К тому же ей не давала покоя мысль о том, что в случае неудачи ее мать останется без крова.
Разумеется, ей был совершенно необходим спонсор, который вложил бы в ее дело достаточно денег, обеспечил бы ей финансовую основу и позволил посвятить себя исключительно творчеству. Но пока такой джинн почему-то не появлялся, как бы усердно она, так сказать, ни терла волшебную лампу. Линда тоже старалась изо всех сил. «Будем надеяться, что ей что-нибудь удастся сделать в ближайшее время, – Думала Тереза. – А если ничего не выйдет, не знаю, сколько еще времени я смогу продержаться».
Звук шагов по хлипкой лестнице, которая вела в ее ателье, заставил Терезу оторваться от эскизов – в ней вспыхнул крошечный лучик надежды, не желавшей угаснуть окончательно. Так или иначе, при звуке шагов на лестнице у нее всегда мелькала мысль, не Марк ли это возвращается – так же неожиданно, как и ушел. Надежда умерла, как только мгновение спустя на пороге появился высокий молодой человек в старенькой куртке и коричневой кожаной фуражке.
– Уэсл! Привет! – сказала она с приветливой улыбкой, надеясь скрыть свое разочарование. – Что ты здесь делаешь?
Вопрос не требовал ответа: Уэсл был ее приятелем по художественному училищу и частенько забегал к ней без предупреждения.
– Черт побери, как здесь холодно, Терри, – сказал он, притопывая ногами. Его дыхание вырывалось в виде облачка белого пара.
– Тоже мне открытие! – фыркнула Тереза. – Если хочешь кофе, поставь чайник на огонь.
– Я, конечно, хочу кофе, да и ты, думаю, не откажешься, только не здесь. Собирайся, я приглашаю тебя в то маленькое кафе у дороги… как оно теперь называется?
– По-моему, теперь оно называется «У Марио». Его название то и дело меняют. Но я не могу уйти ради кофе: так много еще нужно сделать. Мы не вольны распоряжаться своим временем, не то, что вы, свободные художники: вы же живете за счет общественных заказов.
– А нельзя ли без ехидства? Со временем кто-нибудь оценит мои скульптуры, вот увидишь. А пока я берегу здоровье, чтобы насладиться успехом, когда он придет, и ты будешь умничкой, если последуешь моему примеру.
– Но мне необходимо это закончить.
– Тебе это не удастся, если схватишь воспаление легких. Поторапливайся, надевай пальто… или оно уже на тебе? Я тебя приглашаю и не принимаю никаких отказов.
– Хорошо, хватит меня ругать. – Тереза накинула на плечи толстую шерстяную шаль, завязала ее узлом. Как заметит Уэсл, пальто она надела еще раньше, пытаясь согреться. Она выключила газ и свет – надо экономить! – и, заперев дверь, вышла вслед за ним на лестничную площадку.
– Вижу, дела идут по-прежнему не блестяще, – сказал Уэсл, когда они спускались по лестнице, ловко избегая подгнившие ступени.
– Боюсь, похвастать нечем.
– Осторожно, здесь скользко, – предупредил Уэсл, когда они пересекали площадку, на которую через разбитое слуховое окно намело снегу.
– Да знаю я, знаю. Надеюсь, здесь не заколотят окна, не то на лестнице станет совсем темно.
Уэсл спустился вниз и распахнул дверь на улицу.
– Что вам действительно необходимо, мисс супермодельер-1991, так это приличное помещение для работы.
– Что мне действительно необходимо, так это чудо, – ответила она, скорчив гримасу.
В сточной канаве валялась брошенная кем-то утренняя газета. Она размокла от снега и слякоти, так что можно было прочитать лишь часть заголовка: ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ!
Проходя мимо, Уэсл пнул газету носком своих «луноходов». А Тереза вообще ее не заметила.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Когда такси, высвечивая фарами путь в густом мраке, свернуло на Кенсингтон-стрит, Гарриет наклонилась и через приподнятое стекло, отделявшее ее от водителя, попросила:
– Остановитесь здесь, пожалуйста.
Взвизгнув тормозами, такси остановилось. Гарриет посмотрела на счетчик, достала из сумочки банкноту и протянула ее шоферу.
– Спасибо. Сдачи не надо. – Она выскочила на мокрый от растаявшего снега тротуар и вытащила свои сумки. Слава Богу! Наконец-то она дома!
