А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Меркер даже возмутился, такая красота заслуживает большего внимания.
Бэтти покосилась на него.
– Мне прикрыть тебе глаза, что ли? Не то они вот-вот вывалятся из орбит. – Она улыбнулась.
– Бывает же такая совершенная красота… – Меркер повернулся к Бэтти. – Ты хоть тресни, а согласишься: она совершенство.
– Почти! Сотри краску…
– Все равно достаточно останется. Кто она?
– Янг Ланхуа, певичка из ночного клуба… только и всего! На три четверти китаянка, на четверть – малайка.
– Замечательный коктейль!
– Только тебе его не попробовать. Она ненавидит белых. – А сама перед ними выступает?
– Долларовые купюры у белых те же, что и у китайцев. Это ее единственная уступка. Джеймс давно пытался заманить ее в свою постель. Я знаю об этом… как и обо всем остальном в его доме… даже если это от меня держат в секрете. Не думай, я не собиралась ему мешать – я только разбогатела бы на миллион!
– Ты как будто говорила, что тебя не купишь.
– Так оно и есть. – Бэтти хитро улыбнулась. – Миллион я получила бы за то, что не обиделась… вот и весь фокус! Только у Джеймса ничего не вышло… Янг не соглашалась: ни за какие драгоценности, ни за «роллс-ройс», ни за виллу на холме, ни за ежемесячную ренту. Она сказала «нет» – и все. Джеймс чуть не свихнулся. Такого у него никогда в жизни не было. А когда он узнал, что у Янг есть любовник – китаец, конечно! – он просто впал в бешенство. Это был молодой архитектор, который вдобавок ко всему работал в одной из фирм Джеймса. Он, конечно, оттуда вылетел, но Янг его не бросила. С тех пор Джеймс постоянно заставляет ее выступать в собственном доме и обижает как только может.
– И она на это идет?
– По виду долларовых купюр не скажешь, как ты их заработал. Она, сам понимаешь, могла бы сколотить себе капитал и более простым путем.
– Она достойна всяческого уважения, – сказал Меркер, и это прозвучало почти как вздох облегчения.
Он прожил в Гонконге достаточно долго, чтобы не знать, каким путем зарабатывают себе на сносную жизнь тысячи красивых девушек – будь то в переулках китайского квартала Яу Ма-теи или в гонконгском районе Ванхай, в окрестностях Локкарт – и Хенесси-роуд или между Фенвик-стрит и Мэрг-роуд. Там они ждали, не улыбнется ли им счастье. Погоня за красивой жизнью дорого стоит! А вот Янг на такой призыв судьбы не откликнулась. И хотя Меркера это ни в коей мере не касалось, он почему-то испытывал внутреннее удовлетворение.
Янг Ланхуа начала петь. Голос у нее был чистый, сочный и теплый; на верхних нотах он не дрожал и не дребезжал, как у большинства шоу-певиц. Сразу видно, что мелодичность и благозвучие для нее превыше всего. Она пела, закрыв глаза, всецело сконцентрировавшись и отдаваясь власти музыки – чувственная притягательность такой манеры исполнения действовала неотразимо. А выражение лица было таким, будто она поет в объятиях любимого.
– Вернись на грешную землю, – поддела Меркера Бэтти и даже дернула за рукав. – Я думаю, если бы тебе удалось заполучить ее… Джеймс приказал бы убить тебя! Есть поражения, которые он просто не в силах перенести. Если он потеряет какие-то десятки процента своей доли в торговле шелком – ничего страшного, таковы законы рынка. Но что касается его как мужчины – он всегда должен быть победителем. У каждого свои заскоки. Или слабости. Каждый по-своему раним. А у тебя какой заскок, Фриц?
– Я фанатик правды. Истины!
– Очень плохо. Как раз правду большинство людей знать не желают. Посмотри на политиков: побеждают всегда те, кто лжет особенно умело. Правда часто бывает опасной. Опасной для жизни!
– Я уже ощутил легкое дуновение смерти… – коротко подытожил Меркер.
– Здесь, в Гонконге? – удивилась Бэтти, испуганно взглянув на него.
– Ничего, пустяки. Все уже в прошлом.
Меркер встал и поставил на столик свой фужер, когда Янг открыла глаза. Она пела о любви, обратив взгляд своих блестящих черных глаз прямо на него. «Любовь согревает как солнце», – пела она, покачиваясь в такт музыке, и сквозь прорези платья ее длинные стройные ноги были видны до середины бедра. Змея как бы выползала из собственной кожи. Опытным взглядом врача доктор Меркер сразу определил, что под платьем на ней ничего нет: красный шелк и был ее второй кожей.
