- Остановись, - сказал Валерий Васильевич. - Обрати внимание вот на что: торопишься переходить на третью. Не надо. Эта машина любит разгон. А нет разгона - лучше идти на пониженной передаче. Ясно?
- Да, - сказал Игорь.
- Я вылезу, сделай круг влево, потом - вправо. Не торопись и лишнего не газуй.
Покрывшись легкой испариной, Игорь выполнил задание.
- Хорошо, - сказал Карич, снова уселся на правое сиденье и поглядел на часы: - А теперь давай к дому.
Игорь ожидал, что на выезде из лесу Валерий Васильевич велит остановиться и сядет за руль сам. Но он ничего не сказал.
- На шоссе выезжать? - спросил Игорь.
- Если не боишься, выезжай. Посмотри влево - чисто?
- Чисто.
- Давай. Газу меньше. Поворот включи.
На шоссе легко набиралась скорость - шестьдесят, восемьдесят...
- Обороты меньше. Скорость - пятьдесят. Поставь и держи!
Их обогнала сначала "Волга" и следом громадный крытый фургон. Игорь было прибавил газу и потянулся за уходившим вперед фургоном, но Карич сказал строго:
- Пятьдесят!
Так они доехали до границы городка.
"Ну здесь он меня точно высадит", - подумал Игорь. Пожалуй, он даже желал этого - Игорь устал. Но Карич молчал.
- Дальше мне самому ехать? - спросил Игорь.
- Если можешь, давай. Только осторожно. Люди кругом. Дети.
До дому они добрались благополучно. В воротах им встретился Гарька, и осмелевший под конец Игорь даже помахал ему рукой, за что, правда, тут же схлопотал легкий подзатыльник.
- За нахальство! - сказал Валерий Васильевич.
Перед гаражом Валерий Васильевич спросил:
- Загонишь?
- Лучше ты, - и, сам того не ожидая, спросил: - А можно я вообще буду вам говорить "ты"?
- Можно.
Шла контрольная по математике. Может быть, первый раз в жизни Игорь решал примеры, ничего не слыша и не замечая вокруг. За последние недели он сделал кое-какие успехи, и усилия его, направляемые Алешей, поощряемые Валерием Васильевичем, близко принимаемые к сердцу Таней, Вадимом, Ириной и, конечно, матерью, давали себя чувствовать.
Как подошел Иван Карлович, Игорь не заметил, как нагнулся и протянул руку, тоже не видел. И, только услышав вопрос учителя, с полным недоумением уставился на математика.
- Что это такое? - спрашивал Иван Карлович.
- Не знаю, - поспешно ответил Гарька, - первый раз...
- И ты, Петелин, тоже первый раз?
- Что первый раз?
Учитель показал Игорю крохотный квадратик фотографической бумаги, значками-маковками на нем были изображены формулы.
Игорь молчал. Теперь-то он понял, в чем дело - шпаргалка и, надо сказать, очень хорошая! - принадлежала Гарьке. Иван Карлович засек ее случайно - по части сдувания Синюхин был непревзойденный мастер. Согласно школьному этикету Игорь не мог ответить математику, молчал, и только тоскливая волна поднималась откуда-то из глубин живота к груди.
Теперь... Его опять будут ругать, будут звонить домой, потащат к Белле Борисовне...
Игорь мимоходом взглянул на Гарьку: "Видишь, молчу, но и ты-то не должен на меня сваливать", - говорил этот взгляд.
Синюхин, конечно, понял Игоря, он сказал преувеличенно громко, чтобы его услышал не только Иван Карлович, но и все ребята:
- Чего ты на меня так смотришь? Я-то при чем?
Но старый Иван Карлович, немногословный и справедливый человек, правильно понял и мгновенно оценил ситуацию.
- Синюхин свободен. В классе задерживать не смею. А Петелин, - марш за мой стол, заканчивай работу.
Игорь без особой охоты перебрался за учительский стол. Гарька, гримасничая и пожимая плечами, убрался из класса.
Давно уже, однако, замечено: если уж не везет, то не везет! Не успел Гарька притворить за собой дверь, как наткнулся на Беллу Борисовну.
- В чем дело, Синюхин? - строго спросила завуч. - Разве сейчас перемена?
- Выгнали, - обреченно пояснил Синюхин. - Писали контрольную. Иван Карлович подкатился, увидел на столе шпагу и вот... Гуляю.
- Выходит, все дело в том, что ты не сумел вовремя припрятать шпаргалку?
- Я бы припрятал, не сомневайтесь...
- После уроков зайдете ко мне вместе с Петелиным.
Во время перемены между Гарькой и Игорем состоялось первое в этот день объяснение.
