Там, в Даунтаун Гелипорт, откуда открывался фантастический вид на весь Нью
Йорк, их уже ждал вертолет.
Даунтаун Гелипорт оказывает городу неоценимые услуги. Здесь помещается
база воздушных такси, откуда любой жаждающий сильных впечатлений турист
всего за тридцать долларов может совершить незабываемый полет над
гигантским городом. Сейчас же закрытую для обычных посетителей посадочную
площадку окружили полицейские, а помимо вертолета, на котором предстояло
лететь Пульверино, стояли всего лишь две гражданские машины без обслуги.
Пилот открыл стеклянную дверь, и все заняли места. Кейн еще поглядел
на отдаленный Бэттери Парк и тоже полез в вертолет. На квадрате крыши
остался лишь Ханна и полицейские из ограждения.
Непонятно почему Ханна вдруг почувствовал нарастающее нервное
напряжение. Такое случалось с ним редко, и он никогда не мог выстоять
против подобного необычного, напряженного ощущения. Он повел взглядом по
каменным лицам стоящих воле барьеров заграждения полицейских, пожал плечами
и схватился за поручни лестницы, ведущей в вертолет.
Застонала гидравлика... Лопасти винта начали вращаться, сначала
медленно, а потом все быстрее, сопровождаемые олушительным грохотом
главного распредвала. Пилот покрепче взялся за рычаг управления и
повернулся назад, чтобы проверить, все ли пассажиры удобно расселись.
- Подождите, подождите, мой плащ! - крикнул вдруг Ханна, пробуя
выдернуть полу из-за плексигласовой дверки. - Погодите! - повторил он
погромче, помогая себе жестами, так как пилот явно не понял ни слова из-за
наполняющего кабину грохота. Но тот заметил прищемленный плащ, и шум
сделался чуть поменьше.
Ханна открыл двери, освободил плащ из ловушки и поглядел на землю.
Знакомая напряженность усилилась, и он почувствовал - надо что-то сделать.
Не успел он обдумать это, как уже, вопреки здравому рассудку и всяческой
логике, спрыгнул на бетон и дал знак пилоту выключить двигатель. После
этого он прикурил сигарету и подошел окружающему крышу ограждению.
Полицейские уже оставили свой пост, и на Даунтаун Гелипорт никого не
было. Затянувшись дымом, Ханна глядел на Либерти Айленд и Статую Свободы.
- Что с тобой, Ричард? - услыхал он голос Кейна.
В порт входил какой-то сухогруз, который тащили за собой два маленьких
буксира. На этой высоте царила почти идеальная тишина.
- Меняем планы, - ответил он. - Только не спрашивай почему, Нил. но мы
полетим вот на чем. - Ханна указал на гражданский вертолет, обозначенный
"NY 43". - Пересадка, о'кей?
Кейн только кивнул. Вопросы сейчас будут не к месту. По крайней мере,
сейчас. Он вернулся в полицейский вертолет и выругался.
- Шеф передумал, джентльмены, пересаживаемся на такси. И побыстрее,
нас ожидают в Ринебек.
Пилоту для осмотра понадобилось несколько минут, и вот лопасти винта
сдвинулись с места. Они неспешно оторвались от площадки и поднялись на
шестьдесят ярдов вверх. Рычаг управления, наклоненный "от себя" толкнул
корпус вертолета вперед. Прозрачный нос повернулся вокруг оси, и вот они
уже на курсе.
- В чем дело, Ричард? - спросил Мур, приблизив губы к самому уху
Ханны.
Тот не отвечал и смотрел вниз. Посадочная площадка удалялась с каждой
секундой все быстрее и быстрее. Но в какой-то миг он заметил, как из
оставленного ими полицейского вертолета вдруг поползли клубы черного,
смолистого дыма. Потом ударило желтое пламя, мгновенно охватившее корпус,
похожий на тело стрекозы, и подбирающийся к хвосту. А потом был краткий, но
мощный взрыв, и почерневшие обломки засыпали крышу Мирового Торгового
Центра.
Пульверино потерял сознание.
В Государственную тюрьму Ринебек они прибыли в 10.15. опоздав всего
лишь на четверть часа.
"Ч А С Т Ь I I
1
"Вашингтон, 10 июля, 16.00
С апреля, когда он был здесь в последний раз, Даунтаун Хиллз
изменились так, что невозможно было и узнать. Все здесь покрылось цветами,
зазеленели листьями кустов и невысоких деревьев. В воздухе носился аромат
средины лета.
