А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Ну что ж, если ты не хочешь делать аборт, пока еще есть время, то займись своим здоровьем, а то Бог знает, что может случиться с тобой и с ребенком. Думаю, тебе следует проконсультироваться у специалиста.
* * *
Месяцы тянулись чередой, и каждый казался таким же кошмарным и нереальным, как предыдущий. Салли продолжала работать, пока могла скрывать свой растущий живот под свободного покроя хлопчатобумажными платьями, хотя он стал заметен только к концу шестого месяца беременности. Ей удалось избежать поездок домой. Ее родители пока ничего не знали о ее состоянии, да она и не хотела ставить их в известность. Лора-Джо организовала ей встречу с сотрудницей социальной службы, и она неохотно согласилась: хочешь не хочешь, а придется быть практичной. Если будешь прятаться и притворяться, что ничего не произойдет, проблема сама по себе не решится.
Сотрудница социальной службы была женщиной средних лет, доброжелательной, деловой, с неопрятными седеющими волосами.
– У вас нет никакой возможности выйти замуж за этого мужчину? – спросила она.
– Никакой, – ответила Салли. Уже несколько недель о Стюарте никто ничего не слышал. После того ужасного вечера, когда она впервые сообщила ему новость, Салли виделась с ним несколько раз, но все было бесполезно. Он дал Салли адрес, где можно было сделать аборт, но когда она наотрез отказалась, он повел себя оскорбительно. А теперь пронесся слух, что он уехал за границу, и Салли поняла, что между ними все кончено. Ей следовало полагаться только на свои силы.
– Итак, намерены ли вы сами растить ребенка или хотите, чтобы его усыновили?
– Я не знаю.
– Что ж, давайте это обсудим. И в том, и в другом случае будут проблемы. Вырастить ребенка одной будет нелегко – я уверена, что вы это знаете. Но усыновление тоже непростой вариант. Множество супружеских пар готовы с радостью усыновить незаконнорожденного ребенка и обеспечить ему хороший дом, и в интересах вашего ребенка это, возможно, было бы наилучшим решением. Но пусть вам не кажется, что отдать его будет легко» Материнское чувство очень сильно.
– Но мне кажется, что у меня нет выбора, не так ли? – сказала Салли.
– А ваша семья не может вас поддержать?
– Я не хочу ехать домой. – Салли не сказала, что родители пребывают в счастливом неведении относительно ее положения.
– В таком случае, я думаю, будет лучше, если роды пройдут в Доме матери и ребенка. Вы сможете оставаться там вместе с ребенком, по крайней мере, в течение первых шести недель. В обществе других девушек, оказавшихся в таком же положении, у вас будет возможность решить, что вы чувствуете к ребенку, когда он уже родится. До тех пор лучше не принимать никакого окончательного решения.
«Шесть недель вместе с ребенком! Я никогда не смогу отдать его, если мне удастся провести с ним целых шесть недель», – подумала Салли и поняла, что, сама того не сознавая, должно быть, уже все решила.
– Это мне тоже не подходит, – сказала она. – Дом матери и ребенка – это что-то очень сложное. Я уж лучше приму решение прямо сейчас. Нельзя ли сделать так, чтобы ребенка усыновили сразу при рождении, чтобы я его даже не увидела?
– Мы не приветствуем такую практику, – сказала сотрудница социальной службы решительным тоном. – С ней связаны определенные неприятности. Вас стало бы мучить чувство вины за то, что вы отказали своему ребенку в элементарной любви, – мне приходилось видеть слишком много девушек, которые после этого в течение многих лет то и дело попадали в психиатрическую лечебницу. Какое бы решение вы ни приняли, вам было бы разумно побыть со своим ребенком по меньшей мере недели две.
Салли тупо кивнула.
– Хорошо. Но я хотела бы, чтобы его усыновили как можно скорее.
Сотрудница посмотрела на нее неодобрительно. «Не говорите потом, что я вас не предупреждала», – казалось, говорило выражение ее лица.
– Я запишу кое-какие данные и передам их в агентство, которое занимается вопросами усыновления. У вас есть какие-нибудь предпочтения в отношении религии?
Поскольку Салли глядела на нее непонимающим взглядом, она, теряя терпение, пояснила:
– В какой религии вы бы хотели, чтобы воспитывался ваш ребенок? Какого вероисповедания вы сами?
– Я принадлежу к англиканской церкви, – сказала Салли, которая более десяти лет не бывала в храме.
