Я вашу маму зарежу! - раздался в сауне истошный крик и по характерным интонациям Комаровский определил, что возмущение выражает южный человек Меламед. - Я вашему папе кишки на уши намотаю!
Но и у него, Меламеда, вроде бы привычному к жаркому солнцу Юга, на длительное возмущение сил не хватило - задохнулся и смолк.
Температура становилась непереносимой - видимо жар оседал с потолка.
Чьей-то сиплый голос произнес.
- За что, суки? Я же не халявщик... Я всегда по честному...
- Умираю, господа, умираю...Доктора позовите, умираю.
Судя по тому, как Воронцов прохрипел эту последнюю фразу, дела его обстоятельно действительно на полном и трагическом серьезе.
Альфред Викторович сориентировался в темноте, прикидывая, где должны быть двери, привстал, подполз к ним и ударил пяткой в стену, закричав.
- У нас один уже не дышит!
Ему никто не ответил, а гимнастика в раскаленном воздухе вышибла из Альфреда Викторовича весь дух. Он растянулся на полу, чувствуя, что если и не умирает, то через несколько секунд сознание потеряет наверняка.
Широкая дверь (обратная той, сквозь которую всех втолкнули в сауну) распахнулась рывком, яркий свет брызнул во тьму сауны, блеснула вода небольшого бассейна и Котяра заржал.
- Шпана! Всего-то восемь минут и девяносто пять градусов вам накачали! Кто желает - ополоснитесь!
Открылась и вторая дверь - в предбанник, но Альфред Викторович на коленках доскакал до бассейна и обвалился в него с головой.
Когда вынырнул и перевел дух, до обнаружил, что палач с мордой сытого кота ещё продолжает вещать у края бассейна.
- Значит так, босяки и оборванцы. Мы все-таки люди православные. Приведете себя в порядок и, если ещё есть желание, - к столу! В спортзал! Жрите-пейте от пуза! Но в дом не таскаться, к вдове - не приставать! Ничего не кляньчить на память, не выпрашивать, ясно вам?! Сел к столу и надирайся, пока не свалишься или домой не увалишь. Скромно себя ведите! Ясно вам, шакалам?!
Вот теперь, осмыслил Альфред Викторович - все, действительно, ясно. Попросту некие заинтересованные люди провели привентивные меры, оберегая имущество неопытной молодой вдовы от нападение на него алчных коршунов в лице того же Воронцова, возмечтавшего иметь общие дела с фирмой Чуракова.
Кто-то по примеру Альфреда Викторовича плюхнулся в бассейн, кто-то выполз в предбанник, а Воронцов как лежал одетый на полу, так и остался лежать неподвижно и тихо. Даже обычного астматического дыхания у него не наблюдалось.
Но оказалось, что Котяра к этому был подготовлен - двое молодцов подняли тело владельца автосалона и куда-то унесли.
Из бассейна Альфред Викторович прошел в душ, ополоснулся, нашел свою одежду и в предбаннике тщательно восстановил свой прежний элегантный вид, который, если верить отражению в громадном зеркале, от проведенной экзекуции не пострадал, а стал и того привлекательней - свежей и импозантней. Сорок три года, юноше, и - ни днем больше!
Котяра взглянул на него с изумлением.
- А тебе, Альф, все нипочем, да?!
- Пся кревь. Быдло.
С этим комплиментом презренному холую пан Комаровский перекинул через локоть дубленку, небрежно отшвырнул в угол пропитанную собственным потом шляпу и независимо вышел из сауны.
Свежий воздух окончательно восстановил его бодрость и, слегка поколебавшись, он обогнул сауну с угла и вошел в спортивный зал, обычно оборудованный тренажерами и всякими снарядами, а сейчас здесь накрыли длинные столы покоем, за которыми только ещё рассаживались участники поминок.
Альфред Викторович разом увидел то, что и ожидал - здесь собрали публику второго сорта. Стол был обилен и щедр, ничего не скажешь, - но без изыска в наборе блюд.. И подчеркивался этот общепит убогостью сервировки алюминиевые приборы, пластмассовая посуда. Заправлял этим филиалом - Ишак. Кристально трезвый, сдержанно деловитый, он на правах доверенного лица вдовы приглашал к столу, отдавал указания по части раскупоривания бутылок, ему же будет принадлежать честь первого тоста, при котором прозвучит напоминание "Не чокаться". Он же потом, позже, примется вышвыривать всю шушеру за двери - те, кто хоть сколь либо почтенен, будут погружены в автобусы, а вовсе мелкая дрянь - попрет домой пешком. Посреди тризны появится на минутку вдова, примет соболезнования и уйдет в виллу, чтобы разделить своей горе в кругу людей достойных.
