В кратком затишье между приступами боли она развернула к себе кресло с Катей. Глаза девочки распухли и покраснели от слез, а из носа текло ручьем.
– Не бойся, милая. – Скотти достала платок и вытерла лицо девочки. Она старалась казаться спокойной, хотя внутри вся дрожала от страха. – Твой папа не отдаст тебя. Ни за что не отдаст! Ты мне веришь?
Нижняя губка Кати дрожала. Экономка тоже погладила ее по руке, пытаясь утешить.
– Она напугала меня. Она испугала бедного котеночка. Почему она такая плохая? Почему она хочет изменить мое имя? Мне нравится мое имя. Нравится…
Очередная острая боль пронзила Скотти. Она затаила дыхание и закусила губу, чтобы сдержать крик. Когда боль немного отступила, пролепетала:
– Я… я не знаю, дорогая… – Страшная боль высасывала все силы и не позволяла думать больше ни о чем.
Миссис Попова пристально посмотрела на Скотти, и ее глаза широко раскрылись от тревоги.
– Что случилось, дорогая? Ты побледнела, как мел. С тобой все в порядке?
Скотти догадалась, что сейчас не время притворяться.
– Не знаю, Поппи. – Она осторожно посмотрела на экономку, потом повернулась к Уинтерсу. – Уинтерс, по-моему, Катя должна немного поспать. Пожалуйста… – Она судорожно схватила ртом воздух. – Отвезите ее, пожалуйста, наверх.
Катя схватила девушку за руку и крепко сжала.
– Нет, Скотти. Я хочу, чтобы ты отвезла меня.
Ольга Попова не сводила испуганного взгляда с живота Скотти. Наконец она замигала и с пониманием посмотрела девушке в лицо.
– Нет, пусть это сделает Уинтерс, Катюшка, – поддержала она Скотти. – Он даже расскажет тебе сказку, правда, Уинтерс?
Скотти еще никогда не видела Уинтерса таким испуганным и растерянным.
– Да… конечно, расскажу. – Он отпустил тормоз и покатил кресло к двери. – Я знаю сказку о старой, беззубой королеве с ярко-рыжими волосами.
Катя оглянулась и с мольбой посмотрела на Скотти:
– А ты придешь ко мне позже?
– Да, приду, – дрожащим голосом ответила Скотти. – А сейчас будь умницей. Тебе нужно отдохнуть. Думай только о хорошем: о радугах и… ярком солнечном свете… – хватая открытым ртом воздух, пробормотала она.
– Уинтерс? – окликнула миссис Попова дворецкого.
Тот повернулся к экономке и вопросительно посмотрел на нее.
– Потом немедленно спускайся, хорошо?
Он перевел испуганный взгляд на застывшую, как статуя, Скотти и кивнул.
– Я спущусь, как только отвезу Катю.
После того как они ушли, миссис Попова села на качели и обняла девушку.
– Что случилось, дорогая?
– Эта… эта злая женщина слегка толкнула меня, и…
– Господи, так я и знала! Так и думала, что она во всем виновата. Всякий раз, когда она рядом, происходит что-то плохое. Клянусь святым Тимофеем…
Скотти дотронулась до руки Ольги и тихо сказала:
– Я с самого утра чувствую себя как-то странно, Поппи. Так что, наверное, она не виновата. Вернее, это не полностью ее вина.
– Все равно виновата, чтоб ей провалиться! – ворчала пожилая женщина.
Скотти негромко рассмеялась.
– Тебе нужно в дом, – сказала миссис Попова, склоняясь над ней. – Идти можешь?
– Могу, – кивнула Скотти. – Пойдем, пока эта ужасная боль стихла. Боюсь, она сейчас вернется.
Миссис Попова обняла Скотти за талию и заставила прислониться к себе.
– Не хочу тебя пугать, дитя мое, но, по-моему, у тебя начинаются схватки.
– Я плохо знаю, как протекает беременность, Поппи, но и сама давно догадалась, что это такое.
Всю беременность Скотти боялась преждевременных родов, и вот ее страхи начали сбываться. По расчетам, рожать ей предстояло через месяц. Да, схватки начались слишком рано. Глаза защипало от слез, но она заставила их отступить.
– О, какая жалость, что рядом нет моего большого муженька, – печально проговорила она.
Когда они вошли в прихожую, Скотти пронзила новая боль, и она почти упала на экономку.
– О Боже, дитя мое! Пожалуй, нам не стоит подниматься на второй этаж, – испуганно проговорила миссис Попова.
