А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Человек, живший рядом со мной и походивший на мою дочь, существовал – и больше ничего. Он жил, но не думал и не разговаривал.
И вот произошел этот дикий случай. Ни с того ни с сего, безо всякой видимой причины. Она вдруг взяла и подожгла в девяти местах мою джонку. На которой родилась. На которой прошла вся ее жизнь. Которая была средоточием ее существования! Она словно устроила со мной бег взапуски. Едва я успел погасить огонь в двух местах, она подожгла еще в двух! Я хотел скрутить мою дочь; но она изо всех сил отбивалась, кусалась, колотила руками и ногами куда попало, а когда я ее все-таки ухватил сзади, все время выкрикивая ее имя и стараясь успокоить, она выхватила из-под платья кинжал! С ужасной улыбкой! С дьявольской улыбкой! С потусторонней улыбкой! Ударить меня ей не удалось, хотя для меня это было бы скорее всего наилучшим исходом… я же в полнейшем отчаянии ударил ее ребром ладони по шее и оглушил. Погасив горевшую джонку, я снес ее вниз и сделал несколько стабилизирующих уколов.
Доктор Мэй поглядел на давно не мытый пол и вздохнул.
– С этого дня я держал ее взаперти, как дикое животное. Она убила бы меня при первой же возможности! Моя маленькая дочь Мэйтин! А эта чудовищная, холодная улыбка больше никогда не сходила с ее губ. Какие красивые у нее были губы…
– Все задержанные полицией убийцы тоже улыбались – до самой своей смерти. И тоже не разговаривали.
– Это я совсем недавно узнал от Янг Ланхуа и четверо суток пял как сумасшедший! – Доктор Мэй потер ладонями свое распухшее лицо. – Все сходится! Не знаю, была ли Мэйтин первым звеном в этой цепи? И сколько всего было таких улыбающихся монстров? И сколько существует на сегодняшний день? Кто скажет точно? Насилие и смерть такие же постоянные спутники жизни в Гонконге, как и тысячи уличных торговцев. Короче говоря, коллега: Мэйтин умерла в своей клетке, вон там, в соседней комнате. Я вам потом ее покажу, я оставил в ней все как было. Да… Я настоял на том, чтобы ее вскрыли. Я хотел увидеть своими глазами, что именно в ней разрушено. В отделении патологии я познакомился с молодым, весьма любезным врачом – он во всем пошел мне навстречу. Я присутствовал при вскрытии. Знаете ли вы, что это значит для отца? Я выл как собака, с которой живьем сдирают шкуру. Но я выдержал все! Врачи в больнице «Вонг Ва» были очень предупредительны. Особенно молодой старший хирург, доктор Ван Андзы.
– Скажите, пожалуйста, – сухо проговорил доктор Меркер, – значит, он уже тогда там работал.
– Сегодня он главный врач…
– Знаю. Мы вместе с ним изучаем эти таинственные случаи. У доктора Вана отличная репутация, но он, по-моему, излишне честолюбив. И оскорблен тем, что подключили специалиста из Европы, белого.
– Ничего не могу сказать. Тогда он был сама любезность… Итак, ничего особенного мы не обнаружили. За исключением совершенно распавшейся печени. Но больная печень не может повлиять на развитие личности и превратить человека в улыбающееся дикое животное. Загадка осталась загадкой, и тайна – тайной! В теле Мэйтин не нашли никаких следов героина и никаких других ядов.
– Потому что это неизвестный нам яд!
– Любой яд оставляет следы! – Доктор Мэй уставился на Меркера. – Вы о чем-то догадываетесь, коллега? Я вас умоляю, скажите – что? Я живу одной надеждой: что кто-то раскроет эту тайну. Вы – моя самая большая, может быть последняя, надежда! Вам что-то известно! Пусть Тинь и использует свои трюки, но должны же вы знать больше, чем он, догадываться о чем-то… – Доктор Мэй встал. – Показать вам портрет Мэйтин? Ангел – вот как сказали бы о ней на вашей родине. Цветок персика, вот как я ее называл! Фриц, умоляю: помогите мне…
– Я подозреваю, что был использован газ, – сказал доктор Меркер, его горло вновь предательски пересохло, – но не в состоянии ничего доказать. Ни-че-го! Это просто мысль… не исключено – пустая.
– Газ, – протянул доктор Мэй. – О небо, я упустил это из виду. Газ! Я буду молиться на вас, Фриц… – Он бросился к столу, схватил бутылки виски и коньяка, поставил их на пол возле своей табуретки. – Ничего не говорите больше и не пытайтесь меня остановить: я буду пить, пока не свалюсь!
– Это для вас единственный смысл жизни, доктор Мэй?
