Кипя от злости, он сидел у себя в апартаментах, положив раненую ногу на обитый мягким бархатом стул. Та, что была объектом его гнева, стояла неподалеку, прислонившись к мраморной колонне с выражением безразличия на лице.
— … Мало того, что это неумелость, это еще и глупость… Это просто… черт знает что!
— Закончил? — спросила Афри Корденза.
— Наглая сука!
— И каков твой вывод?
— Разве я не высказался достаточно ясно? Ты провалила дело. Я дал тебе простое поручение, и ты с ним не справилась.
— Не такое уж простое, учитывая, на кого именно шла охота. Кроме того, возникли непредвиденные сложности, позволившие Кэлдасону обыграть нас.
— Ох, ради богов!
— То же самое ведь случилось и с тобой. По крайней мере, так ты говоришь. Он застал тебя врасплох, как ты выразился.
— Ладно, ладно. Готов признать, что квалочианец — нелегкая мишень для такого существа, как ты.
— И все же ты выбрал нас.
— Поверил в твою репутацию. И снова ошибся. У вас, военных, есть поговорка: “Время, потраченное на разведку, никогда не пропадает даром”. Сразившись с Кэлдасоном, мы узнали о нем много полезного. В следующий раз, когда мы встретимся…
— … Он будет еще больше настороже. Нет, я не хочу, чтобы ты занималась им снова, пока соотношение сил не будет в нашу пользу.
— Подожди. Теперь для нас это личное дело. Мы не можем позволить ему взять над собой верх. Это вопрос чести.
— Скажите пожалуйста! А я-то полагал, будто это что-то, от чего ты давным-давно отказалась. Забудь о своих личных чувствах.
— А ты забыл?
— Мои чувства здесь ни при чем.
— В самом деле? — Она перевела многозначительный взгляд на его забинтованную ногу. — Болит?
— Ты забываешься, — холодно заметил Девлор. — Продолжай в том же духе, и следующего задания тебе не видать, как своих ушей.
— Следующего задания? А я подумала, ты не захочешь иметь больше с нами дела.
— Вообще-то да. Но я готов дать тебе еще один шанс. На этот раз выполни мои инструкции буквально, и ты искупишь свой промах. Не говоря уж о том, что получишь даже более значительное вознаграждение.
— Что ты имеешь в виду?
— Я знаю способ одним ударом точно нацеленного камня сбить стаю птиц.
— Ты знаешь… что?
— Предоставь думать мне, Корденза. Ограничимся лишь тем, что это даже более серьезное поручение. Если, конечно, у тебя хватит мужества взяться за него.
— Более серьезное поручение?
— Да. Но цель гораздо уязвимее, а выгоду принесет тебе несравненно большую.
— Умеешь ты соблазнить девушку, генерал.
— Тогда сядь и выслушай мои объяснения.
Басторран изложил ей свой план, и они обсуждали его детали до тех пор, пока не угас огонь в камине.
— В этом есть определенная справедливость, не лишенная поэтичности, — заявила Афри, — и я восхищена твоей беспощадностью. Однако риск…
— Он будет сведен к минимуму. Я позабочусь об этом. Помни, ты под моей защитой, и, конечно, тебя ждет моя вечная благодарность.
— И твои деньги.
— Само собой.
— Тебя не беспокоит, что ты рассказал мне так много? В смысле, ты фактически отдаешь свою судьбу в мои руки.
— Это свидетельствует о том, насколько я доверяю тебе. Кроме того, если ты сболтнешь хоть слово или попытаешься предать меня, я не только не допущу этого, но убью тебя. Вас обоих. И это будет тяжкая смерть.
— Держать рот на замке — одна из главных особенностей нашего дела, генерал.
— Вот пусть так будет и дальше. Ну, что скажешь?
— Мне нравится. Конечно, я должна буду обсудить все с Афримом. Мы же партнеры.
— Кстати… где он сейчас?
Она ткнула пальцем себе в грудь и ответила еле слышно:
— Сегодня он потерял любимое оружие и теперь трудится над изготовлением нового. — Потом она добавила одними губами: — Сейчас неподходящее время для разговора с ним.
Девлор устремил на нее пристальный взгляд.
— Понимаю. Но ты поговоришь с ним, не откладывая?
— Как только смогу. — В дверь постучали.
