увидев меня, она отбросила волосы, падавшие ей на глаза, и извинилась, что не совсем готова для приема гостей.
– Я только что разговаривала по телефону с Ларри, – объяснила она.
– Ларри? – удивленно повторила я, ибо Клэр всегда уверяла меня, что ван Тьювер был и останется ее единственным отклонением с пути истины.
По-видимому, решила я, она достигла в своей карьере той стадии, когда внешние приличия утрачивают всякое значение.
– Я пришла к выводу, что не умею управлять мужчинами, – сказала она. – Никак не могу долго ладить с ними.
Я заметила про себя, что опыт привел меня к такому же заключению, хотя, по правде говоря, я только один раз в жизни имела с этим дело.
– Скажите мне, – спросила я, – кто этот Ларри?
– Вот его портрет.
Она достала карточку из ящика своего туалета. Я увидела красивого пожилого блондина.
– С виду у него довольно приятная внешность, – заметила я.
– В том-то и беда, что о мужчинах никогда нельзя судить по внешности.
Я обратила внимание на число, проставленное на карточке.
– Это, по-видимому, ваш старый знакомый? Вы никогда не говорили мне о нем.
– Он не любит, когда о нем говорят. У него беспокойная жена.
Я внутренне усмехнулась, но кивнула с пониманием.
– Он биржевой маклер. Его «прижало», как он выражается, и от этого он сделался раздражителен и скуп. В биржевике эти качества, как вы понимаете, особенно неприятны.
Она рассмеялась и продолжала:
– А между тем он очень требователен, хочет, чтобы все делалось ему в угоду, и вечно указывает мне, с кем я могу поддерживать знакомство и где могу бывать. Я всегда говорю, что испытываю на себе все неудобства брака, не пользуясь ни одним из его преимуществ.
Я заговорила об эмансипации женщин, и Клэр, откинувшись на спинку стула и расчесывая свои длинные чудесные волосы, улыбалась мне из-под полуопущенных ресниц.
– Угадайте, к кому он ревнует меня?! – сказала она. И когда я отказалась от такой непосильной задачи, она бросила на меня многозначительный взгляд.
– В море попадаются рыбы покрупнее Ларри.
– И вам удалось поймать одну из них? – спросила я с наивным видом.
– Не стану же я отказываться от своих прежних друзей.
Я перевела разговор, как бы случайно, на свои летние планы, и через несколько минут Клэр сама прервала меня.
– Кстати, Дуглас ван Тьювер в городе.
– Откуда вы знаете это?
– Я видела его.
– В самом деле? Где же?
– Я добилась приглашения Джека Тэйлора. Видите ли, когда Дуглас влюбился в свою прославленную южную красавицу, Джек предсказал, что она очень быстро надоест ему. И теперь он заинтересован в том, чтобы предсказание его оправдалось.
– И что же, есть у него шансы на успех?
– Я сказала ему: «Дуглас, почему вы не зайдете навестить меня?» Он был в шутливом настроении и спросил: «Что вы хотите? Новый автомобиль?» «У меня нет ни старого, ни нового автомобиля, Дуглас, и вы это знаете, – ответила я. – Мне нужны только вы сами. Я всегда любила вас и, кажется, доказала вам это». «Вы доказали мне только, что вы нечто вроде дикой кошки, – сказал он. – Я боюсь вас. А кроме того, я устал от женщин и не доверюсь больше ни одной».
– К такому же заключению относительно мужчин пришли, кажется, и вы, – заметила я.
– В ответ я сказала: «Дуглас, приходите ко мне, и мы вспомним старое. Можете довериться мне. Клянусь вам, что ни одна живая душа не узнает об этом». «Вы утешились без меня с кем-то другим», – возразил он. Но я знала, что это только догадка с его стороны. Он искал, чем бы досадить мне, и сказал: «Вы слишком много пьете. Нельзя доверять людям, которые пьют». «Ведь вы же знаете, – ответила я, – что я не пила так много, когда была с вами. Да и сейчас я пью гораздо меньше, чем вы». «Я провел Бог знает сколько времени на пустынном острове и праздную теперь свое освобождение», – возразил он. «Что же, – сказала я, – позвольте мне помочь вам отпраздновать эту радость».
– Что же он ответил на это?
Клэр кончила расчесывать свои шелковистые волосы и многозначительно улыбнулась мне.
– Я сказала: «Дуглас, вы можете довериться мне. Клянусь, что ни одна живая душа не узнает об этом от меня».
– Это значит, разумеется, что он обещал к вам прийти, – заметила я.