– Да. А что мне остается?
– Пятнадцать тысяч пациентов на трех тысячах джонок Яу Ма-теи.
– Я больше не врач.
– Вы никогда, слышите, никогда не перестанете быть врачом! Или вы никогда им не были! Не были врачом по призванию!
– А вы сами, Фриц? А?! Умничаете тут, а сами собираетесь спрятаться в кустах. Чем вы сейчас занимаетесь? Над чем трудитесь? Янг рассказала мне, что вы торчите целыми днями за микроскопом и разглядываете тропические вирусы. Согласен, дело хорошее. Если вам повезет, вы сделаете открытие, которое спасет сто тысяч людей! Согласен, без людей науке не обойтись… Но какой этом прок, если не будет врачей на передней линии фронта? В кварталах бедноты, в Плавучем городе, в трущобах Коулуна, в пустынях и в джунглях. Я смотрю на вас, Фриц, и, поверьте, я не ошибаюсь: вы рождены для этого! Вам место на передовой!
– Я здесь в командировке от гамбургского Института тропиков. – Доктор Меркер отпил немного водки. У него это был всего первый стакан, а Мэй налил себе уже четвертый. – Все, о чем вы говорили, в первую очередь относится лично к вам!
– Я развалина, Фриц.
– Вы сами себя таким сделали.
– Гниющее судно не отполируешь. Оно будет гнить изнутри! Гниль она гниль и есть, Фриц! Я сдался.
– А как же люди, которые в вас нуждаются?
– Они приплывают ко мне каждый день. Вот уже несколько лет. Да, трогательная картина. Их сампаны окружают мою джонку и они все выходят на палубы. И видят, что я беспробудно пью кланяются и уплывают. И так день за днем… несколько лет..
– И это не заставляет вас собраться? Не придает сил?
– Я не могу! – Доктор Мэй вытянул свои руки. – Мои руки бесчувственны, я забываю названия болезней и лекарств, которые необходимо прописать! Алкоголь… Но завтра опять на джонку приплывут пациенты и будут умолять о помощи.
– Вы позволите мне заняться вашим здоровьем, доктор Мэй?
– Нет! – Боитесь снова стать отличным врачом?
– Позвольте мне вести такую жизнь, к которой я привык, Фриц! – Он наклонился, поднял с пола бутылку виски, поднес горлышко ко рту. – Оставайтесь у меня на ночь, – сказал он, переводя дыхание. – Убедитесь сами, что здесь будет завтра утром. Я никогда не мог подумать…
– О чем?
– Что я действительно увижу человека, о встрече с которым только и мечтал все эти годы. Когда Янг сказала, что этот человек вы, я обозвал ее глупой гусыней. А когда она продолжала меня уговаривать, я прикрикнул на нее: «Заткнись, похотливая кошка! Если хочешь, переспи с ним, а от меня держи его подальше!» Теперь вот вы сидите передо мной, Фриц, и сердце мое отогревается. Никаких эмоциональных причин для этого нет. Это просто чувствуешь, и все. А у вас какое чувство?
– Прямо противоположное! – Доктор Меркер встал и прошелся по комнате. – Меня раздражает, что здесь все пришло в упадок! Что здесь пахнет гнилью и дохлой рыбой! Что вы здесь заплесневели. Посмотрите на свою левую туфлю. Порванная, из нее пальцы выглядывают… стыд и срам! Почему вы поставили на себе крест, доктор Мэй?
– Вы задаете такие вопросы… А знаете почему? Потому что вы – воплощенное здоровье! Фриц, выходите из дела…
– В каком смысле? – удивленно спросил доктор Меркер.
– Разве вы не можете расторгнуть контракт с Институтом тропиков?
– Расторгнуть? Нарушить? Разорвать? Тогда я окажусь на улице. С какой же стати?
– Да, с какой стати? Бросить службу… – Доктор Мэй отпил из бутылки несколько глотков и громко рыгнул. – Фриц, я подарю вам мою джонку…
– Этого подарка я не приму, доктор Мэй. – Меркер посмотрел на Янг. Она все еще неподвижно сидела на старых матах. Лишь по тому, как поднималась и опускалась ее грудь, было заметно, что дышит, что она жива. – А ты что молчишь?
– Я люблю тебя, – спокойно проговорила она.
– Разве этого мало! – воскликнул доктор Мэй. – Я же говорю: вы любимец фортуны, Фриц! Перед вами отворились все врата блаженства! Вас полюбила Янг… а ведь вы не китаец! – Он снова обвел комнату широким жестом. – Все принадлежит вам, Фриц! Я однажды сказал: когда я напьюсь до смерти, выведите мою джонку в море и затопите. С моим недостойным трупом на борту. А теперь она принадлежит вам. Что вы вытаращили глаза? На этом судне есть огромные сокровища! Пойдемте, я покажу их вам.