Альфред Викторович Комаровский мог позволить себе подохнуть от голода и жажды, но уровняться за этим позорным столом с его заседателями НИКОГДА!
- Прошу, пан Комаровский! - Ишак указал на стул по правую руку от себя. Тон приглашения был сдержанный, почти приветливый, но глаза настороженные, неулыбчивые.
- Благодарю. - в манере повешенного достоинства ответил Альфред Викторович. - Предпочитаю помянуть друга у себя дома. До свидания.
Ишак помолчал, не сводя с Комаровского внимательных глаз.
- Брезгуете угощением несчастной вдовы, пан?
- Отнюдь.
- Не устраивает компания?
- Пред ликом смерти все равны.
- В чем же дело?
- Состояние здоровья.
- Но со мной поминальную рюмку - не откажетесь?
- Почту за честь, Петр Васильевич.
Ишак коротко кивнул и Альфред Викторович проследовал за ним в угол зала, к круглому сервированному столику, накрытому под рыбную закуску, к хрустальному графину с водочкой.
Ишак разлил по высоким рюмкам и выпили молча, но с неприязнью глядя в глаза друг другу. Память покойного обоих не волновала ни на грамм - оба были озабочены собственным будущим, а будущее это у них переплеталось, что оба достаточно хорошо понимали.
- Надеюсь вы на меня не в обиде? - спросил Ишак негромко.
- За что?
- За нашу последнюю встречу.
- Это я забыл.
- Понятно. - Ишак улыбнулся. - Сегодняшний... Сегодняшний номер не моя инициатива.
- Надеюсь. Вопрос в другом...
- Слушаю.
- Вы нарушили свой профессиональный долг. Оставили хозяина без защиты. В лучшем случае.
Ишак прищурился, отвернулся, неторопливо налил по второй, спросил не глядя в лицо.
- А в худшем?
- В худшем случае, вы сами принимали участие в убийстве своего хозяина. Не скрою, если у меня возникнут неприятности, Петр Васильевич, я своей позиции скрывать не намерен.
- Разумеется. Я тоже выскажу мнение, что вы могли вернуться. После того, как освободились от... Палки и веревок.
- Будем соблюдать очередность. До меня дойдет. Почему ВЫ покинули хозяина?
- По его требованию. - слишком быстро ответил Ишак. - Он не желал иметь свидетелей во время семейной разборки.
- По кодексу своей службы вы не имели права покидать его ни при каких обстоятельствах. - твердо произнес Комаровский.
- Я вас не учу ВАШЕМУ делу. - жестко ответил Ишак и Альфред Викторович вынужден был отметить, что с телохранителем за эти последние дни произошли заметные перемены - из тупого мордоворота, владеющего костоломными приемами борьбы, он превращался во вполне респектабельного человека, во всяком случае в Отечественном понимании.
- Наши личные мнения оставим. - сбавил напор Комаровский. - . У нас есть общее дело.
- В таком случае, пан Комаровский, я бы советовал вам для пользы здоровья прекратить отношения с хозяйкой этого дома.
Без всякого предложения Альфред Викторович дернул залпом дополнительную рюмашку и произнес решительно.
- Брось, Ишак! На место хозяина метишь?
Ишак моментально принял изменившийся стиль джентльменской беседы.
- Старый ты козел, Альф. Надеюсь, хоть соображаешь, что тебе-то самому в этом плане ничего не светит? Хватит, угомонись. Что отсосал из этого дома, на том и укоротись. Хуже будет.
Такой тон разговора не предвещал ничего хорошего: обычно начинались словесные грубости, а то ещё что и похуже, а Альфред Викторович ненужного рукоприкладства не терпел, полагая, что в приличном обществе любой конфликт разрешается консенсусом. Альфред Викторович ещё подыскивал слова, чтоб перевести разговор в нужную тональность, но Ишак и сам смекнул, что собачиться в этот час ни к чему.
- Ладно, Альфред Викторович, каких-то разборок нам с вами не миновать. Хуже, если эти разборки будут официально называться "очной ставкой". Нам с вами незачем друг на друга "катить телегу". Или я ошибаюсь?
Комаровский сказал твердо.
- Я дам те показания, которые не разойдутся с истиной.
- Точнее, пан Комаровский?
- Я признаю, что был застигнут покойным в несколько щекотливую минуту... Был изгнан из дому, а потому ничего дальнейшего знать не могу.