– Но я смогу подняться, Поппи, – упрямо покачала головой девушка. – Я хочу родить ребенка не где-нибудь, а в нашей кровати.
Экономка тяжело вздохнула. Она помогла Скотти подняться наверх и отвела в ее комнату. Когда девушка легла в постель, а Попова с Уинтерсом засуетились, готовясь к родам, она перестала бороться, и слезы разочарования и досады потекли по ее щекам.
Все должно быть по-другому. В эту минуту рядом должен был находиться Алекс. И роды не должны начаться так рано!
– Пожалуйста, не дай ему умереть! – снова и снова, как заклинание, повторяла Скотти. – Не дай ему умереть, Господи! Не дай ему умереть…
Глава 20
Разобравшись с бумагами, необходимыми для шерифа из Марипозы, Александр Головин посмотрел на дверь, которая вела к камерам. Безжалостное сентябрьское солнце не оставляло в покое и городскую тюрьму. Даже металлическая окантовка стола, за которым он сидел, нагрелась так, что к ней больно было прикасаться. Земля вокруг тюрьмы высохла и потрескалась. В узких, давно пересохших канавах росли лишь несколько упрямых сорняков с колючками вместо листьев и толстыми корнями, глубоко уходящими под землю. Больше никакой растительности в Марипозе не было.
Заключенным приходилось особенно несладко, поскольку высокие зарешеченные окна камер выходили на запад. Однако Головин не жалел нынешних обитателей тюрьмы. Пусть они все сгорели бы в аду, и чем быстрее, тем лучше. Его беспокоило только то, что Джейми Бауэрс успел скрыться, а Адольф Мотли вообще как сквозь землю провалился.
– Надеюсь, у вас с ними не возникнет неприятностей, шериф? – заметил Головин.
Шериф положил в ящик стола связку ключей от камер.
– Скоро приедет судья, мистер Головин, – кивнул он. – Не беспокойтесь, они все получат по заслугам.
Алекс решил не рассказывать Скотти о том, что Джейми Бауэрс чуть не убил его. Этот наглец со своими молодчиками устроил засаду на надоедливого адвоката и шерифа, чтобы избавиться от них и уничтожить свидетельства и улики, которые они собрали против них, но бандитам не повезло. Они сами угодили в ловушку. Сообщников Бауэрса задержали всех до единого, но самому Джейми, к сожалению, удалось бежать.
Алекс вспомнил приход Бауэрса к нему домой. Мальчишка тогда похвастался Скотти, будто у него денег куры не клюют. Теперь Алекс не видел в неожиданном богатстве Бауэрса ничего удивительного. Наверняка Джейми финансирует не кто иной, как его старый знакомый Адольф Мотли. Алекс помешал Мотли и Бауэрсу устроить беспорядки в долине. Он встретился с овцеводами и убедил их, что и за пределами долины есть пастбища с такой же сочной, как в долине, густой травой, где их овцы могут пастись и нагуливать жир.
Алекс знал, что Джейми Бауэрс затаил против него злобу. В конце концов, он, пусть и косвенно, но все же виноват в смерти отца и брата Джейми. Желание отомстить придавало Бауэрсу смелости.
Но сейчас не время думать о Джейми Бауэрсе. Александр Головин хотел как можно скорее вернуться домой. Он должен спешить, поскольку им с Катей предстояло отправиться на прием к доктору Гунтраубу. Только после самого тщательного осмотра они будут знать, есть ли у девочки шансы поправиться. Сразу после возвращения домой он обязательно все расскажет Скотти.
Когда он думал о скорой встрече с женой, на сердце становилось теплее.
Михаил Йэн Головин родился почти на месяц раньше положенного срока. Но, несмотря на столь раннее появление на свет, Михаил поразил всех иссиня-черными волосами и роскошными черными ресницами. А глаз такой невероятной голубизны Скотти еще не доводилось видеть. Первым делом она посмотрела на спинку малыша и облегченно вздохнула. У Михаила Головина спинка была прямая и ровная. Его маленькие ножки энергично шевелились под одеялом, в которое его завернула Ольга Попова.
Скотти сидела на кровати и пыталась кормить сына. Ее груди набухли от молока, но он был еще такой маленький и несмышленый, что не умел хватать сосок. Миссис Попова сидела рядом и переживала.
– Поппи, – чуть не плача воскликнула Скотти, – ну почему он не сосет? Ведь у меня столько молока! Я похожа на свою козу Розу.
Экономка сочувственно поцокала языком и придвинула стул поближе к кровати.