Доктор Мэй пошел первым. Меркер – за ним. Его поразило царившее повсюду запустение. Все было покрыто пылью и паутиной, мебель сломана, деревянные панели подточены червями, по ним ползали тараканы, из угла в угол шмыгали крысы.
И еще одна удручающая картина: рентгеновский кабинет. За диванчиком, обтянутым позеленевшей от плесени кожей, давно устаревшая аппаратура. В углу генератор, даровавший некогда ток, – весь в ржавчине.
В другом помещении прежде была приемная доктора Мэя. И здесь кожаный диванчик со вспоротым верхом. У стены проржавевший металлический шкаф для инструментов и лекарств. На столике стерилизатор, покореженный и со вмятинами. Но самое тяжелое впечатление оставлял письменный стол, занимавший целый угол. На нем валялись груды полуистлевших историй болезни, засвеченных рентгеновских снимков, старых журналов, рецептурных книжек, два картотечных ящика с изгрызенными крысами карточками и фотография молодой красивой китаянки с трехлетней девочкой на руках.
Доктор Мэй взял фотографию в багете и протянул Меркеру.
– Они были счастьем моей жизни, – тупо проговорил он. – Понимаете теперь, почему я запил.
– Нет!
– Знаю, знаю… врачебная этика и тому подобное! Если бы у меня было столько сил, как у мамонта, но… После смерти Мэйтин я рухнул. – Он сел за стол и принялся доставать из ящичков картотеки одну истерзанную карточку за другой. Наморщив лоб, называл имена и швырял карточки в сторону. – Все они мертвы, а я еще жив. Зачем я живу, для чего? Одно лишь заставляет меня не уходить из жизни: я хочу увидеть человека, который отнял у меня мою Мэйтин! Он и человек, на совести которого все эти преступления, – одно и то же лицо! – Доктор Мэй поднял голову. – Помогите мне, Фриц. Я умоляю вас…
– Я сделаю все, что в моих силах, – выдавил из себя доктор Меркер.
– За рабочим столом в клинике «Куин Элизабет» это вам не удастся. Вы должны быть здесь! Среди «водных китайцев». Вспомните о Мэйтин и двух ее друзьях. Мэйтин вернулась на джонку, чтобы умереть. А ее друзья пропали навсегда. И не они одни…
– Как вас понять?
– После Мэйтин на суше исчезли еще три девушки и семь юношей.
– И никто ничего не предпринял? – ужаснулся доктор Меркер.
– Что может «водный китаец» на суше? На твердой почве он беспомощен. Где ему искать пропавших? Город с его улицами и переулками для него все равно что лабиринт.
– А полиция?
– Полиция! – Доктор Мэй махнул рукой. – Приняла заявление о пропаже человека, зарегистрировала его – и взятки гладки. Ну допустим, сошел на сушу какой-то «водный китаец», а обратно не вернулся. Где полиции его искать? Никто его не знает, никто его не видел, а если и видел – не скажет. Кто ищет выбежавшую из подвала крысу? Человек привыкает даже к тому, что к нему относятся как к мусору.
– Как это страшно, доктор Мэй.
– Вы, европейцы, никогда не поймете это до конца. Что такое жизнь вообще? Продемонстрируем это на примере из совершенно неожиданной области – из гастрономии. Каких-то несколько лет назад одним из тончайших деликатесов в лучших китайских ресторанах были обезьяньи мозги. Ну, возразите вы, нечто подобное есть и у нас. Мы едим коровьи мозги, жареные. Вот тут-то и пролегает грань отличий. До специального запрета правительства китайские гурманы вкушали обезьяньи мозги в сыром виде – причем от живых обезьян.
Сначала обезьяну напаивают сладким крепленым вином, потом усаживают под стол специальной конструкции – она как бы зажата в тиски, только черепная коробка возвышается над столешницей. Длинным острым ножом одним-единственным умелым ударом срезают макушку, и мозг открыт. Желающие подходят с ложками в руках и начинают лакомиться живой, пульсирующей массой – пока не вычерпывают все!
Доктор Мэй криво улыбнулся.
– Как бы вас не вырвало, Фриц! Я сам неоднократно был свидетелем подобных угощений и свободно могу назвать вам ряд лучших ресторанов Коулуна, где всего несколько лет назад это «блюдо» постоянно было в меню. Это мироощущение вам всегда будет чуждо, разве я не прав? И тогда встает вопрос: как же мы относимся к смерти?! И животного, и человека? Работать в уголовной комиссии, расследовать убийства – в этом есть что-то противоестественное!
