Конечно, мальчиком его назвать трудно, сейчас ему двадцать четыре – двадцать пять лет, но он выглядит довольно юным для своего возраста, особенно когда ему страшно. Ну и конечно, фургон помогает, дает тень.
Геннадий снова огляделся:
– Ладно, если это так, то почему я не вижу Город? Или хотя бы развалины.
Алексий улыбнулся:
– Вождь Темрай решил, что было бы самоубийством оставаться на месте и сражаться с Империей, тем более что он уже знал, кто стоит во главе армии. «Если им нужна Перимадея, – сказал он. – Пусть придут и возьмут!», после чего приказал своим людям собраться и увел их на равнины, откуда они и пришли. Но провинцию такой ход событий не устраивал. Кто ушел, тот может вернуться, а потому с врагом надо разделаться сейчас. И вот власти провинции отправили на равнины Бардаса, полагаясь на его знание местности и большой опыт. Разумеется, он повел туда, куда, по его мнению, должны были уйти люди Темрая, где они должны были разбить лагерь и где надеялись, избавившись от опасности, отдохнуть. Последовало кровавое побоище – его-то ты и видишь, – и тысячи кочевников сложили головы. Но многие остались в живых. Остаток жизни Бардас провел, гоняясь за ними. Пока не умер от воспаления легких, а его заместитель, некий Теудас Морозин – не знаю, знакомо ли тебе это имя, – вернул армию домой. К тому времени Империя отстроила Перимадею, и Морозин поселился там. Хотя отдыхать ему, бедняге, оставалось недолго. Через какое-то время у границы появились вдруг племена, ведомые сильным, молодым вождем, который был еще совсем ребенком в тот день, когда Бардас сжег лагерь и убил его семью. Он знал, что мира не будет, пока стоит город. Этот вождь оказался военным гением. Теудас Морозин, спешно вызванный и поставленный во главе защитников, проявил себя выдающимся организатором на фоне апатии и беспомощности, необычайных даже по имперским стандартам, но Город пал, а Теудас уцелел в числе немногих…
Геннадий лениво поаплодировал.
– Очень хорошо. Чудесная работа. Так точно и убедительно. Только я не верю ни одному твоему слову.
– Не веришь?— удивленно переспросил Алексий. – Перестань, с каких это пор ты стал таким пессимистом? Посмотри.
Он снова протянул руку, и Геннадий опять оказался посреди улицы в горящей Перимадее, только на этот раз он видел еще и самого себя, глубокого старца с недоуменно-сонным выражением лица, которого тащил по дороге…
– Теудас Морозин, – произнес Геннадий тоном фокусника, только что извлекшего из уха букет роз. – Да, должен признать, в этом облачении он действительно похож на Бардаса.
– Даже меч тот же самый, – сказал Алексий. – Гюэлэн, палаш, отданный Горгасом Бардасу за день до опустошения. Бардас передал его на хранение Эйтли Зевкис, а та вручила его Теудасу, когда Бардас умер. Вот так… умели делать вещи в старину. Знаешь, самое большое впечатление на людей производят обычно такие вот детали.
Геннадий закрыл глаза, что было ошибкой, потому что он сразу же оказался под Ап-Эскатоем. Из всех галлюцинаций эта нравилась ему меньше всего…
– Не галлюцинация, — поправил Алексий. – И не оптическая иллюзия, не трюк, устроенный с помощью зеркал, ничего подобного, и тебе это прекрасно известно. Все, что ты видишь, реально. Нереален только ты сам.
Геннадий открыл глаза, собираясь возразить, но заколебался.
То разграбление Сконы… Это ведь в будущем, правда?
– Ага!— просиял Алексий. – Наконец-то! Много же тебе понадобилось времени, чтобы догадаться. Но я знал, что ты сообразишь. Вот именно, этого еще не случилось. Но если ты просто не прочитал последнюю страницу книги, это же не означает, что история не написана.
– Вообще-то, – признался Геннадий, – я всегда читаю сначала конец. Мне потом легче оценивать нюансы. Ты утверждаешь, что из-за того, что ничего этого не произошло здесь… – Он нахмурился. – Оно произошло где-то еще?
Алексий прислонился к стене галереи. От него шел запах кориандра.
– Теперь ты идешь в правильном направлении. Наконец-то начинаешь понимать, насколько в действительности прост Закон. Впрочем, винить тебя в том, что ты не понимал этого прежде, я не могу. Мне и самому понадобилось немало времени, ты не поверишь, через какие трудности я прошел… Помнишь, как мы, бывало, рассуждали о том, возможно ли использовать Закон, чтобы заглянуть в будущее? Мы должны были понять. Но оказались преступно глупы, чтобы осознать очевидное: будущее можно увидеть, потому что оно уже произошло.
