«Адраки» был пришвартован к помосту на дальнем конце. Огромный серебряный шар висел высоко над причалом, пойманный в сеть канатов, и ослепительно сверкал в лучах солнечного света. Иллюминаторы и бронзовая отделка корабля отливали золотом. Дипгейт повис на своих цепях где-то далеко внизу, под голубым небом.
– Боже мой! – воскликнул Фогвилл, заткнув нос. – Тут никакие ароматные свечи не помогут!
– Мы прибыли ночью из Сандпорта, – сказал Марк Хейл. – Опустошили все баки, чтобы успеть вовремя.
Но Фогвилл его не слушал. Он уставился на труп.
То, что некогда было генералом Эдвардом Хейлом, теперь лежало на спине, скрестив на груди почерневшие руки. Засохшая кровь и истлевшие обрывки мундира кое-где прикрывали растрескавшуюся кожу. На месте глаз зияли две обуглившиеся пустые впадины. Голые ступни напомнили Фогвиллу обжаренную свинину. Сайпс закашлялся.
– Вы уверены, что это он?
Марк Хейл кивнул. Он вытащил что-то из кармана и протянул пресвитеру.
– Дикари-хашетты сбили «Скайларк» недалеко от Деламора. По всей видимости, во время падения взорвался топливный бак. Нам понадобилось некоторое время, чтобы расчистить территорию и подобраться к обломкам. Выживших нет. Весь экипаж… в таком же состоянии.
– Дело плохо, – пробормотал Сайпс.
– Он совершенно высох – остались только кожа да кости, – произнес Фогвилл.
– Сегодня мы отправим его душу в бездну, – объявил пресвитер.
Фогвилл разглядел, что старик сжимает в руке целую охапку медалей.
– Совершенно ясно, что часть крови была утеряна, помощник. Некоторая часть. Малая часть. В теле Эдварда еще много крови, под самый край. – Сайпс с сомнением взглянул на останки. – Генерал был преданным солдатом и замечательным человеком. Я уверен, что его душа не пострадала.
– Пресвитер… – Марк Хейл опустил голову.
– Можете уйти, командующий. Помощник и я сами все подготовим.
– Спасибо, ваше преосвященство. – Хейл развернулся и собрался уходить.
– Командующий!
– Ваше преосвященство?
– Я еще не сообщил вашей сестре.
Марк Хейл молча кивнул и скрылся в глубине храма.
Как только командующий ушел, Фогвилл всплеснул руками.
– Да вы только посмотрите на тело, он же обескровлен! В его жилах и капли крови не осталось.
– Марк Хейл – славный парень, – пробормотал себе под нос Сайпс. – Однажды он станет отличным генералом. У него хорошая кровь, верно? Нам не нужны лишние трения между Церковью и военными. – Сощурившись от слепящего солнца, он смотрел туда, где вдалеке распростерлась пустыня. – Только не сейчас.
– Но вы не можете освятить вот это! Ульсис будет в гневе?
Пресвитер презрительно махнул рукой.
– Такие набожные солдаты, как генерал Хейл, – большая редкость. Бог Цепей нуждается в хороших людях.
– Но его душа уже в Лабиринте!
– Чепуха.
– Я приведу носильщиков, – покачав головой, проворчал Фогвилл. Он был рад убраться подальше от ужасной вони.
– Нет, помощник. До церемонии Прощания осталось слишком мало времени. Попробуй разыскать Девона. Он должен быть где-то неподалеку.
Фогвилл нахмурился и открыл было рот возразить, однако передумал. Зачем тратить слова? Старик, похоже, твердо решил настоять на своем.
– Я пошлю служку, – наконец ответил Фогвилл.
– Я хочу, чтобы ты лично занялся этим. – Сайпс потер переносицу вымазанными в чернилах пальцами и еще больше испачкал лицо. – Если отправить к Девону посыльного, тот заставит парня оттирать бочки в своем проклятом подвале, и мы его больше не увидим.
– Оттирать бочки? – Фогвиллу не удалось скрыть презрительного тона. Он имел свои соображения насчет судьбы церковной прислуги, закончившей свои дни в департаменте военных наук Дипгейта.
Сайпс нахмурился, так что глаза совершенно скрылись между складками морщин и мохнатыми старческими бровями.
– Ты сходишь к Девону?
– Но я не успею вернуться. Церемония…
– Тогда попробуй зайти на кухню.
– На кухню? – Фогвилл посмотрел на пресвитера сквозь щелочки глаз. – На нашу кухню? На церковную?
– Мне кажется, он опять принялся за старое.