– Раньше женщины делали теплую прокладку, и, знаешь, она здорово помогала. По-моему, Миша не ест потому, что родился немного раньше, чем положено. Держи его у самой груди и тереби ему щечки пальцем, дорогая.
По щекам Скотти снова покатились слезы. За всю свою жизнь она не плакала столько, сколько за несколько последних дней. Сердце ее было наполнено самыми разными чувствами, и не самым последним из них была боль во время родов. Никто не предупредил ее, насколько это больно. В первый день после появления на свет маленького Михаила ей казалось, что она никогда не забудет адских мук и ужаса. Однако очень скоро, всего через несколько дней после родов, воспоминания о боли стали постепенно стираться из памяти.
– Он такой крошечный, Поппи. Как же бедняжка выживет? – Голос Скотти сильно дрожал.
Миссис Попова строго посмотрела на молодую мать.
– Только не впадай раньше времени в панику. Мы будем держать его в тепле на кухне, когда он не будет находиться с тобой. Я уже поставила у печи колыбельку. – Ольга посмотрела на изножье кровати, где у ног Скотти, свернувшись клубочком, лежала кошка, миссис Мактавиш, и нахмурилась. – Следите, чтобы кошка не подбиралась слишком близко к ребенку.
Скотти посмотрела на мирно дремлющую желтую кошку. Она стала красавицей: аккуратно расчесанная длинная мягкая шерсть, классическая мордочка.
– Почему? – удивилась Скотти.
– Ну, – с авторитетным видом ответила экономка, – кошек вообще нельзя оставлять в одной комнате с грудным ребенком. Говорят, они высасывают из новорожденных воздух.
– Глупые старые сказки, Поппи! – Скотти услышала успокаивающее урчание кошки. – А я вот уверена, что миссис Мактавиш охраняет меня и Михаила. Она запрыгнула на кровать только тогда, когда ты принесла мальчика.
– Все равно я буду следить за ней, – упрямо покачала головой экономка. – Если она сделает хотя бы одно угрожающее движение…
– Послушай, Поппи. Ты совершенно напрасно беспокоишься.
– Ты относишься ко всем живым существам лучше, чем они того заслуживают, – вздохнула Ольга.
Настроение Скотти немного улучшилось, когда сынишка несколько раз попытался схватить губами сосок, но промахивался. Наконец Михаил все-таки ухватил сосок, и она облегченно вздохнула от нового и очень приятного ощущения.
– Я скучаю по своим животным, Поппи, – с улыбкой сообщила она. – Особенно по Маггину.
Экономка с упреком посмотрела на нее и проворчала: – Ты имеешь в виду того пройдоху енота, которого постоянно поминает недобрым словом Алекс?
– Его самого, – печально улыбнулась Скотти.
– Даже не знаю, что тебе и сказать, дитя мое. Ручной енот никогда не прижился бы в городе или, – строго добавила миссис Попова, подняв брови, – в этом доме.
– Знаю, знаю, – кивнула Скотти и подумала о долине и гостинице.
В последнее время Скотти много думала об этом. Сейчас, после того как у Алекса появился сын, его отношение к ней могло измениться. Скотти гордилась тем, что родила сына, считала, что выполнила свои обязательства по «контракту». Конечно, после свадьбы произошло так много чудесного, но ведь их брак все равно остается сделкой.
О, Скотти знала, что Алекс в восторге от ее тела. Но сейчас у него есть сын, наследник, который будет носить его фамилию. Наверное, все мужчины радуются, когда у них рождаются сыновья. Теперь у него начнется совершенно новая жизнь. Отыщется ли в ней место и для нее?
Ее мысли вернулись к их соглашению относительно гостиницы в долине. Интересно, Алекс по-прежнему считает, что она должна поехать в Йосемит и работать управляющей? И если считает, что все остается в силе, то ждет ли, что она покинет его? Вернее, хочет ли, чтобы она ушла?
Ее снова охватил страх. Она только что подарила ему сына. Если он хочет, чтобы она уехала, то он никогда не позволит ей забрать с собой их сына. Но она ни за что не уедет без Михаила, никогда!
Миссис Попова пошла к двери.
– Оставлю вас ненадолго вдвоем. Скоро обед, Скотти спокойно кивнула экономке и поудобнее устроилась на подушках. Она посмотрела на сосущего молоко сына, нагнулась и нежно поцеловала его в головку. У нее перехватывало дыхание от одного только присутствия малыша; водоворот нежных чувств, которые она испытывала к нему, захлестнул ее. От мальчика исходил такой чистый и сладкий запах, он напоминал ей воздух любимой долины. О, как она скучала по Йосемиту! Скучала по покою, который всегда охватывал ее, когда она находилась в долине, скучала по своим животным: Маггину, Розе, Глории. Еще ей сейчас очень не хватало общения с отцом. Она часто ходила к его могиле и беседовала с ним. Скотти была уверена, что дух Йэна Макдауэлла остался в долине и он будет всегда бродить по любимым местам.
