– У нас нет времени им заниматься, – вставил Клефас. – Работы много, сам видишь, а нас только двое.
Горгас ухмыльнулся:
– Теперь больше.
И вот он предстал перед посыльным: заляпанный грязью, злой и раздраженный, стоящий перед только что поваленным каштаном, с топором в руке, с окровавленными пальцами, ободранными о сухую кору дерева.
– Кто ты такой? – спросил Горгас.
– Меня прислал сержант Моссай, – настороженно ответил посыльный. – Вам письмо. Из провинции. – Он протянул маленький латунный цилиндр. – Курьер прибыл в Торнойс прошлой ночью.
– Ждет ответа? – Горгас вытер руки о рубашку.
– Нет, – ответил посыльный, – сказал, что ответа не надо.
Горгас покачал головой, взял цилиндр и отковырнул крышку ногтем большого пальца.
Они начали с того, что взялись повалить дерево. Последний каштан из посаженных дедом вскоре после рождения их отца. Свалить его оказалось нелегко. Ветер согнул дерево, так что, когда они попробовали пилить, пилу зажало, и она в конце концов сломалась (как и все прочие инструменты, пила была старая и ржавая). Тогда в ход пошли топоры, но вскоре на ладонях выскочили волдыри, а потом Клефас отвлекся и расколол топорище. Подумав, братья раскопали еще одну пилу, более древнюю и ржавую, чем первая. Горгас обвязал ствол веревкой, и им удалось немного уменьшить давление на пилу, но когда до конца оставалось совсем немного, до Горгаса вдруг дошло, что если дерево упадет, то продавит крышу ветхого свинарника. Конечно, свинарник тоже давно не использовали по назначению, превратив в нечто вроде склада для всякого рода хлама, но Горгас все же заставил братьев подпилить каштан с другой стороны, а потом подрубить его топорами. Дерево рухнуло не совсем туда, куда намеревался направить его Горгас, но и не на свинарник, задев лишь угол крыши. Остаток дня ушел на то, чтобы обрубить ветки и распилить на части ствол, а потом перетащить все под навес, где из-за сырости хранить дрова стало невозможно. Ближе к вечеру трое братьев получили наконец то, ради чего все затеяли – несколько досок для пола в амбаре.
– Ублюдок! – прорычал Горгас, сминая листок. – Знаешь что? Этот мерзавец Полиорцис заставил их отказаться от союза с нами.
Посыльный отступил на пару шагов, словно желая показать, что он тут ни при чем.
– Какая от этого польза Империи? Никакой. Ладно, черт с ними. Пошли закончим с полом. – Горгас вдруг повернулся к посыльному. – Ты вернешься в Торнойс, найдешь того курьера и доставишь его сюда. У меня все же есть для него ответ.
Посыльный неуверенно кивнул:
– А если он уже уехал?
– Будет лучше, если не уехал, – предупредил Горгас. – Потому что если он уже уехал, то я захочу узнать, почему тебе понадобился целый день, чтобы добраться сюда. Все понятно?
Посыльный поспешно убрался со двора.
– Клефас, принеси клинья, здесь без них не обойтись, – сказал Горгас, – суховатый попался чурбан.
Клефас постоял, словно размышляя о чем-то, потом медленно побрел к дому. Горгас вздохнул и вернулся к прерванной работе. Пытаясь расколоть бревно, он так глубоко вогнал топор, что не смог его вытащить, а когда попытался нажать на топорище, оно треснуло.
– Теперь ты его не вытащишь, – высказал приговор Зонарас.
– Посмотрим, – ответил Горгас. – Принеси клин и второй топор. Если понадобится, я просто вырублю этот чертов колун.
– Как хочешь. – Зонарас пожал плечами, подавая второй топор. – Только поосторожнее, он еле держится.
– Вот как?
Брат кивнул:
– Да, уже давно. Надо бы снять и подобрать новое топорище, но все некогда.
Некоторое время Горгас молча махал вторым топором, пытаясь вырубить первый, но так и не добился ощутимого прогресса. Наконец появился Клефас с клиньями. Они были тяжелые и неописуемо древние, с расплющенными обухами, затупившиеся и пережившие, должно быть, не одно поколение Лорданов, безжалостно колотивших их увесистыми кувалдами.
– Так-то лучше, – сказал Горгас. – Теперь дело пойдет. Давай, Зонарас, загони по клину с каждой стороны, и мы расколем проклятую деревяшку.
