Ну мы и держались.Только мысли действительно перестали рождаться в головах пассажиров. Но я был уверен, что скоро мы снова начнем искать выход из неприятной ситуации. Пытался же ведь Иван наладить связь с внешним миром по проводам линии электропередачи.Рассказ Федора читал уже сам Валерий Михайлович. Читал и в некоторых местах повествования согласно кивал головой.«А где же все-таки Иван?» — вдруг вспомнил я. Семен, конечно, оскорбил его самым чувствительным образом. И не снес бы такого Иван, если бы тут и в самом деле не была замешана Тося. Тяжело было сейчас Ивану. Но я был уверен, что согнуть его невозможно. И, однако же, исчез Иван, не появлялся больше в нашем купе.— Пойду поищу Ивана, — сказал я.— Да, да, — на мгновение встрепенулся Степан Матвеевич. — Желательно, чтобы он все-таки был с нами.В радиоузле его не оказалось. И я пошел через вагоны в конец поезда. В основном я задерживался в тамбурах, потому что был уверен, что Иван не осядет в каком-нибудь купе. Не очень он и разговорчив был для новых компаний.Остался последний тамбур. Я даже подумал сначала, что он будет наверняка закрыт, все-таки ведь последний… Но тамбур был открытым, правда, неосвещенным. И лишь слабый свет красного фонаря позволял рассмотреть, что здесь происходит. Красный фонарь держал в руке товарищ Обыкновеннов. Он был в каком-то дождевике, хотя осадков не предполагалось, наверное, в течение тысячи лет, с капюшоном, натянутым на велюровую шляпу.Рядом стоял Иван. Оба молчали. Лишь товарищ пришелец иногда приподнимал руку с фонарем, словно пытался что-то рассмотреть в темноте, остающейся за хвостом поезда. А сам тамбур был открытым, как в товарных вагонах. И жары здесь не чувствовалось, так как ветер, создаваемый самим фирменным поездом, завихрялся и кружился именно в тамбуре, вернее, смотровой площадке последнего вагона.Я с минуту постоял молча. Они на меня и внимания не обратили. Тогда я тронул Ивана за плечо, а товарищу Обыкновеннову сказал:— Извините.Иван оглянулся, а пришелец продолжал пристально всматриваться во тьму, словно там действительно можно было что-то рассмотреть.— А, Артем, — виновато сказал Иван. — Здесь вот я. Связь по проводам установили. Одностороннюю, правда… Но, может, там догадаются… Поговорили немного…— Это хорошо, — сказал я. — Это прекрасно.— Ну а что там у вас нового?— Валерий Михайлович вернулся, — начал я.— Ишь ты! — удивился Иван. — Валерий Михайлович…Я вкратце рассказал ему, что произошло в нашем купе. Он слушал внимательно, только иногда быстро оглядывался на убегающее и едва различимое в свете фонаря полотно железной дороги.— Так что гипотеза о том, что нашим поездом играет мальчик Володя, отпадает. Тут что-то другое…— Да. Тут что-то другое, — согласился Иван.— Ты разве догадывался об этом? — удивился я.— Не то чтобы догадывался. В игрушку эту я верил, только казалось, что здесь и еще что-то. Словом, что здесь не один фактор, не одна причина, а две или даже больше.— Артемий, — вдруг обратился ко мне товарищ Обыкновеннов. Лицо его было печально. Горестные складки залегли возле рта. — Вы, Артемий, ведь не верите в пришельцев?— Да как вам сказать… — растерялся я. — Раньше не верил. Прецедента не было. А теперь…— А в сказки? — перебил он меня. Какая-то боль чувствовалась в его вопросе.— В сказки? — переспросил я.— Я ведь вот что имею в виду… Иванушка, Емелюшка. Дурачки они. Это в ваших сказках. А смысл этого дурачества? В сказках они вам симпатичны? Симпатичны. Знаю. Почему же в реальной действительности у них ничего не получилось, а в сказках — будьте любезны? Чего-то мы не учли в нашей просветительской миссии. Я вот в диссертации своей пытаюсь выяснить связь космических пришельцев с героями сказок. Сюжетно они идентичны, а в смысловом значении огромная разница. Тут какая-то тонкость, нюанс. Ведь рядом, на виду лежит, а ускользает. Сколько столетий бьюсь.— Что ж тут непонятного, — сказал я. — Сказочные Иванушки были нужны людям.— А разве настоящие Ива Нушки не были нужны?— Они не были настоящими. Настоящими были те, которые в сказках. Люди так хотели. Понимаете, товарищ Обыкновеннов, они так хотели. Один хотел, сто, миллион. И получился обкатанный мечтами людей, отшлифованный их желаниями реальный образ, который для них непременно, необходимо и обязательно существовал.