- Альф... Ты вернулся. Вернулся в дом. Это доказано. - внятно произнес Ишак.
- Как это? - с вызовом вскинул голову Альфред Викторович.
- Так. Ты вернулся, чтобы забрать свое барахло.
- А ты видел, как я вернулся? Откуда наблюдал? Прятался после убийства?
- В такую глупую ловушку, Альф, ты меня не загонишь. Я вернулся утром, когда здесь уже было полно милиции. А твоих шмоток - не было. Ты сделал ошибку, Альф, поскупердяйничал, костюмчик и дубленку пожалел. Если бы они оставались на месте - ты был бы чисто, как ангел после бани.
- У меня есть железное алиби!
- Дай Бог. Я тоже могу сказать, что сделал из тебя чучело и вышиб за двери. И больше тебя не видел. Даже на дороге.
Вот и начался торг! Ситуация, в которой Альфред Викторович всегда был изворотлив, как намыленная змея, всегда побеждал.
- А что я должен сказать, Ишак? Для твоего алиби?
- Для алиби - ничего. - спокойно ответил охранник. - Сторожа на вахте видели, во сколько я уехал и записали время. Я просто хочу, чтобы когда тебя прижмут к стенке и ты сознаешься, что вернулся за своим шмотьем, то ты - не ври. Не говори, что якобы увидел меня снова в доме. Или почувствовал, что я там прятался. Ты на любую провокацию способен, Альф, лишь бы свою шкуру спасти. А тебя ведь так прижмут, что изо рта кишки полезут.
Альфред Викторович искренне возмутился.
- Да за кого ты меня принимаешь? И почему это меня прижмут?!
- Прижмут и расколят, Альф. - убежденно сказал Ишак. - Босса убил ты. Но я не судья и не палач, чтоб тебя карать.
- Я?!
- Да. Ты. Освободился, из жадности вернулся с кем-то за своим барахлом, увидел, что меня нет и зарезал босса. Ты ведь мелкая, но мстительная крыса, Альф. Ты старуху не простишь, если она тебе случайно на ногу в трамвае наступит. На медленном огне бабку изжаришь.
В голове у Альфреда Викторовича все перемешалось - оказывалось, что образ его в сознание окружающих вовсе не совпадал с его собственными представлениями о своей персоне! Вместо приличного, убеленного легкой сединой джентльмена, (пусть дамского угодника) ладно - пусть альфонса, но порядочного человека - его держали за мстительного грязного уголовника!
- Что ты несешь Ишак? - возмутился он.
- Я бы тебя убил , скот, - глухо произнес Ишак. - Если бы от того, что ты околеешь, был хоть мизер пользы. И я тебя убью непременно, если ты, спасая свою шкуру, попытаешься повесить на меня хоть какое-то вранье.
- Подожди, Петр, - слабо пролепетал Комаровский. - Я не убивал... Кто-то еще, когда нас с тобой уже не было, ворвался в дом! А я...
- А ты вернулся позже? - ехидно встрял Ишак. - Вот и держитесь этой версии, быть может повезет. Гуляй, надеюсь больше не увидимся. Разве что в зале суда.
Альфред Викторович уже пришел в себя и оставил последнее слово за собой.
- Надеюсь, на разных скамейках: я - свидетель, а ты возле охраны.
Ни на кого ни глядя, Альфред Викторович вышел из поминального зала и пошагал боковой аллеей к калитке. В сознание его билось соображение, что при всей своей уверенности Ишак явно чего-то боялся, боялся настолько, что в дебатах даже не попытался согласовать с ним ответов на вопросы при очной ставке. Да, судя по всему непробиваемым алиби он себя обезопасил на тот случай, если его привлекут за убийство. Но вряд ли он был его исполнителем. Профессиональный охранник с его практической и теоретической подготовкой смог бы подготовить что-либо много хитрее, чем примитивный удар клинком в живот жертвы. Мог организовать такой несчастный случай, разгадка которого привела бы всех дознавателей в сумасшедший дом. Но тем не менее, Ишак в чем-то его, Альфреда Викторовича, остерегался, пытался шантажировать и весьма приметно тянул из ножен клинок явственной угрозы.
Альфред Викторович остановился, озаренный внезапной мыслью: а вот ружье в дверях его квартиры - как раз в стиле Ишака! Ему такую охотничью установку раз плюнуть сделать!... Пусть так, но тогда все равно надо найти ответ на вопрос: в чем он, Комаровский, мог мешать Ишаку.