Зонарас забил оба клина, но перестарался – Горгас освободил из плена первый топор, однако теперь зажатыми оказались клинья.
– Великолепно, – сердито пробурчал Горгас. – Решили одну проблему, а получили сразу две.
Зонарас вздохнул:
– Этот пень не расколешь. Не надо было и браться.
Горгас задумчиво посмотрел на упрямый чурбан и покачал головой:
– Используем оба топора как клинья. Не беспокойся, у нас все получится.
Уже темнело, когда братья в конце концов отказались от надежды решить возникшую проблему.
– Завтра попробуем распилить, – сказал Горгас, когда они потянулись к дому. – Надо было сразу так и сделать, а не колоть.
Зонарас и Клефас промолчали. Они скинули сапоги и уселись за стол, сметя на пол крошки, чтобы было куда положить локти.
Интересно, подумал, глядя на них Горгас, тоже ведь Лорданы. Впрочем, что говорить, если они ни разу и в городе не были. Счастливчики.
– Можно было бы построить лесопилку возле реки, – сказал он, продолжая развивать тему дня. – Там, у переправы, где берега не слишком крутые. Установить водяное колесо, от него бы работала механическая жила. Я видел такие в Перимадее, отличные машины, а сделать их не так уж и трудно.
Клефас поднял голову.
– Ниже по течению. Там, где Нисса когда-то стирала белье, вы же знаете это место.
– Наверное, – подал голос Зонарас. – Но нам не нужна никакая лесопилка. Зачем?
Горгас нахмурился:
– Мне казалось, что и так понятно. Резать доски. Вместо того чтобы три дня возиться с какой-то колодой, ломать топоры…
– Нам не нужны доски, – перебил его Зонарас. – Куда их девать? Вот заделаем пол и все. Да и эти мы могли бы купить.
– Пустая трата денег, – нетерпеливо возразил Горгас. – Зачем покупать доски, если рядом лес? Кроме того, если установить лесопилку, то доски можно было бы продавать по цене намного ниже той, за которую покупают по всей округе. Это бизнес. Тут есть о чем подумать.
Клефас покачал головой.
– А кто будет на ней работать? – спросил он. – У нас с Зонарасом и так забот хватает. Или ты бросишь свои дела и будешь приезжать сюда каждый раз, когда кому-то понадобится несколько досок? Подумай сам и поймешь.
Горгас махнул рукой, отметая возражение:
– Не только доски: можно было бы делать балки для перекрытий, воротные столбы, двери, да много всего. При желании, лесопилка – отличная идея. Завтра с утра я этим и займусь. Приведу сюда людей. По крайней мере не будут слоняться без дела.
Клефас и Зонарас переглянулись.
– Ладно, – сказал Клефас, – раз уж ты так загорелся, то и нам нет смысла убиваться с чертовой деревяшкой. Отвезем ее потом на лесопилку и распилим.
– Правильно, – добавил Зонарас. – Я хочу сказать, что спешить-то все равно некуда. Амбаром мы в любом случае давно не пользуемся.
В ту ночь Горгасу приснилось, что он стоит у ворот города. Было темно, и он никак не мог определить, что же это за город – Перимадея, Ап-Эскатой, Скона или какой-то другой. Ворота были надежно заперты, и Горгас пытался взломать их, расколоть, пользуясь то топором, то клиньями. Как-то так оказалось, что клинья были его братьями, а он сам и топором, и кувалдой. Горгас ощущал каждый удар – интересно, куда уходит вся сила, когда сталь обрушивается на сталь? – чувствовал, как поворачивается топорище… Дерево– не сталь; конечно, в нем есть свои напряжения, своя внутренняя сила, но когда терзаешь его топором, волокна рано или поздно раздвигаются или рвутся, и в конце концов оно уступает, сдается, трещит и ломается. Но сталь, чем больше колотишь по ней молотом, становится только сильнее и крепче. Отсюда и логическое объяснение тому, почему Лорданы не такие, как все остальные люди…
Бывают такие сны, которые рассеиваются, улетают, как только открываешь глаза.
Проснувшись, Горгас еще немного полежал, но понял, что глаз уже не сомкнуть, и решил заняться какой-нибудь работой. Еще днем он перенес в свою комнату одну из немногих оставшихся масляных ламп, и теперь, изрядно повозившись с кремнем и отсыревшим трутом, умудрился-таки получить свет. У него имелось с собой несколько листков бумаги и еще чистая сторона письма, доставленного посыльным, – если разгладить ее на столе, то еще можно воспользоваться.