Фогвилл печально взглянул на чистую церемониальную рясу, на свои любимые голубые плюшевые туфли – подарок матери, которая с любовью уложила собственной рукой тонкие серебряные нити в замысловатый растительный узор. Напудренное лицо скривилось.
– На кухню – ну конечно. Где еще искать нашего отравителя?
Рэйчел Хейл висела вниз головой в полной темноте. Она сконцентрировалась на дыхании, мышцах и ударах сердца, мысленно контролируя циркуляцию крови и работу легких. Стоило представить себе лютый холод, и кровь отливала от кожных покровов, от мысли об опасности учащался сердечный ритм и напрягались уставшие мышцы.
Спайны называли такие занятия фокусировкой. Любой опытный адепт мог с помощью этой техники контролировать усталость, голод и даже жажду. Она должна была бы висеть вот так вниз головой на веревке часами, даже днями, не ощущая и малейшего неудобства. Но Рэйчел провисела всего десять минут, а голова уже раскалывалась. Ее учитель, тощий человек, имя которого она даже не знала, презирал бы ее за такую неспособность сфокусироваться, если бы ему вообще было ведомо чувство презрения.
Из всех адептов только Рэйчел была способна испытывать презрение, негодование, злость или радость. Все это считалось слабостью для убийцы, а эмоции были анафемой для спайное. Они затуманивали чистоту мыслей и намерений, препятствовали фокусировке и только мешали адептам на поле битвы. К эмоциям относились нетерпимо. В глазах Церкви Рэйчел была слабейшим из адептов и готова была еще не раз доказать это.
Кто-то потянул за веревку.
Она подтянулась вверх к ногам, высвободила лодыжки из специальных петель и спустилась вниз. У люка в полу стоял ее брат.
– Пытаешься приблизиться к богу? – осведомился он.
Рэйчел уселась на краю люка, подтянула к себе веревку и начала наматывать ее на локоть.
– Помогает расслабиться.
Он безучастно взглянул на сестру.
– Тишина, – сказала Рэйчел. Внизу, в бездне, на мили в глубину разливалось целое море тишины, но это уже не успокаивало ее, как раньше.
– А что, если веревка лопнет?
Рэйчел пожала плечами.
– Или кто-нибудь перережет ее?
Девушка ответила тем же жестом.
– О боги под городом! Монахи меня предупреждали, что ты будешь внизу, но я им не поверил. Подумал сперва, что это просто спайны так шутят, пока не вспомнил, что у них и вовсе нет чувства юмора.
– Что тебе нужно?
– Я тоже рад тебя видеть.
Рэйчел вытащила меч из полки с оружием и сунула в ножны за спиной. Повесила мешочки с ядом на ремень, заткнула за пояс три короткие бамбуковые трубки, села на кровать и принялась запихивать ножи и иглы в потайные кармашки кожаных доспехов.
– Мы нашли его, – сказал Марк. На мгновение девушка прервала свое занятие, но быстро оправилась. – Сайпс хотел бы видеть нас обоих на церемонии.
– Мне и без этого есть чем заняться.
– У тебя нет выбора.
Она отозвалась горькой улыбкой. Марк высунулся в окно и посмотрел на растянувшиеся над головой гигантские цепи – самое слабое место во всем Гейтбридже.
– Это нижний этаж храма? Наверное, должно быть какое-то символическое значение – держать вашу бригаду в самом подземелье, в темноте?
– Доступ. – Что?
– Не обращай внимания.
– Скудная у вас тут обстановка, – заметил Марк, оглядев келью, где даже взгляду упасть было не на что.
Рэйчел сунула за пояс еще одну трубку, взяла в руки лук и начала натирать тетиву маслом.
– Здесь есть все, что мне нужно.
– И как, получается управляться с этой штукой?
– Я пока жива.
Марк вздохнул и еще раз обвел взглядом комнату. Рэйчел держала лук на коленях.
– Я слышал, появился новый охотник за душами. Вероятно, большинство обескровленных служили в храме?
Рэйчел не ответила.
– А ты что-нибудь видела?
– Что? Кого-нибудь с обескровленным трупом на руках?
– Если ты что-то скрываешь… – проговорил Марк после некоторого молчания.
Девушка усмехнулась. Марк всплеснул руками.
– Рэйчел, я тебя совсем не знаю. Мы едва виделись за последние десять лет. Тебя таскают из одной затхлой дыры в другую. Если ты не сгниешь в этом провонявшем церковными крысами подземелье, которое они называют школой, значит, тебе всю жизнь придется таскаться по загаженным хашеттами пещерам под какой-нибудь проклятой горой. – К этому моменту Марк обнаружил в шкафчике графин вина. Рэйчел услышала, как пробка выскользнула из горлышка, а брат потянул носом. – Долина Койл. Не стоит даже посудины, в которую его разливают.