– Прекрасно. Я свяжу вас с обществом по усыновлению при англиканской церкви, – сказала сотрудница социальной службы. – Они смогут предупредить вас обо всех подстерегающих вас опасностях, как это сделала я.
Она отодвинула от себя пустую кофейную чашку и равнодушно улыбнулась. Салли поняла, что собеседование закончено.
* * *
Ребенок родился в мае, и как только Салли его увидела, то поняла, что, какие бы трудности ее ни ожидали, она просто не сможет с ним расстаться.
Она лежала на больничной койке, истерзанная многочасовыми родовыми муками; у нее безумно болели наложенные швы, грудь набухла и пульсировала, хотя ей сделали укол, чтобы не приходило молоко. Но она страстно желала одного: чтобы ребенка снова принесли к ней. Он был такой милый со своей влажной головкой, немного сдавленной во время родов, с широко расставленными голубыми глазами и носиком пуговкой. Кто сказал, что новорожденные бывают красными, сморщенными и безобразными? – удивлялась Салли. Уж Марк, конечно, был не таким. Он был само совершенство, и она его обожала.
Марк! Несмотря на решение отдать ребенка на усыновление, она выбрала имена, потому что ей казалось, что не дать ребенку имени – все равно, что лишить его индивидуальности: Марк – для мальчика, Сэйра – для девочки. На какое-то мгновение она почувствовала смятение, когда ей сказали, что родился мальчик, потому что в обществе по усыновлению была супружеская пара, ожидавшая, что она родит девочку. Потом она почувствовала облегчение. По крайней мере, никто не будет на нее давить. Девочку она отдала бы той неизвестной супружеской паре. Но мальчик принадлежал ей, только ей. Лежа там, распятая, как цыпленок, с ногами, вдетыми в стремена, пока врач трудился над ней, чтобы «подштопать», как говорили сами врачи, она вдруг испытала торжество победителя и впервые по-настоящему обрадовалась, что Стюарт ее покинул. Она не хотела делить своего ребенка ни с кем, даже с ним. Прежде всего с ним!
На следующий день ее пришла навестить Лора-Джо, нагруженная цветами, шоколадом и виноградом. По пути в палату она заглянула в детскую, чтобы посмотреть на Марка.
– Он изумителен! – восторгалась она.
– Я знаю, – гордо заявила Салли. – Тебе не кажется, что он самый красивый ребенок среди новорожденных? И все говорят, что он очень хорошо ведет себя. Даже когда все остальные орут, он не присоединяется к хору.
– Ты с ним ни за что не расстанешься? – спросила Лора-Джо.
– Не расстанусь, – согласилась Салли. – Я это знаю. Я не могу понять, как мне вообще пришло в голову думать об этом.
Лора-Джо расплылась в улыбке. Она тоже влюбилась в Марка.
– В таком случае все мы должны собраться с силами и помочь тебе, не так ли? – сказала она.
* * *
Салли знала, что ей будет нелегко. Эйфория первых дней быстро прошла, уступив место многочисленным проблемам. Нужно было известить ее родителей – поставить их перед свершившимся фактом было сложнее, чем подготовить заранее, но они, едва оправившись от шока, стали умолять Салли вернуться домой, чтобы они могли помочь ей растить малыша. Салли отказалась. Теперь, более чем когда-либо, ей нужна была независимость. Она уговорила хозяина позволить ей сохранить за собой однокомнатную квартиру, по крайней мере пока Марку не потребуется более просторное помещение, чтобы было где бегать, и нашла приходящую няню. Лора-Джо и ее приятельницы взяли на себя роли почтенных тетушек и без конца баловали Марка, но Салли, измотанная недосыпанием и длинными рабочими днями, понимала, что главная ответственность лежит на ней – и только на ней. Еще долго у нее не будет ни настоящей светской жизни, ни времени для себя, ни свободных денег. По-видимому, мужчин у нее тоже не будет, кроме разве что тех, которые считают мать-одиночку легкой добычей. Возможно, никто никогда не пожелает взять ее замуж с чужим ребенком. Поразмыслив над этим, она пожала плечами. Пусть, ей все равно. Мужчины не принесли ей ничего, кроме горя. Все они жалкие эгоисты и подонки. Но теперь у нее есть Марк, и больше ей не нужен никто. Она будет ему очень, очень хорошей матерью.