– Я не сказала вам этого, – последовал ответ.
Я знала, что Клэр сама расскажет мне все до конца. Но в эту минуту ее отвлекла другая тема.
– У Сильвии скоро будет ребенок, – заметила она вдруг.
– Ее муж, должно быть, очень рад этому? – сказала я.
– Он просто раздувается от отцовской гордости, как говорит Джек. Он послал за бутылкой какого-то замечательного шампанского, чтобы отпраздновать скорое появление «бэби-миллионера» (так называли в своем время маленького Дугласа). И они выпили три бутылки, чтобы достойно отметить такое событие. Джек говорит, что Дуглас единственный человек в Нью-Йорке, у которого есть такое вино.
– Ваш друг Джек, кажется, большой весельчак, – вставила я.
– Дуглас не всякому позволяет разговаривать с собой. Он держится обычно с большим достоинством, а к своему будущему ребенку относится очень серьезно.
– Дети обыкновенно теснее привязывают мужа к жене, не правда ли?
Я внимательно наблюдала за ней и увидела, как она усмехнулась моей наивности.
– Нет, – сказала она, – по-моему, это не так. Дети в общем только надоедают.
Я не стала оспаривать ее авторитетного заявления. Кому же, как не Клэр, было знать мужчин?
Она не отрывалась от зеркала, укладывая в прическу свои волосы, и вдруг рассмеялась.
– А Ларри весь вечер ждал здесь, пока мы веселились у Джека Тейлора.
– В таком случае неудивительно, что он устроил вам сцену, – сказала я.
– Но он не предупредил меня, что хочет прийти. Неужели же мне сидеть весь вечер одной? Вечно одна и та же история. Я никогда не встречала мужчины, который искренно хотел бы, чтобы у вас были друзья и чтобы вы весело проводили время без него.
– Быть может, – возразила я, – он боится, как бы вы не изменили ему?
Я сказала это в шутку, считая, что такого рода остроты должны нравиться людям типа Клэр и ее друзей. Мне и в голову не приходило, к чему приведет это замечание. Помню, как однажды мой муж привез на ферму много динамита для выкорчевывания пней; представьте себе мой ужас, когда я увидела, что дети беззаботно играют смертоносными палочками! И вот теперь, оглядываясь назад, я нахожу, что обе мы во время этого разговора напоминали моих ребятишек.
– Знаете, – заметила она с серьезным видом, – у Ларри есть один пунктик. Я встречала и прежде ревнивых мужчин, которые дрожали над женщинами, но такого одержимого, как Ларри, никогда.
– А в чем же дело?
– Он начитался каких-то книг о разных болезнях и теперь рассказывает мне всякие ужасы о том, что может случиться со мной и с ним. Как послушаешь его, право, начинает мерещиться, будто все эти микробы ползают по стенам комнаты.
– Но… – начала я.
– Мне надоело слушать его лекции, и я заявила ему: «Ларри, поступайте, как я: старайтесь получить все, что можно получить, и примиритесь с этим. Тогда вам нечего будет беспокоиться».
Я сидела неподвижно, затаив дыхание. Минута показалась мне вечностью. Наконец я сказала:
– Но ведь вы же не хворали ни одной из этих болезней, Клэр?
– У кого их нет, – ответила она. Снова наступила пауза.
– Но вы же знаете, – заметила я, – что некоторые из них опасны.
– Разумеется, – беспечным тоном ответила она. – Есть, например, одна, от которой проваливается нос и выпадают волосы, но со мной ничего подобного не случится.
– Но есть еще другая болезнь, – намекнула я, – и гораздо более распространенная.
И так как она не подхватила намека, я продолжала:
– А между тем она гораздо серьезнее, чем это думают обычно.
Она пожала плечами.
– Что же поделаешь. Мужчины неизбежно награждают нас чем-нибудь; это входит в игру. Так стоит ли терзаться?
Наступило долгое молчание. Мне нужно было время, чтобы сообразить, как действовать дальше. Мне хотелось так много выведать от нее и при этом нужно было так много скрыть!
– Я не хочу докучать вам, Клэр, – начала я, наконец, – но это, право, имеет очень серьезное значение для вас. Видите ли, я тоже кое-что читала об этом. Медицина сделала новые открытия. Раньше думали, что это лишь местное заболевание, вроде насморка, но теперь оказывается, что это болезнь крови и что она может вызвать очень тяжкие последствия. Большинство хирургических операций, которым подвергаются женщины, обусловлено этой причиной.