– Тогда поставь на место. – Марк вернул графин на полку. – Послушай, прости меня. Неделя выдалась тяжелая.
Рэйчел стиснула зубы, оставила лук и подошла к окну, повернувшись к брату спиной. Перегнулась через подоконник и подставила лицо ветру. Силуэты цепей разрезали утреннее небо. Она знала каждое звено – по ним можно было пробраться в любой квартал Дипгейта. Это были тайные пути спайнов. Но еще лучше Рэйчел знала крыши города. Уже четыре года она рыскала по ним каждую Ночь Шрамов – всего около пятидесяти ночей. За это время выпустила девять стрел. Но спайны охотились за существом, которое знало ночной Дипгейт лучше кого бы то ни было.
Черный как уголь грач сидел на выступе под окном. Птица уставилась прямо в глаза Рэйчел. Может быть, ее добыча тоже сейчас наблюдает за ней? Навряд ли, Карнивал избегает дневного света.
– Это благородно со стороны Сайпса, пропустить отца. По-моему, в его теле нет и капли крови. Крам тоже все видел. Он сказал, что от тела остались только кожа да кости, – сказал Марк.
Кровь Хейла давала много преимуществ. Продвижение Марка на военной службе, да и ее собственное поступление в отряд спайнов были заслугой этого имени – имени, которое дюйм за дюймом пробивало себе дорогу из Лиги в Ивигарт, имени, которое поколение за поколением носили контрабандисты, рабовладельцы, плантаторы и церковные лизоблюды.
– А тебе и заботы нет! – воскликнул Марк. – После всего, что он для тебя сделал!
– Убирайся! – приказала Рэйчел.
– Раньше я бы отшлепал тебя за такие слова.
Она все отлично помнила, но так и осталась стоять к брату спиной. Двенадцать лет в отряде спайнов стали хорошим оружием против Марка. Они были отличным оружием против любого. Почти любого, вздохнула девушка.
Марк заговорил шепотом:
– Мне доставили документы – я должен дать согласие на твое посвящение. Высшие чины спайнов настаивают, чтобы я подписал бумаги.
Рэйчел насторожилась.
– Я не знаю, – продолжал Марк. – Я подумал, Рэйчел… Я не хочу, чтобы ты стала такой же, как они.
Девушка закрыла глаза.
– У них нет души. – Марк замолчал. – Живые трупы, не больше. Не могу представить свою сестру такой. Не хочу, чтобы…
Рэйчел не могла больше сдерживаться.
– Лжец! – Она резко развернулась и уставилась брату прямо в глаза. – Ты поступаешь так только из зависти. Тебя бесит, что ты провалил испытания, а я прошла. Ты винишь меня в том, что отец разочаровался в тебе…
– Ты все-таки адепт.
– А знаешь, чего мне стоило добиться этого звания? Ты хоть представляешь, как было тяжело?
– Да, я наслышан о представлении, которое ты устроила. – Марк холодно улыбнулся.
– Представление? – Ей пришлось сразиться со всеми адептами в одной битве, и она одолела их одного за другим. Но на этом дело не закончилось. Избитая и изможденная Рэйчел вызвала на бой своего учителя. Оскорбление – если бы он только мог почувствовать себя оскорбленным. В конце концов, самое большее, на что он остался способен, так это сфокусироваться на собственных легких и не захлебнуться кровью.
– Да… – Марк еще раз осмотрел келью в поисках предмета, на котором можно было бы сосредоточить взгляд. – Вот тебе еще одна причина не ложиться под иглы спайнов. Если ты можешь так драться, оставаясь непосвященной…
– У меня просто нет выбора! Ко мне никогда не будет доверия, пока меня не примут. Мне с трудом удалось убедить их подождать твоего согласия. Если ты откажешься подписать бумаги, они избавятся от меня, вышвырнут вон или того хуже. – Рэйчел замолчала, взглянула на брата, и вдруг неожиданная мысль пришла ей в голову. – Ты только этого и добиваешься, верно? Хочешь, чтобы мне дали пинка под зад? Хочешь, чтобы я все провалила?
– Я только хочу защитить тебя, – пробормотал Марк.
– Толстокожий ублюдок!
– Толстокожий? – Лицо брата покраснело. – Как приятно слышать это от тебя. А ты очистила хотя бы одну деревню от этих дикарей шетти?