Иногда, когда Салли казалось, что она на грани полного истощения, ее подбадривала одна радостная мысль: «По крайней мере, в чем-то я переплюнула тебя, Пола! Хоть в чем-то я превзошла тебя!»

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Настоящее
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Том О'Нил прибыл в полицейское управление ровно за две минуты до назначенного времени. Его проводили в кабинет, свет в который проникал полосами через венецианские жалюзи, и шеф полиции, поднявшись из-за заваленного бумагами письменного стола, подал ему руку.
– Здравствуйте, О'Нил. Я Роберт Гаскойн. Чем могу служить?
Том пожал протянутую руку.
– Благодарю вас за то, что уделили мне время. Как я уже говорил по телефону, я здесь по поручению страховой компании «Бритиш энд космополитн». Они выплатили деньги по двум полисам – Грега Мартина и его спутницы Полы Варны, когда в 1967 году яхта взорвалась, и, естественно, хотят удостовериться, что не стали жертвами мошенничества. Судя по тому, что пишут в газетах, это отнюдь не исключено. Как я понимаю, какая-то женщина сообщила вам, что Грег Мартин жив-здоров. Кажется, некая Мария Винсенти из Дарлинг-Пойнта.
– Мария Винсенти. Совершенно верно. Не присядете ли, господин О'Нил?
Роберт Гаскойн, шеф полиции, был крупным, загорелым мужчиной со сдержанными манерами. Он родился и вырос на скотоводческой ферме в штате Виктория, – но после тридцати лет проживания в Сиднее и его окрестностях невозмутимость сиднейцев слилась с его природной неразговорчивостью так же естественно, как сияющее круглый год солнце добавило бронзы цвету его кожи. К тому же служба в полиции сделала из него циника; и теперь, в преддверии отставки, он жаждал одного: чтобы у него было побольше времени для любимой рыбалки и чтобы вокруг не было ни души, кроме разве что чаек, ну и нескольких банок пива – для компании. Что же до людей, то он ими сыт по горло; За последние тридцать лет ему пришлось повозиться с разным дерьмом, так что этого хватит на всю оставшуюся жизнь. Бездельники, хулиганы, мелкие мошенники и убийцы – с кем ему только не приходилось иметь дело. Неудачника, для которого жизнь утратила смысл, он распознавал с первого взгляда – например, эта итальянка, что пришла к нему с неправдоподобной историей о якобы воскресшем Греге Мартине, была несомненно неудачницей, хотя и жила в роскоши и, по всей видимости, и вправду была наследницей огромного состояния каких-то итальянских текстильных магнатов. Хуже того – она пила. Гаскойн не уважал пьяниц.
– Если я правильно понял, она утверждает, что жила с Грегом Мартином последние двадцать лет? – сказал Том, пристраивая свою папку на столе.
– Так она говорит, – уклончиво ответил шеф полиции.
Том насторожился.
– Вы ей не верите?
– Если бы я верил каждой истории, которую мне рассказывали, я не сидел бы сейчас в этом кресле, – ответил без тени улыбки шеф полиции. – Посмотрим на это с другой стороны. Подобные истории обычно имеют некоторый налет романтики, а всегда найдутся проходимцы и чудаки, любыми способами старающиеся завоевать известность. Что же касается госпожи Винсенти, или Трэффорд, как она себя называет, то ее едва ли можно назвать надежным свидетелем. Вы с ней еще не встречались? – Том покачал головой. – Так вот, при встрече вы сразу поймете, что я имею в виду. Деньги у нее есть – и много. Она привыкла всю жизнь быть в центре внимания, а теперь никто не проявляет к ней интереса. Она пьет, как сапожник. Кроме того, она явно озлоблена против Майкла Трэффорда, своего сожителя. Вы представляете себе, до чего может дойти женщина, оскорбленная в своих чувствах, господин О'Нил? Поверьте, она не первая, кто из мести пытается утопить мужика в котле с кипящей смолой.
– Так вы не дадите ход ее заявлению? – настойчиво добивался Том.
– Я этого не сказал. – Шеф полиции взъерошил пальцами редеющие волосы. – Буду откровенен и сберегу ваше и свое время. В этом деле есть кое-какие детали, не заметные на первый взгляд, – их пока не разнюхала падкая на грязные истории пресса. Госпожа Трэффорд явилась к нам с заявлением, которое касалось не только разоблачения личности ее сожителя. Это одна сторона. Она заявила, что он намеревается убить ее, и это обвинение мы обязаны расследовать независимо от того, верим мы ей или нет. Но прежде вы должны дать слово, что все услышанное останется в тайне. Мне не хотелось бы узнать кровавые подробности трагедии из утренних газет.
