В чем тут дело? В чувстве вины? Или ты избавился от них, чтобы занять их место?
Темрай нахмурился:
– Не думаю, чтобы я делал это преднамеренно. По-моему, проблема в том, что чем сильнее ненавидишь врага, тем больше становишься на него похожим. Ненависть – очень интимное чувство, оно сближает тебя с тем, кого ненавидишь. Иногда мне даже кажется, что невозможно по-настоящему ненавидеть кого-то, пока не поймешь его. Убить человека – да, это не трудно, это можно сделать хладнокровно, как бы со стороны, но ты же не ненавидишь гусей, хотя, наверное, и не понимаешь их.
Дассаскай улыбнулся:
– А что тут понимать?
– А, ну вот, попробую объяснить. Когда я был ребенком, и отец с дядей впервые взяли меня на охоту, они сказали, что настоящий охотник должен понимать того, кого убивает. Долгое время я искренне считал, что они любят лосей и кабанов, на которых мы обычно охотились. Они говорили о них с такой теплотой и уважением, как будто речь шла о членах семьи. Думаю, все дело в том, что, наблюдая за жизнью этих животных на протяжении многих лет, люди привязались к ним. Они всегда благодарили зверей, которых убивали. Однажды я спросил отца, что он чувствует, когда убивает животных, и отец ответил, что каждый раз ему так тяжело, словно он теряет друга. Я никогда не понимал, что он имеет в виду, пока сам не стал жить в Городе. Мне трудно это объяснить, но теперь я по крайней мере знаю, что он испытывал.
– Бессмыслица какая-то, – сказал Дассаскай. – Но если уж на то пошло, в дружбе или любви тоже нет никакого смысла. Наверное, это можно сравнить с некоторыми семьями, где случаются самые ужасные распри. Вряд ли люди могли бы так ненавидеть друг друга, если бы не любили с такой же силой. Взять хотя бы братьев Лорданов.
– Три раза.
– Что? Ах да, извини. Но пример хороший.
– Ты прав, – согласился вождь, – пример хороший. Было время, когда я ненавидел Бардаса Лордана больше, чем кого-либо на всем свете. Сейчас я не могу этого сказать. Может быть, потому что теперь уже он охотится за мной, а не наоборот.
Дассаскай посмотрел на вождя:
– Если он убьет тебя, ты его простишь?
Темрай улыбнулся:
– Я уже простил.
О том, что случилось, они узнали после завтрака, когда отправились по делам, но и тогда понадобилось время, чтобы что-то заметить.
На улицах стояли имперские солдаты, небольшие группки на перекрестках, молодые люди, смущенные и явно чувствующие себя не в своей тарелке, похожие на кавалеров, дожидающихся опаздывающих барышень. Ощущая, что что-то изменилось, Венарт не сразу понял, что именно, хотя было еще довольно рано. Присутствие на улицах бесцельно слоняющейся молодежи не нарушало привычной картины, а если какие-то детали и не вписывались в нее, то существовало простое, рациональное объяснение, которому Венарт был готов поверить, как только оно появится.
Однако смутное беспокойство сменилось вполне ясной тревогой, когда, выйдя на Рыночную площадь, они увидели уже не группу, а полную роту солдат, стоявших в парадном строю, но с оружием наголо.
– Неужели кто-то попытался вломиться в их казначейство? – ни к кому не обращаясь, спросила Исъют. – Это было бы совсем некстати.
– А кто прикалывает какую-то бумагу к двери Правления? – удивилась Эйтли. – Один из них?
Понятия не имею. Пойдем посмотрим.
Стиль документа отличался краткостью, ясностью и деловитостью. В нем говорилось, что с рассвета семнадцатого дня бутрепидона – «Когда это?» – спросила Исъют. «Сегодня, – ответил Венарт. – Тихо», – префект Ап-Эскатоя силой власти, вверенной и т.д., присоединил Остров к западной провинции Империи. Вся собственность граждан Острова в полном соответствии с практикой Империи переходит в распоряжение вышеуказанного префекта. Далее перечислялись положения, сохраняющие свое действие на протяжении переходного периода, предшествующего полному включению Острова в состав Империи: никто не имеет права покидать территорию или проникать на нее без соответствующего разрешения; гражданам запрещается заключать какие-либо сделки с иностранцами, запрещаются любые общественные собрания численностью более десяти человек, если они созваны без предварительного согласования с властями; оружие и военное снаряжение подлежат немедленной сдаче; все иностранцы обязаны явиться к специально назначенному уполномоченному; все помещения должны быть открыты для проверки и инвентаризации имущества; вопросы, касающиеся налогообложения…
– Но как же так? – растерянно пробормотала Исъют. Ей никто не ответил. Человек, повесивший объявление, поправил висевшую на плече сумку и, обменявшись несколькими фразами с капитаном, удалился.