Можете поверить, слово очистить подходило как нельзя лучше. Очищали города с воздушного корабля, с высоты. Распыляя яд, вычищали хашеттов целыми племенами. Мужчин, женщин и детей сметали с лица земли аккуратно и методически точно, экономично рассчитав расход зажигательной смеси. Марк был слишком далеко, чтобы услышать плач и мольбы, он никогда не видел ран и агонии умирающих собственными глазами. Их не убивали – их просто вычищали. Рука Рэйчел сжала одну из бамбуковых трубок и снова опустилась. Она глубоко вздохнула и тихо проговорила:
– Пожалуйста, подпиши бумаги. Позволь мне пройти посвящение. Я так больше не могу.
– Нет, Рэйчел.
. – Тогда выметайся. Я хочу побыть одна.
– Ты и так всегда одна. Тебе что, вообще люди противны?
Рэйчел не знала. Монахи не то чтобы запрещали общение.
Но все не так просто. Ей приходилось сидеть в церковном подземелье, тренироваться и фокусироваться или перебираться из одной темной пещеры в другую. Первый раз в жизни взяв в руки меч, Рэйчел смеялась и кружилась с ним, словно в танце. А отец смотрел и улыбался. Наверное, тогда она смеялась в последний раз. Но танец с мечом повторяла снова и снова: в Холлоувилле и в лесу Шейл, в пещерах хашеттов, в притонах и борделях Сандпорта, пока меч не стал для нее такой же святыней, как вера для посвященных адептов. Рэйчел сотни раз станцевала свой танец, прежде чем ей было позволено выйти на крыши и начать охоту на Карнивал. Ты еще не готова, предупреждали старейшины. Но это не имело никакого значения.
Ослепительно голубое небо простиралось высоко над гигантскими цепями. Ее глаза отвыкли от дневного света: чтобы охотиться по ночам, приходилось жить и тренироваться в кромешной темноте. Уже четыре года Рэйчел просыпалась после захода солнца и засыпала до рассвета.
– Сайпс хочет, чтобы ты осталась здесь и присматривала за его воробышком.
– За Диллом.
Грач на подоконнике застучал клювом, вырвал кусок мха и сорвался с выступа. Рэйчел наблюдала, как птица парит в сторону утопающего в солнечных лучах Дипгейта. Церковь точно так же связывала Дилла по рукам и ногам, как и Марк ее саму. Со смертью Гейна храм запретил архонам летать. С подавлением выступлений хашеттов и появлением воздушного флота отпала надобность в боевых архонах. По крайней мере так объявил пресвитер. Рэйчел подозревала, что на то имелись и другие причины. Родной брат Гейна Суиндер умер молодым, не оставив наследников. При таких обстоятельствах Гейн должен был бы взять несколько жен, но он женился лишь однажды. После того как неизвестный лучник убил Гейна, род снова сократился до единственного ангела. И до какого ангела! Если сам Гейн, несмотря на всю его дурную славу, оставался лишь жалким подобием своего великого предка, то Дилл, неуклюжий малыш Дилл, был лишь бледной тенью отца. Кровь Кэллиса в жилах ангелов с каждым поколением становилась все жиже. Неудивительно, что Сайпс прятал мальчика подальше от посторонних глаз.
У Церкви враги повсюду. Ходили слухи, что город кишит шпионами хашеттов. Пресвитер изо всех сил пытался сохранить последнее связующее звено между людьми и божеством. Непререкаемый и жестокий закон, запрет летать, был наложен на Дилла с тех самых пор, как у него достаточно выросли крылья.
Или запрет улетать?
Тут-то Сайпс и просчитался: стоит связать человеку руки и ему тут же хочется вырваться на свободу.
– А вам все это нравится, – не унимался Марк. – Вы как звери, разве нет?
– Пытаешься довести меня? Ты затем явился?
– Отлично! – Он хлопнул в ладоши. – Тогда я пойду. Оставлю тебя наедине с ножами, стрелами и этой темной каморкой. Просто постарайся не опоздать к началу церемонии. – Марк замешкался у двери. – Ты ведь не собираешься идти вот в этом?
Ответа не последовало. Рэйчел задумалась о Дилле. Заперев ангела, сохранял храм его драгоценную жизнь или попросту растрачивал ее? Грач взлетел выше цепей и исчез из виду. Какое ей до этого всего дело?
Из залы на нижнем уровне своей башни Дилл спускался еще ниже в основные помещения храма на скрипучем лифте. Кабина была не больше железной клетки, а лодыжки утопали в полусгнившем коврике на полу. Машина кряхтела и тряслась, опускаясь через толщи каменной кладки, пока не достигла огромного, будто бездонного помещения – Залы ангелов. Солнечный свет пробивался внутрь через красные, желтые и вишневые стекла сводчатых окон, разбивших противоположную стену на полосы одинаковой ширины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Боже мой! – воскликнул Фогвилл, заткнув нос. – Тут никакие ароматные свечи не помогут!