Эта девушка в течение трех месяцев не выходила из памяти. Ее
наклонившаяся над картиной фигурка, запах случайным ветерком брошенных
волос, которые он откидывал со своего лица. разговоры ни о чем, обед... Три
месяца тому назад он посадил Пульверино в тюремную камеру и думал, что в
навале дел забудет...
Тогда они прилетели в Ринебек в четверть одиннадцатого и сразу же
закрыли Капо в камере номер 27. По предварительному приказу прокурора
директор тюрьмы освободил весь второй этаж, запрещая входить туда всем тем,
у кого не было личного согласия Ханны или Кейна. В камере номер 27 рядом с
Пульверино днем и ночью дежурил Хэттон, на сей раз уже имеющий официальное
согласие ФБР на временное сотрудничество с Бюро. Он не спускал глаз с
арестанта, даже когда тот вел переговоры с адвокатами. Подаваемая
Пульверино еда химически проверялась в лаборатории, чтобы избегнуть попыток
отравления. Каждый день в семь часов утра Хэттон звонил Кейну или Ханне,
чтобы проинформировать их о ситуации. Пульверино запретили любые посещения
и контакты за исключением неизбежных визитов юристов. День процесса
первоначально был назначен на девятое июля, но потом срок был передвинут на
двадцать восьмое. Якобы по процедурным причинам. До этого срока Пульверино
обязан был пребывать в изоляции, его же старания выйти из тюрьмы под залог,
благодаря Кейну, закончились ничем.
Теннисные туфли не производили ни малейшего шороха, когда он ступал по
мягкому песку. А потом он услыхал ту же самую песенку.
Она сидела, как и в прошлый раз, на маленьком стульчике возле
мольберта и рисовала. Он глядел на нее. На девушке была белая блузка,
голубые шорты, на ногах пробковые сандалии. Рассыпанные по спине светлые
волосы, которыми играл ветерок, в лучах солнца отсвечивали медовым блеском.
Огромные глаза следили за движениями кисти, ни на миг не оторвавшись от
картины.
Он стоял и буквально пялился на нее. Двойная порция шотландского
виски, которую он выпил в машине, давала ему иллюзорное чувство
безопасности. Пульверино, текущие дела, мафия казались ему нематериальными
будто неприятный сон. Сейчас они вообще исчезли где-то вдалеке, а была
только эта девушка у мольберта.
- Привет, Ричард, - заметила его Шейла. - Какая встреча! Рада видеть
тебя. А ты что, не хочешь поздороваться со мной?
Тогда он вышел на полянку и сделал к ней несколько шагов.
- Я соскучился по тебе, Шейла, - тихо и неуклюже выдавил он из себя. -
Почему же ты не позвонила? Я ждал.
Девушка покраснела и повернулась к своему рисунку.
- Нравится? - спросила она с улыбкой.
- Красиво.
Она сняла акварель с мольберта.
- Держи, это тебе подарок. На память обо мне.
Он взял листок жесткого картона в руку и не знал, что и сказать.
- Тебе не нравится?
- Очень красиво, честное слово.
- Ты даже спасибо не сказал. Что с тобой? Ну, поблагодари меня.
- Спасибо, Шейла. Большое спасибо.
- Не так, глупышка, поцелуй меня.
Она стояла, выпрямившись, со слегка раскрытыми губами. Целовалась она
очень нежно, и это ну никак не походило на дружеское чмокание в щечку.
После двадцатиминутной поездки в автомобиле они очутились в ее
квартире.
- Присаживайся и чувствуй себя как дома, - сказала она, когда они
вошли в гостиную. - Сейчас я сделаю тебе выпить. Секундочку, и я вернусь.
Ее не было больше, чем секунду, и Ханна с сигаретой в руках
прохаживался по гостиной. Когда же она вернулась, он понял, почему ее не
было целых десять минут. Сейчас на ней было простое, белое платьице. Десять
баллов за великолепный вкус.
Еще она принесла поднос с сендвичами и парой бутылок. После этого она
присела за стол и улыбнулась.
- Ну, чего ты ждешь? Выпей и съешь чего-нибудь. Если же будет мало, в
холодильнике всего полно.
Он налил себе большой бокал виски и стал размышлять, как ему удастся
вернуться домой после такого количества спиртного. Она же пила какой-то сок
и приглядывалась к Ханне.
- А знаешь, Ричард, ты даже не сказал мне, где работаешь.