По дорожке, ведущей к дому, она почти бежала. Здесь, на первом этаже высокого старого здания, знававшего лучшие времена, она снимала квартиру. К общей входной двери вели три каменные ступени. Гарриет поднялась по ним и едва успела вставить ключ в замочную скважину, как услышала шаги по дорожке у себя за спиной и мужской голос, произнесший:
– Извините!
Она обернулась удивленно и несколько настороженно.
– Что вам угодно?
– Мисс Варна?
В голосе мужчины слышались властные, но не угрожающие нотки, а его пальто с поднятым воротником выглядело вполне респектабельно, однако Гарриет почему-то охватило чувство тревоги.
– Кто вы такой? – спросила она резко.
– Я Том О'Нил. Беспокою вас по поручению страховой компании «Бритиш энд космополита иншуренс». Я заходил к вам, но мне никто не открыл и в квартире не было света. Я уже собрался уходить, как вдруг подъехало ваше такси.
– Благодарю, но я не нуждаюсь ни в каком страховании, – Гарриет распахнула дверь и вынула ключ из замочной скважины, – Извините.
– Я не продаю страховые полисы. Я хочу поговорить с вами совсем о другом. Речь идет о Поле Варне. Это ваша мать, не так ли?
Гарриет застыла от неожиданности и разозлилась на себя за то, что не поняла сразу же, как только он упомянул о страховой компании, причины его визита. Ей просто не пришло в голову. Конечно, если поразмыслить, можно было бы догадаться, что без обязательного расследования никак не обойтись, но весь долгий перелет она думала только о последствиях этой газетной заметки лично для нее. Она не предполагала, что, возможно, эта новость затрагивает чьи-то финансовые интересы.
– Пола Варна действительно моя мать, – сказала она, словно защищаясь. – Но, по правде говоря, мне не хотелось бы сейчас ни с кем разговаривать. Я только что прилетела из Парижа и очень устала.
– Это не займет много времени, – настаивал он, даже и не подумав извиниться. – Всего несколько вопросов, и я оставлю вас в покое.
– Господин О'Нил…
– Нам было бы удобнее поговорить в помещении. – В его голосе опять послышались прежние властные нотки. Гарриет разозлилась.
– У меня нет привычки впускать незнакомцев в свою квартиру… особенно в такое время. Откуда мне знать, что вы тот, за кого себя выдаете?
– Вот мое удостоверение, – Она взглянула на протянутый им документ.
По правде говоря, Гарриет ничуть не сомневалась, что это действительно господин Том О'Нил. Но ей очень хотелось, чтобы он оказался не тем, за кого себя выдает.
– Что ж, войдите.
Показывая дорогу, она прошла впереди него в общий холл, который собственноручно украсила вазой с букетом сухих цветов и парой старых, но хорошо сохранившихся ковриков, купленных за бесценок на аукционе. К своему удивлению, при хорошем освещении она разглядела, что он значительно моложе, чем можно было предположить по его громоздкой, закутанной в пальто фигуре, и намного красивее. Нет, он не был красавцем. К Тому О'Нилу это определение, пожалуй, не подходило. Но, несомненно, он интересный мужчина, с волевыми неправильными чертами лица, полной, чуть выпяченной нижней губой и ярко-синими глазами. Повернувшись к нему спиной, она отперла свою дверь и, ощутив нахлынувшую на них волну теплого воздуха, поблагодарила Бога за то, что предусмотрительно оставила включенным отопление… Кажется, она ни разу как следует не согрелась с тех пор, как прочитала газету… даже в самолете. Ей очень хотелось выпить – на всякий непредвиденный случай у нее имелось немного виски, – но она не была уверена, что сможет налить стаканчик себе, не предложив своему посетителю, а угощать его она не собиралась.
Гарриет включила свет, бросила сумку на стол и резко повернулась к Тому.
– Итак, чем могу быть полезна?
– Как я уже сказал, я хотел бы поговорить с вами о вашей матери. – Он посмотрел ей прямо в лицо. Внимательный взгляд его ярко-синих глаз почему-то смущал ее. – Как представитель компании, застраховавшей ее жизнь и жизнь господина Мартина, не говоря уже о яхте, я намерен докопаться до правды о случившемся.
– Боюсь, что мне нечего вам сказать. Мне было всего четыре года, когда погибла мама.
Что-то недосказанное висело в воздухе, она явственно ощущала это, видела по едва заметно поднятой брови, по складочке в уголке его рта. Неожиданно он задал вопрос.
– Когда вы в последний раз видели свою мать, мисс Варна?
