Мишку начали готовить к путешествию в соседний вагон к одной очень доброй тете. Дочь не слазила у меня с рук. Сашка устроился на полке с ногами и листал какую-то книгу.И тут вдруг меня ударило в голову! Ведь… ведь это что же снова означает? Ведь я опять стал причиной бесконечных блужданий нашего поезда! И все вокруг так радовались? Да что они, не понимают, что ли? Или я признан всеми неисправимым идиотом, с которым уже ничего нельзя сделать?Испуг, даже страх, наверное, отчетливо проступили на моем лице.— Что с тобой? — спросила Инга.— Инга… Я рад, поверь… Но другие? Ведь теперь наш поезд…— Нет, — сказала Инга, — нет.— Все в порядке, Мальцев, — успокоила меня Зинаида Павловна.— Не понимаю. Ничего не понимаю. Разве мы ошиблись?— Нет, не ошиблись. Все правильно.— Но тогда…— Видите ли, Мальцев, — продолжила Зинаида Павловна, и лицо ее на мгновение дрогнуло. — Видишь ли, Артем… Пассажиры поезда все, как один, решили оставить вам ваших детей, что бы это им ни стоило. Конечно, не сразу это произошло… Скажите спасибо Валерию. Это он организовал своих студентов для соответствующей беседы с пассажирами. Что бы ни случилось! Что бы ни случилось, но дети наши не должны страдать из-за глупости своих отцов и всех других взрослых. Что бы ни делали взрослые, они должны всегда помнить, что мы живем для детей. — По щекам Зинаиды Павловны скатились две маленькие слезинки, но она словно не заметила их. — Ведь мы строим мир, в котором будут жить наши дети. И надо, чтобы этот мир был лучше нашего. И этот мир будет лучше нашего. Пусть мы даже не найдем себе в нем места. Пусть, Артем, пусть!.. Для кого же еще жить, как не для наших детей… 46 Зинаида Павловна отвернулась, поправила что-то на столике.— Давай, милочка, — обратилась она к Инге, и глаза ее снова были сухи. И снова она была готова помогать всем, кто нуждался в ее помощи. И снова таких будет очень много. И сейчас, и через день, и через год, и всю жизнь Зинаида Павловна будет помогать людям. И не только потому, что она нашла в этом смысл своей нелегкой жизни. Нет… Не только в этом…Да вот только кто поможет ей?Инга с Мишенькой и Зинаида Павловна собрались и направились в соседний вагон. Дочке надоело сидеть у меня на руках, и она потребовала, чтобы я опустил ее на пол.— Идите в свой «мозговой центр», — сказала Светка, словно я тут был совершенно лишним и ненужным человеком. — А мы побудем с детьми. Уж у нас-то с ними ничего плохого не произойдет!— Иди, Артем, — кивнула мне Тося.Она все еще цвела после вчерашнего объяснения с Семеном и Иваном, но только я не знал, что у них будет дальше. Отказался ли Иван от своей любви, чтобы возвратить наш поезд в точное железнодорожное расписание? Или справедливый Валерка провел с пассажирами беседу и по вопросу любви? Не знаю… И спрашивать у Тоси мне было неловко, да и у Ивана — тоже.А дети привыкли к этим женщинам и отпустили меня совершенно спокойно. Я пошел в свое купе.— Поздравляю, Артем, — сказал Степан Матвеевич.— Спасибо. Как вы?— Пока ничего… Через полчаса снова…— Да что же делать-то?— Ничего, Артем… Что-нибудь придумаем…— Академики возьмут Степана Матвеевича под свое крыло, — сообщил мне Федор. — Прямо с вокзала увезут.— Ничего, Артем. Я верю. Верю, что смогу прожить одну, но свою жизнь, уж какая бы она там ни оказалась.— Хорошая у тебя семья, — сказал Геннадий Федорович. — На расширение будешь подавать?