Горгас сел и написал три письма: одно – племяннице, второе – своему помощнику, а третье – Полиорцису, Сыну Неба. Над последним пришлось покорпеть, чтобы, несмотря ни на что, облечь мысли в мягкие и вежливые формы. В конце концов, у них еще есть время переменить решение; не стоит задираться, упрямиться и наживать себе врагов только ради того, чтобы дать выход злости и раздражению. Именно способность держать чувства при себе, не позволять им влиять на принятие деловых решений и принесла Горгасу успех во всех его начинаниях. То есть во всех, завершившихся успешно. Он никогда не нарушал это незыблемое правило, кроме одного случая, когда дело коснулось Бардаса, и то отступление обошлось ему – боги подтвердят! – очень дорого. Но Бардас – особая статья. Бардас – его брат, его единственная неудача в жизни, полной удивительных и замечательных достижений. А провалы и неудачи почти всегда можно компенсировать, поправить, если только у тебя хватит сил держать чувства в узде.
Когда Горгас закончил с письмами, было еще темно, все спали. После недолгих раздумий он решил заполнить оставшееся до рассвета время одним небольшим занятием, до которого в последние два-три дня у него просто не доходили руки. В углу комнаты стоял прекрасный колчан из гофрированной кожи. Горгас достал из него лук, тот самый, особенный, сделанный три года назад его братом. Люди, знавшие об обстоятельствах, сопутствующих работе над этим луком, изумлялись и даже приходили в ужас оттого, что он до сих пор хранит этот страшный подарок. Они почему-то считали, что Горгас давно избавился от него – сжег, закопал, выбросил в море. Они не могли понять, как он смотрит на это смертоносное орудие, тем более прикасается к нему. Но факт оставался фактом – лук был очень хорош, а так как стоил он Горгасу немалого, то хранить его, ухаживать за ним, пользоваться им было наименьшей взятой Горгасом на себя обязанностью – в противном случае все, что вошло в создание лука, оказалось бы растраченным попусту, бесцельно.
Сначала Горгас извлек из специального кармашка небольшую, тонкую кисточку с упругими, жесткими волосками и прошелся ею по древку, сметая пыль, вычищая грязь и прочий мусор. Потом капнул на палец левой руки несколько капелек собственноручно приготовленного масла, отталкивающего влагу. Масло следовало втирать бережно, тщательно, а потому и работа требовала прилежания и терпения. Под конец Горгас натер тетиву пчелиным воском, небольшой кусок которого тоже всегда хранился вместе с луком. К тому времени, когда Горгас закончил, рассвет уже наступил, а когда он убрал лук на место, появилось и солнце. Горгас аккуратно вымыл руки – масло, которым он протирал оружие, было ядовитым, – натянул сапоги и отправился на поиски новой работы.
Примерно через пару часов после того, как Горгас почистил свой лук, в бухту Торнойса вошло судно.
Налетевший шторм изрядно потрепал корабль, добавив проблем, которые и без того немало осложняли навигацию в это время года. Учитывая все обстоятельства, судно неплохо справилось с выпавшим на его долю испытанием: в трюм попала лишняя вода, ветер попортил такелаж, а главная мачта дала трещину, так что, если бы шторм продлился чуть дольше, все могло бы закончиться куда хуже. Но буря промчалась, корабль остался на плаву, никто не погиб и даже серьезно не пострадал. Большего и желать трудно, выходя в море в такой неподходящий для плавания сезон.
Было еще рано, и бухта практически пустовала. Рыболовецкий флот, разумеется, уже ушел, за исключением нескольких припозднившихся лодчонок, а суда побольше, которым предстояло отправиться в путь в тот же день, еще только готовились отчалить. Груз, как обычно, приняли накануне вечером, и люди имели полное право отдохнуть и выспаться перед тем, как уйти в море с утренним приливом. По пристани бесцельно слонялись двое или трое людей Горгаса; заняться им было нечем, и они лишь дожидались, пока откроются таверны, чтобы позавтракать. Судя по пасмурным физиономиям, ночь прошла весело, и прохладный ветерок еще не прочистил затуманенные головы.
