Они не виделись с августа, и он рвался к ней с каким-то безумным отчаянием. Он механически нащупал пачку ее писем, лежащую в нагрудном кармане, – писем, зачитанных чуть ли не до дыр.
Любовь к Мерседес переполняла Шона. В летнюю жару она заставляла его дрожать, а в зимнюю стужу у него буквально закипала кровь при каждом воспоминании об этой женщине. Где бы он ни был, она постоянно незримо присутствовала рядом. За последние три месяца он и часа не провел, не думая о ней. Даже под Гандесой, когда фашистская артиллерия обстреливала их позиции, когда в воздух взметались тонны камней, когда столбы пыли поднимались к небесам и когда казалось, что целый мир катится в тартарары.
Дождавшись последней группы солдат, Шон встал и, обгоняя выбившихся из сил товарищей, поспешил к голове колонны.
Надавали нам по задницам, – хмуро сказал сержант. – Большинство наших ребят остались лежать здесь. А мы вот драпаем по домам.
– Скоро весь мир поднимется на борьбу с фашизмом, – медленно проговорил Шон. – Просто мы были первыми. Вот что важно. Так ведь?
– Не знаю, – пожал плечами Френч. – Не знаю, кэп, что тут важно, а что нет.
Его светло-голубые глаза с грустной иронией взглянули на Шона. Не склонный к сентиментальности, Билл Френч души не чаял в этом здоровенном, сильном, но в то же время удивительно чистом и добром американце. На его глазах проходило становление личности Шона О'Кифа, его возмужание. Англичанин видел, как война стерла последние остатки юности с лица и тела командира, как посеребрила седина его густую черную шевелюру и усы.
Из своего личного опыта Френч знал, что война превращает человека либо в мужчину, либо в кролика. Многие стали кроликами. Но Шон был настоящим мужчиной. И это делало его особенным. Однако в нем жили еще какая-то детская наивность, невинность, ранимость. «Конечно, это у него пройдет, – думал сержант. – Может, не сразу, но пройдет».
Они заметили фашистские штурмовики, только когда первый из них был уже почти над их головами.
Два самолета летели друг за другом с интервалом в несколько сот ярдов. Шон огляделся по сторонам и увидел пару кривых крыльев, стремительно несущуюся на них. Он увидел весело мигающие огоньки застрочившего пулемета, увидел, как его солдаты, побросав раненых товарищей, кинулись врассыпную, будто перепуганные зайцы, пытаясь найти спасение в колючем кустарнике. Затем он и Френч разом упали на дорогу и вжались в землю.
Штурмовик с диким ревом промчался над ними и, взвыв мотором, стал набирать высоту. Но тут же атаку с бреющего полета начал второй самолет. Пулеметная очередь, словно плуг, распорола утрамбованную землю дороги.
Шон уткнулся лицом в пыль, с ужасом осознавая, какой великолепной мишенью они являются, и ругая себя на чем свет стоит за неосмотрительность. Лежащий рядом Френч зло проворчал:
– Мать твою, ну и попали. Вот ведь суки.
Самолет пронесся над их головами, продолжая обстреливать попрятавшихся в придорожных кустах людей.
Шон кое-как поднялся и потряс за плечо Френча.
– Надо убраться с дороги! – крикнул он.
– Ложись! – пронзительно завопил сержант.
– Нельзя оставаться на этой долбаной дороге, – не унимался Шон. – Бежим отсюда!
Но Френч отмахнулся от него и снова прижался к земле, все еще продолжая истошно кричать своему командиру, чтобы тот лег. Оба штурмовика, сделав в свинцовом небе виражи, приготовились к новой атаке. Выругавшись, Шон со всех ног бросился к видневшемуся ярдах в двадцати от дороги нагромождению камней, за которыми можно было бы укрыться. Он слышал позади себя несущиеся ему вслед вопли сержанта, пока они не потонули в вое приближающегося самолета.
Шон не оглядывался. Он просто мчался прочь, как затравленный зверь от охотничьей собаки. Между тем зловещий вой штурмовика становился все ближе, смерть неотвратимо настигала его.
Он почувствовал, как ему в спину ударил могучий порыв ветра, который сбил его с ног и покатил между камней, будто пучок сена, и услышал свой собственный крик отчаяния. А потом все стихло. Раскинув руки, он застыл на холодной земле.
Шон попытался подняться и тут же понял, что с ног его сбил вовсе не ветер. Ему стало невыносимо больно. Он хотел застонать, но в легких не оказалось воздуха.
Он лежал и смотрел в серое небо, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.
