– Да… Я довольна, что мы сделали тебе именно такую прическу. Она подчеркивает твою индийскую половинку, которая иначе не слишком заметна. А поскольку сквайр и его дружки от нее не в восторге, то пусть уж сразу все увидят и не притворяются, что они ничего не знали.– Элинор… Я так боюсь тебя подвести.– Это невозможно, моя дорогая. Ты обладаешь всеми качествами юной леди. Ты хорошо одета, у тебя хорошая осанка, прекрасные манеры и, благодаря твоей восприимчивости к языкам, замечательное произношение. Оно ничуть не напоминает произношение кокни. Впечатление такое, что ты всю жизнь только так и говорила.Гости прогуливались и болтали на лужайке или сидели на высоких стульях. Миссис Берке, стоявшая вместе со мной у окна, откуда мы могли незаметно наблюдать за прибывшими, объясняла мне, кто есть кто, хотя большинство из них я уже видела во время посещений церкви. Там были сквайр Тарлтон, майор Эллиот с женой, семейство Уилеров, судья Боскомб, недавно вышедший в отставку и много других. Между ними ходили служанки, подававшие чай и вкусные сэндвичи.Элинор взяла меня под руку и повела по лужайке, представляя всем по очереди. Лицо мое застыло, ноги дрожали, но я старалась улыбаться и глядеть людям прямо в глаза, едва дотрагиваясь до их пальцев, как, впрочем, и требовалось.– Как вы поживаете, миссис Маркхэм? Добрый день, мистер Сэнгфорд! – А вот и дочь викария. – Как мило, что вы пришли, Дороти. Надеюсь, мы подружимся.Передо мной возникало одно лицо за другим, и я очень старалась, чтобы голос мой не звучал монотонно. Краем глаза я заметила, что мистер Лэмберт словно в рассеянности прогуливается неподалеку от нас. Руки его были сцеплены за спиной, голова опущена, но время от времени я замечала, что он бросает в нашу сторону чрезвычайно острый взгляд.Затем наступил момент, когда я почувствовала, что Элинор тоже слегка напряглась. Мы приближались к сквайру и майору Эллиоту, которые стояли и разговаривали в компании нескольких дам и джентльменов.– Сквайр Тарлтон, майор Эллиот, я хочу вам представить молодого друга нашей семьи, который очень дорог мне и отцу. Мисс Джейни Берр.Сквайр задумчиво повернул свое красное лицо, на котором было написано некоторое сомнение. Я сделала небольшой реверанс и сказала:– Как поживаете, сэр?– Х-м-м! Здравствуйте, юная леди! – и он опустил взгляд в чашку с чаем, словно искал в ней вдохновения.Майор Эллиот был высокий, тощий мужчина, державшийся так прямо, будто кость проглотил. В нем было что-то засушенное. От Элинор я знала, что он провел несколько лет в Индии вместе с британской армией. Посмотрев на нее, он спросил:– Это дитя – наполовину индианка?Элинор жестом подзывала служанку, несшую поднос с чаем, и голосом настолько безразличным, будто данный вопрос не имеет ни малейшего значения, ответила:– О, полагаю, майор, что наполовину – индианка, наполовину – англичанка.Его губы сжались.– Я вынужден сказать, что в нашем обществе лицо смешанной крови…– Совершенно верно, майор, – прервал его мистер Лэмберт, вклинившийся в нашу маленькую группу. – Им действительно остается только завидовать, но, увы, подобная удача выпадает далеко не всем.– Прощу прощения? – начал было ничего не понявший майор, но мистер Лэмберт в это время продолжал говорить. Он успел уже отойти шагов на десять и там остановился. Его обычно тихий голос стал вдруг пронзительно-громким, так что все вокруг замолчали. – Сколь смиряет гордыню мысль, – продолжал мистер Лэмберт, лучезарно улыбаясь, – что она несет в себе кровь народа, который достиг высокого уровня цивилизации, когда мои и ваши, майор, предки, а также предки сквайра, благослови его Господь, еще ходили в овечьих шкурах. И я не сомневаюсь, вы собирались спросить, майор, где были бы мы, англичане, нет, верно вы говорите, весь западный мир, если бы не Брахмагупта?– А? – переспросил майор, но никто его не слышал, потому что в этот момент к разговору подключилась Элинор и сделала это таким же голосом, каким обычно скликала овец:– Вы упомянули Брахмагупту, майор? Да, он был величайший индийский математик и астроном и внес огромный вклад в развитие человечества еще в те дни, когда наши бедные, невежественные предки пребывали во мраке первобытных времен. Разве не он изобрел знак нуля, дав систему числительных, которую мы сейчас так успешно используем вместо того, чтобы продолжать умножать и делить с помощью абсурдных римских числительных?