимали его неизбежность. Наконец Заур решился.
— Ты вчера была с Дадашем? — спросил он. Она кивнула:
— Да, он приходил ко мне парламентером от твоих родителей. Ультиматум предъявлен: я возвращаю им тебя, и они оставляют меня в покое.
— Так, — сказал Заур. — А я неодушевленный предмет, судьбу которого решают другие.
— Это уж от тебя самого зависит, Заур, — сказала она. — Во всяком случае, я тебя насильно держать не собираюсь. Ты пришел ко мне по своей воле и можешь так же уйти в любое время.
— Иссякла страсть? — язвительно процитировал он Дадаша: интересно, узнает ли она эти слова.
— При чем тут страсть? — сказала Тахмина с некоторым раздражением. — Не на одной страсти держится мир. Должно быть что-то и другое.
Это уже почти дословно совпадало с проповедью Дадаша.
— Непонятно одно: почему ты наши отношения должна обсуждать с Дадашем? Он что, твой душеприказчик, дядя, отец?
— У меня нет отца, — сказала Тахмина. — Ни отца, ни матери. Это у тебя и отец и мать.
Он долго теребил волосы, тер лицо, щеки, протирал глаза.
— Но почему ты обо всем этом говорила с Дадашем?
— Я уже сказала тебе: это инициатива твоей матери. Да и не только Дадаш. Они и до Мухтара добрались через каких-то знакомых. Он вчера потому и искал меня.
Об этом Заур догадался, когда Мухтар сказал, что хочет поговорить с ним: ведь он почти наверняка знал, о чем может говорить с ним Мухтар.
— И даже Медине они звонили…
— Медине?
— Да, — сказала Тахмина и с нехорошей усмешкой добавила: — Ну, конечно, Медина быстро с ней разделалась. Не на ту напала. Медина ей выдала…
— Как смеет Медина выдавать моей матери? — Заур чувствовал, что его трясет и что это передается Тахмине. Или, может быть, наоборот? Ее взвинченность ему?
— А как твоя мать смеет называть Медину бандершей? — сказала Тахмина. Мерзость какая! Только потому, что у Медины нет мужа и она простая машинистка, — кстати, коллега твоей матери, — но не сумела так тепло устроиться?
— Замолчи, — сказал Заур. — Не смей так говорить о моей матери! — Он сорвался на крик.
— А как твоя мать смеет оскорблять других? Называть Медину бандершей?
— А твоя Медина и есть бандерша, — сказал Заур. Он никогда не видел Тахмину такой. Ее лицо исказилось от гнева, и она процедила сквозь зубы:
— Ах так, значит, она бандерша, а я ее кадр, выходит.
— Я этого не говорил, — сказал Заур.
— Но ты все время об этом думал. С первого дня. Ты всегда думал обо мне как о шлюхе. Потому и полез ко мне. Почему бы не воспользоваться тем, что плохо лежит? И в самом деле, все оказалось таким доступным. И потом, даже когда ты по-настоящему увлекся, даже в самые счастливые дни наши ты всегда подозревал меня в обмане, в измене. В глубине души ты всегда считал меня шлюхой. Это гложет тебя даже сейчас. И все потому, что ты сопляк и маменькин сынок. Ты не мужчина. Мужчина не тот, который из королевы делает шлюху, а тот, который из шлюхи делает королеву.
— Да, мне это действительно не удалось, — сказал Заур со всей злостью, на какую был способен. Она побледнела как полотно и сказала:
— Тогда можешь убираться. Беги к своей мамочке, к своему «Москвичу».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20