– Ты снова меня запутал, – грустно сказал Геннадий.
– Ох, – простонал Алексий, и Геннадий ощутил, как задрожала вдруг вся галерея, а воздух сгустился от посыпавшейся пыли.
– Мы можем видеть, как Теудас истребляет равнинные племена, потому что видели, как то же самое делал Бардас. Мы видим падение имперской Перимадеи, потому что уже видели, как пала Перимадея. И так можно видеть всё, потому что всё– суть одно и то же. Можно даже увидеть собственную смерть, если есть склонность к таким вещам. Конечно, обычно сначала умирают…
Потолок осел, заполняя галерею пылью. Геннадий как будто оказался внутри перевернувшихся песочных часов. Он поперхнулся, почувствовал, как что-то ударило его в затылок, и открыл глаза.
– Дядя?
– Теудас… что происходит? Где мы?
– У вас опять кошмар, – сказал Теудас, пододвигая лампу. – Все в порядке. Мы у кочевников, помните? С нами разговаривал Темрай, он собирается отправить нас домой.
Геннадий сел, потряс головой.
– Он ошибался. Ты можешь все изменить, если найдешь нужное место и как бы подтолкнешь события. Мы делали это сами, с Бардасом и той девушкой. – Он заглянул в лицо Теудаса, словно хотел убедиться в его подлинности. – Кориандр. Разве это не запах врага?
Теудас убрал лампу.
– Лежите спокойно. Я пойду и поищу кого-нибудь. Все будет хорошо, вот увидите.
Геннадий вздохнул. У него невыносимо болела голова.
– Не спеши. Я просто не отошел от сна. Не бойся, я не сумасшедший. Извини, ты испугался?
Осторожно, словно опасаясь подвоха, Теудас вернулся к кровати дяди.
– Так это был один из тех снов, да? Я думал… вы же пили тот чай?
– Вообще-то нет, – ответил Геннадий, – но у него был такой отвратительный вкус, что я перестал его пить. И ты, пожалуйста, больше не заставляй меня глотать эту гадость. – Он выдохнул и откинулся на подушку. – Знаешь, я только сейчас кое-что вспомнил. Этот самый чай на самом деле медленный яд. По крайней мере тебе он вреден. Плохо действует на почки.
Теудас нахмурился:
– Вам надо поспать. Завтра у нас трудный день, нужно отдохнуть, набраться сил. Вообще-то я собираюсь поговорить с гуртовщиком, нельзя же в вашем возрасте весь день трястись в телеге.
– О, насчет этого я бы не волновался. – Геннадий невесело улыбнулся. – Думаю, я доживу до глубокой старости, потеряю половину волос и столько же зубов. Ты тоже. Я хочу сказать, что ты тоже выживешь. Возможно, умрешь от пневмонии. Но не обращай внимания – похоже, я путаю тебя с кем-то другим.
– Дядя…
– Знаю, опять несу чушь. Все, молчу. – Геннадий широко зевнул и повернулся на бок, но глаза не закрыл. – Погаси лампу. Я попробую уснуть.
Теудас вздохнул.
– Я очень беспокоюсь.
– Я тоже, – сонно произнес Геннадий. – Я тоже.
– Вы выздоровели, правда?
Бардас улыбнулся.
– Очевидно, – ответил он. – Во всяком случае, я не более безумен, чем был. Это уже кое-что. Кроме того, из-за меня лазарет выглядел каким-то неубранным, и вот…
Анакс, Сын Неба, человек, управляющий Пробирной палатой, торжественно кивнул.
– В таком месте не стоит задерживаться. Лучше всего они умеют отпиливать конечности. Возможно, все дело в том, что хирург был когда-то бригадиром столяров, потом его повысили и… направили сюда. Вам бы посмотреть, какие он делает руки и ноги. Их вырезают из китовой кости. Некоторые – настоящие произведения искусства.
– Нисколько не сомневаюсь, – сказал Бардас.
Пока он складывал вещи в мешок, Анакс сидел на кровати, похожий на эльфа из детской сказки. Насколько Бардас помнил – сказку он слышал в далеком детстве, – большую часть времени эльф забавлялся тем, что делал механические куклы, исключительно точно повторяющие все детали человеческого тела и совершенно неотличимые от настоящих мальчиков и девочек, а потом заменял ими детей, которых под покровом ночи похищал из семей бедняков. Рассказ об этом эльфе так напугал Бардаса, что еще несколько недель он не мог уснуть и даже взял за привычку время от времени ощупывать собственные руки и ноги, чтобы убедиться, что они не металлические.