– Все в порядке, – сказал Венарт, быстро произведя несложный подсчет. – Нас только четверо.
– Помолчи, Вен. – Ветриз в третий раз перечитала документ. – Вот так. Получили. А все ты и твоя дурацкая Ассоциация судовладельцев.
– Что? Как ты можешь так говорить? Чем…
– Именно из-за вас все и случилось, – тихо и зло сказала она. – Вы думали, что можете подергать их за хвост, и на вас прольется волшебный дождь. Ну, полюбуйтесь, что из этого вышло.
Исъют потянула ее за рукав:
– Идем, нам нечего здесь делать. Солдаты и так уже посматривают в нашу сторону.
– Что? Ах да.
Они перешли на другую сторону Рыночной площади, где между колоннами Дома собрания уже толпились группки возбужденных горожан.
– Вот что мы сделаем, – громким шепотом заговорила Исъют. – Пойдем сейчас домой, соберем деньги и ценности, сколько сможем унести, и постараемся попасть на корабль. Главное – убраться с Острова. А там мы в безопасности: они не смогут за нами угнаться, ведь собственных кораблей у них нет.
Венарт хмуро посмотрел на нее:
– А что, по-твоему, мы будем делать с солдатами, которые уже находятся на этих проклятых кораблях? Или ты уже забыла, что они готовят вторжение в Перимадею? Эйтли, а как быть с тобой? Я не помню, какой у тебя статус. Ты иностранка или нет?
Эйтли рассеянно потерла лоб.
– Хороший вопрос. У меня есть здесь собственность, значит, я гражданка Острова. Может, попробовать их перехитрить. Пусть думают, что я из Шастела, например. Но какой смысл? Чем это тебе поможет?
– Кому-то надо уехать за помощью, – объяснил Венарт. – Собрать армию, сбросить этих мерзавцев в море. Ты сядешь на корабль, поднимешь тревогу…
Эйтли посмотрела на него и покачала головой:
– Не говори ерунду. Кому мы нужны? Кто станет нас спасать?
Об этой мелочи Венарт, очевидно, не подумал.
– Наемники, – пришла ему на выручку Исъют. – Мы могли бы обратиться к наемникам. Конечно, это обойдется недешево, но черт с ними, с деньгами; главное – освободить наш Остров. Вот решим проблему и тогда уже…
– Мечты… Ты знаешь, сколько на Острове солдат? Тысяч пятьдесят, верно? Чтобы рассчитывать на успех, нужно по крайней мере втрое больше. Где ты собираешься найти сто пятьдесят тысяч вооруженных людей? И сколько это будет стоить? По-моему…
– Нет, – оборвала его Исъют. – Тут ты ошибаешься. Это сейчас на Острове пятьдесят тысяч, но скоро они начнут наступление против Темрая, и тогда здесь останется только небольшой гарнизон. Тогда-то мы и ударим.
Эйтли закрыла глаза и вздохнула.
– Но у них же наши корабли, что мы без них сделаем? – она открыла глаза. – Нет, не очень разумное предложение.
– Едва они узнают, что здесь происходит, как сразу вернутся, и тогда у нас не будет ни единого шанса. Вы вообще-то представляете, что они делают с мятежниками?
– Но можно же что-то придумать… должен же быть какой-то выход…
Исъют остановилась, не договорив, – к ним приближались пять солдат. Венарт напрягся, словно собрался задать стрекача, но сестра схватила его за руку.
– Если побежишь, тебя убьют, – прошептала она.
Подойдя, солдаты остановились. Вперед вышел сержант.
– Венарт Аузелл, – сказал он. – Исъют Месатгес.
Венарт сделал глубокий вдох:
– Я Венарт Аузелл. Что…
– Исъют Месатгес.
Эйтли, Ветриз и Исъют застыли на месте. Сержант подождал несколько секунд и кивнул.
– Ладно, – сказал он, – возьмем их всех, а потом разберемся. Вы арестованы. Сюда, за мной.
