- Не стоило убегать с тризны не попрощавшись. С вами желают поговорить. - произнес этот незнакомый человек.
По причине этих точных, в каждом движении отработанных действий, по уверенным глазам и твердому голосу Альфред Викторович, хотя и был ошеломлен, но разом понял, что задавать праздных вопросов: "За что, мать вашу так? По какому праву" - нет никакого резона.
Он радовался лишь тому, что обратный путь к вилле Чуракова проделывает без свидетелей - улочка была пуста, публика продолжала поливать свежую могилу хозяина его водкой.
Они прошли мимо длинного ряда пустых автомобилей, остановились возле крытого пикапа, сопровождающий снял с левой руки Альфреда Викторовича кольцо наручника, открыл дверь фургона, вежливо подтолкнул задержанного внутрь и, когда Альфред Викторович оказался в темноте - правое кольцо укрепил на какой-то штанге. Все было проделано молча, спокойно, двери закрылись, вспыхнули лампочки внутреннего освещения и от руля прозвучало негромко.
- Пытались исчезнуть, Комаровский?
Выход на сцену подполковника милиции Афан-Шерифа не смутил Альфреда Викторовича - этого он и ждал, исходя из четкости своего задержания.
- Нет. Я не убегал.
- Вот как?
- Так. У меня не было причин.
Он ожидал многозначительной паузы, во время которой подполковник будет брать его на измор, закурит сигарету, примется прожигать подозрительным взглядом, но Афанасьев оказался человеком другой закваски. И даже в том поэтическом ритме, в котором произносил траурную речь на кладбище - не говорил: был подчеркнуто безразличен к собеседнику и, задавая вопросы, будто бы заведомо знал, что ничего нового не услышит помимо бесстыдного вранья.
- Ладно, Комаровский. Начинайте оправдываться.
- В чем, господин подполковник?
- "Господина" не надо, я ещё не привык. "Гражданина" - тоже не надо, вы ещё не арестованы. Называйте Иваном Петровичем..
- За что я арестован? - приходил в себя Альфред Викторович.
- Да не надо же! - поморщился Афанасьев и от расстройства махнул рукой. - Прекрасно вы знаете, за что задержаны! Расскажите все, что происходило в ту ночь. Постарайтесь как можно меньше лгать, и если я вам поверю, то вернемся в дом и продолжим поминапние Федора Михайловича.
- А... Вопрос, только один - можно? - осторожно спросил Альфред Викторович.
- Можно.
- По честному, вы подозреваете меня в убийстве?
- Обязан. - коротко ответил Афанасьев и закончил через паузу. - Но вы никого не убивали.
- Вот как?!
- Вот так. Вы, Альфред Викторович, простите - вонючее дерьмецо на палочке. Надутый презерватив на веревочке, извините ещё раз. Убийства вам не потянуть. Но мои штатные обязанности требуют подтверждения таким выводам. Меня тошнит от того, что я сижу рядом с вами.
- Но... Но меня могли подставить!
- На эту роль все годятся.
Альфред Викторович судорожно сглотнул и присмотрелся - секунды хватило, чтобы сообразить, что по сути дела перед ним сидит страшный человек. Подполковнику и сорока лет не было, свою природную жестокость он подавлял тяжелейшим напряжением разума, желание одним ударом расквасить рожу Комаровского в кровавый блин - светилось в его глазах, что понял бы человек много глупей Альфреда Викторовича. Но ещё - такого удара подполковник Афанасьев никогда не сделает. Не допустит себе такой радости даже в приступе предельного гнева. Подполковник - новая формация русского мента: смесь благостного сельского мильтона, вышколенного чиновника и необузданного шерифа американского Дикого Запада. Гремучая смесь Афан-Шериф.
- Я все расскажу, - бессильно сказал Альфред Яковлевич.
- Надеюсь. - кивнул Афанасьев и спросил. - Чем вы хоть прикрываете свое безделье и тунеядство?
- Я не бездельник! Я имиджмейкер! - возмущенно отразил обвинение Комаровский. - Помогаю нашим новым бизнесменам и политикам создавать правильный и нужный имидж.
- Так. И какой же у них имидж?
- Скверный! - заявил Комаровский. - Вольно или невольно все наши предприниматели копируют образцы западных шефов и боссов. Копируют худшие образцы, которые видят в кино и по телевидению. Ну, некоторые ещё изображают из себя канувших во мглу веков русских купцов! Бороды отпускают, золотые цепочки через живот вешают. Это тоже глупость. Настоящий русский бизнесмен и политик ещё лежит в колыбельке и ждет своего часа. А я...