— Какое расширение?— Какое, какое… На расширение квартиры?— Посмотрим.— Да что тут смотреть, — вступил в разговор Валерий Михайлович. Говорил он с трудом. И вообще сидел полураздетый. Я уверен, что на нем осталась только та одежда, которую смог пропустить писатель Федор. — Нет, Артемий! Тут рвать надо. Это как в магазине. Не встал в очередь за бельгийским костюмом, будешь носить местной фабрики. Я вот, например, всегда…Писатель Федор ласково обнял Крестобойникова и погладил по щеке.— Будет, Валерий Михайлович, будет, — тихо и успокаивающе сказал он.— А?.. Ах да… Забываю все… Но стараюсь, стараюсь.— Стараешься, стараешься, — подтвердил Федор. — На вокзале придется в майке выходить.— В майке, — печально согласился Валерий Михайлович.Тут уж, видно, ничего нельзя было поделать.— Приучим, — пообещал Федор. — Постепенно, но приучим.— Приучим! — возликовал Валерий Михайлович.В углу сидел Семен, неприступный и злой. Тут одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что у него с Тосей дело погибло навсегда. Да только откуда я мог знать души людей?Я подошел к нему и протянул руку.— Спасибо, Семен! Спасибо за сына!Семен посмотрел на меня с неприязнью, помедлил, но все же свою руку протянул, правда, нехотя, словно только бы отвязаться.— Ладно, — отмахнулся он. — Невелика заслуга.— Нет, нет, Семен. Всю жизнь буду помнить.— Всю жизнь… Добро долго не помнят.— Это ты зря, Семен.— Зря?! А я ведь вот что мог сделать! Я ведь мог твоего сына снова увести… ну, то есть… сам понимаешь… а потом не признать. Да и как его, скажи, признать, когда он вырос на четыре года.— Да зачем же?— А затем… Тогда бы Тося прибежала ко мне и на коленях молила, чтобы я ее простил и снова взял к себе. Она бы ради твоих детей это сделала. Я знаю. И слова бы мне никогда худого не сказала, виду не подала. Она такая… И еще раньше бы кончилась эта чертовщина!Я невольно отшатнулся от Семена.— Прошу прощения! — встрял в разговор Федор.— Да идите вы к черту со своим прощением! — взревел Семен. — Прощение! Прощение! Кому оно нужно, ваше прощение? Святые! Великомученики! Один за всех, все за одного! А ваше человеческое-то уже начало трещинку давать! Не заметили?— Истинно, истинно, — подтвердил Валерий Михайлович. Но Федор снова обнял его и погладил по небритой щеке.Семен отвернулся к окну и замолчал.— Не надо, Семен, — попросил я. — Я искренне благодарен тебе. И если уж ты и это мог сделать, да не стал…— Да! Не стал, не стал! — Семен снова повернул ко мне свое злое лицо. — А знаешь, почему не стал? Знаешь? Не смог! Просто не смог! Счастье ваше зацепило. И разбить бы его, а не получается. Потому что своего нет, а хоть какое-то на свете должно быть. Хоть в кино, хоть у соседей. Только у соседей обычно не бывает. А с тобой мы скоро навсегда разойдемся. И я буду думать: вот человек, у которого счастье. И я ему помог. Хоть и свое разлетелось ко всем чертям, а другому помог. Я ведь злюсь на тебя. Я тебя ненавижу за твое такое счастье! Но пусть существует! И Тося… Тосю я не знаю, Таисию Дмитриевну, то есть Голованову… И пусть раньше, чем позже. Детей хоть, слава богу, нет… Никто спрашивать не будет: «А кто мой милый папочка?» И вообще… Можешь ты уйти и не мозолить мне глаза своим странным видом? У тебя на лице написано: «Довожу до сведения всех, что я абсолютно счастлив!» А это не всем нравится. Мне, по крайней мере.— Хорошо, Семен.