«Роботэм М. «Пропавшая»»: Азбука-классика; СПб.; 2007
ISBN 978-5-352-02082-1
Оригинал: Michael Robotham, “Lost”
Перевод: Наталья Громова
Аннотация
В романе «Пропавшая» читатель вновь встретится с главными героями предыдущей книги Майкла Роботэма «Подозреваемый» – Джозефом О'Лафлином и инспектором полиции Винсентом Руизом, которых опять объединит опасное, чреватое неожиданными поворотами событий, расследование.
Холодные темные воды Темзы, пуля в ноге и чужая фотография в кармане – а за ними потеря табельного оружия, амнезия, подозрения коллег по службе и повторяющиеся нападения неизвестного убийцы. Так, проходя через смертельный риск, боль и одиночество, Руиз продолжает поиски маленькой девочки, бесследно пропавшей три года назад – словно растворившейся в недрах ничем не примечательного лондонского пятиэтажного дома. Все знают, что Микки Карлайл мертва, а ее убийца пойман, осужден и отбывает срок в тюрьме; всем удобно так думать. Всем, кроме Руиза, который не хочет смириться с ее смертью и спустя три года, когда в деле появляется новая зацепка, возобновляет расследование – сперва как инспектор полиции, а затем, после отстранения от службы, как частное лицо. По мере того как оживают его воспоминания о случившемся на Темзе темной сентябрьской ночью, в поле зрения Руиза попадают новые лица, показания которых могут пролить неожиданный свет на события трехлетней давности. Вот только каждому из этих людей приходится вести двойную жизнь, каждый играет в свою рискованную игру, и у каждого есть свои резоны скрывать правду…
Майкл Роботэм
Пропавшая
Посвящается моим родителям
Я хотел бы поблагодарить все тех же подозреваемых Урсулу Маккензи и Марка Лукаса за то, что они помогли мне найти зерно «Пропавшей». Моя благодарность распространяется и на многих других сотрудников «Тайм Уорнер» и «LAW», стоявших за рождением этой книги.
И я снова в долгу перед Вивиэн, страстной читательницей, строгим критиком, доморощенным психологом, снисходительным редактором и матерью моих детей, которая жила с моими героями бессонными ночами. В прошлый раз я сказал, что менее преданная женщина на ее месте уходила бы спать в комнату для гостей. Я ошибся. Менее преданная женщина отправила бы в комнату для гостей меня .
Пропало богатство – кое-что пропало,
Пропала честь – многое пропало,
Пропала смелость – пропало все.
Немецкая пословица

1

Темза, Лондон
Я помню, кто-то однажды сказал мне: если ты видишь юристов, засунувших руки в собственные карманы, значит, стало действительно холодно. Но сейчас гораздо холоднее. Мои губы онемели, и каждый вздох пронзает легкие, словно ледяной осколок.
Вокруг кричат люди, светят мне в лицо фонарями. Я же обнимаю желтый буек, словно это Мэрилин Монро. Только очень толстая Мэрилин Монро, уже после того, как она стала глотать свои таблетки и вышла в тираж.
Мой любимый фильм из тех, где снималась Мэрилин, – «В джазе только девушки» с Джеком Леммоном и Тони Кертисом. Сам не знаю, почему сейчас думаю об этом, но меня всегда удивляло, как можно принять Джека Леммона за женщину.
Мне в ухо тяжело дышит парень с очень густыми усами и запахом пиццы изо рта. На нем спасательный жилет, и он пытается оторвать мои пальцы от буйка. Я слишком замерз, чтобы двигаться. Он обхватывает меня и куда-то тащит по воде прочь от моей Монро. Еще какие-то люди, освещенные прожекторами, хватают меня за руки и поднимают на палубу.
– Боже, посмотрите на его ногу! – кричит кто-то.
– Он ранен!
О ком это они говорят?
Люди снова поднимают крик, требуя бинтов и плазмы. Чернокожий парень с золотой серьгой в ухе втыкает мне в руку иглу и прижимает кислородную подушку к моему лицу.
– Принесите одеяла, кто-нибудь! Его нужно согреть.
– У него пульс – двадцать.
– Двадцать?
– Да. Едва прощупывается.
– Травмы головы?
– Не обнаружены.
Завывает мотор, и мы трогаемся. Я не чувствую ног. Я уже ничего не чувствую, даже холода. Огни тоже исчезают. Мои глаза заполняет темнота.
– Готовы?
– Да.
– Раз, два, три…
– Следите за внутривенным.
– Понял.
– Качни еще пару раз.
– Хорошо.
