Он дал его мне… именно мне, чтобы я его помнила.И пока я буду его помнить, я никогда не буду совсем одна. ГЛАВА 6 Я впервые увидела Англию три месяца спустя. Сначала передо мной возник остров Уайт, а еще через час наш корабль, пройдя широкую полосу воды, причалил под мелким моросящим дождем в Саусхэмптоне.Я больше не называла эту страну «Ханглией», потому что заметила, что другие люди не прибавляют для ударения «х», как это делал Сембур. В сущности, я вообще не разговаривала, храня молчание уже почти восемь недель. Все вокруг считали, что это из-за испорченности, что моя неблагодарность совершенно позорна, но они ошибались. Когда я оставалась одна, то разговаривала сама с собой, но стоило мне попытаться сказать что-нибудь другому человеку, как горло и язык, казалось, цепенели.Мне все время было страшно. В "Историях про Джессику" я немного читала о мире, лежащем за пределами Смон Тьанга, да и Сембур за долгие годы рассказывал мне массу удивительных вещей. Но одно дело – слушать про большой поезд из железа, про огромный корабль, про город, в котором люди копошатся, как муравьи, про море, простирающееся до самого горизонта, а другое дело – видеть все это воочию. Я была испугана так же, как был бы испуган ребенок из Англии, оказавшись в караване из яков и пони, путешествующем по земле Бод.В пути я находилась на попечении мисс Фут, которая была в Индии гувернанткой, а сейчас возвращалась домой. Благотворительный фонд армии заплатил ей небольшую сумму, чтобы она доставила меня в Лондон, где мне нашли место в сиротским приюте, называвшемся Дом Аделаиды Крокер для девочек-сирот. Он был основан более пятидесяти лет назад леди, которую звали мисс Аделаида Крокер.Мисс Фут была тощей леди с седыми волосами и крючковатым носом. Мы ненавидели друг друга. Я боялась пошевельнуть пальцем, потому что знала, что сделаю это неправильно. По мнению мисс Фут, я скверно ходила, скверно стояла, скверно сидела, у меня были скверные манеры, скверный нрав и скверное воспитание. Я ненавидела ее потому, что помнила, как Сембур беспокоился о том, чтобы дать мне хорошее воспитание, и воспринимала все ее слова как оскорбление его памяти. Многое во мне вызывало отвращение мисс Фут, однако больше всего ее возмущало то, что я – полукровка. Я полагала, это означало, что я наполовину индианка и наполовину англичанка, но не могла уразуметь, почему она считает это таким ужасным грехом.Поскольку я словно онемела, она считала, по-видимому, что я также ничего не слышу и не чувствую, и, когда я находилась рядом с нею, говорила обо мне так, будто меня там не было.– Мы все должны нести свой крест, миссис Стоддарт, но Джейн – тяжкое бремя для меня. Я надеялась провести это путешествие в мире и спокойствии, но… не скрещивай ноги, Джейн!.. о покое нет и речи, уверяю вас. Да, конечно, этот ребенок – полукровка. Ее отец был простым солдатом, который женился в Джаханпуре на индианке, потом совершил какое-то чудовищное преступление и убежал с ребенком в Тибет… не держи так голову, Джейн!.. прошу прощения, миссис Стоддарт. О да, она вполне может говорить. В тот день, когда я встретилась с ней в Горакхпуре, она очень даже бойко разговаривала, правда, как уличная торговка, миссис Стоддарт, ну просто на вульгарнейшем языке. Я была совершенно изумлена тем, что армейские власти решили отправить полуиндианку в Англию, но, видимо, некто, пользующийся влиянием, употребил его и заплатил за ее билет… держи колени вместе, Джейн!Я свела колени, положила на них руки и сидела совершенно прямо в надежде избежать дальнейших претензий. Если кто-то заплатил за билет, чтобы я непременно попала в Англию, это мог быть только Мистер. Он сдержал обещание, которое дал Сембуру, когда тот умирал ночью в пещере, обещание, что он сделает все возможное для того, чтобы меня отправили в Англию.Серым январским днем я навсегда простилась с мисс Фут и была принята в Дом Аделаиды Крокер для девочек-сирот, находившийся в части Лондона, которая называлась Бермондсей. Там мне предстояло провести два с половиной года. После того, как я привыкла, эти годы были довольно неплохими.