- Уж не мог толкануть, Карлыч-то с твоей стороны крался?! возмущенно кипел Синюхин.
- Не видел я его, понимаешь, решал и не видел.
- А когда он спрашивать стал, чья шпага, на меня показал! Скажешь, не показывал? Так я-то точно уж видел...
- За такие слова... - вспыхнул Игорь.
- Горячий больно... Не жди - я тебя тоже перед Беллой выгораживать не стану.
- А Белла-то при чем?
- При том: велела после уроков прийти.
- Никуда я не пойду. - И не пошел. К Белле Борисовне явился один Синюхин.
- Где же твой друг? - спросила Белла Борисовна.
- А что мне, его силой вести?
- Но ты ему сказал, что я звала вас обоих?
Гарька пожал плечами и отвернулся к окну. Понимать его следовало так: не заставляйте меня наговаривать на друга. Все, что вы мне велели, я исполнил, а за результат отвечать не могу.
- Не понимаю, Синюхин, вы с Петелиным дружите или не дружите?
- В одном доме живем, на одной парте сидим...
- Петелин, на твой взгляд, хороший человек?
- А я знаю? Сегодня такой, а завтра...
- Петелин раньше подводил тебя?
- Вообще-то... из-за сестры...
- Сестра у него? Она как будто взрослая?
- Ясно взрослая и спуталась с проходимцем. Я спросил у Петелина, что за тип, он расписал - фарцовщик и вообще. Я с матерью поделился, а она его матери сказала... И мне же досталось.
Белла Борисовна брезгливо поморщилась. Разговор принимал совершенно нежелательное направление, и она попыталась изменить тему:
- Ладно, оставим сестру в покое, что произошло в классе?
В это время Игорь сообразил, если он не явится к Белле Борисовне, она снова будет звонить, жаловаться, и все получится еще хуже. Идти к завучу было неприятно, но он все-таки заставил себя.
Когда Игорь тихонько приоткрыл дверь кабинета Беллы Борисовны и хотел попросить разрешения войти, он услышал голос Синюхина:
- Ладно, раз велите, я про сестру его больше ничего говорить не буду, хотя все это вместе, к одному идет...
Позабыв спросить разрешения, Игорь мигом очутился в кабинете и с порога крикнул:
- Ты чего, гад, Ирку тут поливаешь?
Белла Борисовна даже вздрогнула от неожиданности. А Гарька и вовсе отпрянул в сторону.
- Петелин! Все-таки изволил явиться! Очень разумно, - сказала Белла Борисовна. - Я как раз стараюсь выяснить, что у вас произошло на математике? Одну версию я уже прослушала, теперь твое слово, Игорь.
- Хотите - верьте, хотите - не верьте, но я даю честное слово - решал сам.
- Ты всегда говоришь правду, произнося честное слово?
- Не всегда, но сейчас я говорю правду. Не верите, позовите Ивана Карловича, пусть он даст мне другие примеры, я решу при вас.
Белла Борисовна почувствовала: какие-то новые нотки звучат в этих словах Петелина. "Он уверен, - подумала она, - что решит и другие примеры. Уверен. Откуда это?"
- Идите оба. Я еще поговорю с Иваном Карловичем. И запомните, особенно ты, Петелин, у меня не хватает сил заниматься твоими делами. В школе как-никак восемьсот учеников, не могу я с тобой каждый день объясняться. Идите.
Ребята вышли: первым Игорь, следом Гарька.
- И какая шпага пропала! - примирительно сказал Синюхин. - Микрофото, трешник цена!..
- Ты для чего про Ирку натрепал? - спросил Игорь.
- Надо же было выкручиваться...
- Вот про меня бы и врал, а Ирка тут ни при чем.
- Подумаешь какая... - И тут Гарька произнес непечатное, гнусно-оскорбительное слово.
Игорь почти никогда не дрался. Во всяком случае, он не был агрессивен по характеру. Но в этот момент вспомнил: если ребром напряженной ладони ударить человека по шее, тот должен упасть. Об этом приеме самозащиты он вычитал в детективном романе, а может быть, видел в кино. Игорь неспешно развернул ладонь, напряг руку и, почти не замахиваясь, коротко и сильно стукнул Гарьку по шее. Тот рухнул.
Игорь очень удивился - слишком уж просто все получилось. И испугался: "Что теперь будет? Что будет?"
Как раз в это время в коридоре появился Иван Карлович. Видел он или не видел, как свалился Гарька, Игорь не знал.
- Если человек упал, - сказал учитель, - ему надо помочь подняться на ноги.
Вместе с Игорем они подняли Гарьку и посадили на край бочки с рододендроном.