– Я же говорила вам… когда мне было четыре года. Вечером накануне ее отъезда. Она пришла ко мне в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи…
Гарриет замолчала, вспомнив кое-что еще… Как в тот самый вечер, немного позднее, она услышала громкие голоса в комнате матери, прошлепала босыми ножками по лестничной площадке и заглянула в щелку приоткрытой двери. При этом воспоминании ее глаза потемнели, и острый взгляд детектива заметил это.
– И что? – настаивал он. – Что было потом?
– Говорю вам, что я никогда не видела ее после этого вечера.
– Но ведь что-то произошло…
– Ничего не произошло. Ради Бога…
– Что она сказала, когда заглянула к вам, чтобы пожелать спокойной ночи? Она выглядела как обычно?
– Не знаю. Не помню. Мама всегда была… мамой. И, по-моему, то, что она сказала мне, вас не касается.
– Боюсь, что касается, если учесть, что за жизнь вашей матери страховая компания выплатила четверть миллиона фунтов стерлингов.
Он пересек комнату и, подойдя к угловому столику, взял в руки портрет в серебряной рамке. – Когда был сделан этот снимок?
Неожиданно Гарриет не выдержала:
– Поставьте портрет на место! – резко сказала она.
– Это ваша мать, не так ли?
– Да, она. Снимок был сделан до моего рождения, когда она еще работала. А как вам известно, она была знаменитой манекенщицей. Но вы не имеете никакого права приходить сюда и трогать мои вещи. Даже полицейский не осмелился бы совать повсюду свой нос без ордера на обыск, а вы не полицейский. Вы частный детектив. И я не обязана с вами разговаривать.
Оторвав взгляд от портрета, он спокойно посмотрел на нее.
– Я заметил, что людям, которые теряют самообладание, когда я начинаю задавать вопросы, обычно есть что скрывать, – сказал он неторопливо.
– Что, черт возьми, вы имеете в виду?
– Уверен, что вы сами можете догадаться, мисс Варна.
– Нет, не могу. Растолкуйте мне, пожалуйста. Вы обвиняете меня в обмане, не так ли?
– Четырехлетнего ребенка? Боже сохрани! Но оказалось, что Грег Мартин, который вместе с вашей матерью был на взорвавшейся яхте, обманывал нас в течение целых двадцати лет. Ведь он объявился в Австралии.
– Я уверена, что вы знаете об этом значительно больше, чем я. Мне известно только то, что я прочитала в газетах.
Он снова приподнял бровь с выражением вежливого недоверия.
– Да ну? В таком случае это, видимо, причинило вам большие страдания.
Она оставила без внимания его несколько покровительственный тон.
– Насколько я понимаю, пока еще никто с полной уверенностью не сказал, что этот человек и Грег Мартин – одно и то же лицо, – возразила она.
– Верно. Это еще предстоит доказать. Но если предположить, что это уже доказано, нам придется очень тщательно расследовать, что произошло с вашей матерью. А что если она тоже осталась жива?
Его слова потрясли Гарриет, и она сглотнула, потому что нервный спазм сжал ей горло. То, что он сказал, отчасти совпадало с ее собственными мыслями, но было ужасно неприятно, когда их высказал вслух этот не вызывающий симпатии незнакомец.
– Но если она не погибла, то где, черт побери, она находится? – спросила она.
– Мне платят именно за то, чтобы я это выяснил. Я надеялся, что вы сможете мне помочь, но, если вы отказываетесь, мне придется прибегнуть к другим способам. Возможно, я затрачу больше времени, но… – он улыбнулся, и его уверенность вызвала у нее еще большую неприязнь к нему, – обещаю, что в конце концов докопаюсь до правды.
– В таком случае я предлагаю вам начать, не откладывая, – сказала Гарриет. Она подошла к двери и распахнула ее.
– Доброй ночи, господин О'Нил.
– Доброй ночи, мисс Варна. Извините, что отнял у вас время.
Она не ответила, а просто стояла, придерживая дверь, пока он не ушел. Потом закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и только тут почувствовала, что, хотя она все еще была в куртке в теплой квартире, ее снова бьет дрожь. Она оторвалась от двери, подошла к громоздкому старому буфету и достала бутылку виски и стакан. Не разведенное водой виски обожгло горло. Уставившись в пространство, Гарриет продолжала крепко сжимать стакан обеими руками.