- Понятно. - остановил Афанасьев. - Теоретическую "крышу", чтоб прикрыть свое тунеядство вы нашли. Вернемся к нашей теме. И поменьше лгите, я вас очень попрошу.
Категорически не лгать Альфреду Викторовичу не позволяло творческое начало его натуры. Он честно поведал, как несколько лет тому назад втерся в семью Чураковых, своим искусством имиджмейкера помог супругами занять достойное место среди приличных людей, за труды свои получал плату и подарки, затем укрепил свое положение, исполняя чувственные запросы молодой жены бизнесмена, опять же поделился с ней сексуальным мастерством (на благо семьи, сами понимаете!), а в роковой час, когда муж явился не во время и ему открылась неприятная истина - он, Комаровский, был бит, унижен, превращен в чучело и изгнан из дома.
- Но Федор Михайлович простил бы меня. Я в этом уверен. - закончил свое повествование Альфред Викторович печальным голосом, утаив лишь встречу со Славой Шусевым, которая никакого отношения к делу не имела, а мальчишку подставлять под удар Альфред Викторович посчитал делом недостойным - тот при своем положение мог поиметь ненужные и достаточно серьезные неприятности.
- Деньги вам живьем платили? - без тени презрения спросил Афанасьев.
- По разному. В конверте, как положено у порядочных людей. И подарки.
- Какие подарки?
- Разные, - застеснялся Альфред Викторович. - Часы, галстуки....
- Нижнее белье? Французское? - опять без насмешки.
- Ну... Пижаму однажды в день рождения.
- Акции фирмы Чуракова?
- Нет. Такого не было - Долю в его бизнесе не имеете?
- Помилуйте, Иван Петрович, я не человек бизнеса!
- Зиц-председателем какой-нибудь дочерней фирмы не числитесь?
- Комаровский - кошка, которая гуляет сама по себе! - из этой фразы понятно было, что Альфред Викторович осмелел до возвращения к нему гордости и спеси. И то и другое покинуло его тут же, при следующем вопросе.
- Зачем вы перетащили тело Чуракова из гостиной, где нанесли удар на кухню?
Альфред Викторович сник.
- Зачем вы устраиваете мне такие дешевые ловушки, я о вас лучше думал... Вы мне не поверили? Да я, быть может, в первый раз сказал только правду! Я ксендзу столько не говорил! Ну, хоть на десять процентов поверили?!
- Поверил в то, что вы рассказали - на все сто. Но хочу услышать то, что вы по глупости утаили. Что вы прихватили с дачи вместе со своими вещами в чемодане?
Альфред Викторович сокрушенно вздохнул.
- Ничего! Мне было не до этого! Там же труп лежал! Поймите, я не мародер! А дачу ограбили? Что-нибудь пропало к тому же?!
- И пока вы бродили чучелом, освобождались от палки, вас никто не встретил?
- Я же сказал - встретил сосед Толстенко! Но он испугался и убежал.
- Больше - никто?
- Никто! - на предельной твердости ответил Альфред Викторович.
- Толстенко отрицает встречу с вами.
- Как?! Но разве не он дал мои приметы?! Я сам слышал по телевизору...
- Встречу с вами отрицает. Он дает приметы другого человека. Похожего на вас, но заявляет, что это не вы. Тот был с усами. И в нормальном костюме, нормальном виде, а не в женском халате. Почему вы покинули поселок не через ворота, а боковым путем?
- Испугался... Разве не ясно?
- То-то и оно. У вас нет алиби. Никакого. Неизвестно, когда вы вернулись и во сколько уехали с дачи. Неизвестно, были вы там одни, или с кем-то еще. Убить вы не могли, но пошарить по дому, украсть ценности - это в вашей специализации.
Альфред Викторович окончательно загрустил.
- Значит, все-таки было ограбление?
- Перестаньте. Такого случая вы не могли упустить.
Альфред Викторович вскинулся и спросил резко.
- А если я приведу свидетеля, который докажет, что я ничего не взял?!
- Даже так?
- Так!
Афанасьев неторопливо подался к нему и снял наручники.
- Я свободен, Иван Петрович?! - воспрял духом Комаровский. Ограничитесь подпиской о невыезде?
- Куда вы денетесь и без подписки?... Но свободны вы... Сорок восемь часов. За это время извольте сыскать своего свидетеля. Я хочу с ним поговорить.
- А телохранитель Ишаков тоже доказывает свою невиновность? Ведь он там тоже...