Скотти не могла представить, что проживет остаток своей жизни в городе, но если бы Алекс любил ее, все было бы иначе. Она знала, что последовала бы за ним повсюду, куда бы он ее ни позвал. Но он до сих пор не сказал, что любит ее. Сколько раз она изливала перед ним душу, рассказывала, как сильно его любит, однако он ни разу не заговорил о любви.
Теперь, после рождения ребенка, в ее отношениях с Алексом начинается новый период, но Скотти не знала, каким он будет, как сложится ее дальнейшая жизнь. Они так много еще не сказали друг другу. Сейчас все зависело от ее большого красивого мужа. А от нее самой? Едва ли. У нее нет ни денег, ни власти, зато и то, и другое в избытке есть у Алекса.
Глубоко в сердце Скотти не верила, что он отправит ее в долину управлять гостиницей… одну, без сына. Это исключено, гневно подумала она, сын останется со мной! И опять она стояла перед выбором. Она отчаянно хотела поехать в долину с сыном и так же отчаянно не хотела оставлять Алекса и Катю. Увы, она прекрасно понимала невозможность иметь и то, и другое. Но самым страшным было даже не это. Скотти боялась, что вообще ничего не получит.
– О, Скотти… – взволнованно выдохнула Катя Головина. – Малыш Мики такой красавчик! Правда, он похож на сморщенного старичка, но он все равно очень хорошенький. – Девочка осторожно дотронулась до ручонки брата и ошеломленно открыла рот, когда тот сжал ее палец в своем крошечном кулачке.
Скотти спокойно улыбнулась, радуясь, что Катя сразу полюбила маленького брата.
– Мики? – переспросила она, убирая с лица девочки локоны. – Ты будешь называть его Мики?
Они провели чудесный час втроем. После безобразной сцены на крыльце, которую устроила Марлин, Скотти старалась не спускать с девочки глаз. Когда Алекс вернется, первым же делом нужно будет предупредить его о намерениях этой страшной женщины. Она ничего не слышала ни о каком докторе, который сможет вылечить Катю. Наверняка Марлин Кэнфилд придумала все это, лишь бы получить дочь. Как она могла так зло и жестоко лгать этой несчастной девочке, своей дочери!
Катя нежно загугукала Михаилу.
– Не знаю, как другие, а я буду звать его Мики. Скотти не сводила глаз с Кати, когда та ласково шептала и улыбалась ребенку. Она очень сильно изменилась за те полгода, которые Скотти провела в Сан-Франциско. Как хорошо, что они подружились! Она вспоминала, с какой ненавистью поначалу девочка относилась к ее присутствию в доме. Приступы хандры ярости продолжались много, много недель… Катя оказалась прекрасной ученицей и очень сообразительной девочкой.
Появление грудного ребенка перевернуло дом Александра Головина вверх дном. Уинтерс, у которого теперь двадцать четыре часа в сутки был обеспокоенный вид, что-то невнятно бормотал о «грязных пеленках» и «детском реве». Тем не менее, чопорный англичанин каждую ночь безропотно ходил на кухню и готовил Скотти чай или молоко. Миссис Попова пребывала на седьмом небе от счастья. Ей страшно нравилось, что сейчас, спустя много лет, в доме появился младенец. Занятия на неопределенное время пришлось прекратить, и Безил Петерс всерьез взялся за починку крыши над кладовой. Скотти была довольна почти всем. Почти…
Катя низко нагнулась и нежно дотронулась до личика ребенка.
– Loobloo tebya, Мики, – пробормотала она.
Скотти вопросительно посмотрела на девочку и спросила:
– Что это значит?
– Это значит по-русски «люблю тебя». Скотти запомнила фразу, надеясь когда-нибудь воспользоваться ею. Она грустно подумала, что другие ее признания в любви Алекс почему-то пропускает мимо ушей.
Несколько минут они сидели молча. Потом Катя пристально посмотрела на Скотти.
– Что такое? – Скотти взяла девочку за руку. – Что-то случилось?
– Я хочу тебе кое-что сказать, хотя и не должна этого делать. – Она опустила голову, и золотистые локоны в беспорядке рассыпались по плечам.
– Кто… кто не велел тебе говорить? – встревожилась Скотти.