Вытаращив глаза, майор Эллиот бормотал:– Я… э… не вполне уверен… э…– Совершенно правильно, майор, – прокричал мистер Лэмберт, находившийся теперь уже в добрых двадцати шагах, – вы совершенно правильно собирались указать Элинор, что этим драгоценным приобретением мы обязаны не Брахмагупте, а, в сущности, совершенно неизвестному индийскому ученому. О, я вполне понимаю ваше восхищение индийским народом. Несомненно, оно проистекает из вашего личного опыта. Ведь вы имели удовольствие лицезреть Тадж Махал, не так ли? Какие потрясающие архитекторы и строители! Произвести подобное чудо… дайте сообразить – около тысяча шестьсот сорокового года? А мы в это время, кажется, были заняты тем, что жгли ведьм, верно? Однако, разумеется, Тадж Махал – скорее современное явление для Индии, в которой существовало развитое сельскохозяйственное производство за две тысячи лет до того, как мы здесь, в Англии, тоже научились обрабатывать землю. И уж коли речь пошла об архитектуре, то почему, говорите вы, не вспомнить классический период?– Я так понимаю, вы говорите об эпохе империи Гуптов, майор Эллиот? – это снова была Элинор, которая стояла рядом со мной, ее пышные волосы казались на солнце совсем алыми. Она принялась перечислять различные достижения индийцев в искусстве, архитектуре и литературе, чтобы затем, запыхавшись, вновь предоставить слово отцу, который продолжил лекцию.Я стояла с неподвижно-торжественным лицом, но в душе помирала со смеху. Все мои страхи улетучились. Теперь я понимала, что Элинор и ее отец заранее спланировали эту сокрушительную атаку и готовы были ее начать при первом же намеке на то, что я могу быть не принята в общество.– И, разумеется, – говорил мистер Лэмберт, устремив взгляд на вяхиря, который лениво пролетал над садом, – нам следует завидовать Джейни не только потому, что она является наследницей столь древней мудрости, как вы только что первым отметили, мой дорогой Тарлтон…– Я? – изумленно выпалил сквайр.– …ведь вы столь высоко, сквайр, цените физическое мастерство, при условии, разумеется, что речь идет о чем-то пристойном для молодой леди. И, как честнейший из людей, вы всегда готовы признать превосходство, где бы вы его ни встретили. – Рассеянность мистера Лэмберта исчезла, в этот момент казалось, что Элинор каким-то образом сумела поменяться с отцом выражением глаз, потому что взгляд, которым он впился в сквайра, был суров и решителен. – Вы видели, как она ездит верхом, мой дорогой друг. Элинор говорит, на прошлой неделе вы за ней наблюдали. Как человек азартный, не заключите ли вы со мной пари? Готовы ли вы поставить на то, что любой мужчина, которого вам угодно будет назвать, победит это дитя в гонке, скажем, от пашен в Лэнгли до Гусиного холма? Проигравший заплатит сотню фунтов, допустим, в фонд реставрации церкви, если викарий согласится принять ее как взнос.Внезапный вызов прозвучал как раскат грома, я услышала, как повсюду вокруг меня заахали и зашептались. Никто не предполагал, что он будет принят, в том числе и сам мистер Лэмберт, но он сделал свое дело. Последние слова мистера Лэмберта застали врасплох и викария, которому пришлось проглотить протест, готовившийся вот-вот сорваться с его уст. Лишь позднее я смогла полностью оценить, как ловко и умно провели в тот день Элинор и ее отец всю операцию. Они знали, что два человека, от которых будет зависеть отношение к Джейни Берр, – это сквайр и майор Эллиот, и нанесли каждому из них поражение на его собственном поле.В тот момент, когда вызов мистера Лэмберта все еще висел в воздухе, я понятия не имела, какой он произведет эффект. Казалось, сквайр разозлится на предположение, что молодая девушка способна обскакать любого, кого он назовет, но мистер Лэмберт отлично знал, с кем имел дело. Цветущее лицо сквайра повернулось от меня к Элинор, потом к ее отцу, потом снова ко мне. Сначала на нем было написано изумление, потом появились первые признаки негодования, но внезапно он откинул голову назад и сочно расхохотался.