«Все, – мелькнула у него мысль. – Сломался». Над ним появилось испуганное лицо Билла Френча. – Шон! О Господи, Шон!
Англичанин приподнял его голову. Пулеметные пули изрешетили тело Шона, и оно теперь было безвольным, как тряпичная кукла. Словно в тумане, Шон увидел, что Френч вымазан чем-то красным. И – что самое удивительное – сержант плакал.
Шон попытался улыбнуться своему товарищу, но улыбка у него не получилась.
Ему хотелось сказать Френчу, что все было не зря. Он не считал, что напрасно потратил свою жизнь. Оглядываясь назад, на проведенные в Испании годы, Шон испытывал чувство удовлетворения, ему казалось, что это было время созидания, время мужественных решений и благородных поступков. Он был убежден, что, несмотря на столь трагические результаты, все случившееся имеет свою логическую основу. В их борьбе был смысл и была цель. Она послужит примером для других.
Все это он хотел рассказать Френчу своим взглядом, но сержант не смотрел на него, а только плакал.
Шон умирал; разбитый механизм его жизни разваливался на части. Голова упала набок. Он почувствовал, что рот наполнился чем-то теплым и солоноватым. Но его последней мыслью была мысль о Мерседес. Ему стало радостно от того, что она останется жить, даже несмотря на то что он умрет. Он испытал всю прелесть жизни и в последнее мгновение своего земного бытия видел перед собой чудесное лицо любимой женщины с сияющими черными глазами. Как же непостижимо прекрасна она была!
Наконец страшная боль отпустила Шона; перед ним беззвучно разверзлась мрачная пасть вечности и поглотила его.

Глава четырнадцатая
САГУАРО
Сентябрь, 1973
Тусон
Иден открыла глаза.
Она так долго была пленницей тьмы, что от яркого света испытала боль, словно в ее мозг вонзился кинжал.
Первое, что она увидела, было небо. Оно возвышалось над ней, от горизонта до горизонта затянутое громадными хмурыми тучами. Их вершины серебрились в лучах солнца, но снизу они были почти черными, и лишь кое-где, в разрывах, виднелись лоскутки небесной лазури. Приближающаяся гроза приводила ее в смятение и восторг. Она инстинктивно схватила Джоула за руку. Его сильные пальцы сжали ее ладошку.
Медленно, с непонятным страхом, она опустила глаза и огляделась вокруг.
То, что открылось ее взору, сначала показалось чем-то нереальным. Этот мир был настолько чуждым, настолько незнакомым, что она вполне могла бы поверить, что очутилась на другой планете. Земля была оранжевого цвета. Со всех сторон росли какие-то фантастические растения: высоченные ребристые стволы с зигзагами будто воздетых к небу рук-ветвей, куски колючей проволоки с пучками листьев на концах; беспорядочное смешение шипов, колючек, зубцов; и все это колыхалось под порывами набирающего силу ветра.
Задохнувшись, Иден еще сильнее вцепилась в руку Джоула и постепенно начала осознавать, что перед ней расстилается типичный ландшафт пустыни с кактусами, опунциями, мескитовыми деревьями и тамарисками. Вдалеке смутно вырисовывалась гряда фиолетовых гор, над которыми висели тяжелые грозовые тучи.
Поднятые с земли облака пыли закручивались в гигантские смерчи и неслись среди исполинов-кактусов, катя перед собой охапки перекати-поля, подобно мальчишке, играющему с обручем.
Иден наконец посмотрела на Джоула и, повысив голос, чтобы перекричать вой ветра, восторженно воскликнула:
– Ну и красота!
Он улыбнулся.
– Скоро начнется буря. Я хотел, чтобы ты увидела ее.
– Здорово! – Она огляделась по сторонам. Насколько хватало глаз, вокруг не было никаких признаков человеческой цивилизации – ни домов, ни даже телеграфного столба. Только небо да бескрайняя пустыня. Держа его за руку, она пошла вперед. – Как они называются? – спросила Иден, указывая на громадные бочковидные стволы.
– Сагуаро.
– А-а, да. Конечно.
На этой чужой планете сагуаро были преобладающей формой жизни, толстые короли высушенной беспощадным солнцем земли. Они стояли, как великаны – одни манили к себе своими могучими руками, другие словно предупреждали: «Не подходи». В некоторых местах они росли группами, образуя небольшие рощицы. Но большинство этих гигантов предпочитали оставаться в гордом одиночестве. Теперь ветер стал таким сильным, что они тяжело раскачивались, помахивая массивными руками-обрубками.
