Подъехав к кузнице, Шон заглушил мотор, и над деревней повисла звенящая тишина. Он принялся с интересом рассматривать старинные постройки. Ведущая в кузницу дверь была закрыта на висячий замок. Перед ней стоял пестрый ряд горшков с геранью и папоротниками. Неподалеку пурпурными цветами пылали бугенвиллеи. Если не считать нескольких деловито копошащихся в земле кур, улица была абсолютно пуста.
– Так вот, значит, где ты выросла? – задумчиво произнес Шон.
Мерседес кивнула.
– Вон там кузница. В этом доме я и родилась.
– Он словно игрушка.
– Правда?
– Просто очаровательный. В жизни не видал ничего подобного.
Она засмеялась и подошла к нему. Американец нежно обнял ее и поцеловал.
Мерседес страшно скучала без него, ее сердце буквально разрывалось от безысходной тоски, и, прижавшись к своему возлюбленному перед домом, в котором родилась, она с особой остротой ощутила, сколь велико ее чувство к нему.
Открылась дверь, и на пороге появилась Кончита. Она стояла и молча смотрела на них, пока они наконец не заметили ее. Мерседес бросилась к матери. Ни слова не говоря, они крепко обнялись. Шон нерешительно приблизился к ним.
– Мама, – едва дыша, проговорила Мерседес, – это Шон.
Кончита пожала молодому человеку руку.
– Здравствуйте, Шон. Рада с вами познакомиться. Он уставился на женщину, словно завороженный взглядом ее умных зеленых глаз. У Кончиты было правильное овальное лицо – как у дочери – с безупречно гладкой кожей, которое буквально светилось добротой. Черные волосы на висках уже тронула седина. Шон наклонился и поцеловал ее в обе щеки.
– Я тоже рад с вами познакомиться, – сказал он. Наконец у нее на губах заиграла чуть заметная улыбка.
– Так что ж мы стоим? Прошу вас, входите. – Кончита повернулась к Мерседес. – Твой отец вернется к обеду. По крайней мере, я на это надеюсь. В последнее время он так занят, просто из кожи вон лезет – Она стала подниматься наверх.
Одного взгляда на молодых ей было достаточно, чтобы понять, что они любят друг друга, что Мерседес действительно нашла своего мужчину «Он такой красивый, – думала Кончита. – И Бог свидетель, как же она любит его! Ишь, какое у нее блаженное лицо!»
Мерседес взяла Шона за руку и повела его по дому. Он с тихим восторгом глазел на белоснежные стены, терракотовые полы, низкие сводчатые потолки и маленькие опрятно убранные комнатки с незамысловатой обстановкой. Везде царили чистота и порядок.
Они вошли в скромную спаленку Мерседес, в которой стояла ее узкая кровать, и Шон почувствовал, как с новой силой сжалось от любви его сердце.
Он был отчаянно влюблен в эту странную, обладающую какой-то магической силой девушку. Она полностью завладела и его телом, и его душой. Он стал ее пленником. И, хотя сначала именно Шон покорил эту прекрасную каталонку, теперь он сам целиком и полностью принадлежал ей. И не важно, сколько женщин повидал он на своем веку – а повидал он их немало, – Мерседес стала для него единственной и самой желанной. Каждая минута, проведенная с ней наедине, лишь усиливала его ощущение, что он все больше оказывается во власти ее колдовских чар.
Меньше всего на свете Шон ожидал найти в Испании страстную любовь. Он ехал сюда с намерением воевать за правое дело, но теперь все чаще и чаще его посещала мысль, что истинной причиной его приезда в Испанию было найти Мерседес. Найти свою любовь.
Шон чувствовал, что какая-то невидимая нить связывает его с этой девушкой, этой любовью, этой девичьей спаленкой.
Франческ вернулся из Жероны в два часа дня. Он вошел в дом, тяжело опираясь на свои костыли. Шон увидел перед собой мужчину средних лет с буйной бородой и пронзительно-синими глазами. Выше пояса его фигура казалась великолепной, но ниже это был убогий калека. В нем сразу чувствовались железный характер и непреклонная целеустремленность.
Они крепко, по-мужски, пожали друг другу руки и сели к столу, где их ждал жареный барашек – лакомство, о котором в последние несколько месяцев оба могли только мечтать.
После обеда Мерседес и Шон пошли прогуляться. Из окошка кухни вслед им смотрела Кончита. Она обернулась к все еще сидящему за столом Франческу.
– Ну, что скажешь?
Франческ расправил уставшие плечи.
– Хороший парень. И с характером. Не боится говорить, что думает.