Парень, от которого пахнет пиццей, громко пыхтя, бежит возле каталки. Он нажимает кулаком на кислородную подушку, вгоняя воздух мне в легкие. Моя грудь поднимается, и надо мной проплывают квадратные огни. Я снова начинаю видеть.
У меня в голове воет сирена. Когда наше движение замедляется, она звучит громче и ближе. Кто-то говорит по рации:
– Мы влили в него два литра жидкости. Он потерял три четверти объема крови. Сильное кровотечение. Артериальное давление падает.
– Нужно восстановить объем.
– Начинайте новый пакет физраствора.
– Он отключается!
– Мы теряем его. Видите?
Одна из машин заливается непрерывным воплем. Почему, черт возьми, они ее не выключат?
Любитель пиццы рвет на мне рубашку и прикладывает к груди два прямоугольника.
– Разряд! – вопит он.
От боли мне едва не сносит полчерепа. Пусть только еще раз сделает это, и я ему руки переломаю!
– РАЗРЯД!
Богом клянусь, я запомню тебя, любитель пиццы. Я очень хорошо запомню, как ты выглядишь. И когда я отсюда выберусь, я тебя разыщу. В реке мне было лучше. Верните меня к Мэрилин Монро.
И вот я проснулся. Веки трепещут, словно не могут преодолеть собственной тяжести. Я крепко сжимаю их и усилием воли открываю глаза, вглядываясь в темноту.
Поворачиваю голову и различаю оранжевый циферблат аппарата у кровати и зеленое пятно света, скользящее по жидкокристаллическому дисплею, как в одной из этих новомодных стереосистем со светомузыкой.
Где я?
Возле моей головы возвышается хромированная стойка, на ее изгибах играют блики света. С крюка свисает полиэтиленовый пакет с прозрачной жидкостью, стекающей по гибкой пластиковой трубке, которая исчезает под широкой полосой лейкопластыря, охватывающей мою левую руку.
Я в больничной палате. На столике у кровати лежит блокнот. Потянувшись за ним, я вдруг понимаю, что с моей левой рукой что-то не так. На месте безымянного пальца с обручальным кольцом белеет повязка. Я тупо смотрю на нее, будто это какой-то фокус.
Когда близнецы были маленькими, я развлекал их такой игрой: «отрывал» себе большой палец, и, если они чихали, он «вырастал» снова. Майкл хохотал так, что чуть не писался.
Добравшись до блокнота, я читаю печатный заголовок: «Больница Святой Марии, Паддингтон, Лондон». В ящике ничего не обнаруживается, кроме Библии и Корана.
Я замечаю табличку в ногах кровати, пытаюсь дотянуться до нее и едва не теряю сознание от боли, которая взрывается в правой ноге и отдается в макушке. Боже! Больше ни при каких обстоятельствах так не делай!
Свернувшись калачиком, жду, пока боль пройдет. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Если я сосредоточусь на определенной точке прямо под подбородком, то могу почувствовать, как кровь течет у меня под кожей, из сосуда в сосуд, до мельчайших капилляров, разнося кислород.
Моя бывшая жена Миранда страдала от бессонницы и говорила, что ей мешает уснуть слишком громкий стук моего сердца. Я не храпел и не кричал во сне, но вот сердце меня подвело. Его стук был включен в список оснований для развода. Конечно, я преувеличиваю. Она не нуждалась в дополнительных основаниях.
Я снова открываю глаза. Мир пока на месте.
Часто дыша, я слегка приподнимаю одеяло. Обе мои ноги на месте. Я специально их пересчитываю: одна, вторая. Правая нога скрыта бинтами, закрепленными по краям пластырем. На бедре что-то написано фломастером, но я не могу разобрать, что именно.
Дальше вижу пальцы ног. Они приветливо машут мне. «Здорово, ребята», – шепчу я.
Затаив дыхание, я опускаю руку и ощупываю гениталии, перекатывая яички между пальцами.
Из-за занавески незаметно появляется медсестра. Ее голос застает меня врасплох.
– Я вошла в неподходящий момент?
– Я просто… просто проверял.
– Что ж, думаю, вам следует это дело отпраздновать.
Она говорит с ирландским акцентом, и ее глаза зелены, как свежескошенная трава. Она нажимает кнопку вызова у меня над головой.
– Слава богу, вы наконец-то очнулись. Мы очень беспокоились за вас. – Она заменяет пакет с раствором, потом поправляет подушки.
– Что случилось? Как я сюда попал?
– В вас стреляли.
– Кто?
Она смеется:
– О, только меня не спрашивайте. Мне таких вещей не говорят.
– Но я ничего не помню. Моя нога… палец…
– Скоро здесь будет врач.
Девушка словно не слышит моих слов. Я хватаю ее за руку. Она пытается вырваться, испуганная моим поведением.