– Мы прибыли ночью из Сандпорта, – сказал Марк Хейл. – Опустошили все баки, чтобы успеть вовремя.
Но Фогвилл его не слушал. Он уставился на труп.
То, что некогда было генералом Эдвардом Хейлом, теперь лежало на спине, скрестив на груди почерневшие руки. Засохшая кровь и истлевшие обрывки мундира кое-где прикрывали растрескавшуюся кожу. На месте глаз зияли две обуглившиеся пустые впадины. Голые ступни напомнили Фогвиллу обжаренную свинину. Сайпс закашлялся.
– Вы уверены, что это он?
Марк Хейл кивнул. Он вытащил что-то из кармана и протянул пресвитеру.
– Дикари-хашетты сбили «Скайларк» недалеко от Деламора. По всей видимости, во время падения взорвался топливный бак. Нам понадобилось некоторое время, чтобы расчистить территорию и подобраться к обломкам. Выживших нет. Весь экипаж… в таком же состоянии.
– Дело плохо, – пробормотал Сайпс.
– Он совершенно высох – остались только кожа да кости, – произнес Фогвилл.
– Сегодня мы отправим его душу в бездну, – объявил пресвитер.
Фогвилл разглядел, что старик сжимает в руке целую охапку медалей.
– Совершенно ясно, что часть крови была утеряна, помощник. Некоторая часть. Малая часть. В теле Эдварда еще много крови, под самый край. – Сайпс с сомнением взглянул на останки. – Генерал был преданным солдатом и замечательным человеком. Я уверен, что его душа не пострадала.
– Пресвитер… – Марк Хейл опустил голову.
– Можете уйти, командующий. Помощник и я сами все подготовим.
– Спасибо, ваше преосвященство. – Хейл развернулся и собрался уходить.
– Командующий!
– Ваше преосвященство?
– Я еще не сообщил вашей сестре.
Марк Хейл молча кивнул и скрылся в глубине храма.
Как только командующий ушел, Фогвилл всплеснул руками.
– Да вы только посмотрите на тело, он же обескровлен! В его жилах и капли крови не осталось.
– Марк Хейл – славный парень, – пробормотал себе под нос Сайпс. – Однажды он станет отличным генералом. У него хорошая кровь, верно? Нам не нужны лишние трения между Церковью и военными. – Сощурившись от слепящего солнца, он смотрел туда, где вдалеке распростерлась пустыня. – Только не сейчас.
– Но вы не можете освятить вот это! Ульсис будет в гневе?
Пресвитер презрительно махнул рукой.
– Такие набожные солдаты, как генерал Хейл, – большая редкость. Бог Цепей нуждается в хороших людях.
– Но его душа уже в Лабиринте!
– Чепуха.
– Я приведу носильщиков, – покачав головой, проворчал Фогвилл. Он был рад убраться подальше от ужасной вони.
– Нет, помощник. До церемонии Прощания осталось слишком мало времени. Попробуй разыскать Девона. Он должен быть где-то неподалеку.
Фогвилл нахмурился и открыл было рот возразить, однако передумал. Зачем тратить слова? Старик, похоже, твердо решил настоять на своем.
– Я пошлю служку, – наконец ответил Фогвилл.
– Я хочу, чтобы ты лично занялся этим. – Сайпс потер переносицу вымазанными в чернилах пальцами и еще больше испачкал лицо. – Если отправить к Девону посыльного, тот заставит парня оттирать бочки в своем проклятом подвале, и мы его больше не увидим.
– Оттирать бочки? – Фогвиллу не удалось скрыть презрительного тона. Он имел свои соображения насчет судьбы церковной прислуги, закончившей свои дни в департаменте военных наук Дипгейта.
Сайпс нахмурился, так что глаза совершенно скрылись между складками морщин и мохнатыми старческими бровями.
– Ты сходишь к Девону?
– Но я не успею вернуться. Церемония…
– Тогда попробуй зайти на кухню.
– На кухню? – Фогвилл посмотрел на пресвитера сквозь щелочки глаз. – На нашу кухню? На церковную?
– Мне кажется, он опять принялся за старое.
Фогвилл печально взглянул на чистую церемониальную рясу, на свои любимые голубые плюшевые туфли – подарок матери, которая с любовью уложила собственной рукой тонкие серебряные нити в замысловатый растительный узор. Напудренное лицо скривилось.
