А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Ты видал меня на полицейских плакатах?
– Пока нет.
Старк поднялся к Мэри Энн. Девочки уже легли, но еще не уснули. Сквозь тонкие стены отовсюду слышалась возня и возгласы совокупляющихся пар. Но дети словно бы ничего не замечали.
– Здрасьте, мистер, – сказала Бекки.
Луиза, как обычно, промолчала.
– Привет, Бекки. Привет, Луиза.
– Ух ты! Вы запомнили, как нас зовут!
– Конечно.
– А вас как зовут?
– Стив.
– Здрасьте, Стив.
– Бекки, – укоризненно заметила Мэри Энн. – Ты же знаешь, что это невежливо – звать взрослых по имени. Вам следует говорить: мистер… Как ваша фамилия?
– Мэтьюс.
– Говорите: мистер Мэтьюс.
– Здрасьте, мистер Мэтьюс.
– Привет.
– Спокойной ночи, мистер Мэтьюс.
– Спокойной ночи.
Мэри Энн сняла с кровати покрывало.
– Не надо, – остановил ее Старк.
Женщина озадаченно взглянула на него.
– Давай просто поговорим.
– Ты заплатил десять долларов за разговоры?
– Да. А что, ты возражаешь?
– Нет, если ты не задумал ничего странного.
– Например?
– Например, говорить всякие гадости, так чтобы дети слышали. Или чтобы они смотрели, пока ты что-нибудь делаешь.
– За кого ты меня принимаешь?
– Не знаю, – сказала Мэри Энн. – Ты в борделе. Я – шлюха. Ты заплатил десять долларов, а теперь говоришь, что хочешь просто поговорить. Вот я и удивляюсь, зачем это тебе.
– Я люблю тебя, – сказал Старк.
Он вовсе не собирался говорить этого так вот сразу, но слова вырвались сами собою. Он хотел сперва как-нибудь подготовить почву. Ему бы наверняка удалось.
– Да ну?
Старк думал, что Мэри Энн обрадуется его признанию или, по крайней мере, удивится. А вместо этого на лице ее вдруг проступили разочарование и усталость.
Старк почувствовал себя задетым:
– Ну да, ты же, наверно, постоянно это слышишь от своих поклонников.
– Куда чаще, чем ты думаешь, – отозвалась Мэри Энн. – Только я бы не стала называть их поклонниками. Просто у мужчин бывает такое, что они вдруг размякают и принимаются мечтать. Им нужна не я и не Бекки с Луизой. Они думают о самих себе, только по-другому. И это никогда не затягивается надолго. Они пугаются того, что сказали. Принимаются винить меня за то, что я не такая, какой они меня вообразили. Это я уже проходила. Так что брось ты эту затею.
Женщина вернулась к кровати и приподняла угол тюфяка. Она извлекла откуда-то небольшую пачку купюр, отделила половину, а остальное снова спрятала. Мэри Энн взяла Старка за руку и вложила ему в ладонь десять долларов. Потом она раздвинула ширму и подтолкнула Старка к постели.
– Они через несколько минут уснут. Мы позабавимся, и ты с чистой душой вернешься в Мексику. – В глазах у Мэри Энн стояли слезы, но она все-таки улыбнулась. – Это очень мило с твоей стороны, Стив. Но это не настоящая любовь. Ты слишком молод для подобного чувства. Но ты с ним еще встретишься, вот увидишь.
– Не надо мне рассказывать о моих чувствах, – возразил Старк. – Я сам тебе о них расскажу.
И рассказал.
Он рассказал Мэри Энн про сиротский приют, про молоток и про Элиаса Эгана; про игру в карты и про «вулкан», который дал осечку, про Джимми Верняка и про трех задир, которых он застрелил. Он рассказал про банки в Миссури и про фактории в Канзасе, которые были до того, и про лошадей и скот в Мексике, – это было еще до Канзаса. Он рассказал про деньги, которые копил, сам не зная зачем.
– Меня чуть не застрелили в Джоплине, потому что я стоял там с револьвером в руках и думал, что я собираюсь делать с деньгами. А потом я понял, что я собираюсь с ними делать, и так удивился, что даже не заметил того фермера, пока он не попытался пальнуть в меня из дробовика.
– Ты мечтал обо всех тех классных вещах, которые мог бы купить, если б у тебя была женщина, для которой стоило бы все это покупать, – устало произнесла Мэри Энн, словно продолжая многократно слышанную историю.
– Нет, – сказал Старк. – Я понял, что мне хочется обзавестись ранчо в Техасе. Разводить скот. Если знаешь, как обращаться с коровами, их не так уж трудно разводить. Хочется построить домик, чтобы в нем было тепло зимой и прохладно летом. Почаще бывать под открытым небом и заниматься только тем, что считаешь правильным.