Поллас Артеваль, старшее лицо торнойского порта – с некоторой натяжкой его можно было даже назвать начальником порта, хотя на самом деле он оставался не более чем мелким торговцем, занимавшимся регистрацией и сбором денег с портовых лавочников, – стоял у ворот своего дома, пытаясь определить, откуда прибыл попавший в шторм корабль. Старой постройки, но крепкий, обшитый внахлест, не то что большинство шлюпок и клиперов, ходивших из Коллеона и Шастела, и, конечно, не имперский, с такими-то парусами. Возможно, с Острова – тамошние дельцы используют все, что плавает, и даже кое-что из того, что не плавает, – но, с другой стороны, оснастка не соответствовала принятым на Острове стандартам.
Приглядевшись повнимательнее, Поллас понял, что показалось ему необычным в этом корабле, за что зацепился глаз.
Вроде бы ничего особенного, мелкая деталь, всего лишь непривычное расположение румпеля, но Полласу показалось, что он уже встречал такое когда-то очень и очень давно. Впрочем, на своем веку ему довелось видеть немало особенностей как в расположении штурвала, так и, например, в креплении парусов. Сделав для себя мысленную пометку, он начал думать о другом, о теплом, свежем хлебе, политом свиным жиром.
Корабль ткнулся носом в причал – если бы у него было лицо, он бы наверняка облегченно улыбнулся; Полласу даже показалось, что он слышит вздох, – кто-то соскочил на берег с веревкой, другие же сбросили трап. Люди были такие же, как и судно, незнакомые, но отдаленно напоминающие кого-то, кого он встречал лет 25—30 назад.
Может быть, они приплыли из некоего далека, откуда раньше часто приходили корабли, но которое потом оказалось отрезанным по неведомым причинам: из-за войны, политических проблем или просто потому, что плавать стало невыгодно. Вполне естественно, что люди выглядели уставшими и раздраженными, кто бы был бодрым и веселым, проболтавшись всю ночь в бурном море? К тому же, судя по выражению лиц чужаков, впереди их еще ждала долгая и трудная работа.
На пристани собралась уже изрядная толпа человек в шестьдесят – немалый экипаж для корабля такого размера: хотя, возможно, они были пассажирами. Потом – все произошло в тот отрезок времени, которого Полласу хватило, чтобы повернуться и принюхаться к запаху хлеба в печи – они все извлекли мечи, топоры и луки, надели на головы шлемы и выставили щиты. И только тут Поллас вспомнил, где видел такой корабль. Пираты Ап-Олетри, беглые рабы и дезертиры из армии Империи, люди, ставшие чумой для всего южного побережья, и если так, то явились они сюда вовсе не для легкого завтрака.
Поллас Артеваль застыл на месте с открытым ртом, с ужасом сознавая, что не знает, как поступить. Пираты строились в колонны, человек по двадцать в каждой, а он думал лишь о жене, пекущей хлеб, и дочери, нарезающей бекон. Поллас не мог защитить их, у него не было никакого оружия, и он не умел драться. В Торнойсе солдатские навыки ни к чему. Здесь никто никому не угрожал. В какой-то момент Полласу пришла в голову утешительная мысль, что, может быть, чужаки просто имеют при себе оружие, все эти щиты, мечи и шлемы, но вовсе не собираются пускать его в ход.
Не сводя глаз с непрошеных гостей, он попятился к крыльцу.
Успокойся и рассуждай логично: они явились сюда не для того, чтобы убивать, им нужна только добыча, и если никто не окажет сопротивления, если не найдется какого-нибудь глупца…
Должно быть, виной всему стал чей-то неверно истолкованный жест, какое-то слишком быстрое движение. Скорее всего зафиксированный краем глаза сигнал, поданный на языке тела и спровоцировавший инстинктивный, а не обдуманный ответ. Вероятнее всего, то, что произошло, случилось абсолютно непреднамеренно, но, так или иначе, а один из солдат Горгаса снял лук и выстрелил в одного из морских разбойников. Шесть человек не станут сражаться с силами вдесятеро большими, даже если все шестеро герои. Если бы стрела пролетела мимо или хотя бы просто скользнула по латам или шлему, все пошло бы по-другому, но этого не произошло. Пират упал на колени, вопя от боли, а его товарищи, вместо того чтобы помочь раненому, набросились на солдат. Все, может быть, еще обошлось бы, если бы они сразу убили всех шестерых, но и тут судьба выбрала худший сценарий. Один из шестерки бросился вдруг бежать к холму по направлению к казарме, где Горгас, дабы сделать свое присутствие в Торнойсе более ощутимым, разместил полроты военных. Прежде чем кто-либо успел что-то предпринять, солдат развил такую скорость, на которую никто не посчитал бы его способным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61