Глава 15
– Не люблю, когда меня арестовывают, – сказала Исъют. – Это так скучно. Сидишь часами в камере, в комнате для допросов, в коридоре; делать нечего, читать нечего, всегда то слишком холодно, то, наоборот, слишком жарко, а пища…
В то утро они оказались в кабинете секретаря Гильдии, расположенном в самом конце коридора, отходящего от галереи, с трех сторон огибавшей помещение Дома торговли. Многие мечтали попасть в кабинет, получить приглашение туда считалось высокой честью. Это была большая комната, одновременно ничем не примечательная для посторонних и интересная для знатоков. Секретарь, Алоэт Кор, слыла фанатичным коллекционером мебели, особенно ее привлекали костяные столики и стулья, которые на протяжении шести поколений мастерила семья Аррацин, одна из известнейших в Перимадее. Сама мебель, хрупкая, дорогая и абсолютно непрактичная, не очень-то нравилась Алоэт Кор, но она скупала все, что попадалось под руку, потому что стоили эти безделушки неприлично дорого, а обещали подняться в цене еще выше, так как после Падения производство прекратилось из-за смерти всех членов семьи Аррацин. Люди говорили, что почитали за честь просто посидеть на мраморной скамье, провести в ожидании час-полтора ради того, чтобы хоть одним глазком взглянуть на причудливую, невообразимо гротескную подставку для лампы, собственноручно вырезанную Леухасом Аррацином полторы сотни лет назад из цельного куска китового уса.
– Тебя часто арестовывали? – спросил Венарт. – Извини, просто любопытно.
Исъют пожала плечами:
– Зависит от того, куда приезжаешь. В некоторых местах это так же естественно, как поздороваться. Что-то вроде: «Добро пожаловать в наш славный город, вы арестованы». Одно время мне часто приходилось бывать в Бурзоуте, и я знала по именам всех стражей в тамошней кутузке. Мы с ними играли в шахматы, я пришивала им пуговицы…
– Ты? – удивленно спросила Ветриз. – Когда это ты успела научиться пришивать пуговицы?
Вечером кабинет Алоэт Кор уже превратился в кабинет майора Джавека, только что назначенного субпрефектом Острова, и странным образом коридор стал темнее и холоднее, мраморная скамейка жестче, и никого уже не тянуло взглянуть на знаменитую подставку из китового уса. Приоритеты изменились всего лишь за несколько часов. Откровенно говоря, у Ветриз появилось чувство, что ее просто добавили к коллекции и отложили в сторону, чтобы потом занести в каталог, проштемпелевать и упрятать в шкаф. Она знавала одного человека, собиравшего черепа птиц. Он подробно описывал ей, как снимает с них кожу, как вырывает мозг и плоть, выбеливает кости и, наконец, выставляет готовый экземпляр под стекло. Ветриз слушала его со странным чувством: интересно, увлекательно, необычно и одновременно мерзко и отвратительно.
– К чему клоню? – спросила Исъют. – Я лишь хочу сказать, что у разных народов различные методы ареста. Вполне возможно, что они всего лишь установят наши личности и отпустят нас на все четыре стороны. Ничего страшного, обычная бюрократия. Венарт вздохнул.
– Тогда как ты объяснишь тот факт, что кроме нас здесь больше никого нет? – спросил он. – Или, по-твоему, из всех жителей Острова они выбрали для знакомства только нас? Откуда такой интерес? Не знаю, как тебя, а меня такая популярность не радует.
Исъют раздраженно развела руками.
– Ладно, как хотите. Вам нравится чувствовать себя несчастными? Пожалуйста. Мне наплевать. Но я не вижу в этом никакого смысла. В конце концов, лучше от этого никому не станет. Сидите, мучайтесь, изводите себя всякими мыслями…
– Исъют. – Эйтли подняла голову и посмотрела ей в глаза. – Помолчи. И ты, Вен, тоже. Я знаю, что вы напуганы и только поэтому так много болтаете, но, честное слово, меня раздражают ваши бесконечные препирательства. Давайте просто посидим, ладно?
– Говори за себя, – бросила Исъют. – Лично я нисколько не испугана и…
Дверь открылась, и два стражника, стоявшие у них за спиной, как некие архитектурные излишества, кивнули, приказывая подняться и войти в кабинет.
– Все будет в порядке, – шепнула Исъют. – Вот увидите. Ей никто не ответил.
Субпрефект Джавек оказался округлым мужчиной, невысокого для Сына Неба роста, совершенно лысый, с похожей на яйцо головой и густой, вьющейся бородой. Он не выглядел ни грозным, ни дружелюбным, а, скорее, усталым, что, конечно, было вполне понятно. Нелегкая это работа – присоединение целой страны.