– На кухню – ну конечно. Где еще искать нашего отравителя?
Рэйчел Хейл висела вниз головой в полной темноте. Она сконцентрировалась на дыхании, мышцах и ударах сердца, мысленно контролируя циркуляцию крови и работу легких. Стоило представить себе лютый холод, и кровь отливала от кожных покровов, от мысли об опасности учащался сердечный ритм и напрягались уставшие мышцы.
Спайны называли такие занятия фокусировкой. Любой опытный адепт мог с помощью этой техники контролировать усталость, голод и даже жажду. Она должна была бы висеть вот так вниз головой на веревке часами, даже днями, не ощущая и малейшего неудобства. Но Рэйчел провисела всего десять минут, а голова уже раскалывалась. Ее учитель, тощий человек, имя которого она даже не знала, презирал бы ее за такую неспособность сфокусироваться, если бы ему вообще было ведомо чувство презрения.
Из всех адептов только Рэйчел была способна испытывать презрение, негодование, злость или радость. Все это считалось слабостью для убийцы, а эмоции были анафемой для спайное. Они затуманивали чистоту мыслей и намерений, препятствовали фокусировке и только мешали адептам на поле битвы. К эмоциям относились нетерпимо. В глазах Церкви Рэйчел была слабейшим из адептов и готова была еще не раз доказать это.
Кто-то потянул за веревку.
Она подтянулась вверх к ногам, высвободила лодыжки из специальных петель и спустилась вниз. У люка в полу стоял ее брат.
– Пытаешься приблизиться к богу? – осведомился он.
Рэйчел уселась на краю люка, подтянула к себе веревку и начала наматывать ее на локоть.
– Помогает расслабиться.
Он безучастно взглянул на сестру.
– Тишина, – сказала Рэйчел. Внизу, в бездне, на мили в глубину разливалось целое море тишины, но это уже не успокаивало ее, как раньше.
– А что, если веревка лопнет?
Рэйчел пожала плечами.
– Или кто-нибудь перережет ее?
Девушка ответила тем же жестом.
– О боги под городом! Монахи меня предупреждали, что ты будешь внизу, но я им не поверил. Подумал сперва, что это просто спайны так шутят, пока не вспомнил, что у них и вовсе нет чувства юмора.
– Что тебе нужно?
– Я тоже рад тебя видеть.
Рэйчел вытащила меч из полки с оружием и сунула в ножны за спиной. Повесила мешочки с ядом на ремень, заткнула за пояс три короткие бамбуковые трубки, села на кровать и принялась запихивать ножи и иглы в потайные кармашки кожаных доспехов.
– Мы нашли его, – сказал Марк. На мгновение девушка прервала свое занятие, но быстро оправилась. – Сайпс хотел бы видеть нас обоих на церемонии.
– Мне и без этого есть чем заняться.
– У тебя нет выбора.
Она отозвалась горькой улыбкой. Марк высунулся в окно и посмотрел на растянувшиеся над головой гигантские цепи – самое слабое место во всем Гейтбридже.
– Это нижний этаж храма? Наверное, должно быть какое-то символическое значение – держать вашу бригаду в самом подземелье, в темноте?
– Доступ. – Что?
– Не обращай внимания.
– Скудная у вас тут обстановка, – заметил Марк, оглядев келью, где даже взгляду упасть было не на что.
Рэйчел сунула за пояс еще одну трубку, взяла в руки лук и начала натирать тетиву маслом.
– Здесь есть все, что мне нужно.
– И как, получается управляться с этой штукой?
– Я пока жива.
Марк вздохнул и еще раз обвел взглядом комнату. Рэйчел держала лук на коленях.
– Я слышал, появился новый охотник за душами. Вероятно, большинство обескровленных служили в храме?
Рэйчел не ответила.
– А ты что-нибудь видела?
– Что? Кого-нибудь с обескровленным трупом на руках?
– Если ты что-то скрываешь… – проговорил Марк после некоторого молчания.
Девушка усмехнулась. Марк всплеснул руками.
– Рэйчел, я тебя совсем не знаю. Мы едва виделись за последние десять лет. Тебя таскают из одной затхлой дыры в другую. Если ты не сгниешь в этом провонявшем церковными крысами подземелье, которое они называют школой, значит, тебе всю жизнь придется таскаться по загаженным хашеттами пещерам под какой-нибудь проклятой горой. – К этому моменту Марк обнаружил в шкафчике графин вина. Рэйчел услышала, как пробка выскользнула из горлышка, а брат потянул носом. – Долина Койл. Не стоит даже посудины, в которую его разливают.