– Вы не понимаете: я ничего не помню! Я не знаю, как сюда попал!
Она бросает взгляд на кнопку вызова.
– Вас обнаружили в реке. Я слышала, как об этом говорили. Полиция ждет, когда вы очнетесь.
– Как долго я здесь?
– Восемь дней… Вы были в коме. Я еще вчера поняла, что вы приходите в себя. Вы говорили во сне.
– И что я сказал?
– Все спрашивали о какой-то девочке – и говорили, что должны найти ее.
– Кого?
– Вы не сказали. Пожалуйста, отпустите руку. Мне больно.
Я разжимаю пальцы, и она отступает, потирая запястье. Теперь она не рискнет приблизиться.
Мое сердце колотится все быстрее. Оно просто выпрыгивает из груди и стучит, как китайские барабаны. Как я мог пробыть здесь восемь дней?
– Какое сегодня число?
– Третье октября.
– Мне вводили наркотики? Что вы со мной сделали?
Она нерешительно отвечает:
– Вам дают морфин для обезболивания.
– Что еще? Что еще мне давали?
– Ничего. – Она снова смотрит на кнопку вызова. – Идет врач. Постарайтесь успокоиться, или он сделает вам укол.
Она исчезает за дверью и вряд ли вернется. Пока дверь закрывается, я замечаю в коридоре полисмена в форме, сидящего на стуле, вытянув ноги: он явно провел здесь много времени.
Снова упав на кровать, я чувствую запах крови и бинтов. Поднимаю руку и смотрю на повязку, пытаясь пошевелить несуществующим пальцем. Почему же я ничего не помню?
Для меня никогда не существовало забвения; события не тускнели, не размывались и не обгорали по краям. Я накапливаю воспоминания, как скупец накапливает свое золото. Каждый эпизод, каждый фрагмент прошлого хранится во мне, пока представляет какую-то ценность.
Я не обладаю фотографической памятью. Просто я устанавливаю связи между фактами, сплетая их, как паук паутину, связывая последовательно все нити. Вот почему я могу возвращаться к деталям расследований пяти-, десяти- и даже пятнадцатилетней давности и видеть их так ясно, словно они случились вчера. Имена, даты, места, свидетели, преступники, жертвы – я вызываю к жизни их всех, прохожу по тем же улицам, веду те же разговоры, слышу ту же ложь.
И теперь я впервые забыл нечто действительно важное. Я не помню, что случилось и как я оказался здесь. В моем мозгу – черная дыра, какие иногда видишь на рентгеновском снимке. Я знаю эти темные тени. Первую жену у меня забрал рак. Такие черные дыры засасывают все. Даже свет не спасается.
Проходит двадцать минут, и из-за занавески появляется доктор Беннет. Из-под белого халата видны джинсы и галстук-бабочка.
– Инспектор Руиз, добро пожаловать обратно в мир живых людей и высоких налогов. – У него выговор выпускника закрытой школы и дурацкая челка в стиле Хью Гранта, которая, сам не знаю почему, напоминает мне о салфетке, свисающей с коленей за обедом.
Он светит мне в глаза фонариком и спрашивает:
– Можете шевелить пальцами ног?
– Да.
– Не затекают?
– Нет.
Он откидывает одеяло и проводит ключом по ступне моей правой ноги.
– Чувствуете?
– Да.
– Превосходно.
Сняв табличку со спинки кровати, доктор одним небрежным движением рисует на ней свои инициалы.
– Я ничего не помню.
– О несчастном случае?
– А это был несчастный случай?
– Понятия не имею. В вас стреляли.
– Кто стрелял?
– А вы не помните?
– Нет.
Разговор заходит в тупик.
Доктор Беннет постукивает авторучкой по зубам, обдумывая ответ. Потом садится верхом на стул, обхватывая руками спинку.
– В вас стреляли. Одна пуля вошла в тело над прямой мышцей правого бедра, оставив отверстие в четверть дюйма. Она прошла сквозь кожу, подкожный жир, задела гребешковую мышцу, как раз между бедренной артерией и нервом, повредила четырехглавую мышцу бедра, пробила головку двуглавой и портняжную мышцу и вышла наружу с другой стороны. Эта рана гораздо обширнее. Пуля оставила дырку диаметром четыре дюйма. Чистая рана. Никаких лоскутов кожи. Никаких фрагментов кости. Плоть просто испарилась. – Он тихонько свистит, выражая восхищение. – Когда вас обнаружили, пульс еще прощупывался, но давления не было. Потом вы перестали дышать. Вы умерли, но мы воскресили вас. – Он сводит большой и указательный пальцы. – Пуля прошла вот на таком расстоянии от бедренной артерии. – (Просвета между его пальцами почти не видно.) – В противном случае вы бы умерли от кровопотери через три минуты. А ведь, кроме пули, нам пришлось бороться с инфекцией. Вся ваша одежда была в тине. Одному богу известно, что плавало в той воде. Мы нашпиговали вас антибиотиками. Вам повезло.