— Надо подумать, — задумчиво пробормотал пришелец. — Если вы правы, то опять главу или две переписывать.— Не огорчайтесь, — попросил я.— Вам прислать кого-нибудь, чтобы не так скучно было? — спросил Иван.— Будьте любезны.Мы с Иваном двинулись в обратный путь.Вот и опять пришелец в нашем поезде. И теперь уже не в качестве безбилетного пассажира, а работника поезда, что ли.А поезд, что бы там ни случилось, засыпал. Утомился он за день, намаялся от жары и духотищи и теперь пытался отдохнуть. В купированных вагонах стояла тишина. Разве что какой-нибудь отец семейства, едущего отдыхать на море, стоял возле раскрытого окна и курил. Курил и думал, наверное: вот попал в переплет! Черт дернул ехать поездом! А может, совсем о другом он думал. О кружке прохладного пива или о своей уже давно начавшейся бессоннице.В каждом вагоне, теперь я это заметил, дежурили по два студента строительного отряда. Их подтянутость, какая-то организованность, зеленые брюки и куртки со смешливыми надписями и рисунками внушали уверенность в безопасности. Даже я это почувствовал. Они все были преисполнены ответственностью поставленной перед ними задачи. И я был благодарен им за помощь.В общих вагонах, где все на виду, все открыто, все нараспашку, картина была, конечно же, другая. Здесь никто не курил, но зато многие и не спали, тихонечко переговариваясь друг с другом или провожая нас с Иваном вопросительными и чего-то ждущими взглядами. Студенты здесь стояли в коридорчиках, внимательно оглядывая проход вагона, готовые прийти на помощь пассажирам, если те в этом будут нуждаться.В нашем купе сидели Степан Матвеевич, Валерий Михайлович, писатель Федор и два студента. Эти последние наверняка для оперативной связи со всем остальным отрядом, для передачи сообщений и приказов. По лицам сидящих можно было предположить, что в мое отсутствие ничего значительного не произошло. 30 — Проветрились? — устало спросил Степан Матвеевич у Ивана.— Проветрился, — отозвался Иван. — Прошу прощения за свою вспыльчивость. Проклятый характер!— Ничего нового? — спросил я на всякий случай.— Закрылся магазин, — сказал один из студентов.— Конечно, — согласился я, — там уже ночь.— Не в этом дело, — сказал писатель Федор. — Его закрыли совершенно в другом смысле. Это Теперь просто макет без всяких фокусов и тайн. Взгляните в окна.Я нагнулся и присмотрелся. Что-то изменилось в этом макете. А-а… Его окна были слепыми. Уже ничего нельзя было рассмотреть через эти маленькие стеклышки. Удивительный макет магазина превратился в игрушку. Так, так… Значит, и этот канал хоть и односторонней связи был отрезан.— Давно это произошло? — спросил я.— Постепенно, — отозвался Федор. — Они еще пытались показывать через окна транспаранты, а стекла уже начали мутнеть. Они, наверное, и до сих пор не знают, что мы уже ничего не видим.— Значит, сейчас связи никакой?— Никакой. Теперь мы отрезаны совершенно. Даже Семен Кирсанов если захочет, то не сможет вернуться в наш вагон.— А у радиста?— Телеграммы посылаются по радио и по проводам, но никакого ответа до сих пор не получено.— Тогда бутылки надо бросать, — посоветовал я.— Мы бросаем, — неожиданно ответил один из студентов. — Не бутылки, конечно, а своего рода буйки с информацией о нашем поезде и точном времени, когда буек был сброшен. Через каждые пятнадцать минут бросаем.— Предлагаю отдохнуть, — сказал вдруг Степан Матвеевич. — Все, что можно предусмотреть, мы сделали. Ребята дежурят по всему поезду. Организованы смены. Утром будет завтрак. Для детей и пожилых людей — горячий. Если что, вас разбудят. Отдохнуть надо, потому что силы понадобятся и завтра. Не вечно же мы будем так ехать! Я лично посижу. Стариковская бессонница начинается. А вы давайте на отдых.— Там в последнем тамбуре сидит товарищ Обыкновеннов, — сказал я. — Кого-то надо послать к нему. Что он там один сидит?— Интересно, — сказал писатель Федор. — Вчера не имел возможности встретиться по причине занятия гиревым спортом. Разрешите воспользоваться сейчас, так сказать, лично встретиться и побеседовать.— Если хотите, — ответил Степан Матвеевич.