Возможно ли, что Пола все еще жива… и хотелось ли ей, чтобы она была жива? Естественно, она ответила бы на этот вопрос «Да! Да!». Но, по правде говоря, все было не так просто. Какая женщина может по доброй воле, без колебаний оставить мужа и ребенка, позволить им горевать о себе и считать себя погибшей? Нет, та придуманная ею мама, образ которой осиротевший ребенок представлял в мечтах, так поступить не могла. Гарриет потрясла мысль о том, что за последние несколько часов Пола стала для нее более чужой, чем за те двадцать лет, в течение которых она считала ее погибшей. Красивое лицо на фотографии, несколько смутных воспоминаний, навязчивый запах ее духов – и вот она, Пола, такая, какой хотела ее помнить Гарриет. Теперь же ее отрывочные воспоминания рождали образ женщины, – возможно, искаженный, как искажается луч солнца в воде, – весьма отличающейся от той принцессы из волшебной сказки, на которую, как считала малышка Гарриет, как две капли воды была похожа ее мать.
«Неужели ты могла так поступить, мама?» – мысленно спросила Гарриет и, как всегда, не получила ответа. Кроме этого образа, у нее ничего не было. О той реальной женщине она ничего не знала.
Перспектива предстоящей бессонной ночи заставила Гарриет остро почувствовать свое одиночество. Презирая себя за слабость, она подняла телефонную трубку и набрала номер Ника. Телефон долго не отвечал, и чувство одиночества у Гарриет еще более усилилось. Ник не отвечал. Она уже собиралась положить трубку, как вдруг услышала его голос, такой знакомый, с мягким шотландским выговором.
– Ник! – сказала она, и у нее вдруг перехватило дыхание.
– Гарриет… это ты? Ты вернулась?
– Да. Только что. Я уже было подумала, что тебя нет дома.
– Я слушал музыку. Звук был слишком громким. Я не сразу услышал звонок.
В трубке раздавался приглушенный хор из «Трубадура».
– Ник… как ты думаешь… – начала она нерешительно.
– Ты хочешь, чтобы я приехал? – спросил он, словно читая ее мысли.
– А ты сможешь? Я знаю, что уже поздно, но…
– Буду у тебя через… двадцать минут.
– О Ник… спасибо!
– Это тебе спасибо, – сказал он сухо. – Ты так редко приглашаешь меня к себе, Гарриет.
– Пожалуйста, – сказала она, глядя на почти пустую бутылку из-под шотландского виски, – захвати с собой чего-нибудь хорошего и крепкого, чтобы мы с тобой выпили.
За то время, которое потребовалось Нику, чтобы добраться до ее дома, Гарриет заставила себя принять душ и надеть чистый пуловер, хотя самые обычные повседневные дела стоили ей огромных усилий. Ко времени, когда она услышала, как его машина втискивается на стоянку перед домом, Гарриет несколько успокоилась, по крайней мере внешне, и открыла Нику дверь, как она надеялась, с вполне беззаботным видом.
– Привет! Извини, что вытащила тебя из дома в такую погоду.
– Даже не думай об этом, – он поцеловал ее в губы и прошел в комнату. Это был светловолосый худощавый мужчина, лет тридцати пяти, в тяжелом черном пальто. Из вместительного кармана он извлек и поставил на стол бутылку шотландского виски.
– Выпивка – как было велено. Как я понял, ты в этом нуждаешься?
– Еще как! Ну и денек! Спасибо тебе, Ник. – Она протянула ему свой стакан. – Налей мне, только сначала сними пальто. А ты выпьешь?
– Поддержу компанию. Но совсем немножко – вдруг мне придется вести машину. – В его словах прозвучал невнятный вопрос. Она сделала вид, что не заметила этого, по привычке не проявляя эмоций даже тогда, когда сама нуждалась в Нике.
– Я сделала снимки, Ник. По-моему, просто чудесные. – Она с досадой отметила, что голос у нее слегка дрожит.
– Молодец.
Кинув пальто на спинку стула, он налил виски и протянул ей стакан, глядя прямо в глаза. – Ведь ты пригласила меня сюда не для того, чтобы обсуждать снимки, Гарриет… признайся. Совсем по другой причине, а? Как я понимаю, ты последовала моему совету и раздобыла газету?
– Да. – Она отхлебнула виски, потом вдруг вспомнила, что не принесла льда.
Когда она вернулась из кухни, Ник уже удобно устроился на диване. Гарриет подошла. К нему и присела рядом на пуфик.
– У меня уже побывал детектив из страховой компании, – сказала она.
Он приподнял бровь.
– Да? Они не теряют времени.