Что он несет? Что это за везение, если тебя так продырявили?
– А что с моим пальцем? – Я поднимаю руку.
– Боюсь, что его нет, начиная с первого сустава.
Тощий интерн с неопрятной прической просовывает голову за занавеску. Доктор Беннет издает низкое рычание, приберегаемое специально для подчиненных. Поднявшись со стула, он опускает руки в карманы халата.
– Почему я ничего не помню?
– Не знаю. Боюсь, это не моя специализация. Но мы можем провести тесты. Вам нужно сделать рентген, чтобы установить, нет ли трещин в черепе или кровоизлияний. Я могу связаться с неврологами.
– У меня болит нога.
– Хорошо. Она поправляется. Ваше состояние очень быстро улучшается. Вам потребуются костыли. Скоро придет физиотерапевт и расскажет о программе восстановления ноги. – Взмахнув челкой, он поворачивается, чтобы уйти. – Мне очень жаль, что у вас проблемы с памятью, инспектор. Но будьте благодарны судьбе хотя бы за то, что вы живы.
Он уходит, оставляя аромат лосьона после бритья и превосходства. Интересно, почему хирурги усваивают такую манеру поведения, словно они владеют миром? Я знаю, что должен быть благодарным. Возможно, если бы я вспомнил, что произошло, то скорее поверил бы его объяснениям.
Итак, мне полагалось умереть. Я всегда подозревал, что умру внезапно. Не то чтобы я очень любил риск, просто всегда умел оказаться на кратчайшем расстоянии от опасности. Большинство людей умирают только однажды. Теперь у меня оказалось две жизни. Добавьте еще трех жен, и получится, что я получил от судьбы гораздо больше, чем мне по справедливости полагалось. (Хотя я определенно отказался бы от трех жен, если кто-то вдруг пожелал бы изъять их из моей жизни.)
Ко мне вернулась моя ирландская медсестра. Ее зовут Мэгги, и она улыбается так бодро, как учат только в медицинской школе. Она принесла миску теплой воды и губку.
– Вы чувствуете себя лучше?
– Извините, что напугал вас.
– Все в порядке. Время принимать ванну.
Она откидывает одеяло, но я снова натягиваю его.
– Под ним нет ничего такого, чего я не видела, – говорит она.
– Позвольте вам не поверить. Я прекрасно помню всех женщин, которые танцевали со стариной Одноглазым Джонни, и, если только вы не та девушка, которая сидела в последнем ряду на концерте «Ярдбёрдс» в «Шепердс-Буш-Эмпайр» в шестьдесят первом, вы не входите в их число.
– С Одноглазым Джонни?
– Самым старым моим другом.
Она качает головой и смотрит на меня сочувственно.
За ее спиной появляется знакомая фигура – невысокий коренастый человек, совершенно без шеи, зато с модной легкой щетиной. Кэмпбелл Смит – главный суперинтендант – обладает крепким мужским рукопожатием и официальной улыбкой. На нем форма с начищенными до блеска пуговицами, а четкая складка на жестком воротнике грозит вот-вот его обезглавить.
Все, даже враги, заявляют, что Кэмпбелл – отличный парень, однако никто обычно не бывает рад его видеть. Но сегодня я исключение. Я его помню! Это хороший знак.
– Боже, Винсент, ну и напугал же ты нас! – гудит он. – Какое-то время ситуация висела на волоске. Мы все за тебя молились – весь участок. Видишь эти открытки и букеты?
Я поворачиваю голову и смотрю на стол, заваленный цветами и фруктами.
– В меня стреляли, – недоверчиво говорю я.
– Да, – отвечает он, придвигая стул. – И нам надо знать, что случилось.
– Я не помню.
– Ты их не видел?
– Кого?
– Людей в лодке.
– В какой лодке? – Я тупо смотрю на него.
Он неожиданно повышает голос:
– Тебя обнаружили в Темзе почти смертельно раненным, а меньше чем в миле была лодка, больше похожая на плавучую скотобойню. Что случилось?
– Не помню.
– Ты не помнишь стрельбу на лодке?
– Я вообще не помню эту чертову лодку.
Кэмпбелл перестает изображать радушие. Он ходит по палате, сжимая кулаки и пытаясь взять себя в руки.
– Это нехорошо, Винсент.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37