Альфред Викторович пошагал вдоль забора в направление к реке, тщательно перебирая в мозгу все детали миновавшей беседы, пока не затормозил внимание на фразе Ишака: "Я бы посоветовал вам для пользы здоровья прекратить отношения с хозяйкой этого дома." Правильно. А он ответил прямо: "На место хозяина метишь?" И, вполне вероятно, в этой идее заключался смысл всех намеков Ишака и его страх, что Альфред Викторович перебежит ему дорогу, по которой Ишак собирался двигаться к брачному алтарю имея под руку невесту в лице Нины Чураковой со всем её неисчислимым наследством мужа.
В неторопливом темпе собственного движения к реке Альфред Викторович принялся раскручивать мелькнувшую мысль. То, что телохранители босса традиционно спят с молодыми женами своего хозяина, идея тривиальная до пошлости. Иначе просто и быть не может: босс занят бизнесом, женушка чаще всего томится бездельем и альянс с молодым, здоровым, очень часто неглупым парнем просто предрешен. Ишак служил у Чуракова четыре года, из них три при этом была и Нина. Ишак - холост, интересен. Нина... О её темпераменте Альфред Викторович имел очень высокое мнение. Так что - Ишак убоялся его, пана Комаровского как соперника?!
Альфред Викторович даже рассмеялся вслух при этой мысли. Он был, разумеется, крайне высокого мнения о своей персоне, но самомнение никогда не застилало ему глаза. Флиртовать, спать с ним, получать уроки политеса Нина могла по прежним временам - это так. Но Альфред Викторович трезво отдавал себе отчет в том, что молодая, современная дама, оказавшись вдовой при капитале, обязательно подыщет себе что-нибудь более перспективное, чем он, Альфред Викторович.. Ей - двадцать четыре, ему - пятьдесят восемь (не лукавь, зараза, - пятьдесят девять, почти!). Накинули десять грядущих лет ей тридцать пять, расцвет жизни! А ему.... Старый хрыч! Какой из него управитель наследства, хозяин дома и пылкий муж? Накинь ещё жалкий десяток лет и Нина все ещё останется хоть куда - в дело, в постель, а он уже будет прикидывать размеры гробика по своему росту, в лучшем случае.
Таким вот аргументом любой человек, заподозривший Альфреда Викторовича соперником в борьбе за руку богатой вдовы - таким аргументом Альфреда Викторовича можно было смести со своего пути без всяких трудов и усилий! Знай свое место, старый козлище, покушайся на наследство старушек, а не трогай наше - молодое! И то сказать - какой из него, Альфреда Викторовича бизнесмен?! Как он приумножит наследство вдовы?! Да он просвищет его, распылит в течение года так, что и на собственные приличные похороны ничего не останется! Нужно быть клинической дурой, чтобы в двадцать четыре года да при деньгах соблазниться браком с Альфредом Викторовичем Комаровским! Его дворецким при своей вилле держать следует! Ну, одаривать изредка нежностями, чтоб лучше службу нес, но не более того! Да что уж там - так оно и было до смерти Хозяина! Не он пользовал молодую Хозяйку, а она его! Училась у него хорошим манерам, бывшая девчонка с дискотеки, прислушивалась к советам, как уйти от внешнего, все же вульгарного образа провинциальной манекенщицы и стать "дамой", осваивала с его помощью изысканный секс, но ведь все это - не для него, а для другого принца мечты, черт побери! Мозгов у Нины хватит, чтобы проторить дорогу будущей жизни прямо до намеченных звезд без помощи старого потаскуна!
Ишак прав - свое получил, насосался и отваливай.
С неожиданной, невесть откуда свалившейся беспощадной самокритичностью, Альфред Викторович продолжал отчаянное самобичевание, перемешал себя с грязью как мог, растоптал и унизил, но... НО - СТРАХ НЕ ПРОШЕЛ! Не подавил он в себе таким приемом страха, который переполнял душу, а страх был конкретный и объяснимый: он подозревается в убийстве, подозревается на достаточных основаниях и грядущей беды ему не миновать! И ничтожные люди способны убить человека, и по малым причинам свершаются кровавые преступления, так что велик тот народ, который во главу угла своего существования заложил святой канон : "ОТ СУМЫ И ТЮРЬМЫ - НЕ ЗАРЕКАЙСЯ!"
От сильного удара сзади по уху Альфреда Викторовича швырнуло на глухой забор, он больно ударился о доски головой, но не успел развернуться, чтоб разглядеть лицо нападавшего, как ему ловко заломили локти и стальные кольца охватили кисти обеих рук.