– Это верно. Думаю, они просто не могут себе позволить терять время, когда речь идет, как сказал этот человек, по крайней мере, о четверти миллиона, но все равно, это было не очень-то приятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Разумеется, ей был совершенно необходим спонсор, который вложил бы в ее дело достаточно денег, обеспечил бы ей финансовую основу и позволил посвятить себя исключительно творчеству. Но пока такой джинн почему-то не появлялся, как бы усердно она, так сказать, ни терла волшебную лампу. Линда тоже старалась изо всех сил. «Будем надеяться, что ей что-нибудь удастся сделать в ближайшее время, – Думала Тереза. – А если ничего не выйдет, не знаю, сколько еще времени я смогу продержаться».
Звук шагов по хлипкой лестнице, которая вела в ее ателье, заставил Терезу оторваться от эскизов – в ней вспыхнул крошечный лучик надежды, не желавшей угаснуть окончательно. Так или иначе, при звуке шагов на лестнице у нее всегда мелькала мысль, не Марк ли это возвращается – так же неожиданно, как и ушел. Надежда умерла, как только мгновение спустя на пороге появился высокий молодой человек в старенькой куртке и коричневой кожаной фуражке.
– Уэсл! Привет! – сказала она с приветливой улыбкой, надеясь скрыть свое разочарование. – Что ты здесь делаешь?
Вопрос не требовал ответа: Уэсл был ее приятелем по художественному училищу и частенько забегал к ней без предупреждения.
– Черт побери, как здесь холодно, Терри, – сказал он, притопывая ногами. Его дыхание вырывалось в виде облачка белого пара.
– Тоже мне открытие! – фыркнула Тереза. – Если хочешь кофе, поставь чайник на огонь.
– Я, конечно, хочу кофе, да и ты, думаю, не откажешься, только не здесь. Собирайся, я приглашаю тебя в то маленькое кафе у дороги… как оно теперь называется?
– По-моему, теперь оно называется «У Марио». Его название то и дело меняют. Но я не могу уйти ради кофе: так много еще нужно сделать. Мы не вольны распоряжаться своим временем, не то, что вы, свободные художники: вы же живете за счет общественных заказов.
– А нельзя ли без ехидства? Со временем кто-нибудь оценит мои скульптуры, вот увидишь. А пока я берегу здоровье, чтобы насладиться успехом, когда он придет, и ты будешь умничкой, если последуешь моему примеру.
– Но мне необходимо это закончить.
– Тебе это не удастся, если схватишь воспаление легких. Поторапливайся, надевай пальто… или оно уже на тебе? Я тебя приглашаю и не принимаю никаких отказов.
– Хорошо, хватит меня ругать. – Тереза накинула на плечи толстую шерстяную шаль, завязала ее узлом. Как заметит Уэсл, пальто она надела еще раньше, пытаясь согреться. Она выключила газ и свет – надо экономить! – и, заперев дверь, вышла вслед за ним на лестничную площадку.
– Вижу, дела идут по-прежнему не блестяще, – сказал Уэсл, когда они спускались по лестнице, ловко избегая подгнившие ступени.
– Боюсь, похвастать нечем.
– Осторожно, здесь скользко, – предупредил Уэсл, когда они пересекали площадку, на которую через разбитое слуховое окно намело снегу.
– Да знаю я, знаю. Надеюсь, здесь не заколотят окна, не то на лестнице станет совсем темно.
Уэсл спустился вниз и распахнул дверь на улицу.
– Что вам действительно необходимо, мисс супермодельер-1991, так это приличное помещение для работы.
– Что мне действительно необходимо, так это чудо, – ответила она, скорчив гримасу.
В сточной канаве валялась брошенная кем-то утренняя газета. Она размокла от снега и слякоти, так что можно было прочитать лишь часть заголовка: ВОСКРЕШЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ!
Проходя мимо, Уэсл пнул газету носком своих «луноходов». А Тереза вообще ее не заметила.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Когда такси, высвечивая фарами путь в густом мраке, свернуло на Кенсингтон-стрит, Гарриет наклонилась и через приподнятое стекло, отделявшее ее от водителя, попросила:
– Остановитесь здесь, пожалуйста.
Взвизгнув тормозами, такси остановилось. Гарриет посмотрела на счетчик, достала из сумочки банкноту и протянула ее шоферу.
– Спасибо. Сдачи не надо. – Она выскочила на мокрый от растаявшего снега тротуар и вытащила свои сумки. Слава Богу! Наконец-то она дома!