В день прибытия, как только мисс Фут сдала меня в приют, ко мне вернулась способность говорить. Это было огромным облегчением и помогло мне в первые недели, когда другие девочки смотрели на меня недоверчиво и казались враждебно настроенными. Но впоследствии я узнала, что они всегда вели себя так с новыми девочками, которых еще не знали достаточно хорошо. В сущности, я сама вела себя потом точно так же.Девочек от пяти до четырнадцати лет было, наверное, около семидесяти. Директором была мисс Кэллендер, которая внешне напоминала мисс Фут, но была совершенно другим человеком. У нее было две помощницы, одну из которых любили, а вторую боялись.Сумма, которая по завещанию Аделаиды Крокер ежегодно перечислялась сиротскому приюту, почти полностью использовалась мисс Кэллендер на питание, и поэтому кормили нас хорошо, хотя и простой пищей. Но на одежду мисс Кэллендер деньги жалела, поэтому одеты мы были ужасно. Мы носили нечто очень странное, хотя и называвшееся платьями, юбками и нижним бельем. Наши вещи изготовлялись старшими девочками из старья, которое тюками присылалось людьми, обозначавшимися как «прихожане». Получаемое от прихожан латалось, красилось, перелицовывалось, передавалось от старших девочек младшим, снова переделывалось – и так до тех пор, пока вконец не расползалось. Старые шерстяные вещи, присылаемые прихожанами, стирались, распускались, а потом перевязывались на спицах или крючком и превращались в митенки или шали, которые мы носили зимой.Мы донашивали обувь, которую отдавала нам Школа для молодых леди. Доуч, мрачный, ненавидевший всех нас дворник, который был мастером на все руки, без конца ее чинил. У ботинок срезались мысы, чтобы их могли носить девочки с различным размером ног. Большая часть расходов на одежду, вызывавших крайнее неудовольствие мисс Кэллендер, была связана с чулками и нижним бельем. Чулки у нас были из толстой гребенной шерсти, сорочки – из толстой фланели, а панталоны – из ужасно жесткого небеленого миткаля.Некоторые девочки в приюте были очень робкими созданиями, другие же, напротив, весьма отчаянными. Три из них, когда я приехала, успели побывать "на улице". Им не было еще и четырнадцати. В тот момент я еще не понимала, что означают слова "на улице", но спустя шесть месяцев, проведенных в обществе приютских девочек, я знала об ужасной жизни лондонской бедноты практически все.У нас каждый день были уроки, на которых нас учили читать, писать, считать, шить, вязать на спицах и крючком. Старшие девочки должны были присматривать за младшими, а это означало, что мы все время были заняты, умывая и одевая малышек по утрам, помогая им убрать постель, уча их, как себя обслуживать, и приглядывая за ними во время еды.Я только один раз столкнулась с настоящей неприятностью и была очень довольна, что в Намкхаре мне еще совсем маленькой случалось играть в разные грубые игры с мальчишками гораздо старше меня, в результате которых извлекла полезный урок: чтобы справиться с забиякой, надо застать его врасплох, нанести удар, и делать это необходимо с самого начала. Одна из приютских девочек, побывавших "на улице", была очень злобным существом и забиякой. Остальные девочки ее боялись, и она заставляла их делать за нее разные вещи, как будто они были ее служанками.В конце первой недели моей приютской жизни она обратила на меня внимание и потребовала, чтобы я отдала ей сапожки из валеной ячьей шерсти, которые я привезла с собой и продолжала носить. Ощущая в животе трепет, я посмотрела на нее и сказала:– Тебе они будут малы на целую милю. И вообще, Дэйзи, до тех пор, пока они мне годятся, они будут моими. Когда я из них вырасту, я отдам их тому, кому захочу.Дэйзи, уперев руки в бока, медленно двинулась ко мне.– Вы только на нее гляньте! – принялась издеваться она. – Эй ты, соплюха наглая, хорошей взбучки захотела, а?Я заключила, что словами дело не уладить и мне надо действовать немедленно.– Я не хочу иметь с тобой никаких неприятностей, Дэйзи, честно… – И, подобрав юбку, изо всех сил ударила ее ногой по коленке. Она взвыла от боли и неожиданности и захромала прочь к своей постели, вопя, что я ее искалечила.В тот день я завоевала много друзей и стала чем-то вроде защитницы для всех, кого задирала Дэйзи. За те шесть месяцев, что она еще провела в приюте, она больше никогда не доставляла мне неприятностей.