– Не беспокойтесь, – заверил Том сдавленным от волнения голосом. – Газетчиков я тоже терпеть не могу.
Гаскойн кивнул.
– Прекрасно. Так вот, госпожа Винсенти пришла к нам, по ее словам, потому, что ей угрожает опасность. Она заявила, что ее сожитель покушался на ее жизнь и не оставит попыток убить ее.
Том присвистнул.
– Убить? Зачем ему это, черт возьми?
Шеф полиции откинулся на спинку кресла, вертя между пальцами карандаш.
– Как я уже говорил, госпожа Винсенти очень богата. Думаю, именно на ее деньги они обосновались в Дарлинг-Пойнте и жили в роскоши все эти годы. Их считали приятной супружеской парой, было известно, что оба ужасные транжиры. Майкл Трэффорд был знатоком по части недвижимости и занимался финансовыми операциями и, по-видимому, за год зарабатывал больше, чем я за десять лет, но главным источником денег была она. Как теперь оказалось, Трэффорд положил глаз на некую молодую женщину и собирается уйти к ней. Для бедной постаревшей Марии это большое горе, но, по правде говоря, познакомившись с ней, я не могу его винить. Деньгами, по всей видимости, распоряжается она. Оставив ее, он может лишиться основного источника доходов. Ко всему прочему, своем завещании она все оставляет ему. Поэтому, если верить Марии, Трэффорд решил, что наилучший способ обрести свободу и заполучить ее богатство – это устроить так, чтобы с ней что-нибудь случилось.
Том задумчиво кивнул головой.
– Ситуация драматическая. А почему у нее возникли подозрения?
– Несколько недель назад ее едва не сбила машина. Тогда она просто перепугалась и не придала этому значения, хотя, как она утверждает, Трэффорд отнесся странно к происшествию. Потом у нее возникли подозрения, что за ней следят: глубокой ночью она заметила в саду прятавшегося там чужого человека. Как раз тогда Трэффорда не было дома – он встречался с компаньоном, – а у служанки был выходной. Кто-то позвонил в дверь, но она не открыла, а вызвала по телефону полицию. Один из моих людей поехал по вызову, но не обнаружил ничего подозрительного, хотя госпожа Трэффорд была, несомненно, до смерти напугана. Как она рассказала, Трэффорд вернулся домой после полуночи и привел с собой компаньона – для того, как утверждает Мария, чтобы при свидетелях обнаружить ее труп. Она утверждает также, что он был потрясен, увидев ее живой и невредимой. Когда его приятель ушел, между ними произошла дикая ссора. Трэффорд, побросав в чемодан кое-какие вещи, ушел из дому. С тех пор она его не видела.
– А что об этом говорит Трэффорд? – спросил Том.
– Хорошенький вопрос! Пока мы не смогли допросить его. Мария не знает, куда он исчез той ночью, в его конторе тоже ничего неизвестно, а если там и знают что-то, не говорят.
– Но вы его разыскиваете?
– Мы наводим справки. Но я не очень-то надеюсь на успех. Он может быть где угодно. Австралия велика, господин О'Нил.
– Я это уже заметил, – сухо сказал Том. – Интересно, а что вам подсказывает интуиция? Вы полагаете, Висконти говорит правду?
Гаскойн пожал плечами.
– Всякое, конечно, бывает. Я циник. Но чтобы подпольный иммигрант с такой биографией, как у Мартина, жил у нас под носом целых двадцать лет? В это трудно поверить. К тому же, между нами, эта женщина – истеричка и крепко пьет. Как я уже говорил, мы обязаны расследовать заявление о покушении на жизнь. Но я думаю, здесь мы имеем дело с обычной бытовой ситуацией. А ситуация проста: этот мужик ее бросил. А она не может – и не хочет – смириться с этим.
– Каким образом эта история попала в газеты? – спросил Том.
– Она сама все выболтала репортерам. Я думаю, ее разозлило, что после ее заявления мы не забегали, как цыплята с отрубленными головами.
– Но она им не рассказала, что ее жизнь в опасности?
– По-видимому, не рассказала.
– Вам это не кажется странным?
– Не очень. Трудно объяснить поведение такой неуравновешенной женщины, как Мария. Она, несомненно, струсила. Но в любом случае ее история все равно привлекла достаточно большое внимание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52