Те же руки развернули его и, ничего не успевший понять, Альфред Викторович усидел перед собой крепкий подбородок, узкий рот над ним, ещё выше - прищуренные глаза под козырьком спортивной фуражки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Но и у него, Меламеда, вроде бы привычному к жаркому солнцу Юга, на длительное возмущение сил не хватило - задохнулся и смолк.
Температура становилась непереносимой - видимо жар оседал с потолка.
Чьей-то сиплый голос произнес.
- За что, суки? Я же не халявщик... Я всегда по честному...
- Умираю, господа, умираю...Доктора позовите, умираю.
Судя по тому, как Воронцов прохрипел эту последнюю фразу, дела его обстоятельно действительно на полном и трагическом серьезе.
Альфред Викторович сориентировался в темноте, прикидывая, где должны быть двери, привстал, подполз к ним и ударил пяткой в стену, закричав.
- У нас один уже не дышит!
Ему никто не ответил, а гимнастика в раскаленном воздухе вышибла из Альфреда Викторовича весь дух. Он растянулся на полу, чувствуя, что если и не умирает, то через несколько секунд сознание потеряет наверняка.
Широкая дверь (обратная той, сквозь которую всех втолкнули в сауну) распахнулась рывком, яркий свет брызнул во тьму сауны, блеснула вода небольшого бассейна и Котяра заржал.
- Шпана! Всего-то восемь минут и девяносто пять градусов вам накачали! Кто желает - ополоснитесь!
Открылась и вторая дверь - в предбанник, но Альфред Викторович на коленках доскакал до бассейна и обвалился в него с головой.
Когда вынырнул и перевел дух, до обнаружил, что палач с мордой сытого кота ещё продолжает вещать у края бассейна.
- Значит так, босяки и оборванцы. Мы все-таки люди православные. Приведете себя в порядок и, если ещё есть желание, - к столу! В спортзал! Жрите-пейте от пуза! Но в дом не таскаться, к вдове - не приставать! Ничего не кляньчить на память, не выпрашивать, ясно вам?! Сел к столу и надирайся, пока не свалишься или домой не увалишь. Скромно себя ведите! Ясно вам, шакалам?!
Вот теперь, осмыслил Альфред Викторович - все, действительно, ясно. Попросту некие заинтересованные люди провели привентивные меры, оберегая имущество неопытной молодой вдовы от нападение на него алчных коршунов в лице того же Воронцова, возмечтавшего иметь общие дела с фирмой Чуракова.
Кто-то по примеру Альфреда Викторовича плюхнулся в бассейн, кто-то выполз в предбанник, а Воронцов как лежал одетый на полу, так и остался лежать неподвижно и тихо. Даже обычного астматического дыхания у него не наблюдалось.
Но оказалось, что Котяра к этому был подготовлен - двое молодцов подняли тело владельца автосалона и куда-то унесли.
Из бассейна Альфред Викторович прошел в душ, ополоснулся, нашел свою одежду и в предбаннике тщательно восстановил свой прежний элегантный вид, который, если верить отражению в громадном зеркале, от проведенной экзекуции не пострадал, а стал и того привлекательней - свежей и импозантней. Сорок три года, юноше, и - ни днем больше!
Котяра взглянул на него с изумлением.
- А тебе, Альф, все нипочем, да?!
- Пся кревь. Быдло.
С этим комплиментом презренному холую пан Комаровский перекинул через локоть дубленку, небрежно отшвырнул в угол пропитанную собственным потом шляпу и независимо вышел из сауны.
Свежий воздух окончательно восстановил его бодрость и, слегка поколебавшись, он обогнул сауну с угла и вошел в спортивный зал, обычно оборудованный тренажерами и всякими снарядами, а сейчас здесь накрыли длинные столы покоем, за которыми только ещё рассаживались участники поминок.
Альфред Викторович разом увидел то, что и ожидал - здесь собрали публику второго сорта. Стол был обилен и щедр, ничего не скажешь, - но без изыска в наборе блюд.. И подчеркивался этот общепит убогостью сервировки алюминиевые приборы, пластмассовая посуда. Заправлял этим филиалом - Ишак. Кристально трезвый, сдержанно деловитый, он на правах доверенного лица вдовы приглашал к столу, отдавал указания по части раскупоривания бутылок, ему же будет принадлежать честь первого тоста, при котором прозвучит напоминание "Не чокаться". Он же потом, позже, примется вышвыривать всю шушеру за двери - те, кто хоть сколь либо почтенен, будут погружены в автобусы, а вовсе мелкая дрянь - попрет домой пешком. Посреди тризны появится на минутку вдова, примет соболезнования и уйдет в виллу, чтобы разделить своей горе в кругу людей достойных.