– Имена, – сказал он, обращаясь не к четырем островитянам, а к своему писарю, юному чужестранцу с курчавыми каштановыми волосами.
Писарь зачитал имена, уже записанные на листке. Произношение было жуткое: Исъют Месатгес превратилась в Иизу Муззергец, а Венарт и Ветриз стали называться одинаково Орзл. В перимадейских именах молодой человек разбирался намного лучше, потому что вполне компетентно справился с фамилией Зевкис, сделав ошибку лишь в ударении.
– Спасибо, – сказал субпрефект, и писарь опустился на стул и принялся рассортировывать восковые таблички, которые в Империи использовались как карточки картотеки. – И спасибо вам, – добавил он, очевидно, лишь теперь замечая присутствие островитян. – Надеюсь, это не доставило вам неудобств. Ничего не поделаешь. Кое-что требует уточнения. Вы все друзья капитана Бардаса Лордана…
– Извините, – вставила Исъют, – но я себя таковой не считаю.
Джавек слегка повернул голову, и его тройной подбородок, скрытый бородой, заколыхался.
– Вот как? – Он перевел взгляд на Эйтли, которая кивнула. – А вы? – Взгляд переместился еще дальше. – Вы двое? Что вы скажете?
Венарт перевел дыхание.
– Да, это так. Думаю, они даже не знакомы. Я имею в виду лично.
– Ясно, – сказал Джавек. – Жаль, но до окончания войны вам придется побыть с этими тремя. Дальше… Вы Ветриз Аузелл.
– Правильно. – Его удивило ее безукоризненное произношение.
– Около семи лет назад у вас был роман с Горгасом Лорданом.
Ветриз вздохнула.
– Да, был, – сказала она, на мгновение опередив Венарта, который, похоже, собирался дать отрицательный ответ от ее имени. Жаль, ей так долго удавалось держать это в тайне от него. – Хотя термин «роман» – это некоторое преувеличение. Все заняло одну ночь.
Джавек кивнул:
– Хорошо, я внесу исправление. – Он поднял голову. – Ну что ж, очень жаль, но мне придется подвергнуть вас четверых домашнему аресту на неопределенное время. Уверен, вы все вполне безобидные люди, но пока капитан Лордан командует полевой армией, каждый, кто может быть использован в качестве заложника для оказания давления на него… в общем, нам будет спокойнее, если до вас никто не доберется. Надеюсь, вы поймете логику такого решения, если подумаете, принимая во внимание интересы всех сторон.
Никто ничего не сказал.
– Мы постараемся создать наилучшие условия и сделать так, чтобы ограничение свободы не доставило вам больших проблем. Вы будете жить в доме Аузелл… это номер 16 по 4-й улице, не так ли? Я поставлю часового, но мои люди вас не побеспокоят, у них будет своя кухня, своя спальня и все такое. Вам разрешено принимать посетителей, для этого выделен один час в сутки, но при встрече, конечно, будет присутствовать солдат. Вопросы есть?
Краем глаза Ветриз заметила то, что, вероятно, и было знаменитой подставкой для лампы. Чтобы рассмотреть лучше, она немного повернула голову – все оказалось именно так, как ей и представлялось – абсолютный ужас.
– На мой взгляд, ее переоценили, – заметил субпрефект. – Я, разумеется, не специалист, но в последний период творения Аррацинов больше напоминают пародии на достижения классического этапа. Это характерно не только для них: у многих художников прослеживается тенденция воспроизводить в крупных формах то, что хорошо лишь в миниатюре. Возьмите, к примеру, вон ту двуручную чашу.
Она посмотрела в указанном направлении и увидела то, что самым неприятным образом напоминало человеческий череп, установленный на небольшом пьедестале из кости. Верх был срезан, полость мозга превращена в чашу, а две руки, представляющие собой ловко соединенные пальцевые кости, вставили в ушные раковины.
– Интересное украшение, правда? – продолжал Джавек. – Насколько мне известно, когда-то это была голова некоего мятежного вождя одного из равнинных племен, лет сто назад он поднял бунт, потерпел неудачу. А его более удачливый соперник прислал вот это в Город для выставления на всеобщее обозрение. Чаша была частью трофеев, захваченных капитаном Лорданом. Весьма уникальный образчик, хотя у меня дома есть череп самца-оленя примерно того же периода. Работа Сундаса Аррацина, одна из ранних.
Ветриз почувствовала, что ее вот-вот вырвет.