Девочка наклонила головку набок и вздохнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Не бойся, милая. – Скотти достала платок и вытерла лицо девочки. Она старалась казаться спокойной, хотя внутри вся дрожала от страха. – Твой папа не отдаст тебя. Ни за что не отдаст! Ты мне веришь?
Нижняя губка Кати дрожала. Экономка тоже погладила ее по руке, пытаясь утешить.
– Она напугала меня. Она испугала бедного котеночка. Почему она такая плохая? Почему она хочет изменить мое имя? Мне нравится мое имя. Нравится…
Очередная острая боль пронзила Скотти. Она затаила дыхание и закусила губу, чтобы сдержать крик. Когда боль немного отступила, пролепетала:
– Я… я не знаю, дорогая… – Страшная боль высасывала все силы и не позволяла думать больше ни о чем.
Миссис Попова пристально посмотрела на Скотти, и ее глаза широко раскрылись от тревоги.
– Что случилось, дорогая? Ты побледнела, как мел. С тобой все в порядке?
Скотти догадалась, что сейчас не время притворяться.
– Не знаю, Поппи. – Она осторожно посмотрела на экономку, потом повернулась к Уинтерсу. – Уинтерс, по-моему, Катя должна немного поспать. Пожалуйста… – Она судорожно схватила ртом воздух. – Отвезите ее, пожалуйста, наверх.
Катя схватила девушку за руку и крепко сжала.
– Нет, Скотти. Я хочу, чтобы ты отвезла меня.
Ольга Попова не сводила испуганного взгляда с живота Скотти. Наконец она замигала и с пониманием посмотрела девушке в лицо.
– Нет, пусть это сделает Уинтерс, Катюшка, – поддержала она Скотти. – Он даже расскажет тебе сказку, правда, Уинтерс?
Скотти еще никогда не видела Уинтерса таким испуганным и растерянным.
– Да… конечно, расскажу. – Он отпустил тормоз и покатил кресло к двери. – Я знаю сказку о старой, беззубой королеве с ярко-рыжими волосами.
Катя оглянулась и с мольбой посмотрела на Скотти:
– А ты придешь ко мне позже?
– Да, приду, – дрожащим голосом ответила Скотти. – А сейчас будь умницей. Тебе нужно отдохнуть. Думай только о хорошем: о радугах и… ярком солнечном свете… – хватая открытым ртом воздух, пробормотала она.
– Уинтерс? – окликнула миссис Попова дворецкого.
Тот повернулся к экономке и вопросительно посмотрел на нее.
– Потом немедленно спускайся, хорошо?
Он перевел испуганный взгляд на застывшую, как статуя, Скотти и кивнул.
– Я спущусь, как только отвезу Катю.
После того как они ушли, миссис Попова села на качели и обняла девушку.
– Что случилось, дорогая?
– Эта… эта злая женщина слегка толкнула меня, и…
– Господи, так я и знала! Так и думала, что она во всем виновата. Всякий раз, когда она рядом, происходит что-то плохое. Клянусь святым Тимофеем…
Скотти дотронулась до руки Ольги и тихо сказала:
– Я с самого утра чувствую себя как-то странно, Поппи. Так что, наверное, она не виновата. Вернее, это не полностью ее вина.
– Все равно виновата, чтоб ей провалиться! – ворчала пожилая женщина.
Скотти негромко рассмеялась.
– Тебе нужно в дом, – сказала миссис Попова, склоняясь над ней. – Идти можешь?
– Могу, – кивнула Скотти. – Пойдем, пока эта ужасная боль стихла. Боюсь, она сейчас вернется.
Миссис Попова обняла Скотти за талию и заставила прислониться к себе.
– Не хочу тебя пугать, дитя мое, но, по-моему, у тебя начинаются схватки.
– Я плохо знаю, как протекает беременность, Поппи, но и сама давно догадалась, что это такое.
Всю беременность Скотти боялась преждевременных родов, и вот ее страхи начали сбываться. По расчетам, рожать ей предстояло через месяц. Да, схватки начались слишком рано. Глаза защипало от слез, но она заставила их отступить.
– О, какая жалость, что рядом нет моего большого муженька, – печально проговорила она.
Когда они вошли в прихожую, Скотти пронзила новая боль, и она почти упала на экономку.
– О Боже, дитя мое! Пожалуй, нам не стоит подниматься на второй этаж, – испуганно проговорила миссис Попова.
– Но я смогу подняться, Поппи, – упрямо покачала головой девушка. – Я хочу родить ребенка не где-нибудь, а в нашей кровати.
