– Она живет здесь с вами? – спросила я, вспомнив голубое хлопчатобумажное платье, висящее вместе с его одеждой. – Она не рассердится, обнаружив меня здесь?– По правде говоря, я никогда не знаю, на что Молли может рассердиться. – Он очень искусно заработал тоненькой круглой пилкой. – У нее есть лавка, а над ней – комната, но время от времени она остается здесь. Раза два-три в неделю. Она очень добра и очень хорошо ко мне относится, – он помолчал и, подняв бровь, сказал: – Однако, Джейни, из тебя выросла молодая леди, которую не так-то легко шокировать.– Полагаю, что нет. Я ведь росла и в Смон Тьанге, где брак считался делом несущественным, и в приюте Аделаиды Крокер, где были уличные девчонки вроде Большой Алисы и Плаксы Кэйт. – После некоторого колебания я, наконец, отважилась: – Адам, ваши отец и мать хотят, чтобы вы вернулись домой.Его пальцы застыли, лицо превратилось в маску, и через мгновение он проговорил:– Откуда ты знаешь моих родителей, Джейни?– Кто-то в Министерстве иностранных дел рассказал вашему отцу про письмо Сембура, а он уже знал из армейских отчетов, что именно вас послали его арестовать. Они приехали ко мне. О Адам, я знаю, что все эти годы вы находились в ссоре с отцом, но неужели вы никогда не думали о том, какую боль причиняете своей матери, о том, как она тревожится за вас?Он снова взялся за резец.– Это тебя не касается, Джейни.– Нет, касается! – воскликнула я и взяла его за руку. – Перестаньте скрести эту штуку и послушайте меня, Адам Гэскуин! Вы спасли мне жизнь и дали свой медальон, подарок вашей матери, для того, чтобы "помнить о друге". Если вы действительно имели это в виду, если мы действительно друзья, то все, что с вами происходит, меня касается. Вы были легкомысленны и бессердечны, но это – дело прошлое. Вы говорили, что никогда не вернетесь домой, если отец не попросит вас об этом. Ну, так сейчас он просит вас вернуться домой, – я все еще крепко держала его за руку. – Адам, он умирает. Я не хочу сказать, что это случится сегодня-завтра, но жить ему все равно осталось недолго. Пожалуйста, вернитесь домой, если не ради него, то ради вашей матери.Наступило долгое молчание. Его незрячие глаза были обращены в сторону реки, лицо не выражало ничего. Наконец он накрыл мою руку своей и задумчиво произнес:– Как жаль, что я не могу тебя видеть.Мои глаза тут же наполнились слезами.– Пожалуйста, Адам. Вы сделаете это?– Я не хотел быть жестоким, Джейни. Я думал, что для матери лучше меня забыть. А когда я потерял зрение, то решил, что пусть она думает, будто я умер, чем видеть меня слепым и жалким.– О Адам, какой вы дурень, – прошептала я и, склонившись, положила щеку на ладонь, лежавшую на моей руке. – Неужели вы совсем ничего не знаете про женское сердце? Неужели вы в самом деле думаете, что она может забыть своего сына? Или что ей лучше, чтобы вы умерли, чем ослепли?Он помолчал и вздохнул.– Сначала ты вымочила мне рубашку, а теперь манжету. Не знаю, что с тобой произошло, Джейни Берр. Или Джейни Сэксон. Или Ваше Высочество. За все те недели, что мы провели вместе, и при всем том, через что тебе пришлось пройти, ты ни разу не всхлипнула.Я подняла голову, вытерла глаза и, запинаясь, пробормотала какие-то извинения. Адам Гэскуин не знал, что со мной случилось, но зато внезапно я сама поняла это очень хорошо. Я была влюблена и начинала подозревать, что была влюблена задолго до того, как Дэвид Хэйуорд в шутку высказал подобное предположение. Когда я принималась плакать, причиной тому могло быть счастье, горе, отчаяние, ревность, надежда или все вместе.Какое-то время мы сидели молча, затем он кивнул:– Хорошо, Джейни. Я вернусь домой, если ты пойдешь вместе со мной. Ты будешь мне там нужна, особенно первое время.– Адам, но я не могу навязывать себя вашим родителям подобным образом.– А ты и не будешь себя навязывать. Настаиваю я, и если они действительно во мне нуждаются, выполнить мою просьбу им будет совсем легко. Видит Бог, дом, как и штат прислуги, достаточно велик. Кроме того, если они с тобой знакомы, я не сомневаюсь, что они будут в восторге. Правда, Джейни, я действительно в тебе нуждаюсь. Они будут для меня как совершенно незнакомые люди, я не буду знать, о чем с ними говорить, а с тобой мне легко и спокойно, так что ты будешь своего рода… катализатором перемен. Тебе со мной легко?