Гарька открыл глаза и с недоумением уставился на учителя, потом ошалело посмотрел на Игоря.
- Все в порядке? - спросил Иван Карлович. - Случается, что долгий перерыв в приеме пищи приводит подростка к голодному обмороку. Не надо, Синюхин, задерживаться в школе. Я надеюсь, Петелин, ты поможешь товарищу выйти на воздух? Кстати, я поглядел твою контрольную - вполне.
Во дворе, под ветерком, Гарька пришел в себя и спросил:
- Чем ты мне врезал?
- Рукой, - сказал Игорь. - И если нажалуешься матери или опять капнешь Белле, я еще не так тебе врежу...
Все на этом вроде бы и кончилось, обошлось, если не считать руки. Рука у Игоря распухла и отчаянно болела. Он подумал: "Если мать заметит, разговоров не оберешься". И Игорь очень обрадовался, когда никого не застал дома.
Поел на скорую руку. Нацарапал записку: "Уехал к Тане с Вадимом, заниматься. Если задержусь, не беспокойтесь". И укатил в Москву.
Тане и Вадиму он рассказал все, как было. Таня его пожалела, намазала ладонь йодом, Вадим похохатывал и переспрашивал:
- Ты его - рра-аз, а он - готов? Силен! - И, перестав восхищаться, сказал: - Смотри, парень, доиграешься, нельзя так.
- Но он же гад.
- Могу поверить. Но если каждый начнет лупить по головам гадов, исходя из своих личных соображений, что ж это будет? Есть закон, там сказано, что применять силу в целях самообороны допустимо только в том случае, когда все остальные средства уже исчерпаны! А твой гад на тебя даже и не замахнулся, значит, агрессор не он, а ты. И отвечать тебе!
- Так он же на Ирку наговорил...
- Допустим. На слова полагается отвечать словами. За оскорбление можно привлечь к ответу в административном или судебном порядке.
Игорь смотрел на Вадима и никак не мог взять в толк - серьезно тот говорит или шутит? И почему-то вспомнил смеющиеся глаза Ивана Карловича и окончательно уверился: математик все видел, все понял и про голодный обморок сказал нарочно.
- Хороший человек ты, Ига, - сказала вдруг Таня, - простоват только. Лезешь напролом и схлопатываешь.
- Не люблю я хитрых, чего хорошего... - сказал Игорь.
- Ну, совсем уж без хитрости тоже нельзя, - вмешался Вадим. Детективы небось с удовольствием заглатываешь - про разведку, про войну... Кто же без хитрости побеждает? Пораскинь мозгами, зря, что ли, говорится: простота хуже воровства. Честная хитрость - это знаешь что? Т а к т и к а! Суворова почитай!
- В самый раз ему сейчас Суворова читать, - засмеялась Таня, - "Науку побеждать" вместо геометрии, да?..
Домой Игорь вернулся поздно. Все спали. Рука у него адски болела. Не зажигая света, он пробрался в свою комнату. На подушке лежала записка. Чтобы не беспокоить Ирину, он не стал читать записку до утра. А там было сказано: "Действовать всегда лучше, чем бездействовать". Аллан Силлитоу.
ДОРОГИ, ЧТО НАС РОДНЯТ
Есть такой старый обычай - присаживаться перед дорогой и минутку молчать. Не знаю, как возникла эта традиция, но если тихая предотъездная минута должна помочь сосредоточиться и еще раз мысленно "проиграть" маршрут - обычай этот добрый и вполне целесообразный.
Накануне своего очередного отъезда я присел к письменному столу и задумался.
Впереди меня ждала дорога - три тысячи километров автопути, двое суток бессонной гонки. Чего я жду от этих километров, что рассчитываю увидеть, узнать, почувствовать?
Новые, города, новые подъемы и спуски скоростной автотрассы, медный закат и нежно-розовый рассвет; тихую равнину средней России, только что оттаявшую, зеленеющую изумрудными озимыми всходами; угасшие вулканы старого Крыма, врезанные в бледно-голубую эмаль прозрачного весеннего неба?.. Да, все это обязательно будет, и я знаю, не оставит меня равнодушным. Сколько бы ни приходилось колесить по родным просторам, возвращаться в некогда уже открытые для себя города и открывать новые, никогда я не расстаюсь с чувством изумления перед бесконечностью земли, не устаю радоваться ее обновлению. И в какой бы раз ни попадалась на глаза одинокая придорожная могила - след минувшей войны, или вознесенный на бетонный постамент танк Т-34, или поднятая над землей пушка, сердце всегда охватывает новая волна горькой, неизлечимой обиды за тех, кто не дошел, не выжил. Годы прибавляют к этому чувству только один оттенок - какими же они, погибшие, были молодыми. Двадцатилетним я не думал об этом, теперь думаю...