– Итак, вы уезжаете, – произнес после некоторого молчания Анакс.
– Да, наверное, – ответил Бардас. – Жаль, конечно, я только начал осваиваться здесь.
Анакс улыбнулся:
– Осваивайтесь. Вы далеко зашли. Чуть ли не дальше многих. Хотя, впрочем, иногда случается, что кому-то начинает нравиться колотить молотком по стали. Да-да, не смейтесь. Вот Болло, например. Тебе ведь нравится это занятие, а, Болло?
Юноша скорчил физиономию. Бардас рассмеялся.
– Это он притворяется, – продолжал Анакс. – А в душе Болло жить не может без своей работы. Когда он был ребенком, на него постоянно кричали, ругали за то, что он бьет посуду, – представляю себе такого великана в крошечном домике, неизбежно на что-нибудь да наткнется. Здесь Болло может бить, крушить целый день, да к тому же еще и получать за это деньги. – Анакс посмотрел на свои пальцы и снова перевел взгляд на Бардаса. – Вы собираетесь на войну, а что берете с собой? По-моему, у вас и сумки-то дорожной нет.
Лордан пожал плечами:
– Полагаю, что-то мне выдадут. По крайней мере…
– Я бы на это не рассчитывал, – перебил его Анакс. – В конце концов, мы же производим здесь все, что нужно. Зачем полагаться на кого-то, если можно выбрать все необходимое на месте, где ассортимент побогаче. А еще лучше, – добавил он, спрыгивая с кровати, – изготовить доспехи на заказ, по вашим размерам. По крайней мере будете знать, что ваши латы прошли испытания.
– Вообще-то я об этом не думал, – ответил Бардас, складывая рубашку. – Из того, что мне сказали, я понял, что моя главная задача – стоять где-нибудь на высоком холме, где меня увидит Темрай, и устрашать его одним своим видом. Меня бы это вполне устроило. – Он вздохнул. – Боги свидетели, я вовсе не рвусь в гущу сражения.
Анакс покачал головой.
– Он об этом, видите ли, не думал, – повторил Сын Неба. – Заместитель инспектора Пробирной палаты, или как он там себя называет, даже не позаботился о собственной шкуре и готов удовольствоваться тем барахлом, которое подсунет ему какой-нибудь кладовщик. Мы этого допустить не можем, правда, Болло? Представь только, как отразится на нас, если он потеряет руку, ногу или вообще погибнет. У некоторых все проблемы возникают из-за того, что они просто не думают.
– Ладно, ладно, – ответил Бардас. – Подберите для меня что-нибудь, по крайней мере я буду знать, кого винить.
– Мы сделаем кое-что получше, – сказал Анакс. – Мы изготовим все сами.
Бардас удивленно посмотрел на него:
– Мне казалось, здесь только проверяют качество. Я и не знал, что вы что-то делаете.
Анакс изобразил крайнее возмущение и обиду:
– Вы что-то имеете против? Да я двадцать лет работал лудильщиком и…
– Пока не пришло время продвинуть вас по службе? Анакс хлопнул его по спине.
– Жаль, жаль. Человек только начинает осваиваться, привыкать, понимать что к чему, а его берут и отправляют неизвестно куда. Неразумное расточительство.
Прежде чем Бардас успел что-либо сказать, старик вышел из комнаты. Он шел так быстро, что Бардас едва поспевал за ним, петляя по лабиринту коридоров и галерей, ведущих к главной мастерской. За спиной Лордан слышал тяжелое сопение Болло, неприспособленного природой ни к быстроте, ни к проворству.
– Хорошо, – сказал Анакс, заглядывая в помещение. – Значит, ее еще никто не обнаружил. Боюсь, однажды я приду сюда и увижу толпу работников, прощай моя личная мастерская. Где Болло с лампой? Нам надо кое-что отыскать.
Вскоре появился свет, и Бардас смог оглядеться. Посреди мастерской стояла наковальня, весившая никак не меньше трех центнеров и привинченная к массивной дубовой опоре, которая должна была поглощать силу ударов. Здесь же, рядом с наковальней, лежала металлическая плита с просверленными в ней отверстиями, с выемками различной формы, круглыми, квадратными, треугольными, для получения нужных стальных профилей. В конце дубовой опоры Бардас увидел аккуратно проделанное отверстие в форме чаши, глубиной в половину большого пальца. С гладкими, ровными краями.