– Да. Да, Адам. Но сначала я должна сходить к вашим родителям и предупредить их. Я сегодня же сообщу им, что нашла вас, что вы ослепли, но я постараюсь сделать это так осторожно, как могу, а потом я скажу, что вы к ним вернетесь.– При условии, что ты будешь со мной.– Хорошо. Надеюсь, что никаких трудностей с этим не будет. Когда вы пойдете, Адам?Он помолчал, по-видимому, собираясь с духом.– Не будем затягивать. Завтра утром ты за мной зайдешь?– Да.Внезапно я почувствовала, что совершенно обессилела, что могла бы положить голову на руки и тут же уснуть.– Ты устала, Джейни? – спросил Адам.– Угу. Прошу прощения.Он рассмеялся и встал.– Меня это не удивляет. Я пройдусь с тобой и с мистером Бэйли до Тауэра. Пошли.– О, но кто же проводит вас обратно?– Мне не нужно провожатого, я прохожу один целые мили.– Я помою посуду, которую мистер Бэйли должен вернуть перед тем, как мы уйдем.– Хорошо. Там, на полке, есть сода.Я справилась быстро. Уложив все в две маленькие корзинки, я подошла к треснутому зеркалу, чтобы приколоть шляпу. Это зеркало Молли, с болью поняла я. Адам в зеркале не нуждается.Не успела я это подумать, как отворилась дверь и в комнату вошла девушка. Я бы дала ей года двадцать два – двадцать три. Она была выше меня ростом, с пышной грудью, широкими плечами и тонкой талией. У нее было некрасивое, красное лицо, но великолепные глаза. Мышиного цвета волосы убраны в пучок на затылке, а на лоб надвинута старая шляпка с довольно жалкой имитацией виноградных гроздьев и вишен. На ней было коричневое платье, явно крашенное. Белые кружева на корсаже, воротнике и рукавах были чистые и отглаженные. Адам, прислонившийся к стене около окна, сказал:– Ах, значит, ты меня простила, Молли. Когда я чувствую запах лаванды, то понимаю, Джейни, что прощен. Позволь тебе представить Молли, Джейни. Молли… Джейни.Она захлопнула за собой дверь и стояла, глядя на меня, уперев руки в бедра и выставив вперед большие пальцы. Широко поставленные глаза излучали сначала подозрительность и хитрость, уступившие затем место печали и сожалению.– Сестра, значит? – она тряхнула головой. – Если ты его сестра, то я – папа Римский. – Молли опять тряхнула головой и продолжала меня разглядывать. – Значит, ты и есть она.– Дорогая моя Молли, а нельзя ли без ирландских загадок? Какая такая "она"? – произнес Адам.Молли бросила на него взгляд, выражающий одновременно презрение и жалость.– Пусть ты и образованный, Бафф, но такой же дурак, как все мужчины. – Она подошла вплотную ко мне. – Ты пришла, чтобы его отобрать, так?– Он возвращается домой, к семье, его отец умирает, – ответила я.Она пожала плечами.– Это ждет каждого, ну и что?– А то, Молли, что там его ждут и любят.На ее глазах выступили слезы, и она яростно вытерла их кулаками.– Мы были вместе целый год и даже больше. Этого у меня никто не отберет. Но я рада, что он возвращается к своим. Когда ты его заберешь?– Я приду завтра утром, около десяти.– Ладно, я соберу его вещички. Все будет чистеньким к починенным.– Спасибо, Молли.– Я буду признателен, если вы перестанете разговаривать так, будто меня здесь нет, – вставил Адам.Молли рассмеялась и подошла к нему.– Знаешь что, Бафф? Хочу тебе кое-что сказать. Я выхожу замуж за Сида, он все время меня об этом просит, да и ты говорил, чтобы я за него пошла, – она подняла руки и крепко обняла его за шею. – Но ты останешься для меня единственным, Бафф, единственным, черт тебя подери.Молли наклонила его голову и крепко поцеловала в губы, а потом резко развернулась и вышла из комнаты с гордо поднятой головой. Адам провел пальцами по своим густым черным волосам. Я опять повернулась к зеркалу и занялась шляпой, размышляя о Молли, о том, что моя жизнь могла сложиться так же, как у нее – собирала бы старые вещи, радуясь собственной тележке и ослику, не выпади мне великое счастье повстречать шесть лет назад в лесу мистера Грэхема Лэмберта из "Приюта кречета".Адам надел потертую куртку. Застегнув ее, он открыл передо мной дверь. И тут мне снова пришел на ум вопрос, занимавший меня уже давно.– Адам, почему они называют вас Бафф? Он немного поразмыслил и улыбнулся.– Ты знаешь, я почти забыл. Конечно, это пошло от детей. Они так окрестили меня в честь своей игры – "ударь слепого". Бафф – удар (англ. разг.).