- Ты тоже, - отрезал он, думая, что на этом их милой встрече прийдет
конец. Редко кто любит полицейских.
- Господи, тут никакой тайны нет. Я эксперт Пентагона по вопросам
безопасности космических полетов.
Ханна даже подавился своим бутербродом.
- Кто, кто? - хрипло прошептал он, судорожно проглотив кусочек
ветчины. - Я был уверен, что там работают исключительно мужчины.
Она рассмеялась.
- Ты неправильно меня понял, я не бегаю с пистолетом по стартовой
площадке. Я получила специальность физика и астрофизика, а потом в NASA
освободилась должность в технадзоре. Пока что я ничего интересного не
делаю. Нечто вроде практики. Я уже прошла через все отделы, а в настоящее
время по уши торчу как раз в Секции Безопасности. Говорят, что у меня даже
получается, - не без гордости добавила она. - Четырнадцатого у нас старт,
слыхал?
Ханна кивнул.
- Завидую, - сказал он. - Мне всегда хотелось стать астронавтом. Пока
что мне это не грозит.
- Смеешься. Лучше возьми еще один сэндвич, - пододвинула она поднос. -
А ты, чем занимаешься ты?
- Ну, как бы это тебе... - начал было он, нервно разыскивая
зажигалку. - Ну, я работаю, то есть...
- Ты полицейский, Ричард, - совершенно неожиданно сказала Шейла, и в
ее словах не было вопросительной интонации - чистое утверждение.
Он застыл на полуслове.
- Ты удивился? - глядела она ему прямо в глаза. - Ведь об этом писали
все газеты. У меня имеются все твои фотографии. "Ханна из ФБР и Капо Тутти
Капи Пульверино". Ведь ты же знаменит, Ричард. Теперь ты уже знаешь, почему
я захотела, чтобы ты меня поцеловал.
- Это... Это потому? - неуклюже пробормотал он.
Шейла фыркнула смешком.
- Боже, и это неустрашимый борец против преступного мира. Скажи мне,
неужели все, которые обычно геройствуют под пулеметным обстрелом, ведут
себя по отношению к женщинам так робко?
- Не знаю.
- Я тебя очень люблю, Ричард, честное слово. И после той нашей встречи
мне тебя сильно не хватало. Хорошо, что ты есть, - очень серьезно сказала
она.
Около семи вечера они поехали пообедать к Андреасу. Это был маленький
греческий ресторанчик, в стены которого были встроены аквариумы с
экзотическими рыбками. Плюс плюшевые кресла, свечи и приятный полумрак
небольшого зала.
Андреас, толстый, веселый хозяин, обслуживал их столик лично. Он сразу
же заявил, что прекрасно знает, что им понравится, а потом, не задавая ни
единого вопроса начал с изумительного фасолевого супа. Потом подал жаркое
из черепахового мяса и спаржу. Закончили они десертом - крепчайшим кофе и
двумя рюмочками коньяка.
Они ели и болтали. Впоследствии Ханна не мог вспомнить, о чем. Он
помнил лишь то, что Шейла была превосходной слушательницей, и что во время
обеда за столом ни на мгновение не было тихо.
В одиннадцать вечера он отвез ее домой.
- Очень жаль, что ты уже уходишь, - сказал он у самых дверей ее
квартиры.
Шейла молчала.
- Позвонишь? - спросил он.
- Позвоню, Ричард.
Ханна крепко поцеловал ее в губы и повернулся, чтобы спуститься по
лестнице.
- Ричард! - позвала она.
- Что?
- Останься со мной. А на завтрак я сделаю тебе обалденные гренки.
Любишь?
2
"Нью Йорк, 12 июля, 11.00 утра
Хватило трех месяцев, чтобы американская Коза Ностра начала ощущать
первые серьезные признаки внутреннего разложения. Синдикат, лишенный
доступа к документации, к центральной картотеке, без поддержки центральной
кассы, поколебался в нерушимых до сего времени основах. Отдельные Семейства
все чаще ввязывались в локальные конфликты, так как теперь не существовало
третейского судьи, которому до сих пор давали на рассмотрение свои точки
зрения.