– Я слушаю вас и диву даюсь! – хрипло проговорил охваченный ужасом Меркер. – Я ничего такого не знал.
– Конечно, не знали. Вы всегда видели Гонконг таким, каким он выглядит на глянцевых открытках! Но Гонконг состоит не только из шикарных гостиниц и сверкающих огнями торговых залов, паромов с оркестрами, сказочных плавающих ресторанов, небоскребов, где пускаются в оборот миллиарды, и банков, где отмываются миллиарды «черных» денег. Гонконг это еще и тренировочная площадка, где разминаются перед прыжком в ад. – Доктор Мэй взглянул на Меркера, скосив глаза. – Вы уже думаете: надо бросить все и поскорее бежать в Гамбург…
– Нет! Я останусь! – твердо проговорил доктор Меркер.
– Из-за Янг!..
– В том числе! Я буду жить на солнечной стороне Гонконга.
– Слишком поздно! Теневая сторона вас уже поглотила. Избежать борьбы вам уже не удастся. Вы скоро в этом убедитесь: вас просто-напросто заставят вступить в схватку! Разве что вы уедете из Гонконга.
– Бежать? Никогда!
– Тогда станьте спиной к стене и отбивайтесь. – Доктор Мэй опустил голову. – Если наши тайные враги узнают, что Янг вас полюбила, они сделают ее своей очередной жертвой.
– Ей нужно немедленно скрыться из Гонконга – в Штаты, в Европу!
– А вот этого вам никогда не добиться! Скорее вы выпьете целое море. – Доктор Мэй пожал толстыми плечами. – Фриц, вы уже впутались в дело. И выйти из игры не сможете. Переночуйте у меня. Завтра утром увидите моих пациентов. В задней комнате есть одна вполне сносная кровать. Она ваша! И пусть она станет первым ложем вашей с Янг любви. Я хочу, чтобы вы стали братом для нас, «водных китайцев». И пожалуйста, не сердитесь на меня, если что не так: вы сами видели, сколько я сегодня выпил…
Ночью, между долгими поцелуями и попытками унять сладострастную истому, Янг прошептала:
– Завтра я сниму фотографию со стены… можешь порвать ее, если хочешь…
Это было больше чем признание в любви. Она вручала ему свою жизнь…
7
Доктор Мэй разбудил Меркера рано утром. На нем был мешковатый костюм, глаза красные, водянистые, и от него пренеприятно пахло перегаром.
– Сердце мое истекает кровью, – проговорил он, расталкивая лежавшего в объятиях Янг Меркера.
Тот с трудом открыл глаза, увидел сначала свою обнаженную подругу, а потом уже круглое лицо доктора Мэя.
– Вставайте, вставайте, Фриц! Выходите на палубу. Первые пациенты уже ждут. Я понимаю, с моей стороны жестоко отрывать вас сейчас от этого божественного тела, но чему быть, того не миновать. – Через несколько секунд он поднял указательный палец и с широкой улыбкой добавил: – Прошу заметить, я совершенно трезв! Впервые за много лет проснулся утром с относительно свежей головой – и с утра не выпил!
Он повернулся и вышел из спальни, зашлепав домашними туфлями в сторону своей «приемной». Вытер тряпкой плесень с кожаного диванчика, сорвал с маленьких окон изъеденные молью занавески, сгреб и швырнул в угол бумаги и журналы с письменного стола, послав им вслед ящички с картотекой, и сел за стол. Только он устроился поудобнее, как в комнату ворвался голый по пояс Меркер.
– Что здесь происходит? – удивился он.
– Убираю. – Доктор Мэй был, похоже, весьма доволен собой. – Наши пациенты имеют право проходить осмотр в человеческих – хотя бы сравнительно – условиях. Как у вас дела, Фриц?
– Через десять минут я к вашим услугам.
– А что поделывает Янг Ланхуа?
– Еще спит. – Меркер слабо улыбнулся.
Он не выспался, голова трещала. Он с удовольствием вернулся бы к Янг, которая спала так крепко, что не ответила на его поцелуй.
– Где можно помыться?
– Пардон! – Доктор Мэй поднялся из-за стола. – Разумеется, на джонке есть и ванная комната. Только вы не пугайтесь – я не пользовался ею пять лет. Если мне нужно освежить тело, я проплываю вокруг джонки, только и всего. Что вы выкатили глаза, Фриц? На это я еще способен! Я как резиновый мяч, вода сама несет меня. Прямо, теперь вторая дверь налево – это и есть ванная комната.
– Ничего себе! Ну и вид!
– А я что говорил?
– Для меня просто загадка, как человек может жить в такой мерзости и запустении.
– Разве я живу, Фриц? Я только жду встречи с убийцей Мэй-тин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31