По дорожке, ведущей к дому, она почти бежала. Здесь, на первом этаже высокого старого здания, знававшего лучшие времена, она снимала квартиру. К общей входной двери вели три каменные ступени. Гарриет поднялась по ним и едва успела вставить ключ в замочную скважину, как услышала шаги по дорожке у себя за спиной и мужской голос, произнесший:
– Извините!
Она обернулась удивленно и несколько настороженно.
– Что вам угодно?
– Мисс Варна?
В голосе мужчины слышались властные, но не угрожающие нотки, а его пальто с поднятым воротником выглядело вполне респектабельно, однако Гарриет почему-то охватило чувство тревоги.
– Кто вы такой? – спросила она резко.
– Я Том О'Нил. Беспокою вас по поручению страховой компании «Бритиш энд космополита иншуренс». Я заходил к вам, но мне никто не открыл и в квартире не было света. Я уже собрался уходить, как вдруг подъехало ваше такси.
– Благодарю, но я не нуждаюсь ни в каком страховании, – Гарриет распахнула дверь и вынула ключ из замочной скважины, – Извините.
– Я не продаю страховые полисы. Я хочу поговорить с вами совсем о другом. Речь идет о Поле Варне. Это ваша мать, не так ли?
Гарриет застыла от неожиданности и разозлилась на себя за то, что не поняла сразу же, как только он упомянул о страховой компании, причины его визита. Ей просто не пришло в голову. Конечно, если поразмыслить, можно было бы догадаться, что без обязательного расследования никак не обойтись, но весь долгий перелет она думала только о последствиях этой газетной заметки лично для нее. Она не предполагала, что, возможно, эта новость затрагивает чьи-то финансовые интересы.
– Пола Варна действительно моя мать, – сказала она, словно защищаясь. – Но, по правде говоря, мне не хотелось бы сейчас ни с кем разговаривать. Я только что прилетела из Парижа и очень устала.
– Это не займет много времени, – настаивал он, даже и не подумав извиниться. – Всего несколько вопросов, и я оставлю вас в покое.
– Господин О'Нил…
– Нам было бы удобнее поговорить в помещении. – В его голосе опять послышались прежние властные нотки. Гарриет разозлилась.
– У меня нет привычки впускать незнакомцев в свою квартиру… особенно в такое время. Откуда мне знать, что вы тот, за кого себя выдаете?
– Вот мое удостоверение, – Она взглянула на протянутый им документ.
По правде говоря, Гарриет ничуть не сомневалась, что это действительно господин Том О'Нил. Но ей очень хотелось, чтобы он оказался не тем, за кого себя выдает.
– Что ж, войдите.
Показывая дорогу, она прошла впереди него в общий холл, который собственноручно украсила вазой с букетом сухих цветов и парой старых, но хорошо сохранившихся ковриков, купленных за бесценок на аукционе. К своему удивлению, при хорошем освещении она разглядела, что он значительно моложе, чем можно было предположить по его громоздкой, закутанной в пальто фигуре, и намного красивее. Нет, он не был красавцем. К Тому О'Нилу это определение, пожалуй, не подходило. Но, несомненно, он интересный мужчина, с волевыми неправильными чертами лица, полной, чуть выпяченной нижней губой и ярко-синими глазами. Повернувшись к нему спиной, она отперла свою дверь и, ощутив нахлынувшую на них волну теплого воздуха, поблагодарила Бога за то, что предусмотрительно оставила включенным отопление… Кажется, она ни разу как следует не согрелась с тех пор, как прочитала газету… даже в самолете. Ей очень хотелось выпить – на всякий непредвиденный случай у нее имелось немного виски, – но она не была уверена, что сможет налить стаканчик себе, не предложив своему посетителю, а угощать его она не собиралась.
Гарриет включила свет, бросила сумку на стол и резко повернулась к Тому.
– Итак, чем могу быть полезна?
– Как я уже сказал, я хотел бы поговорить с вами о вашей матери. – Он посмотрел ей прямо в лицо. Внимательный взгляд его ярко-синих глаз почему-то смущал ее. – Как представитель компании, застраховавшей ее жизнь и жизнь господина Мартина, не говоря уже о яхте, я намерен докопаться до правды о случившемся.
– Боюсь, что мне нечего вам сказать. Мне было всего четыре года, когда погибла мама.
Что-то недосказанное висело в воздухе, она явственно ощущала это, видела по едва заметно поднятой брови, по складочке в уголке его рта. Неожиданно он задал вопрос.
– Когда вы в последний раз видели свою мать, мисс Варна?