– Она ценная? – спросила Исъют. – Дело в том, что мне известно, где есть нечто похожее, если вас, конечно, интересует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Темрай нахмурился:
– Не думаю, чтобы я делал это преднамеренно. По-моему, проблема в том, что чем сильнее ненавидишь врага, тем больше становишься на него похожим. Ненависть – очень интимное чувство, оно сближает тебя с тем, кого ненавидишь. Иногда мне даже кажется, что невозможно по-настоящему ненавидеть кого-то, пока не поймешь его. Убить человека – да, это не трудно, это можно сделать хладнокровно, как бы со стороны, но ты же не ненавидишь гусей, хотя, наверное, и не понимаешь их.
Дассаскай улыбнулся:
– А что тут понимать?
– А, ну вот, попробую объяснить. Когда я был ребенком, и отец с дядей впервые взяли меня на охоту, они сказали, что настоящий охотник должен понимать того, кого убивает. Долгое время я искренне считал, что они любят лосей и кабанов, на которых мы обычно охотились. Они говорили о них с такой теплотой и уважением, как будто речь шла о членах семьи. Думаю, все дело в том, что, наблюдая за жизнью этих животных на протяжении многих лет, люди привязались к ним. Они всегда благодарили зверей, которых убивали. Однажды я спросил отца, что он чувствует, когда убивает животных, и отец ответил, что каждый раз ему так тяжело, словно он теряет друга. Я никогда не понимал, что он имеет в виду, пока сам не стал жить в Городе. Мне трудно это объяснить, но теперь я по крайней мере знаю, что он испытывал.
– Бессмыслица какая-то, – сказал Дассаскай. – Но если уж на то пошло, в дружбе или любви тоже нет никакого смысла. Наверное, это можно сравнить с некоторыми семьями, где случаются самые ужасные распри. Вряд ли люди могли бы так ненавидеть друг друга, если бы не любили с такой же силой. Взять хотя бы братьев Лорданов.
– Три раза.
– Что? Ах да, извини. Но пример хороший.
– Ты прав, – согласился вождь, – пример хороший. Было время, когда я ненавидел Бардаса Лордана больше, чем кого-либо на всем свете. Сейчас я не могу этого сказать. Может быть, потому что теперь уже он охотится за мной, а не наоборот.
Дассаскай посмотрел на вождя:
– Если он убьет тебя, ты его простишь?
Темрай улыбнулся:
– Я уже простил.
О том, что случилось, они узнали после завтрака, когда отправились по делам, но и тогда понадобилось время, чтобы что-то заметить.
На улицах стояли имперские солдаты, небольшие группки на перекрестках, молодые люди, смущенные и явно чувствующие себя не в своей тарелке, похожие на кавалеров, дожидающихся опаздывающих барышень. Ощущая, что что-то изменилось, Венарт не сразу понял, что именно, хотя было еще довольно рано. Присутствие на улицах бесцельно слоняющейся молодежи не нарушало привычной картины, а если какие-то детали и не вписывались в нее, то существовало простое, рациональное объяснение, которому Венарт был готов поверить, как только оно появится.
Однако смутное беспокойство сменилось вполне ясной тревогой, когда, выйдя на Рыночную площадь, они увидели уже не группу, а полную роту солдат, стоявших в парадном строю, но с оружием наголо.
– Неужели кто-то попытался вломиться в их казначейство? – ни к кому не обращаясь, спросила Исъют. – Это было бы совсем некстати.
– А кто прикалывает какую-то бумагу к двери Правления? – удивилась Эйтли. – Один из них?
Понятия не имею. Пойдем посмотрим.
Стиль документа отличался краткостью, ясностью и деловитостью. В нем говорилось, что с рассвета семнадцатого дня бутрепидона – «Когда это?» – спросила Исъют. «Сегодня, – ответил Венарт. – Тихо», – префект Ап-Эскатоя силой власти, вверенной и т.д., присоединил Остров к западной провинции Империи. Вся собственность граждан Острова в полном соответствии с практикой Империи переходит в распоряжение вышеуказанного префекта. Далее перечислялись положения, сохраняющие свое действие на протяжении переходного периода, предшествующего полному включению Острова в состав Империи: никто не имеет права покидать территорию или проникать на нее без соответствующего разрешения; гражданам запрещается заключать какие-либо сделки с иностранцами, запрещаются любые общественные собрания численностью более десяти человек, если они созваны без предварительного согласования с властями; оружие и военное снаряжение подлежат немедленной сдаче; все иностранцы обязаны явиться к специально назначенному уполномоченному; все помещения должны быть открыты для проверки и инвентаризации имущества; вопросы, касающиеся налогообложения…
– Но как же так? – растерянно пробормотала Исъют. Ей никто не ответил. Человек, повесивший объявление, поправил висевшую на плече сумку и, обменявшись несколькими фразами с капитаном, удалился.