Альфред Викторович Комаровский мог позволить себе подохнуть от голода и жажды, но уровняться за этим позорным столом с его заседателями НИКОГДА!
- Прошу, пан Комаровский! - Ишак указал на стул по правую руку от себя. Тон приглашения был сдержанный, почти приветливый, но глаза настороженные, неулыбчивые.
- Благодарю. - в манере повешенного достоинства ответил Альфред Викторович. - Предпочитаю помянуть друга у себя дома. До свидания.
Ишак помолчал, не сводя с Комаровского внимательных глаз.
- Брезгуете угощением несчастной вдовы, пан?
- Отнюдь.
- Не устраивает компания?
- Пред ликом смерти все равны.
- В чем же дело?
- Состояние здоровья.
- Но со мной поминальную рюмку - не откажетесь?
- Почту за честь, Петр Васильевич.
Ишак коротко кивнул и Альфред Викторович проследовал за ним в угол зала, к круглому сервированному столику, накрытому под рыбную закуску, к хрустальному графину с водочкой.
Ишак разлил по высоким рюмкам и выпили молча, но с неприязнью глядя в глаза друг другу. Память покойного обоих не волновала ни на грамм - оба были озабочены собственным будущим, а будущее это у них переплеталось, что оба достаточно хорошо понимали.
- Надеюсь вы на меня не в обиде? - спросил Ишак негромко.
- За что?
- За нашу последнюю встречу.
- Это я забыл.
- Понятно. - Ишак улыбнулся. - Сегодняшний... Сегодняшний номер не моя инициатива.
- Надеюсь. Вопрос в другом...
- Слушаю.
- Вы нарушили свой профессиональный долг. Оставили хозяина без защиты. В лучшем случае.
Ишак прищурился, отвернулся, неторопливо налил по второй, спросил не глядя в лицо.
- А в худшем?
- В худшем случае, вы сами принимали участие в убийстве своего хозяина. Не скрою, если у меня возникнут неприятности, Петр Васильевич, я своей позиции скрывать не намерен.
- Разумеется. Я тоже выскажу мнение, что вы могли вернуться. После того, как освободились от... Палки и веревок.
- Будем соблюдать очередность. До меня дойдет. Почему ВЫ покинули хозяина?
- По его требованию. - слишком быстро ответил Ишак. - Он не желал иметь свидетелей во время семейной разборки.
- По кодексу своей службы вы не имели права покидать его ни при каких обстоятельствах. - твердо произнес Комаровский.
- Я вас не учу ВАШЕМУ делу. - жестко ответил Ишак и Альфред Викторович вынужден был отметить, что с телохранителем за эти последние дни произошли заметные перемены - из тупого мордоворота, владеющего костоломными приемами борьбы, он превращался во вполне респектабельного человека, во всяком случае в Отечественном понимании.
- Наши личные мнения оставим. - сбавил напор Комаровский. - . У нас есть общее дело.
- В таком случае, пан Комаровский, я бы советовал вам для пользы здоровья прекратить отношения с хозяйкой этого дома.
Без всякого предложения Альфред Викторович дернул залпом дополнительную рюмашку и произнес решительно.
- Брось, Ишак! На место хозяина метишь?
Ишак моментально принял изменившийся стиль джентльменской беседы.
- Старый ты козел, Альф. Надеюсь, хоть соображаешь, что тебе-то самому в этом плане ничего не светит? Хватит, угомонись. Что отсосал из этого дома, на том и укоротись. Хуже будет.
Такой тон разговора не предвещал ничего хорошего: обычно начинались словесные грубости, а то ещё что и похуже, а Альфред Викторович ненужного рукоприкладства не терпел, полагая, что в приличном обществе любой конфликт разрешается консенсусом. Альфред Викторович ещё подыскивал слова, чтоб перевести разговор в нужную тональность, но Ишак и сам смекнул, что собачиться в этот час ни к чему.
- Ладно, Альфред Викторович, каких-то разборок нам с вами не миновать. Хуже, если эти разборки будут официально называться "очной ставкой". Нам с вами незачем друг на друга "катить телегу". Или я ошибаюсь?
Комаровский сказал твердо.
- Я дам те показания, которые не разойдутся с истиной.
- Точнее, пан Комаровский?
- Я признаю, что был застигнут покойным в несколько щекотливую минуту... Был изгнан из дому, а потому ничего дальнейшего знать не могу.
- Альф... Ты вернулся. Вернулся в дом. Это доказано. - внятно произнес Ишак.