– Тогда поставь на место. – Марк вернул графин на полку. – Послушай, прости меня. Неделя выдалась тяжелая.
Рэйчел стиснула зубы, оставила лук и подошла к окну, повернувшись к брату спиной. Перегнулась через подоконник и подставила лицо ветру. Силуэты цепей разрезали утреннее небо. Она знала каждое звено – по ним можно было пробраться в любой квартал Дипгейта. Это были тайные пути спайнов. Но еще лучше Рэйчел знала крыши города. Уже четыре года она рыскала по ним каждую Ночь Шрамов – всего около пятидесяти ночей. За это время выпустила девять стрел. Но спайны охотились за существом, которое знало ночной Дипгейт лучше кого бы то ни было.
Черный как уголь грач сидел на выступе под окном. Птица уставилась прямо в глаза Рэйчел. Может быть, ее добыча тоже сейчас наблюдает за ней? Навряд ли, Карнивал избегает дневного света.
– Это благородно со стороны Сайпса, пропустить отца. По-моему, в его теле нет и капли крови. Крам тоже все видел. Он сказал, что от тела остались только кожа да кости, – сказал Марк.
Кровь Хейла давала много преимуществ. Продвижение Марка на военной службе, да и ее собственное поступление в отряд спайнов были заслугой этого имени – имени, которое дюйм за дюймом пробивало себе дорогу из Лиги в Ивигарт, имени, которое поколение за поколением носили контрабандисты, рабовладельцы, плантаторы и церковные лизоблюды.
– А тебе и заботы нет! – воскликнул Марк. – После всего, что он для тебя сделал!
– Убирайся! – приказала Рэйчел.
– Раньше я бы отшлепал тебя за такие слова.
Она все отлично помнила, но так и осталась стоять к брату спиной. Двенадцать лет в отряде спайнов стали хорошим оружием против Марка. Они были отличным оружием против любого. Почти любого, вздохнула девушка.
Марк заговорил шепотом:
– Мне доставили документы – я должен дать согласие на твое посвящение. Высшие чины спайнов настаивают, чтобы я подписал бумаги.
Рэйчел насторожилась.
– Я не знаю, – продолжал Марк. – Я подумал, Рэйчел… Я не хочу, чтобы ты стала такой же, как они.
Девушка закрыла глаза.
– У них нет души. – Марк замолчал. – Живые трупы, не больше. Не могу представить свою сестру такой. Не хочу, чтобы…
Рэйчел не могла больше сдерживаться.
– Лжец! – Она резко развернулась и уставилась брату прямо в глаза. – Ты поступаешь так только из зависти. Тебя бесит, что ты провалил испытания, а я прошла. Ты винишь меня в том, что отец разочаровался в тебе…
– Ты все-таки адепт.
– А знаешь, чего мне стоило добиться этого звания? Ты хоть представляешь, как было тяжело?
– Да, я наслышан о представлении, которое ты устроила. – Марк холодно улыбнулся.
– Представление? – Ей пришлось сразиться со всеми адептами в одной битве, и она одолела их одного за другим. Но на этом дело не закончилось. Избитая и изможденная Рэйчел вызвала на бой своего учителя. Оскорбление – если бы он только мог почувствовать себя оскорбленным. В конце концов, самое большее, на что он остался способен, так это сфокусироваться на собственных легких и не захлебнуться кровью.
– Да… – Марк еще раз осмотрел келью в поисках предмета, на котором можно было бы сосредоточить взгляд. – Вот тебе еще одна причина не ложиться под иглы спайнов. Если ты можешь так драться, оставаясь непосвященной…
– У меня просто нет выбора! Ко мне никогда не будет доверия, пока меня не примут. Мне с трудом удалось убедить их подождать твоего согласия. Если ты откажешься подписать бумаги, они избавятся от меня, вышвырнут вон или того хуже. – Рэйчел замолчала, взглянула на брата, и вдруг неожиданная мысль пришла ей в голову. – Ты только этого и добиваешься, верно? Хочешь, чтобы мне дали пинка под зад? Хочешь, чтобы я все провалила?
– Я только хочу защитить тебя, – пробормотал Марк.
– Толстокожий ублюдок!
– Толстокожий? – Лицо брата покраснело. – Как приятно слышать это от тебя. А ты очистила хотя бы одну деревню от этих дикарей шетти?