– Все в порядке, – сказал Венарт, быстро произведя несложный подсчет. – Нас только четверо.
– Помолчи, Вен. – Ветриз в третий раз перечитала документ. – Вот так. Получили. А все ты и твоя дурацкая Ассоциация судовладельцев.
– Что? Как ты можешь так говорить? Чем…
– Именно из-за вас все и случилось, – тихо и зло сказала она. – Вы думали, что можете подергать их за хвост, и на вас прольется волшебный дождь. Ну, полюбуйтесь, что из этого вышло.
Исъют потянула ее за рукав:
– Идем, нам нечего здесь делать. Солдаты и так уже посматривают в нашу сторону.
– Что? Ах да.
Они перешли на другую сторону Рыночной площади, где между колоннами Дома собрания уже толпились группки возбужденных горожан.
– Вот что мы сделаем, – громким шепотом заговорила Исъют. – Пойдем сейчас домой, соберем деньги и ценности, сколько сможем унести, и постараемся попасть на корабль. Главное – убраться с Острова. А там мы в безопасности: они не смогут за нами угнаться, ведь собственных кораблей у них нет.
Венарт хмуро посмотрел на нее:
– А что, по-твоему, мы будем делать с солдатами, которые уже находятся на этих проклятых кораблях? Или ты уже забыла, что они готовят вторжение в Перимадею? Эйтли, а как быть с тобой? Я не помню, какой у тебя статус. Ты иностранка или нет?
Эйтли рассеянно потерла лоб.
– Хороший вопрос. У меня есть здесь собственность, значит, я гражданка Острова. Может, попробовать их перехитрить. Пусть думают, что я из Шастела, например. Но какой смысл? Чем это тебе поможет?
– Кому-то надо уехать за помощью, – объяснил Венарт. – Собрать армию, сбросить этих мерзавцев в море. Ты сядешь на корабль, поднимешь тревогу…
Эйтли посмотрела на него и покачала головой:
– Не говори ерунду. Кому мы нужны? Кто станет нас спасать?
Об этой мелочи Венарт, очевидно, не подумал.
– Наемники, – пришла ему на выручку Исъют. – Мы могли бы обратиться к наемникам. Конечно, это обойдется недешево, но черт с ними, с деньгами; главное – освободить наш Остров. Вот решим проблему и тогда уже…
– Мечты… Ты знаешь, сколько на Острове солдат? Тысяч пятьдесят, верно? Чтобы рассчитывать на успех, нужно по крайней мере втрое больше. Где ты собираешься найти сто пятьдесят тысяч вооруженных людей? И сколько это будет стоить? По-моему…
– Нет, – оборвала его Исъют. – Тут ты ошибаешься. Это сейчас на Острове пятьдесят тысяч, но скоро они начнут наступление против Темрая, и тогда здесь останется только небольшой гарнизон. Тогда-то мы и ударим.
Эйтли закрыла глаза и вздохнула.
– Но у них же наши корабли, что мы без них сделаем? – она открыла глаза. – Нет, не очень разумное предложение.
– Едва они узнают, что здесь происходит, как сразу вернутся, и тогда у нас не будет ни единого шанса. Вы вообще-то представляете, что они делают с мятежниками?
– Но можно же что-то придумать… должен же быть какой-то выход…
Исъют остановилась, не договорив, – к ним приближались пять солдат. Венарт напрягся, словно собрался задать стрекача, но сестра схватила его за руку.
– Если побежишь, тебя убьют, – прошептала она.
Подойдя, солдаты остановились. Вперед вышел сержант.
– Венарт Аузелл, – сказал он. – Исъют Месатгес.
Венарт сделал глубокий вдох:
– Я Венарт Аузелл. Что…
– Исъют Месатгес.
Эйтли, Ветриз и Исъют застыли на месте. Сержант подождал несколько секунд и кивнул.
– Ладно, – сказал он, – возьмем их всех, а потом разберемся. Вы арестованы. Сюда, за мной.