Экономка тяжело вздохнула. Она помогла Скотти подняться наверх и отвела в ее комнату. Когда девушка легла в постель, а Попова с Уинтерсом засуетились, готовясь к родам, она перестала бороться, и слезы разочарования и досады потекли по ее щекам.
Все должно быть по-другому. В эту минуту рядом должен был находиться Алекс. И роды не должны начаться так рано!
– Пожалуйста, не дай ему умереть! – снова и снова, как заклинание, повторяла Скотти. – Не дай ему умереть, Господи! Не дай ему умереть…
Глава 20
Разобравшись с бумагами, необходимыми для шерифа из Марипозы, Александр Головин посмотрел на дверь, которая вела к камерам. Безжалостное сентябрьское солнце не оставляло в покое и городскую тюрьму. Даже металлическая окантовка стола, за которым он сидел, нагрелась так, что к ней больно было прикасаться. Земля вокруг тюрьмы высохла и потрескалась. В узких, давно пересохших канавах росли лишь несколько упрямых сорняков с колючками вместо листьев и толстыми корнями, глубоко уходящими под землю. Больше никакой растительности в Марипозе не было.
Заключенным приходилось особенно несладко, поскольку высокие зарешеченные окна камер выходили на запад. Однако Головин не жалел нынешних обитателей тюрьмы. Пусть они все сгорели бы в аду, и чем быстрее, тем лучше. Его беспокоило только то, что Джейми Бауэрс успел скрыться, а Адольф Мотли вообще как сквозь землю провалился.
– Надеюсь, у вас с ними не возникнет неприятностей, шериф? – заметил Головин.
Шериф положил в ящик стола связку ключей от камер.
– Скоро приедет судья, мистер Головин, – кивнул он. – Не беспокойтесь, они все получат по заслугам.
Алекс решил не рассказывать Скотти о том, что Джейми Бауэрс чуть не убил его. Этот наглец со своими молодчиками устроил засаду на надоедливого адвоката и шерифа, чтобы избавиться от них и уничтожить свидетельства и улики, которые они собрали против них, но бандитам не повезло. Они сами угодили в ловушку. Сообщников Бауэрса задержали всех до единого, но самому Джейми, к сожалению, удалось бежать.
Алекс вспомнил приход Бауэрса к нему домой. Мальчишка тогда похвастался Скотти, будто у него денег куры не клюют. Теперь Алекс не видел в неожиданном богатстве Бауэрса ничего удивительного. Наверняка Джейми финансирует не кто иной, как его старый знакомый Адольф Мотли. Алекс помешал Мотли и Бауэрсу устроить беспорядки в долине. Он встретился с овцеводами и убедил их, что и за пределами долины есть пастбища с такой же сочной, как в долине, густой травой, где их овцы могут пастись и нагуливать жир.
Алекс знал, что Джейми Бауэрс затаил против него злобу. В конце концов, он, пусть и косвенно, но все же виноват в смерти отца и брата Джейми. Желание отомстить придавало Бауэрсу смелости.
Но сейчас не время думать о Джейми Бауэрсе. Александр Головин хотел как можно скорее вернуться домой. Он должен спешить, поскольку им с Катей предстояло отправиться на прием к доктору Гунтраубу. Только после самого тщательного осмотра они будут знать, есть ли у девочки шансы поправиться. Сразу после возвращения домой он обязательно все расскажет Скотти.
Когда он думал о скорой встрече с женой, на сердце становилось теплее.
Михаил Йэн Головин родился почти на месяц раньше положенного срока. Но, несмотря на столь раннее появление на свет, Михаил поразил всех иссиня-черными волосами и роскошными черными ресницами. А глаз такой невероятной голубизны Скотти еще не доводилось видеть. Первым делом она посмотрела на спинку малыша и облегченно вздохнула. У Михаила Головина спинка была прямая и ровная. Его маленькие ножки энергично шевелились под одеялом, в которое его завернула Ольга Попова.
Скотти сидела на кровати и пыталась кормить сына. Ее груди набухли от молока, но он был еще такой маленький и несмышленый, что не умел хватать сосок. Миссис Попова сидела рядом и переживала.
– Поппи, – чуть не плача воскликнула Скотти, – ну почему он не сосет? Ведь у меня столько молока! Я похожа на свою козу Розу.
Экономка сочувственно поцокала языком и придвинула стул поближе к кровати.
– Раньше женщины делали теплую прокладку, и, знаешь, она здорово помогала. По-моему, Миша не ест потому, что родился немного раньше, чем положено. Держи его у самой груди и тереби ему щечки пальцем, дорогая.