— Входи! — крикнул паладин. Появился Лaxon Микин, уважительно кивнул своему хозяину и искоса взглянул на мелда.
— Я прибыл для инструктажа, мой господин. Но если сейчас неподходящее время…
— Очень даже подходящее. Корденза уже собралась уходить.
Афри встала.
— Ты знаешь, где меня найти.
— Тебя проводят.
Помощник открыл перед Афри дверь, и она вышла, даже не взглянув на него и вряд ли отдавая себе отчет в его присутствии.
— Сядь, Микин.
— Спасибо, мой господин.
Выбрав самое жесткое кресло, он достал папку с бумагами.
— Завтра славный денек, Микин. Напомни мне почему.
— Сегодня в полночь вступает в силу закон “десять за одного”.
— Давно пора. Если за каждого убитого паладина будут казнить десятерых пленников, это, без сомнения, отложится в головах черни. Что еще?
— Это личное, мой господин, — вам должны сегодня снять повязку.
— Да, слава богам. Наконец-то я снова смогу передвигаться без помех. И как следует врезать кое-кому по заднице. Однако это нельзя считать сугубо личным делом, Микин. Все, что случается со мной, затрагивает и кланы. Не забывай, мы неотделимы друг от друга.
— Конечно, мой господин.
— И в заключение?
— В заключение? — Микин полистал свои записки. — Что-то я не понимаю…
— Ясное дело, не понимаешь. Потому что это держится в строжайшем секрете. Я рассказываю тебе, поскольку рассчитываю, что, несмотря на поздний час, ты сделаешь все необходимые приготовления.
— Да, мой господин. Чем именно мне предстоит заняться?
— Разведка доносит о заметном усилении активности наших врагов. — Девлор улыбнулся с видом кота, дорвавшегося до сливок. — Мы собираемся нанести Сопротивлению удар, Микин. Такой, какой они не скоро забудут.
12
СТОЯЛ чудесный осенний день. На голубом небе лишь кое-где виднелись пушистые белые облака. Но несмотря на ярко светившее солнце, в воздухе уже ощущалась прохлада. Да и деревья уже расставались со своим пышным убранством.
Концерт должен был происходить в главном городском парке, и помост соорудили между двумя большими статуями полумифических героев Гэт Тампура — одна представляла собой всадника, воина с копьем, убивающего ужасного зверя с множеством щупальцев, другая тоже изображала воина с победоносно вскинутым мечом, взгромоздившегося на груду трупов. Обе статуи отлили из бронзы и установили сравнительно недавно. Их сияющую поверхность портил лишь птичий помет.
Значительное пространство перед помостом огородили веревками. Сиденья отсутствовали; тысячам собравшихся предоставлялась возможность расположиться прямо на траве. В основном людей это мало огорчало — почти никто не возмущался, но над толпой висел гул ожидания, ведь они собрались здесь, чтобы хотя бы на время забыть о тяготах своих каждодневных трудов.
Здесь сновали уличные торговцы с едой и напитками, выступали исполнители народных баллад и жонглеры, уличные чародеи устраивали небольшие представления с фантомами. Здесь же прохаживались блюстители закона в форме, а тайные агенты в штатском прислушивались к разговорам. Над головами парили шпионы-фантомы.
Позади барьера, в крытой трибуне, собрались многие представители валдаррской элиты, хотя концерт предназначался для бедняков. Чиновники высокого ранга, военные, землевладельцы, представители гильдий и братства чародеев, а также именитые граждане империи в роскошных нарядах; их, как всегда, обслуживали по высшему разряду и защищали от простого народа.
В дальнем конце помоста находилась большая палатка, внутри которой царили шум и суета. Здесь теснились музыканты, специальные концертные чародеи и хористы. Последних было больше двух десятков, исключительно юноши в единообразных белых одеждах.
Рядом с Кинзелом Руканисом, вдохновителем всей этой суеты, стояли Таналвах, Лиррин и Тег; дети с благоговейным восторгом наблюдали за происходящим.
— Послушайте, дорогие мои, — обратилась к ним их приемная мать. — Кинзелу вот-вот пора выходить. Скажите ему “до свидания”.
Руканис поочередно поднял их на руки, последовали объятия и чмокающие поцелуи. Таналвах указала им на Куча, стоявшего в стороне рядом с Куинном Дислейрио.
— Идите к Кучу. Я догоню вас через минуту. Да смотрите, ведите себя хорошо!