Можете поверить, слово очистить подходило как нельзя лучше. Очищали города с воздушного корабля, с высоты. Распыляя яд, вычищали хашеттов целыми племенами. Мужчин, женщин и детей сметали с лица земли аккуратно и методически точно, экономично рассчитав расход зажигательной смеси. Марк был слишком далеко, чтобы услышать плач и мольбы, он никогда не видел ран и агонии умирающих собственными глазами. Их не убивали – их просто вычищали. Рука Рэйчел сжала одну из бамбуковых трубок и снова опустилась. Она глубоко вздохнула и тихо проговорила:
– Пожалуйста, подпиши бумаги. Позволь мне пройти посвящение. Я так больше не могу.
– Нет, Рэйчел.
. – Тогда выметайся. Я хочу побыть одна.
– Ты и так всегда одна. Тебе что, вообще люди противны?
Рэйчел не знала. Монахи не то чтобы запрещали общение.
Но все не так просто. Ей приходилось сидеть в церковном подземелье, тренироваться и фокусироваться или перебираться из одной темной пещеры в другую. Первый раз в жизни взяв в руки меч, Рэйчел смеялась и кружилась с ним, словно в танце. А отец смотрел и улыбался. Наверное, тогда она смеялась в последний раз. Но танец с мечом повторяла снова и снова: в Холлоувилле и в лесу Шейл, в пещерах хашеттов, в притонах и борделях Сандпорта, пока меч не стал для нее такой же святыней, как вера для посвященных адептов. Рэйчел сотни раз станцевала свой танец, прежде чем ей было позволено выйти на крыши и начать охоту на Карнивал. Ты еще не готова, предупреждали старейшины. Но это не имело никакого значения.
Ослепительно голубое небо простиралось высоко над гигантскими цепями. Ее глаза отвыкли от дневного света: чтобы охотиться по ночам, приходилось жить и тренироваться в кромешной темноте. Уже четыре года Рэйчел просыпалась после захода солнца и засыпала до рассвета.
– Сайпс хочет, чтобы ты осталась здесь и присматривала за его воробышком.
– За Диллом.
Грач на подоконнике застучал клювом, вырвал кусок мха и сорвался с выступа. Рэйчел наблюдала, как птица парит в сторону утопающего в солнечных лучах Дипгейта. Церковь точно так же связывала Дилла по рукам и ногам, как и Марк ее саму. Со смертью Гейна храм запретил архонам летать. С подавлением выступлений хашеттов и появлением воздушного флота отпала надобность в боевых архонах. По крайней мере так объявил пресвитер. Рэйчел подозревала, что на то имелись и другие причины. Родной брат Гейна Суиндер умер молодым, не оставив наследников. При таких обстоятельствах Гейн должен был бы взять несколько жен, но он женился лишь однажды. После того как неизвестный лучник убил Гейна, род снова сократился до единственного ангела. И до какого ангела! Если сам Гейн, несмотря на всю его дурную славу, оставался лишь жалким подобием своего великого предка, то Дилл, неуклюжий малыш Дилл, был лишь бледной тенью отца. Кровь Кэллиса в жилах ангелов с каждым поколением становилась все жиже. Неудивительно, что Сайпс прятал мальчика подальше от посторонних глаз.
У Церкви враги повсюду. Ходили слухи, что город кишит шпионами хашеттов. Пресвитер изо всех сил пытался сохранить последнее связующее звено между людьми и божеством. Непререкаемый и жестокий закон, запрет летать, был наложен на Дилла с тех самых пор, как у него достаточно выросли крылья.
Или запрет улетать?
Тут-то Сайпс и просчитался: стоит связать человеку руки и ему тут же хочется вырваться на свободу.
– А вам все это нравится, – не унимался Марк. – Вы как звери, разве нет?
– Пытаешься довести меня? Ты затем явился?
– Отлично! – Он хлопнул в ладоши. – Тогда я пойду. Оставлю тебя наедине с ножами, стрелами и этой темной каморкой. Просто постарайся не опоздать к началу церемонии. – Марк замешкался у двери. – Ты ведь не собираешься идти вот в этом?
Ответа не последовало. Рэйчел задумалась о Дилле. Заперев ангела, сохранял храм его драгоценную жизнь или попросту растрачивал ее? Грач взлетел выше цепей и исчез из виду. Какое ей до этого всего дело?
Из залы на нижнем уровне своей башни Дилл спускался еще ниже в основные помещения храма на скрипучем лифте. Кабина была не больше железной клетки, а лодыжки утопали в полусгнившем коврике на полу. Машина кряхтела и тряслась, опускаясь через толщи каменной кладки, пока не достигла огромного, будто бездонного помещения – Залы ангелов. Солнечный свет пробивался внутрь через красные, желтые и вишневые стекла сводчатых окон, разбивших противоположную стену на полосы одинаковой ширины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49