- Он СВОЮ невиновность доказал. Выехал через ворота, а потом закончил ночь у друга в ночном клубе. Чему двадцать два свидетеля.
- Значит, единственный у вас подозреваемый - я? Да? На меня можно все свалить? Сделать козлом отпущения и отчитаться о проделанной работе?
- Да. Удобный вариант.
- Но у меня нет повода! Нет мотива! - закричал Альфред Викторович. Почему вы не исходите из элементарного принципа - "кому выгодна смерть Чуракова"? Вы что, не заметили, что уже на похоронах прослеживается расхищение его фирмы, схватка из-за наследства?!
- И кто же, по вашему, в эту схватку ввязался?
- Заинтересованные лица, кто же еще! Младший партнер фирмы Тарасов! Хоть он и плакал, но хитрый малый! Король бензоколонок Семка Беркин, мадам Матильда! Я бы и депутата Нехорошева сюда подсоединил!
- Хватили через край.
- Никто не может быть с краю в таком деле! - решительно заявил Альфред Викторович. - Что Комаровский от смерти Федора имеет, кроме потерь?! Работы лишился, опозорен, теплого угла, крыши над головой приличной - нет! Женщину - потерял! Оскорблен и унижен по всем статьям! В свинском навозе сижу по самые уши!
- А разве это не перманентное состояние вашей жизни? - без усмешки спросил Афанасьев.
- Все зависит от точки зрения, - буркнул Альфред Викторович. Сегодня меня даже не пригласили к столу! Посадили вместе с лакеями и конюхами!
- Ай - яй-яй! Это мы поправим. - Афанасьев взялся за ручку дверцы. Идемте вместе со мной. Займете на поминках полагающееся вам место. Быть может, услышите или заметите что-либо полезное.
- Стойте! - испугался Альфред Викторович. - Вы что, хотите сделать из меня презренного стукача?
- А почему бы и нет? - задумчиво спросил Афанасьев. - Как я понимаю, вы на все способны.
- Ошибаетесь! - решительно ответил он. - Вы мыслите стандартно! Комаровский скажет "а", но не скажет "б"! Комаровский не переступить через определенную грань порядочности! Комаровский примет от женщины нижнее белье в качестве подарка, но никогда не ударит распоследнюю шлюху по лицу! Комаровский...
- Комаровский - дерьмо в фиалках. Так будет короче. Пошли.
- Подождите, - вяло принялся сопротивляться Альфред Викторович. - Мне неудобно. Я был с позором выдворен в тот раз и сегодня... Я не удостоен чести.
- Полноте вам кривляться, Альфред Викторович. - раздраженно ответил Афанасьев. - Как у вас хватает всю жизнь терпения кого-то изображать из себя всю дорогу? Аферист вы, и есть аферист! Спасайте же свою шкуру, чтоб не загреметь по крупному. Идемте, быть может, разом найдете своего свидетеля.
- Я вас не понимаю. - осторожно ответил Альфред Викторович.
Они выбрались из салона фургона и пошли к воротам виллы. Альфред Викторович предполагал, что, как всегда на крупных и многолюдных поминках, кто-то из гостей уже забыл про траур, изрядно хлебнул поминального зелья и теперь уже поет песни, но темпа местных гостей все же не учел. Впрочем - не местных, а столичных: навстречу им трое парней несли на руках любимицу русского народа исполнительницу народных песен Машеньку Лопатину, а та, провиснув на сильных молодых руках, во все свое могучее горло исполняла куплет собственного, видать, сочинения.
Я за то люблю Ивана У него головка пьяна!
Люблю Ваню-молодца У него течет с конца! Й-ох!
Чтоб он, сифилисный, сдох!
Трое хористов певицы беззлобно смеялись и привычно транспортировали рыхлое тело артистки к многодверному лимузину.
Но оказалось, что певица двигалась по личному графику поминок - когда Комаровский и Афанасьев ступили в большой зал на первом этаже, среди двух десятков сидевших за столами людей все было в высшей степени благопристойно, только не было Нины. Скорее всего она прошла в спортивный зал, чтобы поднять рюмку с гостями второго ранга.