– Это чтобы придавать вогнутую форму, – объяснил Анакс. – А вот это вальцы. – Он кивком указал на некое приспособление, укрепленное на большом верстаке. – Здесь же можно резать, ровнять, сверлить. Все необходимое. А теперь посмотрим, что у нас тут. – Старик опустился на колени и пошарил под верстаком. – Есть, на месте. – Он вытащил стальной лист, побуревший от ржавчины. – Отложил специально лет пятнадцать назад на тот случай, если понадобится изготовить нечто по-настоящему хорошее. Я сам видел, как эту сталь отливали из первоклассного коллеонского железа, чудесного, чистого материала без малейшего изъяна, не то что тот мусор, которым мы пользуемся здесь. Здесь вполне достаточно для доспехов, если работать аккуратно.
Он прикусил губу, потом продолжил:
– Знаете, вам это может показаться глупым, но когда я ее увидел, то понял, что придет день, и ей найдется применение.
Бардасу стало немного не по себе.
– Вы уверены, что… – Он сбился. – То есть… может, не стоит пускать ее…
– Все в порядке, – усмехнулся Анакс. – Главное, что она пойдет тому, кто сумеет ею воспользоваться.
– Не знаю, смогу ли я…
Из ящика в углу Анакс достал несколько образцов, вырезанных из тонкого дерева.
– Нагрудники, наспинники, воротники, наколенники, рукавицы, забрала… так, а где кираса? Ага, вот и она. Что ж, не хватает разве что только сабатонов. Куда я их сунул? Нет, это, пожалуй, уж слишком. Трудно будет двигаться. Сабатоны…
– А что это такое? – полюбопытствовал Бардас.
– Ладно, обойдемся без них. Хватит. Болло, клади лист на верстак, я сделаю разметку. Вам повезло, что вы нормального роста. Вообще-то эти образцы рассчитаны на нас, Сынов Неба. Большинство из вас такие коротышки.
– Как вы, – указал Бардас.
– Вот именно, – согласился Анакс. – Но я все равно другой. К счастью для вас. От остальных представителей моего народа бесплатно можно получить разве что три дневных пайка. Болло, держи этот чертов лист крепче, он у тебя ерзает.
Потребовалось немало времени, чтобы сделать всю нужную разметку, и еще больше, чтобы вырезать заготовки. Болло резал по прямой, не прилагая видимых усилий и думая, похоже, о чем-то своем. Анакс брал на себя изгибы, вытворяя то, что казалось Бардасу невозможным, учитывая несопоставимость тонкой, почти ювелирной работы и грубую неуклюжесть инструмента.
– Вас беспокоит, – пропыхтел Анакс, – что я так легко режу сталь? Как бумагу, да? Вам кажется, что она слишком тонкая, чтобы быть хорошей. Скажу одно: верьте.
– Вообще-то я и не беспокоюсь, – пробормотал Бардас, но старик, похоже, не слышал, потому что продолжал говорить сам.
– Дело в том, что сталь – удивительная вещь. Я могу резать ее, гнуть, придать ей любую форму, словно это пергамент или глина, но когда я все закончу, то даже Болло со своим самым большим молотом не сумеет оставить в ней ни единой выщербины. А знаете, в чем секрет? В напряжении, – сам себе ответил он, не дожидаясь, пока Бардас придумает что-то умное. – Немножко напряжения, немножко давления, помучить ее чуть-чуть, и вот вам отличная броня, настоящая вещь. Ух! – Он покачал головой, порезав палец об острый край пластины. – Так мне и надо, нельзя не думать о том, что делаешь.
Капля крови упала на сталь, подобно одной-единственной дождинке, и застыла, похожая на головку заклепки.
– Напряжение, – повторил старик, закладывая вырезанную заготовку в вальцы.
То, что он делал дальше, стало для Бардаса настоящим откровением. Наблюдая за манипуляциями Анакса, за его точными, рассчитанными движениями, за стадиями превращения плоского куска стали в нечто совершенно другое, он одновременно слушал комментарии Сына Неба.
– Напряжение… Вот здесь напряжение направлено наружу, оно подобно арке. Попробуйте ударить, и поймете, что преодолеть его не так-то просто. Это ваша первая линия обороны, она проходит по вашей ноге… отсюда досюда. Как бы сильно вас ни ударили, сила не пройдет дальше и не размозжит кость. Вы еще скажете мне спасибо, когда кто-нибудь рубанет вам по голени.
Бардас вежливо улыбнулся:
– Это ведь для защиты ноги, да?