Кончита улыбнулась.
– В его возрасте и ты был таким же.
– А сейчас?
– Сейчас тоже хоть куда. Только потише стал. Не такой задиристый. – Она обняла мужа за могучие плечи. – Они влюблены друг в друга.
– Да. Это очевидно.
– Она его обожает.
Большой шероховатой ладонью Франческ погладил ее руку.
– Наверняка.
– Когда закончится война, он должен будет вернуться в Америку. И ее заберет с собой, – тихо сказала Кончита, глядя на мужа затуманившимся от слез взором.
Извилистая дорога вела через дубовую рощу и просторное поле в соседнюю деревню. Мерседес неумышленно выбрала ее и только потом вдруг поняла, что именно этой дорогой шли они с Матильдой летом 1936 года – за неделю до того как оборвалась жизнь несчастной монашки.
Шон обнимал ее за талию. Он был в восторге.
– Красота-то какая! – восхищался американец. – Потрясающий вид. Не помню, когда последний раз мне доводилось вот так, просто, любоваться природой, не опасаясь, что за ближайшим кустом прячется фашист или из-за облаков вынырнет бомбардировщик.
Стоявшие вдали кипарисы, казалось, плыли в дневном мареве. Скоро начнут золотиться пастбища, а пока, среди зеленой травы, словно огненные ручейки бежали полоски цветущих маков, время от времени разливавшиеся в широкие кроваво-красные озера.
– Боже, до чего же здорово. Ты только посмотри, какие маки! Когда кончится эта проклятая война, Мерче, мы с тобой поселимся где-нибудь в лесу. Купим себе ферму и всю оставшуюся жизнь проведем рядом с природой. – Шон обнял ее и поцеловал. – Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что ты родилась и выросла среди такой красоты.
Вскоре они подошли к крестьянскому двору, где Мерседес и Матильда когда-то пили из колодца. Навстречу им с лаем выбежала ободранная собачонка. Но на этот раз из дома никто не показался. Должно быть, хозяева предпочитали лишний раз не высовываться. Шон поднял из колодца полное ведро и стал пить.
– Попей, – предложил он, задохнувшись от ледяной воды. – Чудо что за вкус!
Мерседес покачала головой. Не доходя до дубовой рощицы, в которой Матильда плела для нее венок, она остановилась.
– Я устала, – объяснила Мерседес Шону. – Давай отдохнем.
Она села на обочине дороги. Шон устроился рядом и, коснувшись рукой ее волос, озабоченно спросил:
– Что с тобой? О чем ты задумалась?
– Шон… – неуверенно начала Мерседес, – тебе когда-нибудь приходилось совершать подлость? Ну, например, убивать женщину или кого-то совершенно беспомощного?
Он с минуту молчал, потом сказал:
– Нет. Но мне случалось стоять и смотреть, как другие делают это. И я считаю, что поэтому на мне лежит не меньшая вина, чем на тех людях, кто непосредственно совершал убийства. Вина, которую я никогда не смогу искупить.
Она задумчиво уставилась в землю.
– В Гранадосе… я застрелила человека. Пленного. Он был ранен, а его хотели до смерти забить ногами. Тогда я вытащила свой револьвер и выстрелила ему в голову…
– О Господи, – прошептал Шон. – Ты мне раньше об этом не говорила.
– Я просто нажала на курок – и его не стало. И теперь меня постоянно преследует этот кошмар. – Она прижалась к нему. – Я всегда буду чувствовать себя виноватой. Как и ты.
– Мне казалось, я тебя знаю. – Шон как-то странно посмотрел на нее. – А выходит – нет. И думаю, так никогда и не узнаю до конца.
– Я и сама себя не знаю, – печально усмехнулась Мерседес. – До войны я считала, что знаю, кто я есть. Я тогда была совсем девчонкой. Боже мой… А сейчас… Я чувствую себя какой-то потерянной. Словно большая часть меня канула в бездну. И исчезла без следа. Я уже не знаю, кто я, Шон.
– О, Мерседес…
– Только с тобой… – Она взяла его за руку. – Только с тобой я вновь обрела себя. Как будто тебе удалось склеить мою разбитую на куски жизнь. В ту ночь, когда ты уехал на фронт, мне стало ясно, что я есть без тебя. Дерево без листвы. Птица без крыльев. Не покидай меня больше, Шон. Моя душа принадлежит тебе. Не отнимай у меня душу.
Почувствовав, как невыносимо заныло сердце, он привлек ее к себе и крепко стиснул в объятиях.