– Да вы что – за дурака меня принимаете, Лэмберт? Она должна весить раз в сто больше, чем сейчас, чтобы у мужчины был какой-то шанс! Черт побери, вы выглядите более кротко и невинно, чем сам викарий, а на деле хитры, как сам дьявол! – Он повернулся к Элинор: – И вы, любовь моя, ничуть не лучше. Так и стараетесь подстроить какое-нибудь жульничество. – Кивнув в мою сторону, он с сожалением спросил: – Полагаю, вы не разрешите ей участвовать в состязании верхом на гончей?У Элинор была способность улыбаться как-то особенно тепло и нежно. Вообще она использовала ее довольно редко, но сейчас сквайр Тарлтон был награжден именно такой улыбкой, и от нее лицо Элинор стало еще красивее. Она мягко произнесла:– Мне и в самом деле не хотелось бы сажать Джейни на гончую. Давайте-ка не будем вновь затевать наш старый охотничий спор, сквайр.– Жаль, она отлично бы смотрелась в первых рядах. Но, как вы сказали, не будем спорить, моя дорогая.Майор Эллиот стоял с ошалелым видом, потирая подбородок набалдашником трости. По-моему, он старался понять развитие событий, происшедшее слишком быстро для его ума.– Да, – произнес он, наконец, с авторитетным выражением на лице, – вы сказали весьма много справедливого, Тарлтон.Сквайр Тарлтон предложил мне руку и добродушно проговорил:– Ну, ладно, юная Джейни, давайте отправимся в конюшню и посмотрим на лошадей, а? И вы расскажете мне, как это вы так хорошо научились ездить верхом.Было бы неправдой сказать, что с этого момента я была полностью принята в Ларкфельде как член семьи Лэмбертов, но он был своего рода решающим. Большинство последовало примеру сквайра, а деревенские жители хорошо относились ко мне потому, что видели, как меня любят Элинор и мистер Лэмберт. Дольше всего помнили о том, что я наполовину индианка и была взята в господские комнаты из помещений для прислуги, самые мелкие и бедные землевладельцы, но вскоре сдались и они благодаря совершенно невероятному слуху, прошедшему по деревне и распространившемуся далеко за ее пределы.Говорили, что Джейни Берр – на самом деле индийская принцесса. Ее родителями были раджа, правивший одним из индийских княжеств, и красавица англичанка, дочь аристократа. Оказывается, Джейни еще ребенком была похищена агентом негодяя-родственника раджи, который хотел завладеть его троном. Мать бедняжки умерла от горя, а раджа отрекся от всего, что имел, и стал святым отшельником. Княжество досталось негодяю-родственнику. Но агент британского правительства обнаружил Джейни в Тибете и доставил ее в Англию, скрывая ее подлинную личность до тех пор, пока она не достигнет совершеннолетия. Тогда британская армия в Индии сбросит узурпатора с престола, и Джейни вступит в свои права как рани, правительница княжества величиной с половину Англии.В основном слух сводился к этому, хотя детали его могли варьироваться в зависимости от того, кто его излагал. Но вне зависимости от вариаций и редакций, которые он имел, действие его на тех, кто все еще сомневался в пристойности общения с полуиндианкой, было самым позитивным. Я обнаружила, что могу быть принята где угодно, даже в домах высшей знати, если, будучи англо-индианкой, являюсь при этом еще и принцессой.В тот день вся деревня буквально гудела от этого нового слуха. Элинор, вернувшись в "Приют кречета", отправилась прямиком на лужайку, где я и мистер Лэмберт играли в крикет. Она подошла к отцу и обняла его. Ее зеленые глаза светились хитростью и весельем.– Какой же ты умный у меня, отец! Он озадаченно моргнул.– Разумеется, это так, моя дорогая. Но в какой связи ты меня хвалишь именно в данный момент?– Ты придумал слух про Джейни, и сейчас он, как пожар, гуляет по деревне.– Слух? Элинор, опомнись, я почтенный адвокат на покое. И ты говоришь, что я распространяю слухи?– Ты его не распространяешь, отец, ты его придумал. Я тебя знаю слишком хорошо, ошибиться невозможно. Но какой замечательный слух! Наша Джейни – индийская принцесса инкогнито!– Что? – тупо спросила я.Элинор взяла меня за руку, вся сияя от восторга.– Я через минуту все тебе расскажу, дорогая. Отец, но как же тебе удалось? А, погоди-ка. Твой старый клерк, Пенфолд, вот кто должен был блестяще с этим справиться. Эта хитрая лиса Пенфолд. Вы с ним всегда были отличной парой. Да ему стоило лишь сказать словечко на ушко миссис Грэветт, вдовушке, которая все время пытается выйти за него замуж, а уж у нее самый длинный и быстрый язык в Хемпшире.