– А эти? – снова поинтересовалась Иден.
– Окстилло.
– А вон те?
– Чолла.
Когда-то пустыня казалась ей скудной и бесплодной. Теперь же, после нескольких недель, проведенных в изоляции, она потрясла ее своим богатством и разнообразием. Сколько же здесь было интересного!
Увидев растущие на опунции пурпурные плоды, Иден хотела было сорвать один из них, но Джоул поспешно схватил ее за руку.
– Они покрыты невидимыми глазу колючками, – объяснил он. – Потом целую неделю будешь вытаскивать их из пальцев.
– А они съедобные?
– Да. И довольно вкусные.
Джоул позволил Иден немного пройтись, отвечая на ходу на возникающие у нее вопросы. Поразмыслив, она решила, что находится в Мексике. На самом же деле они были всего в нескольких милях от его дома. Однако ей все равно не удалось бы заметить разницу, ибо простирающаяся от Аризоны до полуострова Калифорния громадная пустыня для неопытного глаза везде выглядит одинаково, и только коренные жители этих мест могут отличить одну ее часть от другой.
По мере того как темнело все вокруг, спадала и изнуряющая жара. В прохладном воздухе уже запахло дождем. Вдали слышались гулкие раскаты грома.
– Кактусы сагуаро живут по нескольку сот лет, – рассказывал Джоул. – Самые крупные из них, вроде вон того, весят тонны три-четыре.
– А что там краснеет на самой верхушке? Цветы?
– Нет. У сагуаро цветы белые. А это плоды. Индейцы их едят. Они сладкие.
Она подобрала с земли обломок ствола какого-то растения, оказавшийся легкой, как перышко, трубкой, и с изумлением стала его разглядывать.
– А индейцы живут здесь?
– В этой долине нет. Их жилища дальше, за той горной грядой.
– Теперь я понимаю, почему ты разрешаешь мне здесь гулять. – Она повернулась на триста шестьдесят градусов. – Отсюда некуда бежать, верно?
– Верно, некуда.
Она посмотрела ему в глаза.
– Это место и есть твой дом?
– Можно сказать и так. По крайней мере, я люблю его больше всего на свете.
Иден все еще держала в руках старую деревяшку. Под порывами ветра черные волосы нещадно хлестали ее по лицу. Она тряхнула головой.
– Зачем ты это делаешь?
Из-за свистевшего в ушах ветра он почти не расслышал ее вопроса.
– Делаю что?
– Похищаешь людей.
– Ради денег.
– Врешь, – отрезала она. – Деньги тебя не интересуют, Джоул. Ты не из тех, кто любит деньги.
– Откуда ты знаешь?
– Я всю свою жизнь провела среди людей, которые из-за денег готовы на что угодно. Они не такие, как ты. – Она приблизилась к нему, ее зеленые глаза смотрели напряженно. – И ты не преступник. До этого ты никогда не делал ничего подобного. Если бы мне надо было выкрасть тебя, я бы, пожалуй, лучше справилась с этой работой. – Иден заметила, как шевельнулись в улыбке его губы. – Ты озлоблен, но не потому, что ты плохой человек. Ты озлоблен, потому что тебе пришлось страдать. Ты и сейчас страдаешь. – Теперь она уже почти вплотную прижалась к нему. – Поэтому ты все это и делаешь. Потому что тебя заставили страдать. Скажи, Джоул, тебя обидела моя мать? Поэтому ты хочешь наказать ее?
Казалось, Джоул остолбенел, совершенно лишившись дара речи. Он, словно околдованный, ошеломленно уставился на нее. Небо совсем почернело. В глазах девушки блестели коричнево-красные огоньки. Ветер немилосердно трепал ее вьющиеся волосы.
– Так что же она тебе сделала? – спросила Иден. Он все еще был не в состоянии говорить.
– Что сделала тебе моя мать? – повторила она свой вопрос.
Внезапно их осветила ослепительная вспышка молнии, и почти тут же раздался страшный грохот, заставивший обоих молодых людей вздрогнуть. Джоул вышел из своего оцепенения. Он схватил ее за руку и потянул за собой.
– Пойдем. Я хочу тебе кое-что показать.
– Что еще?
– Пойдем!
– Но сейчас же начнется гроза! – попыталась возразить Иден, однако побежала вслед за ним, скользя по склону песчаного холма и уворачиваясь от цепляющихся за ее одежду колючек. Несмотря на то, что в пустыне не было ни единой тропки, Джоул, казалось, хорошо знал дорогу. Он провел ее через заросли мескитовых деревьев, отчаянно размахивающих на ветру своими невесомыми ветвями.