По щекам Скотти снова покатились слезы. За всю свою жизнь она не плакала столько, сколько за несколько последних дней. Сердце ее было наполнено самыми разными чувствами, и не самым последним из них была боль во время родов. Никто не предупредил ее, насколько это больно. В первый день после появления на свет маленького Михаила ей казалось, что она никогда не забудет адских мук и ужаса. Однако очень скоро, всего через несколько дней после родов, воспоминания о боли стали постепенно стираться из памяти.
– Он такой крошечный, Поппи. Как же бедняжка выживет? – Голос Скотти сильно дрожал.
Миссис Попова строго посмотрела на молодую мать.
– Только не впадай раньше времени в панику. Мы будем держать его в тепле на кухне, когда он не будет находиться с тобой. Я уже поставила у печи колыбельку. – Ольга посмотрела на изножье кровати, где у ног Скотти, свернувшись клубочком, лежала кошка, миссис Мактавиш, и нахмурилась. – Следите, чтобы кошка не подбиралась слишком близко к ребенку.
Скотти посмотрела на мирно дремлющую желтую кошку. Она стала красавицей: аккуратно расчесанная длинная мягкая шерсть, классическая мордочка.
– Почему? – удивилась Скотти.
– Ну, – с авторитетным видом ответила экономка, – кошек вообще нельзя оставлять в одной комнате с грудным ребенком. Говорят, они высасывают из новорожденных воздух.
– Глупые старые сказки, Поппи! – Скотти услышала успокаивающее урчание кошки. – А я вот уверена, что миссис Мактавиш охраняет меня и Михаила. Она запрыгнула на кровать только тогда, когда ты принесла мальчика.
– Все равно я буду следить за ней, – упрямо покачала головой экономка. – Если она сделает хотя бы одно угрожающее движение…
– Послушай, Поппи. Ты совершенно напрасно беспокоишься.
– Ты относишься ко всем живым существам лучше, чем они того заслуживают, – вздохнула Ольга.
Настроение Скотти немного улучшилось, когда сынишка несколько раз попытался схватить губами сосок, но промахивался. Наконец Михаил все-таки ухватил сосок, и она облегченно вздохнула от нового и очень приятного ощущения.
– Я скучаю по своим животным, Поппи, – с улыбкой сообщила она. – Особенно по Маггину.
Экономка с упреком посмотрела на нее и проворчала: – Ты имеешь в виду того пройдоху енота, которого постоянно поминает недобрым словом Алекс?
– Его самого, – печально улыбнулась Скотти.
– Даже не знаю, что тебе и сказать, дитя мое. Ручной енот никогда не прижился бы в городе или, – строго добавила миссис Попова, подняв брови, – в этом доме.
– Знаю, знаю, – кивнула Скотти и подумала о долине и гостинице.
В последнее время Скотти много думала об этом. Сейчас, после того как у Алекса появился сын, его отношение к ней могло измениться. Скотти гордилась тем, что родила сына, считала, что выполнила свои обязательства по «контракту». Конечно, после свадьбы произошло так много чудесного, но ведь их брак все равно остается сделкой.
О, Скотти знала, что Алекс в восторге от ее тела. Но сейчас у него есть сын, наследник, который будет носить его фамилию. Наверное, все мужчины радуются, когда у них рождаются сыновья. Теперь у него начнется совершенно новая жизнь. Отыщется ли в ней место и для нее?
Ее мысли вернулись к их соглашению относительно гостиницы в долине. Интересно, Алекс по-прежнему считает, что она должна поехать в Йосемит и работать управляющей? И если считает, что все остается в силе, то ждет ли, что она покинет его? Вернее, хочет ли, чтобы она ушла?
Ее снова охватил страх. Она только что подарила ему сына. Если он хочет, чтобы она уехала, то он никогда не позволит ей забрать с собой их сына. Но она ни за что не уедет без Михаила, никогда!
Миссис Попова пошла к двери.
– Оставлю вас ненадолго вдвоем. Скоро обед, Скотти спокойно кивнула экономке и поудобнее устроилась на подушках. Она посмотрела на сосущего молоко сына, нагнулась и нежно поцеловала его в головку. У нее перехватывало дыхание от одного только присутствия малыша; водоворот нежных чувств, которые она испытывала к нему, захлестнул ее. От мальчика исходил такой чистый и сладкий запах, он напоминал ей воздух любимой долины. О, как она скучала по Йосемиту! Скучала по покою, который всегда охватывал ее, когда она находилась в долине, скучала по своим животным: Маггину, Розе, Глории. Еще ей сейчас очень не хватало общения с отцом. Она часто ходила к его могиле и беседовала с ним. Скотти была уверена, что дух Йэна Макдауэлла остался в долине и он будет всегда бродить по любимым местам.