– Да, на тебя это похоже, – сказала Мэри Энн.
– Мне вспомнилось одно местечко севернее Эшвилла – я проезжал мимо него позапрошлым летом, – и я понял, где надо построить этот домик. Я стал думать про дом и увидел в нем тебя. Ты готовила жаркое из бычка, которого мы сами вырастили. А Бекки с Луизой играли во дворе, под деревьями, и, когда им хотелось пить, они набирали чистой воды из источника.
Старк взял Мэри Энн за руки. Женщина печально улыбнулась и попыталась высвободиться.
Старк сказал:
– И на много миль вокруг ни единой треклятой свиньи! Мэри Энн перестала высвобождаться. Она взглянула Старку в глаза и долго в них смотрела, а потом приникла к его груди.
Наутро она сказала:
– Итан ловко обращается, с револьвером. Когда он вернется, он погонится за нами. Даже если Круз согласится меня отпустить, Итан будет против.
– Круз отпустит тебя, – сказал Старк. – А Итан не узнает, где нас искать.
– У него есть один дикарь откуда-то с тихоокеанских островов. Он умеет идти по следу не хуже индейца.
– Если они нас найдут, то быстро об этом пожалеют.
– Вправду? А почему? У тебя много друзей в Техасе?
– Ты слыхала про Мэтью Старка?
– Это кто? – Мэри Энн взглянула на него и задумалась. – А, припоминаю! Говорили, будто это он одолел Джимми Верняка. Он, а вовсе не ты. То-то твоя история показалась мне такой знакомой.
– Я и есть Мэтью Старк.
Мэри Энн знала, что Мэтью Старк – лучший стрелок во всем Техасе, что это здоровенный детина, весь разукрашенный шрамами, и что он избивает шлюх до полусмерти, прежде чем трахнуть их. Потому она рассмеялась, решив, что этот красивый, ласковый парень то ли врет, то ли спятил. А после расплакалась, потому что поняла, что никуда не поедет ни со лжецом, ни с чокнутым. И сама не поедет, и дочек не возьмет. Старку понадобился целый час, чтобы убедить Мэри Энн в том, что его репутация, мягко говоря, не соответствует действительности. Он ведь назвал ей свое настоящее имя лишь затем, чтобы она успокоилась и перестала беспокоиться из-за Итана. А вышло так, что он чуть ее не потерял.
Старк подождал, пока Мэри Энн, Бекки и Луиза уложат свои скудные пожитки в ветхий чемодан и перевяжут его веревкой. Потом проверил свои пистолеты и отправился вниз.
– Какой-то у тебя вид усталый, – заметил Круз. – Не похож ты на человека, который всю ночь провел в постели.
– Нам надо кой о чем поговорить.
Старк уселся за карточный стол напротив Круза. Хозяин борделя сидел на том же самом месте, что и вчера, только сегодня в руках у него вместо карт была тарелка со свиной отбивной, и вчерашние пьянчуги, составлявшие ему компанию в покер, давно разошлись по домам.
– Ветер не переменился. Цена остается прежней: десять долларов за ночь.
– Для нее ночи закончились, – сказал Старк. – Она уходит.
– На здоровье, – неожиданно легко согласился Круз. – Если у тебя имеется пятьсот долларов. Она задолжала мне пять сотен. Если хочешь забрать ее с собой – расплатись. Только она все равно сюда вернется, когда ты вытащишь голову из задницы и очнешься.
У Старка имелось больше пяти сотен. Но ему нужны были деньги на ранчо.
– Я дам тебе сотню.
Он заметил, как взгляд Круза метнулся куда-то в сторону, проследил за ним и заметил бармена с двустволкой в руках. Старк нырнул вперед и влево; в тот же самый миг грохнул выстрел, и заряд дроби разнес карточный стол в щепки. Первая пуля Старка вошла бармену в правое плечо, вторая прошила правое бедро. Бармен выронил двустволку и рухнул на пол, пытаясь зажать обе раны. А когда Старк вновь взглянул на Круза, то увидел, что на него смотрит дуло короткоствольного крупнокалиберного пистолета. Старк выстрелил Крузу в лицо. Пуля сорок четвертого калибра завершила работу, которую когда-то не закончил топор.
Некоторые люди не чувствуют, когда настает пора остановиться. Старк такие вещи чувствовал. Он знал, что никогда больше не ограбит ни единого банка и не зайдет ни в один бордель. Он также думал, что никогда больше не будет убивать людей, и, наверно, так бы и поступил, если б это зависело от него.