– Это наголенник, – поправил Анакс, – не демонстрируйте всем свое невежество. Он защищает ногу от голени до лодыжки. – Старик поднял деталь, провел пальцем по краям. Легко сжал их двумя руками. – Надо, чтобы латы облегали защищаемую часть тела плотно, не жали, но и не болтались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Геннадий снова огляделся:
– Ладно, если это так, то почему я не вижу Город? Или хотя бы развалины.
Алексий улыбнулся:
– Вождь Темрай решил, что было бы самоубийством оставаться на месте и сражаться с Империей, тем более что он уже знал, кто стоит во главе армии. «Если им нужна Перимадея, – сказал он. – Пусть придут и возьмут!», после чего приказал своим людям собраться и увел их на равнины, откуда они и пришли. Но провинцию такой ход событий не устраивал. Кто ушел, тот может вернуться, а потому с врагом надо разделаться сейчас. И вот власти провинции отправили на равнины Бардаса, полагаясь на его знание местности и большой опыт. Разумеется, он повел туда, куда, по его мнению, должны были уйти люди Темрая, где они должны были разбить лагерь и где надеялись, избавившись от опасности, отдохнуть. Последовало кровавое побоище – его-то ты и видишь, – и тысячи кочевников сложили головы. Но многие остались в живых. Остаток жизни Бардас провел, гоняясь за ними. Пока не умер от воспаления легких, а его заместитель, некий Теудас Морозин – не знаю, знакомо ли тебе это имя, – вернул армию домой. К тому времени Империя отстроила Перимадею, и Морозин поселился там. Хотя отдыхать ему, бедняге, оставалось недолго. Через какое-то время у границы появились вдруг племена, ведомые сильным, молодым вождем, который был еще совсем ребенком в тот день, когда Бардас сжег лагерь и убил его семью. Он знал, что мира не будет, пока стоит город. Этот вождь оказался военным гением. Теудас Морозин, спешно вызванный и поставленный во главе защитников, проявил себя выдающимся организатором на фоне апатии и беспомощности, необычайных даже по имперским стандартам, но Город пал, а Теудас уцелел в числе немногих…
Геннадий лениво поаплодировал.
– Очень хорошо. Чудесная работа. Так точно и убедительно. Только я не верю ни одному твоему слову.
– Не веришь?— удивленно переспросил Алексий. – Перестань, с каких это пор ты стал таким пессимистом? Посмотри.
Он снова протянул руку, и Геннадий опять оказался посреди улицы в горящей Перимадее, только на этот раз он видел еще и самого себя, глубокого старца с недоуменно-сонным выражением лица, которого тащил по дороге…
– Теудас Морозин, – произнес Геннадий тоном фокусника, только что извлекшего из уха букет роз. – Да, должен признать, в этом облачении он действительно похож на Бардаса.
– Даже меч тот же самый, – сказал Алексий. – Гюэлэн, палаш, отданный Горгасом Бардасу за день до опустошения. Бардас передал его на хранение Эйтли Зевкис, а та вручила его Теудасу, когда Бардас умер. Вот так… умели делать вещи в старину. Знаешь, самое большое впечатление на людей производят обычно такие вот детали.
Геннадий закрыл глаза, что было ошибкой, потому что он сразу же оказался под Ап-Эскатоем. Из всех галлюцинаций эта нравилась ему меньше всего…
– Не галлюцинация, — поправил Алексий. – И не оптическая иллюзия, не трюк, устроенный с помощью зеркал, ничего подобного, и тебе это прекрасно известно. Все, что ты видишь, реально. Нереален только ты сам.
Геннадий открыл глаза, собираясь возразить, но заколебался.
То разграбление Сконы… Это ведь в будущем, правда?
– Ага!— просиял Алексий. – Наконец-то! Много же тебе понадобилось времени, чтобы догадаться. Но я знал, что ты сообразишь. Вот именно, этого еще не случилось. Но если ты просто не прочитал последнюю страницу книги, это же не означает, что история не написана.
– Вообще-то, – признался Геннадий, – я всегда читаю сначала конец. Мне потом легче оценивать нюансы. Ты утверждаешь, что из-за того, что ничего этого не произошло здесь… – Он нахмурился. – Оно произошло где-то еще?
Алексий прислонился к стене галереи. От него шел запах кориандра.
– Теперь ты идешь в правильном направлении. Наконец-то начинаешь понимать, насколько в действительности прост Закон. Впрочем, винить тебя в том, что ты не понимал этого прежде, я не могу. Мне и самому понадобилось немало времени, ты не поверишь, через какие трудности я прошел… Помнишь, как мы, бывало, рассуждали о том, возможно ли использовать Закон, чтобы заглянуть в будущее? Мы должны были понять. Но оказались преступно глупы, чтобы осознать очевидное: будущее можно увидеть, потому что оно уже произошло.