Афанасьев сел на свое место во главе стола, а Альфред Викторович опустился на подвернувшийся свободный стул, оглянулся и вздохнул с облегчением - в углу зала, возле телевизора, накрытого черным крепом, беседовали Матильда и Слава Шусев. Несколько удивило Альфреда Викторовича то обстоятельство, что красавец - парнишка явно "клеил" старую шлюху, а та уже расплылась, пылала всем своим дебелым телом навстречу мальчишке, глаза её недвусмысленно сверкали и всякое приличие, требуемое протоколом поминок, она забыла. Если принимать за веру слова Славы касательно его отвращения к женщинам, то картина сегодняшнего дня их резко опровергала - парень определенно знал себе цену, знал о своих талантах и умело ими пользовался. Правда, объект атаки, с точки зрения Альфреда Викторовича выбрал неудачный - старую воробьиху на такой мякине не проведешь. Она пропустила через свою постель и не таких красавцев, дюжинами держала их на поводу и, в конечном счете, слегка поистратившись, умела получать с партнера пользу, загоняла его в свое стойло - на примере самого Альфреда Викторовича.
А он - успокоился. Будут некоторые сложности, неприятности, но в паре со Славой они отстоят свою невиновность, благо могут дружно показать, что никого не убивали, ничего не украли и во всем этом Альфред Викторович был уверен, поскольку хорошо помнил, что первым обнаружил труп именно он сам, а Слава ничего из дачи не выносил.
Нехорошев поднялся на торце стола и все, из уважения к депутату примолкли, а он сказал устало.
- Мне пора, товарищи... Всего вам доброго.
Он пожал несколько рук, поданных ему на прощанье, шагнул к дверям и остановился перед появившейся Ниной.
Тот факт, что депутат покидает застолье, послужил сигналом и для остальной, уважающей себя, публики - все же не принято на поминках засиживаться: вдова устала от гореизлияния и похоронных хлопот, повода для веселья и посиделок нет, так что пора и честь знать.
В общем легком замешательстве Альфред Викторович поднялся, прошел к закрытому крепом телевизору и тронул Славу за плечо, поклонившись Матильде.
- Матильда Яновна, я оторву вашего кавалера на секунду - Альф, зараза, ты элегантен более чем прежде! Красив, старый лев, как дьявол! излишне громко выдала обычный комплимент Матильда, но относилось это явно к её молодому собеседнику.
- Слушаю вас. - Слава вежливо поднялся с кресла.
- Вячеслав, нам нужно поговорить.
- Простите, я вас не понимаю...
Глаза красавца раскрылись, стали ещё огромней, так что и остального лица не осталось.
- Вячеслав, дело серьезное. У нас неприятности.
- Извините, но мы незнакомы. - он смотрел открыто и удивленно. - Я вас не знаю. И меня зовут не Вячеслав.
Альфред Викторович не слышал, как неприлично расхохоталась Матильда, только увидел блеснувшие золотые зубы в её раскрытой пасти. Потом она заговорила, как разглядел оглушенный Альфред Викторович, но осмыслить он сумел только вторую фразу.
- Его зовут Валерий! Валерий Меньшов! У тебя, Альф, уже склероз помноженный на маразм развился! Парень неделю назад приехал из Питера, где ты его мог видеть?!
- Все равно, - пролепетал Альфред Викторович. - Нам надо поговорить.
- Если вам так угодно, пожалуйста. - новоявленный Валерий легко шагнул следом за Альфредом Викторовичем, который со слепу наткнулся на стул, без деликатности отодвинул в сторону какую-то даму и, наконец, вывалился в коридор, где обернулся и прошипел в лицо парня.
- Ты что дуришь, подонок?! Мы влипли!
- Кто влип, Альфред Викторович? Я вас продолжаю не понимать.
М-да... Внешне это был все тот же Слава, но по манере поведения, по речи - совсем другой человек: старше, строже, воспитанней....
Альфред Викторович "потерял лицо", как говорят китайцы, когда засуетился испуганно, забормотал скороговоркой.
- Ты дурачка из себя не строй! Я тебя за собой как миленького утоплю! Ты, мерзавец, не отвертишься! У меня свидетели есть, я....
И пока он пробормотывал какую-то несвязную чепуховину, Валерий спокойно отвернул полу пиджака , изящным движением достал из внутреннего кармана плоский бумажник и вытянул из него документ.
- Прошу вас, Альфред Викторович. Вот мой студенческий билет.
Альфред Викторович схватился за книжечку, как утопающий за надутый презерватив. Несколько секунд он, кроме расплывчатых кругов, перед глазами ничего не различал, а потом убедился - перед ним билет студента МГУ второго курса факультета теле-журналистики, Валерия Кирилловича Меньшова со всеми полагающимися печатями и фотографией.
- Славка, - еле прошептал Альфред Викторович. - Ты меня погубишь. Без всякой пользы для себя... А я тебе ещё могу пригодится.
Ответ прозвучал едва слышно - процеженный сквозь сжатые зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26