* * *
Все то время, пока длилась ее исповедь, Хэйко просидела, положив ладони на циновку и склонив голову. Ей не хватало мужества взглянуть Гэндзи в лицо. Кем он теперь считает ее – двуличной негодяйкой, которая клялась ему в любви, а сама тем временем ожидала приказа убить его? Хэйко договорила, и воцарилось молчание – почти невыносимое. Хэйко чувствовала, что вот-вот разрыдается, но гордость заставляла ее сдерживаться. Было бы полным бесстыдством взывать к его состраданию. Нет, она не станет плакать. Гэндзи убьет ее или, может, просто выгонит из замка – он ведь добр. Но что бы он ни решил, этот день станет последним в ее жизни. Она не сможет жить без него. Хэйко знала, что сделает, если ее выгонят.
Она отправится на мыс Мурото.
У этого мыса шестьсот лет назад Хиронобу, первый князь Акаоки, предок Гэндзи, выиграл битву, и эта победа положила начало княжеству. Теперь же на вершине утеса, обрывающегося в море, стоял небольшой буддийский храм малоизвестной дзэнской секты. От каменистого берега к храму вела лестница из девятисот девяноста девяти ступенек. Она будет останавливаться на каждой ступеньке и во всеуслышание объявлять о своей вечной любви к Гэндзи. Она будет молить Аматэрасу-о-миками, богиню Солнца, омыть своим божественным светом ее долгую бесполезную жизнь. Она будет молить Каннон, богиню милосердия, чтобы та заглянула в ее сердце, убедилась в искренности ее намерений и позволила ей воссоединиться с Гэндзи в Чистой земле, избавленной от страданий.
А когда она доберется до вершины, то поблагодарит всех богов и будд за дарованные ей девятнадцать лет жизни, своих давно почивших родителей – за то, что привели ее в этот мир, Кумэ – за то, что растил и оберегал ее, и Гэндзи – за любовь, которой она не заслужила. А потом шагнет с утеса в Великую Пустоту – без страха, без сожаления и слез.
– Как ты собиралась это проделать? – спросил Гэндзи.
– Что, господин?
Хэйко по-прежнему не смела поднять глаза.
– Мое убийство. Каким способом ты бы воспользовалась?
– Господин, умоляю, поверьте мне! Я никогда не причинила бы вам ни малейшего вреда!
– Хидё! – позвал Гэндзи.
Дверь мгновенно скользнула в сторону.
– Да, господин.
По лицу Хидё нельзя было понять, слышал ли он хоть слово из их разговора. Однако рука его лежала на рукояти меча.
– Попроси Ханако принести сакэ.
– Слушаюсь, господин.
Хэйко знала, что Хидё никуда сейчас не пойдет. Он пошлет Таро, сидящего по другую сторону дверей. А Хидё останется на месте, чтобы в любой миг вломиться в комнату, если вдруг понадобится. Он ни за что не оставит своего князя наедине с изменницей-ниндзя.
Должно быть, Гэндзи хочет предложить ей очистительное возлияние, прежде чем вынести приговор. Его великодушие разрывало сердце Хэйко. Она чувствовала, что еще мгновение – и она, не выдержав, разрыдается.
– Думаю, ты бы сделала это ночью, пока я сплю. Это самый милосердный способ.
Хэйко промолчала. Произнеси она хоть слово, и чувства предали бы ее. Она безмолвно смотрела на циновку, и ее била дрожь.
– Господин! – донесся из-за двери голос Ханако.
– Входи.
Глаза Ханако покраснели и припухли. Она поклонилась и вошла, держа поднос на вытянутых руках. На подносе стояли кувшинчик сакэ и одна чашечка. Ну конечно. Гэндзи ведь не станет пить с ней. Она выпьет одна. Она покаялась и готова встретить свою судьбу.
Ханако низко поклонилась Гэндзи. Потом повернулась к Хэйко и поклонилась ей – так же низко. А потом, не выдержав, всхлипнула, и плечи ее затряслись. Служанка расплакалась.
– Госпожа Хэйко! – только и смогла вымолвить она.
– Благодарю тебя за подаренную мне дружбу, – сказала Хэйко. – Мы обе с тобой сироты, а судьба сделала нас сестрами, хоть и ненадолго.
Не в силах больше сдерживаться, Ханако подхватилась на ноги и с плачем выбежала из комнаты.
– Интересно, чужеземцы плачут так же часто, как и мы? – сказал Гэндзи. – Сомнительно. Если б они тоже любили поплакать, то вместо науки создали бы театр кабуки, как и мы.
Он взглянул на поднос.
– Интересно, чем она думала, когда несла всего одну чашку? Ну да ладно.
К изумлению Хэйко, Гэндзи взял чашечку с подноса и приподнял, ожидая, пока ее наполнят. Ошеломленная гейша уставилась на него в полном недоумении.
– Я предпочитаю пить сакэ, пока оно не остыло, – сказал Гэндзи. – А ты?