– Ты снова меня запутал, – грустно сказал Геннадий.
– Ох, – простонал Алексий, и Геннадий ощутил, как задрожала вдруг вся галерея, а воздух сгустился от посыпавшейся пыли.
– Мы можем видеть, как Теудас истребляет равнинные племена, потому что видели, как то же самое делал Бардас. Мы видим падение имперской Перимадеи, потому что уже видели, как пала Перимадея. И так можно видеть всё, потому что всё– суть одно и то же. Можно даже увидеть собственную смерть, если есть склонность к таким вещам. Конечно, обычно сначала умирают…
Потолок осел, заполняя галерею пылью. Геннадий как будто оказался внутри перевернувшихся песочных часов. Он поперхнулся, почувствовал, как что-то ударило его в затылок, и открыл глаза.
– Дядя?
– Теудас… что происходит? Где мы?
– У вас опять кошмар, – сказал Теудас, пододвигая лампу. – Все в порядке. Мы у кочевников, помните? С нами разговаривал Темрай, он собирается отправить нас домой.
Геннадий сел, потряс головой.
– Он ошибался. Ты можешь все изменить, если найдешь нужное место и как бы подтолкнешь события. Мы делали это сами, с Бардасом и той девушкой. – Он заглянул в лицо Теудаса, словно хотел убедиться в его подлинности. – Кориандр. Разве это не запах врага?
Теудас убрал лампу.
– Лежите спокойно. Я пойду и поищу кого-нибудь. Все будет хорошо, вот увидите.
Геннадий вздохнул. У него невыносимо болела голова.
– Не спеши. Я просто не отошел от сна. Не бойся, я не сумасшедший. Извини, ты испугался?
Осторожно, словно опасаясь подвоха, Теудас вернулся к кровати дяди.
– Так это был один из тех снов, да? Я думал… вы же пили тот чай?
– Вообще-то нет, – ответил Геннадий, – но у него был такой отвратительный вкус, что я перестал его пить. И ты, пожалуйста, больше не заставляй меня глотать эту гадость. – Он выдохнул и откинулся на подушку. – Знаешь, я только сейчас кое-что вспомнил. Этот самый чай на самом деле медленный яд. По крайней мере тебе он вреден. Плохо действует на почки.
Теудас нахмурился:
– Вам надо поспать. Завтра у нас трудный день, нужно отдохнуть, набраться сил. Вообще-то я собираюсь поговорить с гуртовщиком, нельзя же в вашем возрасте весь день трястись в телеге.
– О, насчет этого я бы не волновался. – Геннадий невесело улыбнулся. – Думаю, я доживу до глубокой старости, потеряю половину волос и столько же зубов. Ты тоже. Я хочу сказать, что ты тоже выживешь. Возможно, умрешь от пневмонии. Но не обращай внимания – похоже, я путаю тебя с кем-то другим.
– Дядя…
– Знаю, опять несу чушь. Все, молчу. – Геннадий широко зевнул и повернулся на бок, но глаза не закрыл. – Погаси лампу. Я попробую уснуть.
Теудас вздохнул.
– Я очень беспокоюсь.
– Я тоже, – сонно произнес Геннадий. – Я тоже.
– Вы выздоровели, правда?
Бардас улыбнулся.
– Очевидно, – ответил он. – Во всяком случае, я не более безумен, чем был. Это уже кое-что. Кроме того, из-за меня лазарет выглядел каким-то неубранным, и вот…
Анакс, Сын Неба, человек, управляющий Пробирной палатой, торжественно кивнул.
– В таком месте не стоит задерживаться. Лучше всего они умеют отпиливать конечности. Возможно, все дело в том, что хирург был когда-то бригадиром столяров, потом его повысили и… направили сюда. Вам бы посмотреть, какие он делает руки и ноги. Их вырезают из китовой кости. Некоторые – настоящие произведения искусства.
– Нисколько не сомневаюсь, – сказал Бардас.
Пока он складывал вещи в мешок, Анакс сидел на кровати, похожий на эльфа из детской сказки. Насколько Бардас помнил – сказку он слышал в далеком детстве, – большую часть времени эльф забавлялся тем, что делал механические куклы, исключительно точно повторяющие все детали человеческого тела и совершенно неотличимые от настоящих мальчиков и девочек, а потом заменял ими детей, которых под покровом ночи похищал из семей бедняков. Рассказ об этом эльфе так напугал Бардаса, что еще несколько недель он не мог уснуть и даже взял за привычку время от времени ощупывать собственные руки и ноги, чтобы убедиться, что они не металлические.