Лето сменяло весну, зима шла за осенью. Приют превратился в мой маленький мир. Мне нравились уроки, мне нравилось изобретать, как переделать старую одежду, когда это казалось совершенно невозможным. Я с удовольствием присматривала за маленькими девочками, которые доверяли мне и делились со мной своими секретами. Но самый лучший момент дня наступал, когда мы, разбившись по парам, шли гулять в парк, находившийся примерно в миле от приюта.Я провела большую часть времени своей предыдущей жизни на открытом воздухе, и порой мне казалось, что стены приюта душат меня. Часовая прогулка по парку, конечно, была никак не сравнима с теми путешествиями, что я предпринимала раньше, но и она, вне зависимости от погоды, каждый день приносила мне радость.Когда девочке исполнялось четырнадцать, ей находили место, как правило, прислуги, но иногда у портнихи или на какой-нибудь фабрике Ист-Энда, а изредка – где-нибудь на ферме. Я оставалась в приюте до пятнадцати лет, на год дольше, чем полагалось, потому что мисс Кэллендер находила меня очень умелой в обращении с малышками. Я могла бы даже остаться насовсем, став чем-то вроде не получающей жалованья помощницы, но у меня вышла стычка с противной девчонкой, которую звали Большая Алиса и которая отвечала за другую спальню младших. Она все время над ними насмехалась, и я, потеряв в конце концов терпение, ударила ее. Я впервые совершила подобную вещь с того дня, как пнула Дэйзи в первую неделю моего пребывания в приюте, но поднялся большой шум, и мисс Кэллендер решила, что мне пора уходить.Хотя я всегда очень старалась, занимаясь шитьем, способностей у меня к этой профессии не было. На фабрику я тоже не хотела идти, потому что наслышалась от других девочек про то, какие там условия. Я предполагала, что мне предстоит пойти в прислуги, но когда недели через две после инцидента с Большой Алисой мисс Кэллендер прислала за мной, она, к великой моей радости, объявила, что нашла мне место на ферме в Хемпшире.– На ферме, мисс?!– Ну, пожалуй, это не настоящая ферма. Скорее небольшой участок земли. Там со всем управляется сам владелец и его жена, мистер и миссис Гэммидж. У них дом и несколько акров угодий. Господь, по-видимому, не благословил их детьми, и теперь, когда оба они уже в возрасте, им нужна пара рук в помощь по дому и на земле.– А мне нужно будет ухаживать там за животными, мисс?– Мне говорили, что у них несколько кур и свиней.– О!– И у них совершенно точно есть лошадь или какое-то другое животное, чтобы возить коляску.– О-о-о, как чудесно. Огромное спасибо, мисс Кэллендер.– Мистер Гэммидж прислал деньги на железнодорожный билет для тебя. Поедешь в субботу, он встретит тебя в Тенбрук Грин. Это ближайшая станция, – она откинулась на стуле, сложив руки перед собой на столе. – Мне жаль расставаться с тобой, Джейн. В будущем старайся себя сдерживать.– Да, я постараюсь, мисс. Просто… ну, я рассказывала девочкам об одном человеке, которого я знала. Он очень много для меня значил, а Алиса сказала про него ужасную гадость.– Она поступила плохо, но ты не должна была ее бить, Джейн. Это не по-христиански.– Да, мисс.Ее лицо расслабилось, и на нем появилось нечто вроде улыбки.– Ты – здравомыслящая девочка. Жаль, что не удалось сделать для тебя больше, но здесь столько проблем. Надеюсь, в твоей новой жизни все будет идти хорошо.– Спасибо, мисс. * * * Моя новая жизнь в Крэбтри-коттедж, с мистером и миссис Гэммидж, продолжалась ровно две недели и три дня. Она была спокойной, флегматичной женщиной, которая все время проводила в работе, но вид у нее при этом был какой-то отсутствующий. Муж у нее был весельчак, но лентяй, долговязый, с длинным лицом и выступающими большими белыми зубами.На второй день, когда мы набирали в сарае зерно, чтобы покормить кур, мистер Гэммидж обхватил меня рукой, положив ладонь на грудь. Я испуганно отшатнулась, сознавая, что передо мной встала деликатная и совершенно новая для меня проблема.