- Как это? - с вызовом вскинул голову Альфред Викторович.
- Так. Ты вернулся, чтобы забрать свое барахло.
- А ты видел, как я вернулся? Откуда наблюдал? Прятался после убийства?
- В такую глупую ловушку, Альф, ты меня не загонишь. Я вернулся утром, когда здесь уже было полно милиции. А твоих шмоток - не было. Ты сделал ошибку, Альф, поскупердяйничал, костюмчик и дубленку пожалел. Если бы они оставались на месте - ты был бы чисто, как ангел после бани.
- У меня есть железное алиби!
- Дай Бог. Я тоже могу сказать, что сделал из тебя чучело и вышиб за двери. И больше тебя не видел. Даже на дороге.
Вот и начался торг! Ситуация, в которой Альфред Викторович всегда был изворотлив, как намыленная змея, всегда побеждал.
- А что я должен сказать, Ишак? Для твоего алиби?
- Для алиби - ничего. - спокойно ответил охранник. - Сторожа на вахте видели, во сколько я уехал и записали время. Я просто хочу, чтобы когда тебя прижмут к стенке и ты сознаешься, что вернулся за своим шмотьем, то ты - не ври. Не говори, что якобы увидел меня снова в доме. Или почувствовал, что я там прятался. Ты на любую провокацию способен, Альф, лишь бы свою шкуру спасти. А тебя ведь так прижмут, что изо рта кишки полезут.
Альфред Викторович искренне возмутился.
- Да за кого ты меня принимаешь? И почему это меня прижмут?!
- Прижмут и расколят, Альф. - убежденно сказал Ишак. - Босса убил ты. Но я не судья и не палач, чтоб тебя карать.
- Я?!
- Да. Ты. Освободился, из жадности вернулся с кем-то за своим барахлом, увидел, что меня нет и зарезал босса. Ты ведь мелкая, но мстительная крыса, Альф. Ты старуху не простишь, если она тебе случайно на ногу в трамвае наступит. На медленном огне бабку изжаришь.
В голове у Альфреда Викторовича все перемешалось - оказывалось, что образ его в сознание окружающих вовсе не совпадал с его собственными представлениями о своей персоне! Вместо приличного, убеленного легкой сединой джентльмена, (пусть дамского угодника) ладно - пусть альфонса, но порядочного человека - его держали за мстительного грязного уголовника!
- Что ты несешь Ишак? - возмутился он.
- Я бы тебя убил , скот, - глухо произнес Ишак. - Если бы от того, что ты околеешь, был хоть мизер пользы. И я тебя убью непременно, если ты, спасая свою шкуру, попытаешься повесить на меня хоть какое-то вранье.
- Подожди, Петр, - слабо пролепетал Комаровский. - Я не убивал... Кто-то еще, когда нас с тобой уже не было, ворвался в дом! А я...
- А ты вернулся позже? - ехидно встрял Ишак. - Вот и держитесь этой версии, быть может повезет. Гуляй, надеюсь больше не увидимся. Разве что в зале суда.
Альфред Викторович уже пришел в себя и оставил последнее слово за собой.
- Надеюсь, на разных скамейках: я - свидетель, а ты возле охраны.
Ни на кого ни глядя, Альфред Викторович вышел из поминального зала и пошагал боковой аллеей к калитке. В сознание его билось соображение, что при всей своей уверенности Ишак явно чего-то боялся, боялся настолько, что в дебатах даже не попытался согласовать с ним ответов на вопросы при очной ставке. Да, судя по всему непробиваемым алиби он себя обезопасил на тот случай, если его привлекут за убийство. Но вряд ли он был его исполнителем. Профессиональный охранник с его практической и теоретической подготовкой смог бы подготовить что-либо много хитрее, чем примитивный удар клинком в живот жертвы. Мог организовать такой несчастный случай, разгадка которого привела бы всех дознавателей в сумасшедший дом. Но тем не менее, Ишак в чем-то его, Альфреда Викторовича, остерегался, пытался шантажировать и весьма приметно тянул из ножен клинок явственной угрозы.
Альфред Викторович остановился, озаренный внезапной мыслью: а вот ружье в дверях его квартиры - как раз в стиле Ишака! Ему такую охотничью установку раз плюнуть сделать!... Пусть так, но тогда все равно надо найти ответ на вопрос: в чем он, Комаровский, мог мешать Ишаку.