– Итак, вы уезжаете, – произнес после некоторого молчания Анакс.
– Да, наверное, – ответил Бардас. – Жаль, конечно, я только начал осваиваться здесь.
Анакс улыбнулся:
– Осваивайтесь. Вы далеко зашли. Чуть ли не дальше многих. Хотя, впрочем, иногда случается, что кому-то начинает нравиться колотить молотком по стали. Да-да, не смейтесь. Вот Болло, например. Тебе ведь нравится это занятие, а, Болло?
Юноша скорчил физиономию. Бардас рассмеялся.
– Это он притворяется, – продолжал Анакс. – А в душе Болло жить не может без своей работы. Когда он был ребенком, на него постоянно кричали, ругали за то, что он бьет посуду, – представляю себе такого великана в крошечном домике, неизбежно на что-нибудь да наткнется. Здесь Болло может бить, крушить целый день, да к тому же еще и получать за это деньги. – Анакс посмотрел на свои пальцы и снова перевел взгляд на Бардаса. – Вы собираетесь на войну, а что берете с собой? По-моему, у вас и сумки-то дорожной нет.
Лордан пожал плечами:
– Полагаю, что-то мне выдадут. По крайней мере…
– Я бы на это не рассчитывал, – перебил его Анакс. – В конце концов, мы же производим здесь все, что нужно. Зачем полагаться на кого-то, если можно выбрать все необходимое на месте, где ассортимент побогаче. А еще лучше, – добавил он, спрыгивая с кровати, – изготовить доспехи на заказ, по вашим размерам. По крайней мере будете знать, что ваши латы прошли испытания.
– Вообще-то я об этом не думал, – ответил Бардас, складывая рубашку. – Из того, что мне сказали, я понял, что моя главная задача – стоять где-нибудь на высоком холме, где меня увидит Темрай, и устрашать его одним своим видом. Меня бы это вполне устроило. – Он вздохнул. – Боги свидетели, я вовсе не рвусь в гущу сражения.
Анакс покачал головой.
– Он об этом, видите ли, не думал, – повторил Сын Неба. – Заместитель инспектора Пробирной палаты, или как он там себя называет, даже не позаботился о собственной шкуре и готов удовольствоваться тем барахлом, которое подсунет ему какой-нибудь кладовщик. Мы этого допустить не можем, правда, Болло? Представь только, как отразится на нас, если он потеряет руку, ногу или вообще погибнет. У некоторых все проблемы возникают из-за того, что они просто не думают.
– Ладно, ладно, – ответил Бардас. – Подберите для меня что-нибудь, по крайней мере я буду знать, кого винить.
– Мы сделаем кое-что получше, – сказал Анакс. – Мы изготовим все сами.
Бардас удивленно посмотрел на него:
– Мне казалось, здесь только проверяют качество. Я и не знал, что вы что-то делаете.
Анакс изобразил крайнее возмущение и обиду:
– Вы что-то имеете против? Да я двадцать лет работал лудильщиком и…
– Пока не пришло время продвинуть вас по службе? Анакс хлопнул его по спине.
– Жаль, жаль. Человек только начинает осваиваться, привыкать, понимать что к чему, а его берут и отправляют неизвестно куда. Неразумное расточительство.
Прежде чем Бардас успел что-либо сказать, старик вышел из комнаты. Он шел так быстро, что Бардас едва поспевал за ним, петляя по лабиринту коридоров и галерей, ведущих к главной мастерской. За спиной Лордан слышал тяжелое сопение Болло, неприспособленного природой ни к быстроте, ни к проворству.
– Хорошо, – сказал Анакс, заглядывая в помещение. – Значит, ее еще никто не обнаружил. Боюсь, однажды я приду сюда и увижу толпу работников, прощай моя личная мастерская. Где Болло с лампой? Нам надо кое-что отыскать.
Вскоре появился свет, и Бардас смог оглядеться. Посреди мастерской стояла наковальня, весившая никак не меньше трех центнеров и привинченная к массивной дубовой опоре, которая должна была поглощать силу ударов. Здесь же, рядом с наковальней, лежала металлическая плита с просверленными в ней отверстиями, с выемками различной формы, круглыми, квадратными, треугольными, для получения нужных стальных профилей. В конце дубовой опоры Бардас увидел аккуратно проделанное отверстие в форме чаши, глубиной в половину большого пальца. С гладкими, ровными краями.