* * * Тремя часами позже в очаровательной гостиной дома, выходившего на Риджент-парк, побледневшая леди Гэскуин говорила:– Но почему мне нельзя пойти к нему, Джейни? Почему мне нельзя сейчас же пойти к нему и привести домой?Пережитое эмоциональное напряжение оставило меня совершенно опустошенной, и, с трудом подбирая слова, я устало ответила:– Пожалуйста, не надо, леди Гэскуин. Ему будет трудно, и я уверена, что будет куда лучше, если он придет сюда сам.Стоя у окна и глядя в парк, сэр Чарлз сказал:– Прислушайся, пожалуйста, к ней, Мэри. Она нашла его, она с ним говорила. Она лучше знает.– Но Чарлз… он слеп! И живет в таком ужасном месте!– Час назад ты была бы благодарна Богу, что Джейни вообще его нашла, не имеет значения, в каком состоянии. Главное, что он жив. Возьми себя в руки, моя милая.– Да, извините, Джейни, я такая неблагодарная.– Нет-нет, леди Гэскуин, я понимаю, какое это потрясение – и от хорошего, и от плохого сразу. – Бросив взгляд на сэра Чарлза в поисках поддержки, я продолжила: – Пожалуйста, не сочтите мои слова неуместными или дерзкими, но если вы хотите, чтобы Адаму здесь было хорошо, думаю, вам нужно относиться ко всему как можно спокойнее. Он не захочет… ну, он не хочет, чтобы ему сочувствовали… или как-то вокруг него суетились.Сэр Чарлз подошел к низкой кушетке, на которой сидели мы с его женой.– Ясно, – вздохнул он. – Мэри – жена дипломата, и, обещаю вам, она сумеет проявить необходимую сдержанность, – он с беспокойством посмотрел на меня. – Мы можем рассчитывать на то, что вы поживете с нами?Я потерла пальцами лоб, стараясь избавиться от досаждавшей мне головной боли.– Да, немного, если вы позволите, сэр Чарлз. Не могу сказать точно как долго.– Конечно, конечно, мы не должны связывать вас какими-либо обещаниями. Однако могу ли я предложить сейчас свою коляску, чтобы довезти вас и мистера Бэйли, проявляющего столь замечательное терпение, до Грейс-Инн-роуд? Не могли бы вы сегодня сюда вернуться со своими вещами? В течение часа мы приготовим для вас комнату. Или мне послать за вами коляску завтра утром?– Завтра, пожалуйста. У меня только небольшой саквояж. Через пару дней мне надо будет съездить на поезде в Ларкфельд и привезти сюда побольше одежды.Леди Гэскуин озабоченно сказала:– Мы должны взять на себя все проблемы Джейни, Чарлз. Я открою ей счет у Хэрродса и у моей портнихи, чтобы она могла обзавестись гардеробом здесь, в Лондоне.– Разумеется, Мэри.Мне не хотелось оказываться перед ними настолько в долгу, но я решила отложить все споры на потом. В данный момент я чувствовала себя слишком усталой.– Не пришлете ли вы коляску немного пораньше, сэр Чарлз? Скажем, часов в девять? Я обещала быть в Уэппинге к десяти и терпеть не могу опаздывать. ГЛАВА 14 Стоял необычно хмурый для сентября день, когда я привезла Адама Гэскуина к его семье, в фамильный дом на Честер-Гарденс и поселилась там сама.Первая неделя была сущим кошмаром для каждого из нас. Мы все старались вести себя совершенно естественно, в результате же держались неловко, натянуто и заторможенно. В этом не был виноват никто. Между Адамом и его родителями пролегла пропасть в много лет. Он убежал от них мальчишкой, а вернулся мужчиной под тридцать, которому не хотелось рассказывать о своих приключениях и вообще ни о чем из прошлого.При первой встрече с отцом он протянул руку и предложил:– Забудем прошлое, отец, хорошо?– Я буду очень признателен, Адам, если ты это сделаешь, – ответил сэр Чарлз.Мать Адама боролась со слезами, вызванными отчасти радостью, отчасти шоком от вида аккуратной, но убогой одежды и незрячих глаз.– Джейни сказала, что я был очень жесток. Прости меня, мама, – произнес Адам.Начало было настолько хорошее, насколько я могла надеяться, но тут внезапно выяснилось, что говорить больше не о чем, может быть, потому, что говорить нужно было слишком о многом. После первых двух дней я начала бояться, что испытание оказалось для Адама слишком тяжелым, и заставила его дать обещание, что он не убежит однажды ночью и не растворится среди огромного лондонского населения. Судя по неохоте, с которой он его дал, такая мысль уже приходила ему в голову.