– Может быть, и так, – сказала она тем же равнодушным тоном. – Меня тоже оперировали два раза. Но все это теперь давно забыто.
– Однако вы не можете быть уверены, что дело на этом и кончится, – настаивала я. – Люди часто думают, что вылечились от гонорреи, когда на самом деле болезнь только притаилась и может в любое время снова дать вспышку.
– Да, я знаю. Это одно из тех сведений, которое Ларри принес мне вместе со своей любовью.
– Болезнь может проникнуть в суставы и вызвать ревматизм; она бывает причиной невралгии и сердечных болезней и двух третей всех случаев слепоты новорожденных детей…
Клэр вдруг расхохоталась:
– Ну, об этом пусть беспокоится Сильвия Кассельмен!
– О! О! – прошептала я, теряя самообладание.
– В чем дело? – спросила она, и в голосе ее прозвучала жесткая нота.
– Вы говорите это серьезно?
– Что миссис Дуглас ван Тьювер придется кое-чем заплатить мне за то зло, которое она причинила мне? Ну, так что же?
И Клэр разгорячилась, как это случалось с ней всякий раз, лишь только разговор касался ее соперницы.
– Почему она не может рисковать тем же, чем рискуем мы? Почему я должна страдать от этого, а она нет?
Я напрягала все силы, чтобы сохранить спокойствие, и после минутной паузы заметила:
– Разве можно желать этого кому-нибудь, Клэр? Девушку надо было предупредить…
– Предупредить? Й вы воображаете, что она выпустила бы свою великолепную добычу?
– Может быть. Ведь вы не знаете. Во всяком случае, она понимала бы тогда, на что идет…
Наступило долгое молчание. Я была так потрясена, что с трудом подыскивала подходящие слова.
– Я и сама подумывала о том, чтобы предупредить ее, – мрачно сказала Клэр. – По крайней мере, вышел бы маленький скандал. Помните, когда они выходили из церкви? Вы же сами удержали меня.
– Тогда было уже поздно, – услышала я свой собственный голос.
– Что же, – воскликнула она, вновь приходя в возбуждение. – Теперь пришел черед миссис Сильвии. Посмотрим, может ли такая знатная дама заразиться моей болезнью!
Я не могла больше сдерживаться.
– Клэр, это бесчеловечно.
Она взяла пуховку и начала с особой тщательностью пудрить лицо.
– Я все понимаю, – сказала она, и я увидела в зеркале, как сверкают ее глаза. – Вам не удастся одурачить меня. Вы старались быть ласковой, но я знаю, что в глубине души вы презираете меня. Вы думаете, что я не лучше всякой уличной женщины. Что же, прекрасно, я отвечу вам от лица всех подобных женщин: этим мы доказываем, что и мы тоже люди. Нас выбрасывают вон, но, как видите, мы возвращаемся обратно.
– Дорогая моя, – сказала я, – вы не понимаете, о чем говорите. Неужели вы могли бы так злорадствовать, зная, что расплачиваться за все это будет ни в чем не повинный маленький ребенок?
– Их ребенок! Конечно, будет очень печально, если с маленьким принцем приключится такая неприятность. Но, признаюсь вам откровенно, я все время думала об этом.
Я не знала в точности, что может случиться и как, да никто, по-моему, не может знать этого. Если доктора уверяют обратное, то они попросту водят нас за нос. Но я знала, что Дуглас прогнил, а значит, и дети у него могут быть гнилые, и все они будут страдать от этого. Вот одна из причин, которая удержала меня от того, чтобы вмешаться и разоблачить его.
Я совсем потеряла способность говорить, и Клэр, глядя на меня, расхохоталась.
– У вас такой вид, словно вы ничего не знали. Разве вы не поняли, когда я сказала вам об этом тогда?
– Вы сказали мне тогда?
– Вы, кажется, действительно не поняли. Я часто говорю по-французски, когда волнуюсь. У нас есть поговорка о свадебном подарке, который любовница кладет в корзину невесты. Кажется, достаточно прозрачно, разве нет?