– Это чтобы придавать вогнутую форму, – объяснил Анакс. – А вот это вальцы. – Он кивком указал на некое приспособление, укрепленное на большом верстаке. – Здесь же можно резать, ровнять, сверлить. Все необходимое. А теперь посмотрим, что у нас тут. – Старик опустился на колени и пошарил под верстаком. – Есть, на месте. – Он вытащил стальной лист, побуревший от ржавчины. – Отложил специально лет пятнадцать назад на тот случай, если понадобится изготовить нечто по-настоящему хорошее. Я сам видел, как эту сталь отливали из первоклассного коллеонского железа, чудесного, чистого материала без малейшего изъяна, не то что тот мусор, которым мы пользуемся здесь. Здесь вполне достаточно для доспехов, если работать аккуратно.
Он прикусил губу, потом продолжил:
– Знаете, вам это может показаться глупым, но когда я ее увидел, то понял, что придет день, и ей найдется применение.
Бардасу стало немного не по себе.
– Вы уверены, что… – Он сбился. – То есть… может, не стоит пускать ее…
– Все в порядке, – усмехнулся Анакс. – Главное, что она пойдет тому, кто сумеет ею воспользоваться.
– Не знаю, смогу ли я…
Из ящика в углу Анакс достал несколько образцов, вырезанных из тонкого дерева.
– Нагрудники, наспинники, воротники, наколенники, рукавицы, забрала… так, а где кираса? Ага, вот и она. Что ж, не хватает разве что только сабатонов. Куда я их сунул? Нет, это, пожалуй, уж слишком. Трудно будет двигаться. Сабатоны…
– А что это такое? – полюбопытствовал Бардас.
– Ладно, обойдемся без них. Хватит. Болло, клади лист на верстак, я сделаю разметку. Вам повезло, что вы нормального роста. Вообще-то эти образцы рассчитаны на нас, Сынов Неба. Большинство из вас такие коротышки.
– Как вы, – указал Бардас.
– Вот именно, – согласился Анакс. – Но я все равно другой. К счастью для вас. От остальных представителей моего народа бесплатно можно получить разве что три дневных пайка. Болло, держи этот чертов лист крепче, он у тебя ерзает.
Потребовалось немало времени, чтобы сделать всю нужную разметку, и еще больше, чтобы вырезать заготовки. Болло резал по прямой, не прилагая видимых усилий и думая, похоже, о чем-то своем. Анакс брал на себя изгибы, вытворяя то, что казалось Бардасу невозможным, учитывая несопоставимость тонкой, почти ювелирной работы и грубую неуклюжесть инструмента.
– Вас беспокоит, – пропыхтел Анакс, – что я так легко режу сталь? Как бумагу, да? Вам кажется, что она слишком тонкая, чтобы быть хорошей. Скажу одно: верьте.
– Вообще-то я и не беспокоюсь, – пробормотал Бардас, но старик, похоже, не слышал, потому что продолжал говорить сам.
– Дело в том, что сталь – удивительная вещь. Я могу резать ее, гнуть, придать ей любую форму, словно это пергамент или глина, но когда я все закончу, то даже Болло со своим самым большим молотом не сумеет оставить в ней ни единой выщербины. А знаете, в чем секрет? В напряжении, – сам себе ответил он, не дожидаясь, пока Бардас придумает что-то умное. – Немножко напряжения, немножко давления, помучить ее чуть-чуть, и вот вам отличная броня, настоящая вещь. Ух! – Он покачал головой, порезав палец об острый край пластины. – Так мне и надо, нельзя не думать о том, что делаешь.
Капля крови упала на сталь, подобно одной-единственной дождинке, и застыла, похожая на головку заклепки.
– Напряжение, – повторил старик, закладывая вырезанную заготовку в вальцы.
То, что он делал дальше, стало для Бардаса настоящим откровением. Наблюдая за манипуляциями Анакса, за его точными, рассчитанными движениями, за стадиями превращения плоского куска стали в нечто совершенно другое, он одновременно слушал комментарии Сына Неба.
– Напряжение… Вот здесь напряжение направлено наружу, оно подобно арке. Попробуйте ударить, и поймете, что преодолеть его не так-то просто. Это ваша первая линия обороны, она проходит по вашей ноге… отсюда досюда. Как бы сильно вас ни ударили, сила не пройдет дальше и не размозжит кость. Вы еще скажете мне спасибо, когда кто-нибудь рубанет вам по голени.
Бардас вежливо улыбнулся:
– Это ведь для защиты ноги, да?
– Это наголенник, – поправил Анакс, – не демонстрируйте всем свое невежество. Он защищает ногу от голени до лодыжки. – Старик поднял деталь, провел пальцем по краям. Легко сжал их двумя руками. – Надо, чтобы латы облегали защищаемую часть тела плотно, не жали, но и не болтались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61