Август, 1938
Майорка – Севилья
Джерард Массагуэр взял принесенный стюардом бокал с шампанским и устремил взгляд в иллюминатор на синеющую внизу безбрежную гладь Средиземного моря. Он находился на борту великолепно оснащенного высокоскоростного гидросамолета. Они вылетели из Рима на рассвете, тремя часами позже дозаправились на Майорке и к обеду должны были совершить посадку в Севилье. Любезно предоставленный Франко военно-воздушными силами гитлеровской Германии, этот самолет идеально подходил для быстрых сообщений между городами Средиземноморского побережья.
Сегодня его пассажирами были только Джерард и Лизль Бауэр, если не считать стюарда и трех членов экипажа.
Джерард задумчиво потягивал игристое вино – испанское cava, которое было лучше, чем итальянское spumante, но с настоящим французским шампанским, разумеется, не шло ни в какое сравнение. Однако на высоте пятнадцати тысяч футов и его было приятно выпить.
Массагуэр бросил взгляд на Лизль, свою молоденькую секретаршу, мирно спавшую в соседнем кресле и совершенно не интересовавшуюся ни шампанским, ни синеющим внизу морем. Она была уроженкой Берлина и прекрасно владела несколькими иностранными языками. Джерарду ее рекомендовал Йоханнес Бернхардт, влиятельный нацистский промышленник.
Золотистые волосы немки рассыпались по плечам строгого, сшитого по индивидуальному заказу черного костюма. Ее рот выглядел несколько помятым, веки припухли. Должно быть, прошлой ночью Джерард ее вконец измотал. Она, казалось, не переставала изумляться сексуальной изобретательности своего шефа, однако с готовностью выполняла все его прихоти. Он улыбнулся. Ему было приятно осознавать, что в свои почти сорок лет он все еще способен так измочалить двадцатидвухлетнюю девчонку.
Его поездка в Италию оказалась успешной со всех точек зрения. Беседа с Муссолини прошла прекрасно.
Джерард вызвал стюарда и попросил еще бокал шампанского. Он почувствовал, что в нем просыпается голод.
– У вас есть что-нибудь из еды?
– Жареные куропатки, сеньор Массагуэр. И еще икра. А также холодное консоме.
– Принесите куропатку. И хлеба побольше.
– Хорошо, сеньор.
Джерард вытянул ноги и поправил накинутое на плечи дорогое пальто из верблюжьей шерсти – подарок Чиано, зятя Муссолини. Это пальто идеально подходило для полета на самолете, так как на такой высоте в салоне было довольно прохладно. Погода стояла чудесная, и гидроплан летел уверенно и ровно.
Война близилась к концу, что было весьма печально, ибо чем дольше она продолжалась бы, тем богаче становился бы Джерард Массагуэр.
Однако и сейчас уже он был очень богатым человеком. И, коль скоро война закончится, для него начнется новая игра, игра во власть, власть, за которую они дрались. Придет время, и он займет свое место в правительстве. Получит министерский портфель, что даст ему одновременно и политический вес, и материальные выгоды.
Может быть, станет министром финансов. Или, скажем, министром иностранных дел. Он был еще молод, и его ждала долгая блестящая карьера. Джерард почувствовал приятное, почти сексуальное томление. Он взглянул на сидящую рядом девушку и подумал, что, возможно, она была бы не прочь заняться любовью прямо на борту самолета.
Стюард принес заказ, и Джерард принялся за куропатку. Он уже устал от Севильи с ее жарким климатом. Ему до смерти надоели назойливые ритмы фламенко и оглушительная дробь каблуков исполнителей sevillanas. Его тянуло к прохладным зимам и буйной зелени Каталонии. Его тянуло к Мерседес.
Проснулась Лизль. Заспанными глазами она посмотрела на Джерарда. Он оторвал от куропатки кусочек, положил его на хлеб и сунул ей в рот.
– Привет, соня, – сказал Массагуэр. – Ты спишь с тех пор, как мы вылетели с Майорки.
Она проглотила пищу.
– Я очень устала.
– Тебе пришлось изрядно потрудиться.
– Должно быть, я ужасно выгляжу.
Немка стала красить губы и пудриться. Запах косметики всегда заводил Джерарда. В ярком свете, проникавшем в салон через иллюминаторы, ее кожа казалась гладкой, как дрезденский фарфор. Эта девушка была замечательно красива, просто находка. Она обладала безупречным телом. И Джерард это знал, так как изучил его до мельчайших подробностей.
Он приказал стюарду убрать поднос и, когда тот ушел, достал кашемировый плед и накрыл им свои и ее колени.
– Спасибо, – улыбнулась Лизль. – Я немного замерзла.