Четвертый день, к явному облегчению Адама, мы провели полностью вдвоем, потому что отправились на поезде до Борнемута и дальше на кэбе до Ларкфельда, чтобы взять в коттедже необходимые мне вещи. Его костюм был куплен в магазине готового платья, потому что заказанные для него вещи были еще не готовы, но я совершенно искренне уверила Адама, что он выглядит в высшей степени элегантным и красивым. Он рассмеялся.Я была безумно счастлива оттого, что то, что могло превратиться в проблему, разрешилось в самом начале. Я боялась, что гордость Адама не позволит ему долго жить на деньги родителей, но вопрос об этом даже не встал. Утром после его приезда в Честер-Гарденс меня вызвал сэр Чарлз и попросил прочитать Адаму завещание его деда по материнской линии, умершего пятнадцать лет назад.Будучи богатым человеком, он оставил треть своего состояния Адаму под попечительством до того, как ему исполнится двадцать пять. Теперь Адам был, в сущности, человек с независимыми средствами.Я надеялась в первый же день своего приезда в Ларкфельд встретиться с Дэвидом Хэйуордом и познакомить его с Адамом, но мне не повезло. Дэвид рано утром уехал в Саусхэмптон, чтобы пронаблюдать за выгрузкой и транспортировкой племенной лошади, которую выписал из Франции коннозаводчик из Бишопс Тенби. Мистер и миссис Стэффорд устроили для нас чудесный ужин на ферме, во время которого нас посвятили во все самые свежие ларкфельдские сплетни и безмерно меня нахваливали Адаму, повергнув в полное смущение.– Видели бы вы мисс Джейни с животными, сэр, – говорил мистер Стэффорд, качая головой словно в недоумении. Затем на лице его появился ужас – он понял, что сказал нечто совершенно неподходящее незрячему человеку. – О Боже, я не хотел… надеюсь, вы меня простите, сэр…Адам совершенно непринужденно рассмеялся.– Все в порядке, мистер Стэффорд. Вообще-то я видел, как Джейни ведет себя с животными и как она с ними разговаривает. У нас был як, с которым она вела долгие беседы.– Як? А что же это такое, сэр?– Вроде индийского быка. Он покрыт длинной шерстью.– Ага?! И она, значит, разговаривала с ним на иностранном языке?– Да, именно так. И, клянусь, як понимал каждое слово.– А вот что вы скажете, сэр, на то, что мисс Джейни разговаривает по-иностранному с нашими добрыми английскими животными, и они тоже ее понимают? Как вы это объясните, а, сэр?Адам торжественно покачал головой.– Воистину, это выше моего понимания, мистер Стэффорд. Полагаю, все дело в том, что она – исключительно умная молодая леди.– Ууу, это да, сэр. Помню, когда она приходила к нам с мистером Хэйуордом, чтобы помочь нашей Мэйбл…Перед тем, как возвращаться в Лондон, я спросила про Элинор, но про нее не было ничего нового.– Мисс Элинор теперь ни для кого нет дома, – вздохнула миссис Стэффорд. – Ее нет, даже когда заходит жена викария.– На следующий день я написала Элинор, что нашла Мистера и что он воссоединился со своей семьей. Мне следовало написать Вернону Куэйлу, потому что найти своего старого друга мне удалось благодаря ему, но я просто не могла этого сделать, к тому же у меня было горькое убеждение, что Вернон Куэйл прочитывает каждое письмо, которое получает Элинор. Еще я написала майору Эллиоту, рассказав ему, что смогла помочь сэру Чарлзу и леди Гэскуин найти их сына и что некоторое время буду гостить у них в Лондоне.Мое письмо Дэвиду Хэйуорду было длиннее и содержало больше подробностей. В заключение я говорила, что испытываю вину из-за того, что нахожусь так далеко от Элинор, но Адам нуждается во мне, чтобы приспособиться к жизни в родительском доме. Это была далеко не полная правда, потому что дело прежде всего было в том, что я любила Адама и вовсе не хотела его оставлять. Когда мы гуляли вдвоем и его рука опиралась на мое плечо, я чувствовала, что сердце у меня прямо-таки разрывается от желания, чтобы он обнял меня, прижал к себе и целовал до тех пор, пока у меня не перехватит дыхание. Это было замечательное ощущение, словно вдруг вся начинаешь таять внутри.Дэвид немедленно ответил, написав, что я ничего не могу сделать для Элинор и должна перестать чувствовать себя виноватой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41