Скотти не могла представить, что проживет остаток своей жизни в городе, но если бы Алекс любил ее, все было бы иначе. Она знала, что последовала бы за ним повсюду, куда бы он ее ни позвал. Но он до сих пор не сказал, что любит ее. Сколько раз она изливала перед ним душу, рассказывала, как сильно его любит, однако он ни разу не заговорил о любви.
Теперь, после рождения ребенка, в ее отношениях с Алексом начинается новый период, но Скотти не знала, каким он будет, как сложится ее дальнейшая жизнь. Они так много еще не сказали друг другу. Сейчас все зависело от ее большого красивого мужа. А от нее самой? Едва ли. У нее нет ни денег, ни власти, зато и то, и другое в избытке есть у Алекса.
Глубоко в сердце Скотти не верила, что он отправит ее в долину управлять гостиницей… одну, без сына. Это исключено, гневно подумала она, сын останется со мной! И опять она стояла перед выбором. Она отчаянно хотела поехать в долину с сыном и так же отчаянно не хотела оставлять Алекса и Катю. Увы, она прекрасно понимала невозможность иметь и то, и другое. Но самым страшным было даже не это. Скотти боялась, что вообще ничего не получит.
– О, Скотти… – взволнованно выдохнула Катя Головина. – Малыш Мики такой красавчик! Правда, он похож на сморщенного старичка, но он все равно очень хорошенький. – Девочка осторожно дотронулась до ручонки брата и ошеломленно открыла рот, когда тот сжал ее палец в своем крошечном кулачке.
Скотти спокойно улыбнулась, радуясь, что Катя сразу полюбила маленького брата.
– Мики? – переспросила она, убирая с лица девочки локоны. – Ты будешь называть его Мики?
Они провели чудесный час втроем. После безобразной сцены на крыльце, которую устроила Марлин, Скотти старалась не спускать с девочки глаз. Когда Алекс вернется, первым же делом нужно будет предупредить его о намерениях этой страшной женщины. Она ничего не слышала ни о каком докторе, который сможет вылечить Катю. Наверняка Марлин Кэнфилд придумала все это, лишь бы получить дочь. Как она могла так зло и жестоко лгать этой несчастной девочке, своей дочери!
Катя нежно загугукала Михаилу.
– Не знаю, как другие, а я буду звать его Мики. Скотти не сводила глаз с Кати, когда та ласково шептала и улыбалась ребенку. Она очень сильно изменилась за те полгода, которые Скотти провела в Сан-Франциско. Как хорошо, что они подружились! Она вспоминала, с какой ненавистью поначалу девочка относилась к ее присутствию в доме. Приступы хандры ярости продолжались много, много недель… Катя оказалась прекрасной ученицей и очень сообразительной девочкой.
Появление грудного ребенка перевернуло дом Александра Головина вверх дном. Уинтерс, у которого теперь двадцать четыре часа в сутки был обеспокоенный вид, что-то невнятно бормотал о «грязных пеленках» и «детском реве». Тем не менее, чопорный англичанин каждую ночь безропотно ходил на кухню и готовил Скотти чай или молоко. Миссис Попова пребывала на седьмом небе от счастья. Ей страшно нравилось, что сейчас, спустя много лет, в доме появился младенец. Занятия на неопределенное время пришлось прекратить, и Безил Петерс всерьез взялся за починку крыши над кладовой. Скотти была довольна почти всем. Почти…
Катя низко нагнулась и нежно дотронулась до личика ребенка.
– Loobloo tebya, Мики, – пробормотала она.
Скотти вопросительно посмотрела на девочку и спросила:
– Что это значит?
– Это значит по-русски «люблю тебя». Скотти запомнила фразу, надеясь когда-нибудь воспользоваться ею. Она грустно подумала, что другие ее признания в любви Алекс почему-то пропускает мимо ушей.
Несколько минут они сидели молча. Потом Катя пристально посмотрела на Скотти.
– Что такое? – Скотти взяла девочку за руку. – Что-то случилось?
– Я хочу тебе кое-что сказать, хотя и не должна этого делать. – Она опустила голову, и золотистые локоны в беспорядке рассыпались по плечам.
– Кто… кто не велел тебе говорить? – встревожилась Скотти.
Девочка наклонила головку набок и вздохнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39