Дон Ферриано не обладал титулом Капо Тутти Капи, а тем самым не имел и
власти. У мафии имеются священные, сохраненные на протяжении веков
принципы, а они говорили, что лишь получивший благословение от уходящего
предводителя может управлять организацией. Несмотря на течение времени и ХХ
век на дворе, "друзья наших друзей" сохранили верность традициям. И
Ферриано прекрасно понимал сложившуюся ситуацию. Его Семейство в Неваде не
было достаточно могущественным, чтобы преодолеть анархию силой. Даже если
бы ему удалось объединиться с другими, они и так оставались бы в
меньшинстве. Дело в том, что большинство, ослепленное иллюзией
безнаказанности, предпочитало действовать по собственному разумению. Все
это Ферриано видел как на ладони и имел неопровержимые доказательства
этого. Зал, где по его призыву собрался очередной съезд, зиял пустотой.
Прибыли лишь немногие.
- Несчастье пало на наши Семейства, - говорил он, сидя за
председательским столом. - Уже не слышен голос совести, люди не отдают себе
отчета и не желают мобилизовать сил ради единства. Вы отлично понимаете,
что структуры трещат, что ежеминутно начинаются братоубийственные войны меж
теми, кто еще не так давно были вернейшими друзьями. На предыдущей встрече
мы приняли определенные обязательства. Только ничего из них не вышло.
Почему, дон Гарсия?
Глава нью-йоркской семьи поднялся с места и повел взглядом по залу.
- Я подчинился требованиям Совета, дон Ферриано. Поверьте, моей вины в
этом нет. Все наши попытки закончились ничем, и в данный момент проникнуть
к дону Пульверино у нас нет ни малейшего шанса. Уж слишком хорошо его
охраняет Ханна со своими дружками. Сам я пожертвовал самыми лучшими людьми,
а некоторые из них уже никогда не вернутся к своим женам и детям, -
закончил он.
Дон Ферриано кивнул.
- Мы верим тебе, дон Гарсия. Меня тоже встретила почти что неудача.
Вот если бы у меня имелся доступ к нашим спискам... Единственное, что мне
удалось, это оттянуть судебный процесс по делу дона Пульверино. Беда лишь
отдалилась, но не исчезла. Если судебное разбирательство все же случится,
дон Пульверино не пощадит никого. Как это не прискорбно, он в своем решении
тверд.
Зал молчал.
- Нам остается одно, друзья, - продолжил Ферриано. - Если все попытки
дона Гарсии оказались безрезультатными, то всякие другие начинания,
направленные на ликвидацию дона Пульверино будут бессмысленными. Я верю
Гарсии, он самый лучший из нас всех. Не удалось, что же. А теперь я задам
вам, тем немногим и предусмотрительным, один вопрос. Что мы можем сделать,
чтобы избегнуть разгрома? Ответьте мне, и, возможно, мы найдем какой-то
выход.
Никто выступать не собирался.
- Дон Каппучини? - спросил Ферриано.
Тот печально покачал головой.
- А ты, дон Марко?
Сталлоне повторил жест Каппучини.
- Выходит, никто не хочет говорить... Этого я и ожидал, друзья, и не
имею права обвинять вас, так как и сам до недавнего времени понятия не
имел, что же делать.
- Не означает ли это, дон Ферриано, что теперь ты знаешь? - спросил
Гарсия.
Ферриано большими глотками выпил стакан воды.
- Синдикат, - начал он, поставив стакан на место, - очутился перед
лицом смертельной опасности. Впервые в истории мы находимся в ситуации,
когда удары могут настичь нас с двух сторон: со стороны людей, которым мы
платим, но которые вдруг почувствовали себя в безопасности своей
анонимности, и со стороны нашего Капо Тутти Капи, что само по себе является
беспримерным несчастьем. В такой ситуации мафия должна защищаться. А чтобы
защищаться, она должна решиться на самые крайние меры.
3
"Вашингтон, 13 июля, 8.00 утра
Ханна проснулся с чудовищной головной болью. Утреннее похмелье вообще
ужасная штука, тем более, когда перед тобой целый день беготни,
бессмысленных разговоров и собраний.
Вчера он встретил знакомых, Кардов, и они пригласили его к себе,
отметить рождение их первого ребенка. Там он упился до чертиков и, плохо
соображая что-либо, очутился у себя в квартире где-то около двух часов
ночи. К тому же, он понятия не имел, что происходит с Шейлой. Она звонила
пару дней назад, а потом исчезла даже не попрощавшись.
На кухне он заварил себе кофе и закурил; докурив сигарету до половины,
с отвращением выбросил ее. Вот кофе был в самый раз. Ханна просидел на
кухне добрых пятнадцать минут, затем с трудом поднялся и направился за
утренней почтой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22