— Иду, лечу! — вскричал Федор и действительно чуть ли не полетел по коридору.— Я сосну, — сказал Валерий Михайлович. Вид у него был и в самом деле уставший.— А я здесь буду, — сказал Иван и залез на свою полку.В последнем купе еще не спали, хотя Тося и Зинаида Павловна лежали на полках, укрытые простынями. Инга сидела, словно и не собираясь спать. А вот Сашенька преспокойно спал, и ни до чего в мире ему еще не было дела.— Давай немного поговорим, — предложила Инга.— Давай, — согласился я. — А Сашенька?— Идите, идите, — напутствовала нас Зинаида Павловна. — Мы посмотрим за мальчиком. — И тотчас же около ребенка оказалась Светка, продемонстрировав при спрыгивании с полки свои длинные голенастые ноги.Мы вышли в тамбур.— Артем, я боюсь, — сказала Инга.— Ты, Инга, не бойся, — ответил я и прижал ее к себе.— Я знаю, что не надо бояться, а боюсь все равно.— Помогут нам, да и сами мы что-нибудь придумаем.— Помогут, я знаю. Только я не об этом.— Тогда о чем же, Инга?— Я о Сашеньке…— Ну, тут Зинаида Павловна все сделает. Счастливый она человек Все-то у нее получается, все-то она знает. И что за добрая душа!— Да. Она очень добрая и много знает… А ведь у нее, Артем, муж и двое детей умерли недавно…— Да ты что, Инга! — вскричал я. — Неужели правда?— Правда, — сказала Инга тихо. — Она нам рассказывала. Ей на счастье других приятно смотреть. Вот она и хлопочет.— Да что же с семьей-то произошло? Катастрофа какая?— Нет, понимаешь, заболели и умерли.— Трое в одной семье?! Да возможно ли такое в наши дни? Куда только медицина смотрела?— Сначала старший сын от аппендицита. Потом муж. Сердечный приступ с ним произошел. А дочь от воспаления легких. Просто ужас какой-то.— Не могу поверить.— Она и сама до сих пор не может поверить. А уже полгода, как совершенно одна осталась. Она сейчас к матери в Старотайгинск ездила… Больно-то ей как. И как только такое может в жизни происходить? Невозможно это. Нет, невозможно.— Да. Страшно. Вот так Зинаида Павловна! А кажется такой радостной, счастливой.— Она просто держится. Нельзя, говорит, раскисать. Это на других людей действует. И все равно я не смогла бы так. Это какую волю нужно иметь, чтобы так жить?— Не знаю… У тебя страхи начались после ее рассказов?— Да нет. Тогда она еще ничего не рассказывала. Это просто… Так… Я ведь понимаю, что Сашенька появился как-то странно. Ну и что? Ведь он появился. Ведь он мой и твой. И пусть странно. В этом поезде все странно… А вдруг все это кончится, поезд станет нормальным и все исчезнет, и ты, и Сашенька? Боюсь я этого.— Ну я, положим, никуда не исчезну. Я всегда с тобой буду. Время — странная штука. Не знаю, весь ли поезд или только я да ты, но мы точно побывали в другой реальности и встретились там когда-то в прошлом. На озере. Помнишь?— Мне тоже кажется, что все это было на самом деле.— Та реальность ведь отличается от нашей. Мы были другими. И события там происходили по-другому. А Сашенька у нас родился обычным способом, только мы этого не помним, потому что уже живем в своей, настоящей реальности. Так что за Сашеньку ты не беспокойся. А вот опасение у меня тоже есть.— Какое?— Понимаешь… Мама-то твоя что скажет, когда увидит нас троих?— Обрадуется…— Так уж и обрадуется! Уезжала одна, а приехала втроем. Валерка вон какой шум поднял.— Валерка — другое дело. Его простить надо. Ему все прощать надо. Потому что он… понимаешь… он уже давно… Да и знала я, знала. Может, мне надо было вообще его к себе близко не подпускать и не разговаривать даже?— Ну почему же уж и не разговаривать? Он вон как все в поезде организовал, и с дежурством, и с раздачей пищи.— Это он может. Он и родился организатором. Только уж очень он сухой человек.— Да нет, Инга. Мне этого не показалось. Хороший он парень. Мучается ведь, наверное, сейчас?— Наверное…Мы снова замолчали. Потом я спросил:— Значит, ты уверена, что мать твоя ничего не скажет, не прогонит меня с Сашенькой?— Да что ты! Да зачем же она тебя прогонять будет? Ведь это все нужно мне, а не ей.— А отец твой?— А отец сразу начнет приглашать на рыбалку. У него без рыбалки ни одно воскресенье не обходится.— Ты мне хоть скажи, как их зовут.— Маму — Валентина Александровна, а папу — Владимир Александрович… А у тебя?