Альфред Викторович пошагал вдоль забора в направление к реке, тщательно перебирая в мозгу все детали миновавшей беседы, пока не затормозил внимание на фразе Ишака: "Я бы посоветовал вам для пользы здоровья прекратить отношения с хозяйкой этого дома." Правильно. А он ответил прямо: "На место хозяина метишь?" И, вполне вероятно, в этой идее заключался смысл всех намеков Ишака и его страх, что Альфред Викторович перебежит ему дорогу, по которой Ишак собирался двигаться к брачному алтарю имея под руку невесту в лице Нины Чураковой со всем её неисчислимым наследством мужа.
В неторопливом темпе собственного движения к реке Альфред Викторович принялся раскручивать мелькнувшую мысль. То, что телохранители босса традиционно спят с молодыми женами своего хозяина, идея тривиальная до пошлости. Иначе просто и быть не может: босс занят бизнесом, женушка чаще всего томится бездельем и альянс с молодым, здоровым, очень часто неглупым парнем просто предрешен. Ишак служил у Чуракова четыре года, из них три при этом была и Нина. Ишак - холост, интересен. Нина... О её темпераменте Альфред Викторович имел очень высокое мнение. Так что - Ишак убоялся его, пана Комаровского как соперника?!
Альфред Викторович даже рассмеялся вслух при этой мысли. Он был, разумеется, крайне высокого мнения о своей персоне, но самомнение никогда не застилало ему глаза. Флиртовать, спать с ним, получать уроки политеса Нина могла по прежним временам - это так. Но Альфред Викторович трезво отдавал себе отчет в том, что молодая, современная дама, оказавшись вдовой при капитале, обязательно подыщет себе что-нибудь более перспективное, чем он, Альфред Викторович.. Ей - двадцать четыре, ему - пятьдесят восемь (не лукавь, зараза, - пятьдесят девять, почти!). Накинули десять грядущих лет ей тридцать пять, расцвет жизни! А ему.... Старый хрыч! Какой из него управитель наследства, хозяин дома и пылкий муж? Накинь ещё жалкий десяток лет и Нина все ещё останется хоть куда - в дело, в постель, а он уже будет прикидывать размеры гробика по своему росту, в лучшем случае.
Таким вот аргументом любой человек, заподозривший Альфреда Викторовича соперником в борьбе за руку богатой вдовы - таким аргументом Альфреда Викторовича можно было смести со своего пути без всяких трудов и усилий! Знай свое место, старый козлище, покушайся на наследство старушек, а не трогай наше - молодое! И то сказать - какой из него, Альфреда Викторовича бизнесмен?! Как он приумножит наследство вдовы?! Да он просвищет его, распылит в течение года так, что и на собственные приличные похороны ничего не останется! Нужно быть клинической дурой, чтобы в двадцать четыре года да при деньгах соблазниться браком с Альфредом Викторовичем Комаровским! Его дворецким при своей вилле держать следует! Ну, одаривать изредка нежностями, чтоб лучше службу нес, но не более того! Да что уж там - так оно и было до смерти Хозяина! Не он пользовал молодую Хозяйку, а она его! Училась у него хорошим манерам, бывшая девчонка с дискотеки, прислушивалась к советам, как уйти от внешнего, все же вульгарного образа провинциальной манекенщицы и стать "дамой", осваивала с его помощью изысканный секс, но ведь все это - не для него, а для другого принца мечты, черт побери! Мозгов у Нины хватит, чтобы проторить дорогу будущей жизни прямо до намеченных звезд без помощи старого потаскуна!
Ишак прав - свое получил, насосался и отваливай.
С неожиданной, невесть откуда свалившейся беспощадной самокритичностью, Альфред Викторович продолжал отчаянное самобичевание, перемешал себя с грязью как мог, растоптал и унизил, но... НО - СТРАХ НЕ ПРОШЕЛ! Не подавил он в себе таким приемом страха, который переполнял душу, а страх был конкретный и объяснимый: он подозревается в убийстве, подозревается на достаточных основаниях и грядущей беды ему не миновать! И ничтожные люди способны убить человека, и по малым причинам свершаются кровавые преступления, так что велик тот народ, который во главу угла своего существования заложил святой канон : "ОТ СУМЫ И ТЮРЬМЫ - НЕ ЗАРЕКАЙСЯ!"
От сильного удара сзади по уху Альфреда Викторовича швырнуло на глухой забор, он больно ударился о доски головой, но не успел развернуться, чтоб разглядеть лицо нападавшего, как ему ловко заломили локти и стальные кольца охватили кисти обеих рук.
Те же руки развернули его и, ничего не успевший понять, Альфред Викторович усидел перед собой крепкий подбородок, узкий рот над ним, ещё выше - прищуренные глаза под козырьком спортивной фуражки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26