– Я же говорила вам… когда мне было четыре года. Вечером накануне ее отъезда. Она пришла ко мне в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи…
Гарриет замолчала, вспомнив кое-что еще… Как в тот самый вечер, немного позднее, она услышала громкие голоса в комнате матери, прошлепала босыми ножками по лестничной площадке и заглянула в щелку приоткрытой двери. При этом воспоминании ее глаза потемнели, и острый взгляд детектива заметил это.
– И что? – настаивал он. – Что было потом?
– Говорю вам, что я никогда не видела ее после этого вечера.
– Но ведь что-то произошло…
– Ничего не произошло. Ради Бога…
– Что она сказала, когда заглянула к вам, чтобы пожелать спокойной ночи? Она выглядела как обычно?
– Не знаю. Не помню. Мама всегда была… мамой. И, по-моему, то, что она сказала мне, вас не касается.
– Боюсь, что касается, если учесть, что за жизнь вашей матери страховая компания выплатила четверть миллиона фунтов стерлингов.
Он пересек комнату и, подойдя к угловому столику, взял в руки портрет в серебряной рамке. – Когда был сделан этот снимок?
Неожиданно Гарриет не выдержала:
– Поставьте портрет на место! – резко сказала она.
– Это ваша мать, не так ли?
– Да, она. Снимок был сделан до моего рождения, когда она еще работала. А как вам известно, она была знаменитой манекенщицей. Но вы не имеете никакого права приходить сюда и трогать мои вещи. Даже полицейский не осмелился бы совать повсюду свой нос без ордера на обыск, а вы не полицейский. Вы частный детектив. И я не обязана с вами разговаривать.
Оторвав взгляд от портрета, он спокойно посмотрел на нее.
– Я заметил, что людям, которые теряют самообладание, когда я начинаю задавать вопросы, обычно есть что скрывать, – сказал он неторопливо.
– Что, черт возьми, вы имеете в виду?
– Уверен, что вы сами можете догадаться, мисс Варна.
– Нет, не могу. Растолкуйте мне, пожалуйста. Вы обвиняете меня в обмане, не так ли?
– Четырехлетнего ребенка? Боже сохрани! Но оказалось, что Грег Мартин, который вместе с вашей матерью был на взорвавшейся яхте, обманывал нас в течение целых двадцати лет. Ведь он объявился в Австралии.
– Я уверена, что вы знаете об этом значительно больше, чем я. Мне известно только то, что я прочитала в газетах.
Он снова приподнял бровь с выражением вежливого недоверия.
– Да ну? В таком случае это, видимо, причинило вам большие страдания.
Она оставила без внимания его несколько покровительственный тон.
– Насколько я понимаю, пока еще никто с полной уверенностью не сказал, что этот человек и Грег Мартин – одно и то же лицо, – возразила она.
– Верно. Это еще предстоит доказать. Но если предположить, что это уже доказано, нам придется очень тщательно расследовать, что произошло с вашей матерью. А что если она тоже осталась жива?
Его слова потрясли Гарриет, и она сглотнула, потому что нервный спазм сжал ей горло. То, что он сказал, отчасти совпадало с ее собственными мыслями, но было ужасно неприятно, когда их высказал вслух этот не вызывающий симпатии незнакомец.
– Но если она не погибла, то где, черт побери, она находится? – спросила она.
– Мне платят именно за то, чтобы я это выяснил. Я надеялся, что вы сможете мне помочь, но, если вы отказываетесь, мне придется прибегнуть к другим способам. Возможно, я затрачу больше времени, но… – он улыбнулся, и его уверенность вызвала у нее еще большую неприязнь к нему, – обещаю, что в конце концов докопаюсь до правды.
– В таком случае я предлагаю вам начать, не откладывая, – сказала Гарриет. Она подошла к двери и распахнула ее.
– Доброй ночи, господин О'Нил.
– Доброй ночи, мисс Варна. Извините, что отнял у вас время.
Она не ответила, а просто стояла, придерживая дверь, пока он не ушел. Потом закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и только тут почувствовала, что, хотя она все еще была в куртке в теплой квартире, ее снова бьет дрожь. Она оторвалась от двери, подошла к громоздкому старому буфету и достала бутылку виски и стакан. Не разведенное водой виски обожгло горло. Уставившись в пространство, Гарриет продолжала крепко сжимать стакан обеими руками.