Хэйко окончательно перестала что-либо соображать. А потому прикоснулась к кувшинчику и налила Гэндзи сакэ. Гэндзи выпил и предложил чашечку ей.
Но Хэйко отказалась.
– Господин… – промолвила она.
– Да?
– Я не могу пить из одной чашки с вами.
– Почему вдруг?
– Приговоренный не может прикасаться к сосуду, которого касались губы господина.
– Приговоренный? О чем это ты?
Гэндзи взял Хэйко за руку и вложил чашечку ей в ладонь.
– Господин, я не могу, – стояла на своем Хэйко. – Это лишь добавит гнусности моим преступлениям.
– Каким еще преступлениям? – поинтересовался Гэндзи. – Я что, мертв? Или искалечен? Или самые сокровенные мои тайны стали известны врагам?
– Господин, я скрыла от вас свою истинную природу. Гэндзи тяжело вздохнул.
– Ты что, считаешь меня полным идиотом?
– Господин?
– Самая красивая гейша Эдо выбирает в любовники самого незначительного из князей. Исключительно из-за моей красоты, обаяния и остроумия. Разумеется. Как же иначе? Ты не находишь, что я был бы редким дурнем, если б не задумался, что за этим кроется?
Гэндзи поднял кувшинчик. Хэйко пришлось подставить чашечку, иначе сакэ пролилось бы на циновку.
– Я знал, что ты работаешь на Въедливого Глаза, – сказал Гэндзи. – Этот человек терпеть меня не может. Я знал, что ты на него работаешь, и был уверен, что ты знаешь, что я об этом знаю. И знаешь, что я знаю, что ты знаешь. В конце-то концов, мы не дети и не чужеземцы. Для нас плести интриги так же привычно, как дышать. Мы, наверное, уже не можем без них.
Он жестом велел Хэйко пить. Гейша была так потрясена, что повиновалась. Князь забрал у нее чашку, и Хэйко налила ему еще.
– Вы не можете закрыть глаза на мое предательство, – сказала Хэйко, – и не можете оставить его безнаказанным. Ваши вассалы перестанут уважать вас.
– Разве я заслужил наказание?
– Вы, мой господин? Конечно же, нет! Вы не сделали ничего дурного.
– Тогда почему я должен карать сам себя?
– Вы и не должны. Наказания заслуживаю я одна.
– В самом деле? Ладно. Предлагай.
– Не мне это решать.
– Я приказываю. Хэйко поклонилась:
– Мой господин, есть лишь два выхода: казнь или изгнание.
– С одной стороны, ты – гейша и моя возлюбленная. С другой, ты – ниндзя и агент тайной полиции сёгуна. Как отделить одно от другого? Мы живем в мире, где разные виды верности постоянно сталкиваются друг с другом. И не непорочность, а природа равновесия обнажает нашу истинную суть. Я не нахожу никакой вины ни на тебе, ни на мне. Следовательно, мы оба оправданы.
– Господин, вам не следует прощать меня так легко.
Гэндзи взял Хэйко за руки. Хэйко попыталась высвободиться, но он не отпускал.
– Хэйко, посмотри на меня.
Но Хэйко не могла заставить себя поднять взгляд.
– Наказание, которое ты предлагаешь, причинит мне неизбывную боль. Разве это справедливо?
Гейша не ответила. Гэндзи отпустил ее.
– Так значит, любовь, о которой ты говорила, настолько слаба, что ты предпочитаешь умереть, – сказал он.
– Мы с Кумэ были последними из нашего клана, – произнесла Хэйко. – Как я могу позабыть о своей клятве и остаться жить? Я опозорю этим и его, и себя.
– Если ты умрешь, моя жизнь превратится в жалкое, безрадостное существование. Как я могу вынести такой приговор сам себе?
– У нас нет иного выхода. Такова наша карма.
– А такова ли она? Кто еще в замке, кроме Старка, знает об этом?
– Думаю, теперь уже все. Скверные новости разносятся быстро.
– Я имел в виду – официально.
– Кроме вас – никто, господин.
– Значит, наилучшим выходом будет ложь, – произнес Гэндзи и ненадолго задумался. – Ты только делала вид, будто работаешь на Въедливого Глаза. А сама все это время сообщала обо всем мне. Даже сейчас мы разрабатываем планы, как с твоей помощью продолжать поставлять Каваками ложные сведения, чтоб убаюкать его мнимым ощущением всеведения. А когда мы будем готовы, захлопнем капкан и заставим Каваками совершить роковую ошибку.
– Но это же смешно! Никто в это не поверит.
– А им не обязательно верить. Достаточно будет, если они притворятся, что верят. И мы тоже притворимся. Хидё, Таро!
Обе половинки двери мгновенно разъехались.
– Господин.
– Пришло время рассказать вам о самой тайной моей стратегии, – сказал Гэндзи. – Входите и закройте дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50