– Смотри!
Джоул показал пальцем на неясно замаячивший впереди силуэт громадного сагуаро. Она сразу заметила, что этот кактус был не такой, как другие. Вместо того чтобы расти монолитной колонной, он примерно от середины высоты сплющивался в некое подобие гигантского веера, по сторонам которого тянулись вверх два могучих отростка. Кактус был поразительно похож на лицо сказочного великана, дупло дятла служило ртом, наросты на стволе образовывали глаза, а по бокам торчали причудливой формы уши.
Даже на фоне такого фантастического ландшафта кактус выглядел более чем странно.
– Это же человек! – воскликнула Иден.
– Это дух, – поправил ее Джоул.
Она, раскрыв рот, уставилась на диковинный сагуаро.
– А почему он так растет?
Джоул ничего не ответил. Иден взяла его за руку, и они застыли на месте, завороженно глядя на удивительное растение. Застучали первые капли дождя. Небо стало совсем черным.
– Через тридцать секунд начнется бешеный ливень, – сказала она, показывая ему ладошку, на которую упала крупная капля. – Что будем делать?
– Мокнуть.
– А как же молнии?
– А что нам молнии?
Иден вдруг засмеялась, запрокинув голову назад.
– Правильно! О Господи, хорошо-то как! – Она подняла лицо к низко нависшему небу и стала ловить ртом капли дождя.
Снова прогремел гром, и как по команде налетел яростный шквал ветра, и хлынул неистовый ливень, дробью застучавший о сухой песок и зашлепавший по опавшей листве. Иден ощутила, как футболка начала прилипать к телу. Она почувствовала охватившее ее состояние какого-то необъяснимого восторга. Безумство разбушевавшейся стихии привело ее в большую эйфорию, чем это мог бы сделать любой наркотик. Капли дождя на языке были сладкими и теплыми Сильные пальцы Джоула сжали ее руку.
И разверзлись небеса.
Потоки воды обрушились на землю. Горы на горизонте исчезли. Все потонуло в белесом тумане, в котором можно было разглядеть лишь несколько одиноко стоящих сагуаро.
Иден обхватила Джоула за талию и крепко прижалась к нему. Он обнял ее за плечи. Она чувствовала, как вздрагивает его тело, но – то ли он смеялся, то ли рыдал – она не знала.
В считанные секунды на них не осталось и сухой нитки. Это был какой-то первобытный, доисторический ливень. В нем как бы стерлись все прочие реальности бытия Подгоняемый порывами ветра, он хлестал по их телам, бил их, окатывал с головы до ног, превращал из людей в жалких животных, покрытых мокрой, мятой одеждой. Вокруг сверкали белые вспышки молний, сопровождаемые оглушительными раскатами грома.
Спотыкаясь, они добежали до зарослей мескитовых деревьев и рухнули на землю. Джоул обнял ее и прижал к себе. Иден уткнулась лицом в его мокрое, мускулистое плечо, вдыхая терпкий запах мужского тела. Сверху, сквозь ветви деревьев, на них лились бесчисленные струи дождевой воды.
Джоул начал потихоньку баюкать ее, как он уже делал это в подвале. Он покачивал Иден медленно и нежно, заслоняя ее собственным телом.
В раскатах грома слышались тысячи звуков: то он грохотал, будто катящийся с горы валун, а то гудел, как огромный колокол; то становился похожим на барабанную дробь, то гремел, подобно жеребцу, танцующему на железной крыше, а то трещал, словно рушащийся город.
– Сколько это продлится? – не поднимая головы, спросила Иден.
– Полчаса. Может быть, час.
– Жаль, что это не будет продолжаться вечно. – Она потерлась щекой о его плечо. Кожа Джоула была скользкой и гладкой. В его объятиях она не чувствовала ни страха, ни боли. Иден коснулась языком его шеи, почувствовала вкус соли, смешанной с дождем. Она шире открыла рот и слегка укусила его. Он вздрогнул и крепко прижал ее к себе.
Иден приподняла лицо, ее губы жадно искали его рот. Джоул отвернулся. Она не стала настаивать – он овладеет ею, когда сам этого захочет. И тогда, возможно, она откроет один из его секретов.
Так они и сидели, обнявшись, посреди всемирного потопа. Казалось, даже время остановило свой бег, словно весь мир замер, чтобы полюбоваться этим разгулом стихии. У Иден было ощущение, что она вдруг очутилась в той точке, вокруг которой бесновались силы природы, в эпицентре урагана, в точке вращения гигантского механизма бытия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41