Мистер Лэмберт вздохнул, положил свой молоток, устремил глаза к небу и принялся протирать свои очки.– Элинор, что ты такое говоришь, моя милая? – мягко сказал он. – Я предлагаю сесть в тенечке, и там ты сможешь все нам подробно рассказать об этом потрясающем слухе.Он так и не признался в авторстве, но чем больше с течением времени я его узнавала, тем меньше сомневалась в том, что Элинор была абсолютно права. Мистер Лэмберт знал, как велик снобизм в окружавшем его мире, и сумел отлично воспользоваться его силой. Со временем к слуху утратили интерес, а, возможно, начали принимать всю историю как нечто само собой разумеющееся. Трудно сказать, что произошло в действительности. Однако эффект продолжал действовать, и это обеспечивало мне в Ларкфельде хороший прием на любом уровне, избавляя от трудностей, которые иначе могли бы возникнуть.Элинор постепенно накапливала материал для своей книги о полевых цветах Европы и уже дважды брала меня с собой' за границу, один раз – в Австрию, другой – в Италию. Мое детство превратило меня в выносливую путешественницу, и я испытывала огромное наслаждение от наших длительных прогулок в поисках редких полевых цветов. Я также усердно готовилась к тому, чтобы стать умелым секретарем для Элинор, и уже могла вести записи под ее диктовку, пока она делала цветные наброски.На третьем году моей жизни в "Приюте кречета" я поняла, что Ларкфельд, кажется, уже начинает гордиться мною, как гордится и Элинор, ведь мы были столь необычными особами. Я уже давно рассказала всю мою историю мистеру Лэмберту и Элинор, включая и все тайны, которые она содержала, а также показала им драгоценный медальон, с которым по-прежнему не расставалась. Они с завороженным видом слушали о моей жизни в Намкхаре, о монастырях, ламах, о религиозных верованиях и церемониях, о моих путешествиях с караваном в Тибет.Будучи всем им обязанной, я ничего от них не скрыла. Они знали, что армейский офицер приехал из Индии на север для того, чтобы арестовать Сембура по ужасному обвинению в убийстве и краже. Они знали, что я слышала, как Сембур признался в преступлении и назвал себя моим отцом, однако осталась при этом уверена, что по какой-то неведомой причине он сознательно солгал. Возможно, причина была во мне, потому что он считал, что мне угрожает какая-то опасность.Став взрослой и перестав видеть мир глазами двенадцатилетнего ребенка, я смогла еще лучше понять, как много сделал для меня Сембур. Человек малообразованный, он пришел в странный мир Смон Тьанга, имея на руках двухлетнего ребенка и не зная ни языка, ни обычаев страны. Обосновавшись там, он сумел обеспечить нас кровом и пищей и воспитать меня в соответствии со своими простыми представлениями и солдатскими обычаями.Он, несомненно, должен был отчаянно тосковать по своему народу, по мужчинам, с которыми можно поговорить, по женщине, которая любила бы его, по всему, от чего он отказался. И тем не менее на протяжении всех лет я ни разу не видела, чтобы он раскаивался, и ни разу не слышала, чтобы он жаловался. Порой, когда какие-нибудь обстоятельства заставляли меня вспоминать о нем с особой силой, например, в день его рождения или во время снегопада, напоминавшего мне о горах, я уходила в свою уютную спальню, думала о Сембуре и тихо плакала, испытывая горячее желание обнять его, прижаться щекой к его щеке и поблагодарить его от всего сердца.Мы не строили особенно много догадок относительно тайн, которые несло в себе мое прошлое, потому что, как сказал мистер Лэмберт, "нельзя сделать верных выводов на основе недостаточной информации". Однако одну маленькую загадку нам все же удалось разгадать, и связана она была с именем Сембура. Поскольку в больнице в Горакхпуре меня зарегистрировали как Джейн Берр, по-видимому, в соответствии с заявлением Мистера, мы предположили, что «Берр» и была его настоящая фамилия. Но я слышала, что Мистер не раз называл его так, что для меня звучало как "Ахрессембур".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41