— Вот и катись к своему милому семейству… Ха-ха-ха! А ведь семейство и в самом деле необычное, необычное семейство!— Ладно, Семен, ты уж как хочешь. Я вовсе не этого хотел.— Вот и все вы так: ты уж как хочешь. Я, мол, хотел совсем другого, но так получилось.— У него пройдет, пройдет, — снова влез Федор в разговор. — Я знаю. Я писал однажды про такого. Это у него от боли душевной. Не хочет он показать, что душа его мучается…— Молчи! — взревел Семен. — Молчи. Немного осталось. Не трави меня. Я ведь не Валерий Михайлович, я могу так дать под одно место, что вперед поезда в Марград прикатишь!— Успокойтесь, — попросил я. — Не надо.— Не надо, — подтвердил Семен. — Ничего сейчас не надо!— Граждане! Сдавайте постельное белье! Прибываем в Марград! Стоянка… Конечная станция… Областной центр, что ли? Учат, учат. А… по радио объявят.Тетя Маша шла с веником.— Вещи не оставлять!Постели у меня не было. Я свернул свой матрас и закинул его на багажную полку. На столике валялась бритва. Ее никто не починил. Никто, наверное, и не брался за это дело. Ну да ладно. В институте разберемся.— Артем, — позвал меня Геннадий Федорович. — Тут, может, и не в этой штуке дело.— А в чем же?— Ведь эксперимент-то предполагался совершенно чистым.— Слышал уже…— Ведь никто не знает, кому подложили этот макет. Тебе или еще кому.— Как! — воскликнул я.— Одному из десяти командированных он предназначался. Но точно никто не знает, пока не соберемся все в институте и машина не выдаст результат.— Вот спасибо, Геннадий Федорович!— За что?— За то, что сразу этого не сказали!— Так ведь тут… С другими-то командированными ничего странного не произошло, а у вас тут в поезде такое… Вот я и подумал, что эта игрушка у тебя. И еще такое соображение. Не могла та игрушка наделать столько шума. Я вот все думаю… Нет. Никак не могу понять, как это у нее могло получиться. Про мощность уж и не говорю.— Просто ее у меня не было, — сказал я.— А откуда у тебя такая уверенность?— Сам не знаю… Чувствую…Мне сейчас хотелось пройтись по всему поезду и всем сказать: «Спасибо! Большое вам спасибо!» Но пассажирам было не до меня. Пассажиры сдавали постели, собирали чемоданы, переодевались в одежду, достойную областного центра. Да и не научен был я выражать свои чувства перед такой массой людей.Я пошел по вагонам и постучал в купе, где располагался радиоузел.— Можно войти? — спросил я.— Можно, — с некоторым сомнением согласился радист. Все-таки купе было служебным. Но, с другой стороны, ведь он знал меня.— Понимаете… Мне нужно сказать одну фразу по местному радио. Можно?— Вообще-то не полагается, — засомневался он.— Я только хотел поблагодарить всех пассажиров.— А! — догадался он. — Одну фразу можно. Только чтобы без всяких там штучек-дрючек. У нас строго.— Понимаю. Только одну фразу.Он что-то переключил, сунул мне микрофон в руки, потом снова взял в свои и сказал чуть даже торжественно:— Товарищи пассажиры, внимание! Внимание!Затем он снова передал микрофон мне и жестом показал: «Говори».Я заволновался, ведь фраза у меня так и не была готова.— Товарищи, — сказал я, задыхаясь. — Люди! Человеки! Спасибо вам за все!Все… Больше я ничего не мог сказать. Я передал микрофон, подождал, пока радист его выключит, сказал «спасибо» и вышел в коридор.Не совсем то я сказал. Да и как выразить свои чувства сотням людей, которые даже не знают тебя в лицо?