Возможно ли, что Пола все еще жива… и хотелось ли ей, чтобы она была жива? Естественно, она ответила бы на этот вопрос «Да! Да!». Но, по правде говоря, все было не так просто. Какая женщина может по доброй воле, без колебаний оставить мужа и ребенка, позволить им горевать о себе и считать себя погибшей? Нет, та придуманная ею мама, образ которой осиротевший ребенок представлял в мечтах, так поступить не могла. Гарриет потрясла мысль о том, что за последние несколько часов Пола стала для нее более чужой, чем за те двадцать лет, в течение которых она считала ее погибшей. Красивое лицо на фотографии, несколько смутных воспоминаний, навязчивый запах ее духов – и вот она, Пола, такая, какой хотела ее помнить Гарриет. Теперь же ее отрывочные воспоминания рождали образ женщины, – возможно, искаженный, как искажается луч солнца в воде, – весьма отличающейся от той принцессы из волшебной сказки, на которую, как считала малышка Гарриет, как две капли воды была похожа ее мать.
«Неужели ты могла так поступить, мама?» – мысленно спросила Гарриет и, как всегда, не получила ответа. Кроме этого образа, у нее ничего не было. О той реальной женщине она ничего не знала.
Перспектива предстоящей бессонной ночи заставила Гарриет остро почувствовать свое одиночество. Презирая себя за слабость, она подняла телефонную трубку и набрала номер Ника. Телефон долго не отвечал, и чувство одиночества у Гарриет еще более усилилось. Ник не отвечал. Она уже собиралась положить трубку, как вдруг услышала его голос, такой знакомый, с мягким шотландским выговором.
– Ник! – сказала она, и у нее вдруг перехватило дыхание.
– Гарриет… это ты? Ты вернулась?
– Да. Только что. Я уже было подумала, что тебя нет дома.
– Я слушал музыку. Звук был слишком громким. Я не сразу услышал звонок.
В трубке раздавался приглушенный хор из «Трубадура».
– Ник… как ты думаешь… – начала она нерешительно.
– Ты хочешь, чтобы я приехал? – спросил он, словно читая ее мысли.
– А ты сможешь? Я знаю, что уже поздно, но…
– Буду у тебя через… двадцать минут.
– О Ник… спасибо!
– Это тебе спасибо, – сказал он сухо. – Ты так редко приглашаешь меня к себе, Гарриет.
– Пожалуйста, – сказала она, глядя на почти пустую бутылку из-под шотландского виски, – захвати с собой чего-нибудь хорошего и крепкого, чтобы мы с тобой выпили.
За то время, которое потребовалось Нику, чтобы добраться до ее дома, Гарриет заставила себя принять душ и надеть чистый пуловер, хотя самые обычные повседневные дела стоили ей огромных усилий. Ко времени, когда она услышала, как его машина втискивается на стоянку перед домом, Гарриет несколько успокоилась, по крайней мере внешне, и открыла Нику дверь, как она надеялась, с вполне беззаботным видом.
– Привет! Извини, что вытащила тебя из дома в такую погоду.
– Даже не думай об этом, – он поцеловал ее в губы и прошел в комнату. Это был светловолосый худощавый мужчина, лет тридцати пяти, в тяжелом черном пальто. Из вместительного кармана он извлек и поставил на стол бутылку шотландского виски.
– Выпивка – как было велено. Как я понял, ты в этом нуждаешься?
– Еще как! Ну и денек! Спасибо тебе, Ник. – Она протянула ему свой стакан. – Налей мне, только сначала сними пальто. А ты выпьешь?
– Поддержу компанию. Но совсем немножко – вдруг мне придется вести машину. – В его словах прозвучал невнятный вопрос. Она сделала вид, что не заметила этого, по привычке не проявляя эмоций даже тогда, когда сама нуждалась в Нике.
– Я сделала снимки, Ник. По-моему, просто чудесные. – Она с досадой отметила, что голос у нее слегка дрожит.
– Молодец.
Кинув пальто на спинку стула, он налил виски и протянул ей стакан, глядя прямо в глаза. – Ведь ты пригласила меня сюда не для того, чтобы обсуждать снимки, Гарриет… признайся. Совсем по другой причине, а? Как я понимаю, ты последовала моему совету и раздобыла газету?
– Да. – Она отхлебнула виски, потом вдруг вспомнила, что не принесла льда.
Когда она вернулась из кухни, Ник уже удобно устроился на диване. Гарриет подошла. К нему и присела рядом на пуфик.
– У меня уже побывал детектив из страховой компании, – сказала она.
Он приподнял бровь.
– Да? Они не теряют времени.
– Это верно. Думаю, они просто не могут себе позволить терять время, когда речь идет, как сказал этот человек, по крайней мере, о четверти миллиона, но все равно, это было не очень-то приятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52