Меркер ощутил обжигающую сухость во рту и мысленно обозвал себя неисправимым идиотом. Но ее взгляд не отпускал его до тех пор, пока она, повинуясь ритму песни, не уплыла в сторону. У Меркера при этом было такое ощущение, будто лопнул некий невидимый канат или неожиданно прекратилось действие гипноза. Когда она отвела глаза, его словно в сердце ударили…
«Глупая ты псина, Фриц, – сказал он сам себе, беря Бэтти под руку. – Все это составная часть шансона, это отрепетировано, это эффектный шоу-трюк, который чаще всего проходит у мужчин, каждый из которых воображает, что певица пела только для него, единственного избранника. А она тебя и не видела вовсе, она смотрела сквозь тебя, как сквозь стекло, все это накрепко связано с музыкой и текстом, и, когда она раскланивается, можешь хлопать как одержимый и выкатывать глаза – ты для нее частичка общей массы, не больше».
– Не хочешь досмотреть шоу до конца? – спросила Бэтти. – Янг еще не разошлась как следует.
– Но ведь это ты хотела выйти, Бэтти.
– Я ее знаю наизусть. Даже как и когда она пошевелит левым мизинчиком. Просто мне не хотелось, чтобы твое сердце билось так учащенно.
– Оно у меня бьется ровно! – Для фанатичного правдолюбца, каким он себя считал, Меркер солгал излишне легко. – А вот от одного-двух бутербродов с икрой я не отказался бы.
У невероятной длины буфета, за стойками которого стояли восемь поваров в высоченных колпаках, они столкнулись с Джеймсом. Стоя перед блюдом с каплуном, он как раз опрокинул в себя рюмку виски. Выпил он уже изрядно. Все гости наслаждались пением Янг, а Маклиндли напивался. Доктору Меркеру пришло в голову, что ставшая уже трюизмом мысль об одиночестве миллиардеров не так уж беспочвенна. Можно быть одиноким даже в присутствии множества гостей и так называемых друзей.
Подняв очередную рюмку, Джеймс чокнулся с Меркером:
– Всем доволен, Фриц?
– Великолепный вечер! Мне в жизни ничего похожего видеть не доводилось! И вообще, таких, как ты, в Европе нет. Как и всего остального… – Он обвел зал широким жестом. – Нет таких условий. Люди вроде тебя произрастают только в Гонконге.
– Тебе что, Янг Ланхуа не понравилась?
– Очень понравилась. Очень! А почему ты спросил?
– Она поет, а ты ушел.
– Соскучился по свежей икорке.
– Невежда! Ничего в музыке не смыслишь!
– А ты разве на концерт остался?
– Я человек, который собирает все красивое. – Маклиндли словно обнял обеими руками весь зал. – Оглянись вокруг себя… укажи мне хоть одно местечко, один уголок, одно пятнышко, которые не соответствовали бы критериям законченной красоты и изящества. Посмотри на Бэтти, разве она не совершенство? Взгляни на Янг… разве она не прекрасна? Всю эту красоту я купил, она принадлежит мне… одну только Янг я не заполучил. Вот от чего моя тоска…
– Ну и нервы у тебя! Говоришь подобные вещи в присутствии Бэтти.
– Бэтти моя страсть коллекционера понятна. Янг для нее ровным счетом никакой опасности не представляет. Точно так же как картина на стене, как скульптура или ваза времен Миньской династии, как старинный шелковый ковер или готическая резьба по дереву…
– Я понимаю, почему Янг не желает продолжить этот список.
– Понимаешь? Ты? – Джеймс в недоумении уставился на доктора Меркера.
– Да. Она человек.
– Она – произведение искусства.
– Для тебя. Но ты впервые не можешь его купить.
– Подожди! – Маклиндли пьяновато погрозил кому-то пальцем. – Завладел же я картиной Рембрандта, которую решил заполучить во что бы то ни стало. Почему же мне не достанется Янг?
Оставив Джеймса, они прошли вдоль стоек к рыбному столу, где в серебряных сосудах во льду томно и заманчиво переливалась икра.
– Я с некоторым испугом замечаю, что, если Джеймс что-то вбил себе в голову, он удержу не знает, – сказал доктор Меркер.
– Так оно и есть, Фриц. – Бэтти положила на маленькую тарелочку с настоящей золотой каемкой несколько ложек икры. – Это и к тебе относится.
– Я ему не помеха.