Ну да ладно. Пусть уж они поймут каждый по-своему…Ивана я снова нашел на площадке последнего вагона. Вместе с ним стоял товарищ Обыкновеннов.Ивана я ни о чем не расспрашивал. Да и бесполезное это было дело. Если захочет, то расскажет сам. А вот товарища пришельца мне хотелось кое о чем спросить.— Вы хотели рассказать мне какую-то историю.— Да. Хотел.— Еще есть время. Расскажите.— Нет, теперь это не имеет смысла.— Но ведь именно перед Марградом вы и хотели рассказать ее!— Я был уверен, что все будет по-другому.— Понимаешь, Артем, — сказал Иван. — Товарищ Обыкновеннов был уверен, что для спасения поезда нужно было обязательно пожертвовать вашими с Ингой детьми. Это был единственный возможный вариант. Все знали это. Но ведь решили-то не так. Это и непонятно товарищу Обыкновеннову.— Не понимаю, — подтвердил пришелец. — Ваш мир совершенно нелогичен. У вас какой-то разрыв между причинно-следственными связями. Пассажиры сделали совершенно противоположное тому, что было необходимо для спасения, и поезд тем не менее благополучно прибывает в Марград.— Пришельцу, наверное, это действительно трудно понять, — согласился я.— Господи, да какой я теперь пришелец! — воскликнул товарищ Обыкновеннов. — Ведь я же живу здесь с незапамятных времен. И все равно ничего не понимаю! И как это у вас из совершенно нелогичных посылок получаются правильные действия?— Видите ли, — сказал я, — мы и сами еще много не понимаем. Но это не причина для того, чтобы бездействовать. Когда-нибудь мы поймем все. Во всяком случае, гораздо больше, чем сейчас… А вы вот мне что скажите… Вы действительно пришелец с планеты Ыбрыгым?— Я обижусь, — сказал товарищ Обыкновеннов. — Я обижусь на вас, Артемий! 47 Фирменный поезд «Фомич» прибыл в Марград.Первой, кого мы встретили, когда вышли из вагона, была бабуся со своим великаном внучеком Колей.— Здравствуй, голубчик, — запричитала она. — Доехали, милые вы мои… Да ты никак, голубчик, с семьей ехал?— Приехал с семьей, — ответил я. — Вот жена, Ингой звать. Два сына, Саша и Миша, и дочь Валя.— А старухе голову морочил, что холостой. Ай-яй-яй! — погрозила она мне. — Нехорошо старуху обманывать.— Да я и не обманывал вас. А вы зачем в Марграде?— Как зачем? — удивилась бабуся. — Мы с Феней сюда прилетели.— Отца привезли в Академию наук, — пояснил внук Коля. — Заинтересовались им. Отсыпается в гостинице. А мы вот решили вас встретить. Знакомые все-таки люди.— Это хорошо, что вы здесь оказались, — сказал я.— Мы, голубчик, в гостинице «Крутые берега» остановились. Ты уж, пожалуйста, навести старушку. Я ведь все больше одна сидеть буду.— Обязательно навещу. В ближайшие дни. Твердо обещаю.— Вот и хорошо. И про нуль-упаковку, может, что выяснится. Феня-то вдруг еще и человеком станет. Очень уж хочется матери, чтобы все ее дети людьми были.— Я уверен, что станет. Помощь человеческая ему была нужна.— Ох, как нужна, голубчик, людям помощь человеческая… Ну да ладно. Я вижу, вас встречают.— Где? — все-таки испугался я.— Мама! — крикнула Инга и бросилась к полноватой женщине, рядом с которой шагали высокий пожилой мужчина и парень. — Мама! Папа! Борька!— Инга! А это?— Мама, я тебе все сейчас расскажу. Мама, вот мой муж. Его зовут Артемом. Это Миша. — Она кивнула на сына, которого держала на руках. — А это Саша. Он уже первый класс закончил. И Валя. Ей четыре года.— Да что-то я ничего не пойму, — удивилась моя теща.