– Да, произнесла я упавшим голосом, а Клэр, окинув меня пытливым взглядом, продолжала:
– Вы считаете меня мстительной, не так ли? Что же, я и сама упрекала себя в этом и старалась побороть в себе это чувство, но приходит время, когда начинаешь желать, чтобы люди расплатились за то, что они отняли у тебя. Я скажу вам то, чего я никогда еще никому не говорила, да и не собиралась говорить. Вы видите, что я пьянствую и иду прямой дорогой к гибели; вы слышите, как беспечно я говорю обо всем этом. Но было время, когда я любила Дугласа ван Тьювера по-настоящему и хотела иметь от него ребенка. Я мечтала об этом до боли, до муки. Но разве я могла надеяться на такое счастье? Я навсегда сделалась бы посмешищем для всей его компании, если бы только заикнулась о чем-либо подобном. Меня так засмеяли бы, что пришлось бы удрать из города. Несколько раз я пыталась поймать его, чтобы иметь от него ребенка, хотя бы против его воли. Но оказалось, что врачи лишили меня навсегда этой возможности. Мне оставалось только согласиться с моими друзьями, что так лучше, это избавляет меня от забот. Но тут является она и получает все, чего я так сильно желала. Весь мир находит это прекрасным и трогательным. Какая прелестная молодая мать! Что она сделала такого в жизни, чтобы иметь все, чего я лишена? Можете, сколько угодно, проливать слезы над ней, что касается меня, то я скажу прямо: пусть она получит свое. Пусть она разделит участь других женщин, – ведь она слишком хороша и чиста, чтобы знать даже об их существовании.
Я вышла от Клэр совершенно подавленная. Ни разу я не испытывала такого потрясения с тех пор, как прочла письмо моего несчастного племянника. Почему мне раньше не пришло в голову расспросить Клэр об этом? Как могла я так долго оставлять Сильвию под угрозой этой опасности? Самая большая опасность угрожает ее ребенку во время родов. Я сделала быстрый подсчет согласно ее последнему письму и вздохнула с облегчением – оставалось еще около десяти дней. Прежде всего я подумала о том, чтобы послать телеграмму, но затем оставила эту мысль: в телеграмме трудно будет указать ей, что нужно сделать, и еще труднее объяснить потом, почему я избрала такой необычайный способ переписки. Я вспомнила, что в своем последнем письме Сильвия называла имя врача, который должен был приехать из Нью-Йорка, чтобы присутствовать при родах. Самое лучшее – повидать этого врача, решила я.
– Чем могу служить? – спросил он, когда я вошла в его кабинет.
Это был высокий пожилой человек, безукоризненно одетый, корректный и выдержанный.
– Доктор Овертон, – начала я. – Моя приятельница миссис Дуглас ван Тьювер написала мне, что вы в скором времени выезжаете во Флориду.
– Совершенно верно, – ответил он.
– Я пришла переговорить с вами по одному очень щекотливому делу. Мне, разумеется, едва ли нужно указывать вам, что я полагаюсь на соблюдение профессиональной тайны.
Я заметила, что взгляд его стал вдруг очень пристальным.
– Разумеется, – ответил он.
– Я решилась на это потому, что миссис ван Тьювер – мой близкий друг и мне очень дорого ее благополучие. Я только случайно узнала, что она подвергалась опасности заражения венерической болезнью.
– Я едва ли поразила бы его сильнее, если бы ударила по лицу.
– Что? – крикнул он, забывая свою выдержку.
– Было бы совершенно бесполезно пускаться в подробности, – продолжала я, – достаточно, если я скажу вам, что мои сведения вполне достоверны и точны; источник, откуда я получила их, не допускает сомнений.
Наступило долгое молчание. Глаза его не отрывались от моего лица.
– Что это за болезнь? – промолвил он наконец.
Я назвала ее, и мы снова замолкли.
– А сколько времени существует эта… эта возможность заражения?
– С момента ее замужества. Около восемнадцати месяцев.
Это многое объяснило ему. Я чувствовала, как взгляд его насквозь пронизывает меня. Кто я такая? Сумасшедшая или новый тип шантажистки? А может быть, своего рода «Клэр»? В эту минуту я с благодарностью вспомнила о своей дешевенькой шляпке и почтенном возрасте.
– Это сообщение, – сказал он наконец, – разумеется, очень поразило меня.
– Когда вы подумаете над этим, вы убедитесь, что единственным мотивом, который мог заставить меня прийти сюда, было беспокойство за здоровье моего друга.
Он размышлял несколько минут.
– Все это, может быть, и правда, но разрешите мне добавить, что, когда вы утверждаете, будто знаете это…
Он остановился.
– …то это значит, что я знаю, – ответила я и тоже остановилась.
– Имеет ли миссис ван Тьювер какое-нибудь представление об этом?
– Ни малейшего. Напротив, перед свадьбой ее заверили, что такой возможности не существует.
Снова я почувствовала на себе его пристальный взгляд, но не сочла нужным пускаться в какие-либо объяснения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26