Глава 15
– Не люблю, когда меня арестовывают, – сказала Исъют. – Это так скучно. Сидишь часами в камере, в комнате для допросов, в коридоре; делать нечего, читать нечего, всегда то слишком холодно, то, наоборот, слишком жарко, а пища…
В то утро они оказались в кабинете секретаря Гильдии, расположенном в самом конце коридора, отходящего от галереи, с трех сторон огибавшей помещение Дома торговли. Многие мечтали попасть в кабинет, получить приглашение туда считалось высокой честью. Это была большая комната, одновременно ничем не примечательная для посторонних и интересная для знатоков. Секретарь, Алоэт Кор, слыла фанатичным коллекционером мебели, особенно ее привлекали костяные столики и стулья, которые на протяжении шести поколений мастерила семья Аррацин, одна из известнейших в Перимадее. Сама мебель, хрупкая, дорогая и абсолютно непрактичная, не очень-то нравилась Алоэт Кор, но она скупала все, что попадалось под руку, потому что стоили эти безделушки неприлично дорого, а обещали подняться в цене еще выше, так как после Падения производство прекратилось из-за смерти всех членов семьи Аррацин. Люди говорили, что почитали за честь просто посидеть на мраморной скамье, провести в ожидании час-полтора ради того, чтобы хоть одним глазком взглянуть на причудливую, невообразимо гротескную подставку для лампы, собственноручно вырезанную Леухасом Аррацином полторы сотни лет назад из цельного куска китового уса.
– Тебя часто арестовывали? – спросил Венарт. – Извини, просто любопытно.
Исъют пожала плечами:
– Зависит от того, куда приезжаешь. В некоторых местах это так же естественно, как поздороваться. Что-то вроде: «Добро пожаловать в наш славный город, вы арестованы». Одно время мне часто приходилось бывать в Бурзоуте, и я знала по именам всех стражей в тамошней кутузке. Мы с ними играли в шахматы, я пришивала им пуговицы…
– Ты? – удивленно спросила Ветриз. – Когда это ты успела научиться пришивать пуговицы?
Вечером кабинет Алоэт Кор уже превратился в кабинет майора Джавека, только что назначенного субпрефектом Острова, и странным образом коридор стал темнее и холоднее, мраморная скамейка жестче, и никого уже не тянуло взглянуть на знаменитую подставку из китового уса. Приоритеты изменились всего лишь за несколько часов. Откровенно говоря, у Ветриз появилось чувство, что ее просто добавили к коллекции и отложили в сторону, чтобы потом занести в каталог, проштемпелевать и упрятать в шкаф. Она знавала одного человека, собиравшего черепа птиц. Он подробно описывал ей, как снимает с них кожу, как вырывает мозг и плоть, выбеливает кости и, наконец, выставляет готовый экземпляр под стекло. Ветриз слушала его со странным чувством: интересно, увлекательно, необычно и одновременно мерзко и отвратительно.
– К чему клоню? – спросила Исъют. – Я лишь хочу сказать, что у разных народов различные методы ареста. Вполне возможно, что они всего лишь установят наши личности и отпустят нас на все четыре стороны. Ничего страшного, обычная бюрократия. Венарт вздохнул.
– Тогда как ты объяснишь тот факт, что кроме нас здесь больше никого нет? – спросил он. – Или, по-твоему, из всех жителей Острова они выбрали для знакомства только нас? Откуда такой интерес? Не знаю, как тебя, а меня такая популярность не радует.
Исъют раздраженно развела руками.
– Ладно, как хотите. Вам нравится чувствовать себя несчастными? Пожалуйста. Мне наплевать. Но я не вижу в этом никакого смысла. В конце концов, лучше от этого никому не станет. Сидите, мучайтесь, изводите себя всякими мыслями…
– Исъют. – Эйтли подняла голову и посмотрела ей в глаза. – Помолчи. И ты, Вен, тоже. Я знаю, что вы напуганы и только поэтому так много болтаете, но, честное слово, меня раздражают ваши бесконечные препирательства. Давайте просто посидим, ладно?
– Говори за себя, – бросила Исъют. – Лично я нисколько не испугана и…
Дверь открылась, и два стражника, стоявшие у них за спиной, как некие архитектурные излишества, кивнули, приказывая подняться и войти в кабинет.
– Все будет в порядке, – шепнула Исъют. – Вот увидите. Ей никто не ответил.
Субпрефект Джавек оказался округлым мужчиной, невысокого для Сына Неба роста, совершенно лысый, с похожей на яйцо головой и густой, вьющейся бородой. Он не выглядел ни грозным, ни дружелюбным, а, скорее, усталым, что, конечно, было вполне понятно. Нелегкая это работа – присоединение целой страны.