С этого момента почти все мои мысли были заняты тем, как не остаться наедине с мистером Гэммиджем. Если же этого нельзя было избежать, а такая ситуация складывалась часто, то я старалась, чтобы между мной и хозяином находился какой-нибудь предмет, но так, чтобы он не догадался о моем маневре. Однако мне было очень трудно вести себя естественно, когда мы оказывались вдвоем в кухне, разделенные большим столом, или в амбаре – коляской. Он ничего не говорил при этом, только ухмылялся и пытался меня облапить. Однажды, когда он загнал меня в амбаре в угол, мне пришлось изо всех сил наступить ему на ногу, сделав вид, что я нечаянно. Оказавшись вне опасности, я извинилась.Все кончилось, когда однажды утром в половине шестого я пришла на кухню, чтобы развести огонь в большой кухонной плите, и застала там миссис Гэммидж. Повернувшись от раковины, где она мыла тарелку и пару ножей, миссис Гэммидж спокойно сказала:– Собирай свои вещи, девушка. Я хочу, чтобы ты ушла до того, как спустится мистер Гэммидж.Я не стала изображать недоумение и просто сказала:– Мне очень жаль, миссис Гэммидж, честно. Я не делала ничего, что… ну, знаете, что он мог бы посчитать…– Я знаю. Ты, девушка, не виновата, – она устало пожала плечами. – Он всегда был такой. Я думала, что сейчас он, может быть, уже вышел из возраста, но этот старый петух начал гоняться за тобой, как только ты появилась. Нам следовало бы взять парня, но викарий велел взять девушку из сиротского приюта.Я поднялась в свою крошечную комнатку, чтобы сложить мои пожитки в маленькую парусиновую сумку, с которой прибыла из приюта. Делом это было недолгим. Мое имущество состояло из одного запасного комплекта нижнего белья – сорочки, панталон и чулков, шали, потрепанного платья из голубого бархата, некогда, несомненно, принадлежавшего настоящей леди, потому что оно было хорошего качества, гребня, длинного передника, двух носовых платков, маленького полотенца, Святой Библии и "Историй про Джессику".Я уже была умыта, причесана и одета в свою повседневную одежду – юбку и фланелевую блузу, некогда бывшую мужской рубашкой. Серебряный медальон я носила под блузой, никогда не снимала его и не выпускала наружу, боясь, что кто-нибудь может его украсть. Мне оставалось надеть только чистенькую, хотя и довольно поношенную соломенную шляпку с лентой – настоящее сокровище, которым перед отъездом наградила меня мисс Кэллендер, и спуститься вниз.Мисс Гэммидж сидела в деревянном кресле-качалке, уставившись на горевший в плите огонь. Когда я вошла, она, не поднимая глаз, проговорила:– Вон там на столе – это для тебя. Сэндвичи с беконом в пакете и шестипенсовик. Это все, что я могу.– Большое спасибо, миссис Гэммидж. Извините, пожалуйста, за… ну, вообще.Она пожала плечами, продолжая глядеть на огонь, и ничего не ответила. Через минуту я, с парусиновой сумкой в руке, уже затворила за собой дверь.Я прошла три мили до Тенбрук Грин и там, на станции, стала дожидаться Берта Тэйлора. Он работал на большой молочной ферме и по утрам развозил молоко, масло и тому подобное. Берт, отец восьмерых детей, относился ко мне по-дружески. Я раза три-четыре разговаривала с ним, когда он заезжал в Крэбтри-коттедж, чтобы купить яйца. Конечно, я знала его плохо, но других знакомых у меня вообще не было.Когда прибыла его тяжелая телега, запряженная двумя здоровенными лошадьми, я рассказала ему о случившемся и спросила, не знает ли он, где я могу найти работу. Он не выказал ни малейшего удивления по поводу того, что миссис Гэммидж от меня избавилась, но задумчиво потер подбородок, когда речь зашла о новом месте.– Ну-ка, Джейн, дай подумать. Самое лучшее для тебя, наверное, отправиться в Борнемут. Там живет немало господ в больших домах, а еще там много гостиниц. Если повезет, сможешь где-нибудь устроиться горничной.– А где Борнемут, мистер Тэйлор?– Вон в ту сторону, – он показал на одну из дорог, которая отходила от скверика около станции. – Дойдешь вдоль реки до Ромсея, затем будешь держаться к западу от Саусхэмптона, по дороге, которая идет через Нью-Форест. Но это добрых тридцать миль. Если у тебя есть деньги, лучше езжай на поезде.– У меня есть шесть пенсов, но не хочется тратить их на поезд. Погода сегодня хорошая, мистер Тэйлор, и я ничего не имею против того, чтобы переночевать под деревом.– Ну, смотри. Удачи тебе.Утром я прошла не спеша около семи миль, стараясь идти по мере возможности по покрытому дерном участку между рекой и дорогой, чтобы поменьше изнашивать ботинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41