– Я тебя согрею. – Он просунул под плед руку и погладил ее теплую ляжку в шелковом чулке.
– Ach, du! – Она огляделась по сторонам. – Нас могут увидеть!
– Никому это не интересно, – промурлыкал Массагуэр.
– Джерард, не надо!
– Тс-с. – Его пальцы поползли вверх, добрались до атласных трусиков, сдвинули в сторону тонкую ткань и протиснулись в ее горячее и влажное влагалище. – О-о… Liebchen, – прошептала Лизль. Его ласки были напористыми, грубыми. Она застонала. А через минуту немка уже перестала бояться, что их кто-нибудь увидит, чуть сползла в кресле и раздвинула ноги. Ее губы приоткрылись, на щеках заиграл румянец.
Из-под тяжелых век Джерард следил за ее лицом, видя, как, несмотря на холодный воздух в салоне, у нее на лбу выступили капельки пота. Свободной рукой он расстегнул ширинку и высвободил свой член. Затем притянул к себе руку Лизль. Ее пальцы с готовностью стиснули его твердеющую плоть.
Когда на горизонте появился берег Испании, гидроплан сделал плавный вираж и взял курс на Севилью.
Мариса встречала его в аэропорту. На стоянке ожидал личный автомобиль с шофером. Ее лицо было бледным как полотно. Как только Джерард увидел жену, он понял, что произошло что-то страшное.
Она побежала ему навстречу. Джерард, оставив позади Лизль, поспешил к ней и, взяв ее за локоть, зло спросил:
– В чем дело?
– Наш Альфонсо, – задыхаясь от волнения, сказала она по-итальянски. – Он очень болен. Вчера ему стало совсем плохо. О, Джерард, Джерард…
Он с силой сжал ее руку.
– Что значит, болен?
– Доктора говорят, что у него воспаление мозга. – Глаза Марисы наполнились слезами. – Он может умереть…
– Где он?
– В больнице. Под персональным присмотром Алонсо Гузмана. Пойдем же, Джерард. Надо спешить.
Он резко обернулся к Лизль.
– Вам придется воспользоваться служебным автомобилем, фройлен Бауэр, – сказал он ей. – Передайте мои извинения господину министру. Отчет о поездке я напишу позже. Объясните ему ситуацию. И проследите, чтобы мой багаж доставили домой.
– Хорошо, сеньор Массагуэр, – послушно кивнула она.
Джерард и Мариса поспешили к ожидавшему их лимузину. В мчавшейся на полной скорости машине он молча слушал сбивчивый рассказ жены.
Мальчик заболел вскоре после отъезда Джерарда в Рим. Его знобило, он жаловался на головную боль. Мариса уложила сынишку в постель. Приехавший доктор сказал, чтобы она не волновалась. Но болезнь прогрессировала с угрожающей быстротой. Альфонсо начал плакать от боли, несколько раз его вырвало, он совершенно не выносил света и шума. А потом потерял сознание. Вне себя от ужаса, Мариса отвезла его в больницу, где и услышала впервые этот страшный диагноз – «воспаление мозга».
Врачи сделали ему спинномозговую пункцию, но это не помогло.
– Он по-прежнему без сознания. Я приехала за тобой прямо из госпиталя, – вытирая носовым платком слезы, проговорила Мариса. От красоты этой женщины не осталось и следа. Ее била неудержимая дрожь. – Он ничего не видит, ничего не слышит. Он умрет!
– Нет, не умрет, – мрачно сказал Джерард. Стараясь успокоить жену, он погладил ее по коротким светлым волосам. Но на сердце у него было невыносимо тяжело.
Ребенок находился в изоляторе на третьем этаже больницы. Лечащий врач мальчика, ни слова не говоря, провел их в палату.
Альфонсо неподвижно лежал на боку. Припухшие глаза были закрыты.
Джерард понял, что его сын умирает. Потрясенный, он схватился за железную спинку кровати, чтобы не упасть, и спросил:
– Это менингит?
– Это менингококковая инфекция, – проговорил доктор. – Очень тяжелая форма заболевания. Анализ взятой нами спинномозговой жидкости подтвердил этот диагноз.
– Он будет жить?
Доктор накрыл ребенка одеялом и жестом пригласил их пройти вместе с ним в другое помещение. Мариса беспомощно плакала, и Джерарду пришлось поддерживать ее. Доктор провел их в кабинет, куда вскоре пришел знаменитый на всю страну педиатр Алонсо Гузман.
С печальным видом Гузман усадил их в кресла.
– Это чрезвычайно опасная болезнь, – без предисловий заявил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41