— А у меня, Инга, никого нет.— Совсем-совсем никого? — удивилась она.— Совсем никого, Инга. Из детского дома я.— Вон как?! Да как же ты один?— Друзья у меня есть. Работа. А вот теперь ты и Сашенька. Я вот еще что хочу сказать. Жить мы будем у меня. Хорошо?— Хорошо. А почему?— Я один. Никому мешать не будем, да и нам никто. Правда, у меня лишь одна комната, но больше ничего не могу предложить. Согласна?— Согласна… У нас дома тоже тесно. У меня ведь еще брат есть. В восьмом классе учится…Мы еще стояли и говорили. Я ей рассказал про свою квартирку. О работе говорил мало, уж слишком специальная у меня была область науки. А Инга рассказывала о своей семье. И мне уже хотелось познакомиться и с Владимиром Александровичем, и с Валентиной Александровной, и с Борькой. 31 Был уже третий час ночи, когда мы вернулись в вагон. Я залез на свою верхнюю боковую и сразу же уснул.Сначала в уставшем мозгу все вспыхивали картины прошедшего дня, в самых нелепых сочетаниях и комбинациях, потом сон стал спокойнее… Я был в каком-то южном городе, не знаю каком, потому что на юге вообще никогда не был. Домики, белые с красными черепичными крышами, лепились на горе, а внизу была бухта, довольно грязная, с кораблями, подводными лодками, стоявшими как стадо уснувших китов, с катерами и лодками, с гудками электровозов, потому что железнодорожная станция была у самой бухты. Потом я поднялся в гору и увидел, что бухта, которую я только что оставил за собой, была частью залива или еще большей бухты. Кто-то объяснял мне, что вот это Южная бухта, а та — Северная. Там вот дальше Инкерман. И тогда я сообразил, что это Севастополь, в котором я никогда не был. А все объясняла мне Инга. Она даже вела меня за руку. За вторую руку держался мальчишка лет четырех, который оказался моим сыном Сашенькой и который задавал матери вопросов гораздо больше, чем я.Мы долго гуляли по Приморскому бульвару, а потом снова вернулись к бухте Южной, затем полезли куда-то в гору. Куда, я не знал. Но это очень хорошо знала Инга, потому что она вела нас уверенно и быстро.Оказывается, мы снимали летний домик у каких-то частников. И домик весь зарос виноградом, да и вся ограда, как плоская крыша, была сверху увита лозами на подпорках и проволоке. Потом был какой-то провал… И тут меня начали тормошить и дергать…— Артем, проснись!Я боднул спросонья головой стену и проснулся. Иван тряс меня за плечо. И тряс, видимо, здорово, потому что когда я оглянулся, то увидел, что все смотрят на меня.— Что произошло? — испуганно спросил я.— Иди, — весело сказал Иван. — Иди полюбуйся.— Да что там?— Он еще спрашивает? Ну ты шутник, Артем! Иди, иди скорее. Там уже скоро весь строительный отряд соберется.— Что? Где? — Я спрыгнул с полки.— Иди к Инге, — подтолкнул меня Иван. — У тебя дочь родилась.Я шлепнулся, растянулся, выстелился, не знаю, как еще сказать, на полу вагона. Но что-то было в голосе Ивана, что заставило меня сразу же поверить в случившееся. Я поднялся и буркнул:— Ну и шутки…— Иди, иди, — еще раз подтолкнул меня Иван.А в последнем купе что-то действительно было тесновато. Я подошел, протолкнулся. Передо мной расступились. И расступились как-то весело, с юмором.— Что тут произошло?! — почти крикнул я. Рядом с Ингой, как и в тот момент, когда я оставил ее здесь, лежал ребенок. Еще один стоял рядом с нижней полкой. Это был мальчик лет четырех. «Откуда тут мальчик?» — подумал я.— Ой, как это интересно! — вскрикивала Тося. Она снова была вчерашней хохотушкой и восторженной душой. — Артем! Артем! Ой, как это здорово!— Ну поздравляю вас, Мальцев, — сказала Зинаида Павловна. — От души поздравляю!Кто-то похлопывал меня по плечу, кто-то по спине. Все были настроены весело и добродушно.— Девочка у вас родилась, Мальцев, — сказала Зинаида Павловна.— Да как это? Да где это? Какая девочка?— Девочка, — сказала Инга. — А имя теперь ты придумывай…— Да при чем тут девочка? Ведь Сашенька…— Я Сашенька… — внятно сказал пацан, стоявший возле Инги.— Ты Сашенька? — машинально переспросил я. — А я кто?— А ты папка, — серьезно сказал он. — Ты спишь, а мы нет.— Инга?— Вот, Артем, дочь у нас с тобой родилась сегодня. А Сашенька вырос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24