— Мама, ну что тут непонятного. Вот мой муж, и вот мои дети. Трое их у нас.— Как это трое? Почему именно трое? Да ты вдовца, что ли, взяла?— Подожди, мать, — остановил ее муж. — Тарахтите, как сороки. Ничего не поймешь. Давай-ка, Инга, коротко и внятно.— Ну, понимаете. Мы с Артемом познакомились в вагоне. А потом у нас появились дети… Трое. Саша, Валя и Миша.— Подбросили! — ужаснулась мать Инги.— Да нет! Ничего нам не подбросили. Появились они у нас. Сначала Саша. Он новорожденный был, а кормили его в другом вагоне. А на второе утро ему уже четыре года стало. И появилась Валентина. А потом…— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила мать Инны у мужа.— Не очень, но надеюсь когда-нибудь понять.Я был уверен, что сегодня они все равно ничего не поймут. Может, и через год не поймут. Но смирятся. Внуки как-никак… Поэтому я поставил дочь на асфальт и сказал:— Артем.— Артем, — покачала головой теща. — Посмотрите на него. Он Артем!— У меня квартира есть, — заявил я, не зная для чего. Чтобы солидности себе, что ли, придать.— Бабушка! — топнул ногой Сашка. — Ты так и будешь стоять и не поцелуешь меня?— Да что же это?! — растерялась женщина.— И меня, — попросила Валентина.Знали они, знали своих бабушку и дедушку!— Милые вы мои! — вдруг расплакалась мать Инги и принялась целовать внука и внучку. Потом выпрямилась и заявила: — Все равно ничего не понимаю.Ну, тут они еще маленько поразбирались, а я увидел Степана Матвеевича и не выдержал, подошел к нему.Степана Матвеевича держали под руки два молодых человека, по виду вовсе не академики, но все же из. Академии наук.Где-то совершили запуск в прошлое, потому что взгляд Граммовесова был ужасен. Я подошел и обнял его. Мне плакать хотелось при виде этого жуткого зрелища.— Можно хоть что-нибудь сделать? — спросил я у молодых людей, поддерживающих Степана Матвеевича.— Ничего нельзя сказать заранее.— Главное — объяснить феномен, — сказал второй. — Вы родственник?— Нет. Но я очень заинтересован в судьбе Степана Матвеевича.Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Это был Семен. И лицо его было сейчас не злое, не грубое, а просто какое-то тоскливое.— Вот что, Артем, — сказал он. — Возьми на память. — И он протянул мне радиотелефонограмму.— Что это?— Прочитаешь… Я ведь и не знал, что ему уже четыре года… Только по фамилии и догадался. Валерка это послал. На все станции… Прощай…— Подожди, Семен.Но он только махнул рукой и пошел прочь.Тося все еще стояла возле вагона. Уж ее-то я не мог отпустить просто так. Да и некуда ей было идти здесь, в Марграде.— Тося, — сказал я, — ты сейчас поедешь к нам. И мы все очень здорово придумаем.— Нет, Артем. Я приду к вам, но не сейчас.— Да куда же ты в незнакомом городе?— Я знаю, Артем… Я знаю.— Тося…— Нет… Сейчас нет. Но скоро вы увидите меня. Обещаю. У меня есть Ингин адрес.— Прощай, Артем.Это Иван обнял меня.— Почему же «прощай»? Только до свиданья.— И я не хочу тебя терять. Вот не хочу, и все. Даже не могу. Сил таких у меня не найдется.— Так и не надо, Иван. Я тебя жду у себя, если ты согласен.— Ну, сейчас у тебя достаточно хлопот и без меня. Но зайду. Даже если исчезнешь куда, все разно найду. Артем, ты мне вроде брата стал. Хоть и сентиментально, но правда… До свиданья! До свиданья, Артем!— До свиданья, Иван! Я тебя очень жду!И Иван тоже ушел…И вообще толпа заметно редела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24