– Как знать, что нас ждет? – Бэтти положила вокруг икры гарнир из рубленого яйца. – Хорошо бы тебе ни при каких обстоятельствах не забывать о характере Джеймса.
Доктор Меркер кивнул. А сам в это время думал о глазах Янг и о том до боли сладком чувстве, которое он испытал. Вообще-то говоря, впервые за свои тридцать два года жизни!
На другой день в клинике «Куин Элизабет» снова появился маленький, скромного вида портной. Через руку он перекинул пластиковый пакет с новым костюмом Меркера. Уже первая примерка показала, что костюм получится элегантнейший. Серое сукно с легкой белой полоской было к лицу доктору Меркеру, а в покрое как бы сливались воедино итальянская изысканность с восточной легкостью. Портной доказал тем самым, что и китайские мастера способны создавать вещи на уровне шедевров, если их не торопить, не подгонять и не требовать, чтобы костюм был готов через шесть часов – а ведь именно это приводило обычно в неописуемый восторг туристов, приезжавших в Гонконг: утром купил материал, с тебя сняли мерку, а после обеда готовый костюм висит уже в твоем гостиничном номере. Чаще всего он с виду хорош, но после первого же дождя теряет форму – правда, к этому времени его обладатель далеко-далеко от Гонконга. А если дома, в Штатах или в Европе, расходились швы, тамошние портные говорили со злорадной улыбкой: ни перешивать, ни ушивать смысла нет!
Примерка костюма доктора Меркера вполне устроила и другую сторону: вшитый в воротник микропередатчик работал безукоризненно. Прием прекрасный, слышно каждое слово, даже дыхание говорящих.
У людей, сидевших перед динамиком и магнитофоном, оставалось две проблемы: во-первых, не будет же доктор Меркер целыми днями разгуливать в одном этом костюме. Как только он наденет другой – тишина в эфире. А во-вторых, они успели заметить, что в жаркие дни Меркер снимает пиджак и остается в одной рубашке с короткими рукавами. По вечерам набрасывает на плечи легкий вязаный свитер. Тут уж ничего не попишешь! В техническом отношении ничего не стоило «зарядить» его туфли, вставив мини-передатчики в каблуки. Но звук шагов при ходьбе перекроет все остальные. Стоит Меркеру пошевелить в туфле большим пальцем, как пойдет треск.
– Такой красивый костюм обычно прогуливают, – объяснил тот, что отдавал здесь приказы, – и главным образом, вечером. Его показывают. Если мы будем знать, где врач бывает по вечерам и с кем встречается, если запишем все его разговоры… это уже очень много. Самая лучшая информация это та, которую можно получить за обедом или в постели. А пиджак обычно висит рядом на спинке стула. Наберемся терпения, вдруг что и всплывет…
Но новость «всплыла» не из квартиры доктора Меркера, а, будучи «совершенно секретной», из главного полицейского управления Коулуна. Комиссар Тинь не подкачал, дав операции несколько таинственное и поэтическое название «Восточнее болота»: ядовитый болотный пузырь лопнул с треском!
Как явствовало из тревожного сообщения, немецкий врач и исследователь доктор Меркер обнаружил во время аутопсии чужеродные субстанции, которые могли стать причиной разложения печени.
Никаких подробностей, никаких определенных выводов, однако можно предположить, что Меркер сделал шаг в неведомое – шаг огромной важности!
«Чужеродные субстанции» – удачно найденное выражение. От него не могли не пойти мурашки по коже тех, кого оно непосредственно касалось.
Доктор Меркер, до которого это известие дошло через четыре часа после того, как оно «просочилось», немедленно отправился в главное полицейское управление к Тинь Дзедуну.
– Ну и мину вы заложили, Тинь! – зло проговорил он, в то время как комиссар улыбнулся. – Хотите, чтобы кто-то меня прихлопнул?
– С какой стати? Вы теперь настолько важная особа, что на вас и подуть-то побоятся. Конечно, захотят выведать, что именно вы нашли. Но для этого вы нужны им живым! В худшем случае вас могут похитить и допросить на «китайский манер». Я знаю, этого никто не выдержит – но зачем вы им, пока сделано, как говорится полдела? Дело станет огнеопасным только после того, как выяснится, что вы действительно обнаружили возбудитель болезни.
– Вы, чего доброго, и такой слух распространите! – возмутился доктор Меркер.
Лицо Тиня посуровело, стало непроницаемым.
– Доктор Мелькель… вот в этом сейфе пять нераскрытых дел об убийствах. Пять убитых и пять убийц, умерших от разложения печени, от болезни, причины которой никому не известны. Десять мертвецов, сэр…
– Но не я же их убил! – вскричал Меркер.