И все-таки я отправляюсь в новый путь не ради городов, которых не видел, и не ради встреч, что непременно дарит каждая дорога, и не потому, что воспоминания минувших лет помогают лучше оценивать сегодняшний день. Все куда проще: я должен увидеть в работе и понять человека, с которым разделю этот путь.
Георгий Иосифович Цхакая - водитель-испытатель. Ему поручено прогнать прототип автомобиля, которого еще нет в производстве, от Москвы до Черного моря и как можно быстрее вернуться назад.
Пока что о новой машине я знаю больше, чем о ее хозяине: легковая, со стодвадцатисильным двигателем, высокооборотным и приемистым, машина эта обещает принести славу своим создателям. Она устойчива - в этом я успел убедиться на автодроме; легко разгоняется, великолепно "держит дорогу"; в ней предусмотрено все возможное для безопасности пассажиров; она расходует сравнительно мало горючего и по всем прогнозам должна быть безотказной.
Вот, собственно, ради того, чтобы прогнозы превратились в официальное заключение экспертов, и трудится изо дня в день Цхакая; именно для этого сначала он прогонит машину до берегов Черного моря и вернется в Москву, а потом будет мучить ее по бездорожью, накручивая сотни километров в среднеазиатских песках, на скользких шоссе Прибалтики, в морозной стороне - Сибири...
До отъезда осталась одна ночь.
Мысли мои о дороге, о машине, о Цхакая.
Пока что мы виделись всего несколько раз и поговорили на ходу, так что представление о Георгии Иосифовиче у меня прежде всего внешнее: черноголовый, курчавый, белозубый, он выглядит лет на двадцать семь, хотя на самом деле ему тридцать шестой год. У него светлые насмешливые глаза. Крупные руки с длинными сухими пальцами. Все на заводе зовут его сокращенно-ласково Гоги, и такое обращение не кажется фамильярным. Может быть, потому, что Гоги хорошо и постоянно улыбается.
Когда нас только познакомили, Георгий Иосифович спросил:
- Кино вы сочинять умеете?
- Возможно бы, и рискнул, - сказал я, - найдись подходящий режиссер.
- Могу подкинуть шикарный сюжет. - И улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой.
С тех пор как я печатаюсь, все или почти все добрые люди: товарищи, знакомые, приятели, близкие друзья - стараются снабжать меня темами. Почему-то людям кажется, что для человека пишущего нет ничего важнее, чем накапливать неожиданные истории, забавные или, напротив, трагические случаи и происшествия. Странное заблуждение - ведь настоящая литература вовсе не собрание анекдотов и не коллекция случаев, а прежде всего исследование и истолкование характеров, анализ человеческих судеб. Но когда человек искренне хочет поделиться, помочь, принять участие в твоем деле, это приятно и всегда подкупает.
Начальник цеха сказал Цхакая, что в дороге он может использовать меня для подмены. Георгий Иосифович не обрадовался предложению и, не пытаясь скрыть этого, сказал:
- Сначала надо проверить. Ваше слово - воробей, вылетело - не поймаешь, а в случае чего отвечать мне. - Такая откровенность меня немного обидела; он уловил это и тут же предложил:
- Давайте, пока есть время, скатаем на автодром, вы примеряетесь к машине, я на вас за рулем погляжу, а то теперь все себя мастерами вождения считают.
И мы съездили, и он дал мне руль и целый час просидел рядом, не произнеся ни единого слова. Я очень старался весь этот час, старался так, будто сдавал экзамен, от которого зависело если не все мое будущее, то, по крайней мере, его значительная часть.
Потом Гоги сказал:
- Не понимаю, для чего вы книжки пишете? Вполне могли бы на такси работать. - Вероятно, это следовало принять за комплимент, и я поблагодарил Цхакая. И тут мы совершенно незаметно, без тостов и церемонных слов, перешли на "ты".
Теперь, сидя за столом перед дорогой, припоминая день на автодроме и возвращение в Москву и наш разговор, очень поверхностный, очень конспективный, целиком посвященный предстоящей поездке, я неожиданно поймал себя на мысли - ко мне вернулось что-то из прошлого. Только что? Этого я еще не понял, хотя старался...
Приехали попрощаться Таня с Вадимом. Ребята рассказывали о своих делах, Танька поддразнивала меня:
- Буду всем рассказывать: папуля на старости лет подался в гонщики! Все-таки это здорово: писателей тыщи, а испытателей автомобилей - раз-два, и обчелся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30