– Имена, – сказал он, обращаясь не к четырем островитянам, а к своему писарю, юному чужестранцу с курчавыми каштановыми волосами.
Писарь зачитал имена, уже записанные на листке. Произношение было жуткое: Исъют Месатгес превратилась в Иизу Муззергец, а Венарт и Ветриз стали называться одинаково Орзл. В перимадейских именах молодой человек разбирался намного лучше, потому что вполне компетентно справился с фамилией Зевкис, сделав ошибку лишь в ударении.
– Спасибо, – сказал субпрефект, и писарь опустился на стул и принялся рассортировывать восковые таблички, которые в Империи использовались как карточки картотеки. – И спасибо вам, – добавил он, очевидно, лишь теперь замечая присутствие островитян. – Надеюсь, это не доставило вам неудобств. Ничего не поделаешь. Кое-что требует уточнения. Вы все друзья капитана Бардаса Лордана…
– Извините, – вставила Исъют, – но я себя таковой не считаю.
Джавек слегка повернул голову, и его тройной подбородок, скрытый бородой, заколыхался.
– Вот как? – Он перевел взгляд на Эйтли, которая кивнула. – А вы? – Взгляд переместился еще дальше. – Вы двое? Что вы скажете?
Венарт перевел дыхание.
– Да, это так. Думаю, они даже не знакомы. Я имею в виду лично.
– Ясно, – сказал Джавек. – Жаль, но до окончания войны вам придется побыть с этими тремя. Дальше… Вы Ветриз Аузелл.
– Правильно. – Его удивило ее безукоризненное произношение.
– Около семи лет назад у вас был роман с Горгасом Лорданом.
Ветриз вздохнула.
– Да, был, – сказала она, на мгновение опередив Венарта, который, похоже, собирался дать отрицательный ответ от ее имени. Жаль, ей так долго удавалось держать это в тайне от него. – Хотя термин «роман» – это некоторое преувеличение. Все заняло одну ночь.
Джавек кивнул:
– Хорошо, я внесу исправление. – Он поднял голову. – Ну что ж, очень жаль, но мне придется подвергнуть вас четверых домашнему аресту на неопределенное время. Уверен, вы все вполне безобидные люди, но пока капитан Лордан командует полевой армией, каждый, кто может быть использован в качестве заложника для оказания давления на него… в общем, нам будет спокойнее, если до вас никто не доберется. Надеюсь, вы поймете логику такого решения, если подумаете, принимая во внимание интересы всех сторон.
Никто ничего не сказал.
– Мы постараемся создать наилучшие условия и сделать так, чтобы ограничение свободы не доставило вам больших проблем. Вы будете жить в доме Аузелл… это номер 16 по 4-й улице, не так ли? Я поставлю часового, но мои люди вас не побеспокоят, у них будет своя кухня, своя спальня и все такое. Вам разрешено принимать посетителей, для этого выделен один час в сутки, но при встрече, конечно, будет присутствовать солдат. Вопросы есть?
Краем глаза Ветриз заметила то, что, вероятно, и было знаменитой подставкой для лампы. Чтобы рассмотреть лучше, она немного повернула голову – все оказалось именно так, как ей и представлялось – абсолютный ужас.
– На мой взгляд, ее переоценили, – заметил субпрефект. – Я, разумеется, не специалист, но в последний период творения Аррацинов больше напоминают пародии на достижения классического этапа. Это характерно не только для них: у многих художников прослеживается тенденция воспроизводить в крупных формах то, что хорошо лишь в миниатюре. Возьмите, к примеру, вон ту двуручную чашу.
Она посмотрела в указанном направлении и увидела то, что самым неприятным образом напоминало человеческий череп, установленный на небольшом пьедестале из кости. Верх был срезан, полость мозга превращена в чашу, а две руки, представляющие собой ловко соединенные пальцевые кости, вставили в ушные раковины.
– Интересное украшение, правда? – продолжал Джавек. – Насколько мне известно, когда-то это была голова некоего мятежного вождя одного из равнинных племен, лет сто назад он поднял бунт, потерпел неудачу. А его более удачливый соперник прислал вот это в Город для выставления на всеобщее обозрение. Чаша была частью трофеев, захваченных капитаном Лорданом. Весьма уникальный образчик, хотя у меня дома есть череп самца-оленя примерно того же периода. Работа Сундаса Аррацина, одна из ранних.
Ветриз почувствовала, что ее вот-вот вырвет.
– Она ценная? – спросила Исъют. – Дело в том, что мне известно, где есть нечто похожее, если вас, конечно, интересует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61