– Однако с вашей помощью и при вашем участии мы только и можем выйти на след убийц. С последней из убийц произошел, увы, прокол. Как ни прискорбно, но в этой неудаче косвенно повинны и вы – согласитесь… Зачем вы тогда так напились?..
Тинь равномерно покачивался туда-сюда в своем плетеном кресле.
– Мне нужно получить от вас заключение с предельно туманными формулировками, но по форме абсолютно официальное.
– Наймите для этого какого-нибудь сказочника, господин Тинь!
– Если эта «болезнь» объявится в ближайшее время и в Германии – а почему бы нет? – разве ваше «нет!» не ляжет тяжким грузом на вашу совесть?
– Комиссар Тинь, вы напоминаете мне времена моего детства. Как-то я видел на сцене гамбургского театра «Талия» одну детскую сказку. В этой пьесе действует один дьяволенок, на которого вы очень похожи. Я возненавидел дьяволенка, но потом все-таки кое о чем задумался.
– Прекрасно! – Лицо Тинь Дзедуна снова осветилось улыбкой. – Итак, заключение вы напишете. Сосредоточьтесь прежде всего на аутопсии мозга. Печень, превратившаяся в кашицу, ничего нам не даст, потому что доктор Ван разложил ее буквально на атомы. Тут ни убавить, ни прибавить. А мозг до сих пор не упоминался, упускался из вида, и тут надо что-то придумать. Подумайте еще вот о чем: а вдруг мы таким путем и впрямь окажемся у истоков этой страшной болезни? Это стало бы сенсацией в медицине…
– Вы соображаете, о чем говорите? Ведь на самом-то деле речь идет всего-навсего о фальсификации, о подлоге!
– Это еще как сказать. Кстати, какие у вас планы на сегодняшний вечер?
– Никаких. А что?
– Окажите мне честь, навестите меня в моем скромном жилище, доктор. Посмотрим вместе по телевизору концерт Янг Ланхуа.
– Приду с удовольствием. – Доктор Меркер почувствовал, как у него вдруг пересохло горло. – С большим удовольствием…
Поздним вечером все еще было душно и влажно, и доктор Меркер надел не новый костюм, а легкие брюки и холщовую куртку.
Комиссар Тинь поджидал его в саду перед своим маленьким домом. На нем было китайское кимоно, вышитые домашние туфли и круглая красная шапочка, украшенная жемчужинками. Сейчас он внешне ничем не напоминал шефа коулунской уголовной полиции, на счету которой было немало раскрытых за последние годы кровавых преступлений. Правда, Меркер не заметил, что под кимоно у комиссара пистолет большого калибра. С ним он расставался только ночью, когда клал его на дощечку у изголовья постели.
Меркер вышел из такси, расплатился с шофером и протянул подошедшему Тиню обе руки. Под левой у него был зажат букетик цветов.
– Добро пожаловать! – проговорил Тинь, глядя вслед маленькой красной автомашине, быстро удалявшейся в сторону центра города. – Да, теперь бог знает какие каверзные вопросы возникнут.
– Каверзные вопросы? У меня? Почему?
– Не у вас, а у них. – Тинь указал на сворачивавшую за угол машину. – Разве вы не заметили, что за вами установлена слежка?
– Представления не имею!
– Вот уж воистину невинный агнец! Правда, таким чаще всего везет. – Тинь пропустил гостя вперед, приоткрыв небольшую кованую дверь в ограде. – Теперь они будут теряться в догадках: что ему понадобилось у Тиня? Это нам на руку. Замечательная идея – посмотреть вместе телешоу! Они, конечно, подумают, что вы привезли мне сенсационные результаты аутопсии. И все фигуры займут на доске свои места!
– Опять вы взялись за этот чертов отчет? – вспылил Меркер. – Я хотел всего-навсего посмотреть концерт Янг Ланхуа и часа на два забыть о том, что меня втянули в какую-то уголовную историю! – Он взял букет в правую руку.
Тинь посмотрел на него с нескрываемым удивлением:
– А это к чему? Вы что, вегетарианец? И это – ваш ужин?..
– Очень остроумно. Это для мадам Тинь.
Тинь кивнул, прошел в дом первым и в маленькой прихожей с резными стойками-колоннами невесело улыбнулся:
– Давайте цветы, Флиц! Хозяйка дома – я сам…
– Я думал… – Доктор Меркер явно смутился, но отдал цветы Тиню. – Пардон. Кто бы мог подумать… Я…
– У меня была хозяйка дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31