Дети послушно выполнили ее указание и побежали к парнишке.
Таналвах переключила внимание на Кинзела. На нем был черный концертный камзол, распахнутый ровно настолько, чтобы можно было рассмотреть дорогие кружева белой шелковой рубашки. Женщина улыбнулась.
— Превосходно выглядишь.
— Правда? — Он нервно вертел в руках пояс, расшитый золотом. — Тебе не кажется, что…
— Нет, все прекрасно. Перестань волноваться.
— А разве заметно? — Наконец-то и он улыбнулся ей. — Мне больше чем когда-либо хочется доставить удовольствие именно этой публике.
— Так и будет. У тебя всегда так бывает.
— Мне не слишком нравится идея усиления звука с помощью чар.
— В такой большой толпе твой голос должны услышать все. Считай чары неизбежностью.
— Полагаю, ты права.
— Конечно. Не беспокойся. — Она обняла его. Подошедший костюмер с бархатным плащом певца предусмотрительно откашлялся. Руканис извинился и отошел в сторону, чтобы завершить свой сценический образ.
— Тан?
Таналвах повернулась и увидела Серру, одетую весьма необычно (а точнее, как обычная женщина): темно-красная длинная юбка, коричневатая блузка, на голове — кружевная шаль. Никакого оружия видно не было, но, вне всякого сомнения, подруга его умело спрятала.
— Как дела? — спросила Серра.
— Ну, Кинзел нервничает. Обычное дело.
— Тут собралось чертовски много народу.
— Удивительно, правда? Кину до сих пор не верится.
— А чего он ожидал? Учитывая его славу и то, что концерт бесплатный…
— Не думаю, что он до конца представляет, насколько велика его популярность. И эта скромность — одна из его привлекательных черт. — Таналвах внимательно оглядела Серру. — Хорошо, что ты пришла.
— Все говорят, что он великий певец. Хочу сама убедиться в этом.
— Я правда рада, что ты здесь, Серра. Но ты не собираешься…
— Что? Затевать ссору?
— Я не имела в виду…
— Именно это ты и имела в виду. — Женщина улыбнулась. — И я не виню тебя. Однако я ведь теперь не совсем… неуправляема. Просто иногда не очень ясно различаю границы. — Она помолчала, затем кивнула — очевидно, своим мыслям и произнесла: — Обещаю, что не испорчу этот знаменательный день, Тан. Я просто еще одна зрительница.
— И одета, как все.
Серра расправила складки юбки.
— Это чтобы не выделяться.
— Что ж, из тебя получилась очаровательная крестьянка.
— Спасибо. — Серра бросила взгляд на сцену. — Сейчас начнется.
— Да. Не знаешь, Карр здесь?
— Нет.
— Жаль.
— Он говорит, что слишком занят. Однако я догадываюсь, что все дело в его здоровье, хотя он и ни за что не признается в этом.
— Достаточно одного взгляда, чтобы понять, что он болен. Кин беспокоится о нем. Все мы беспокоимся.
— Но он не из тех, кто готов отойти от дел.
— Кто-то должен убедить его.
— Думаешь, мы не пытались? — Серра посмотрела на подругу и добавила: — Рит тоже не пришел.
Лицо Таналвах, как всегда при упоминании о соплеменнике, окаменело, но она промолчала.
— Опасается, что привлечет нежелательное внимание, — продолжала ее подруга.
— Хорошо, что его нет.
— Я так и думала.
— Он вносит в жизнь сложности, без которых я вполне могу обойтись, Серра. Сегодня в особенности.
— Ты чересчур сурова к нему, тебе не кажется?
— От него добра не жди. Неприятности следуют за ним по пятам.
— Обо мне можно сказать то же самое.
— Нет, ты — совсем другое.
— Почему?
— Ты потеряла близкого человека.
— Он потерял всех.
— И где-то на этом пути он потерял себя. Это не одно и то же.
— По-твоему, он безнадежен, а я нет?
— Я всего лишь говорю, что испытываю облегчение, узнав, что его здесь нет.
— А мне казалось, что ты больше, чем все остальные…
— Ох, не начинай! Это любимая тема Кинзела. Раз я квалочианка, как и Рит, значит, должна понимать, почему он так страдает. А я не понимаю! У нас одна родина, но разная судьба. Я никогда не знала близко соплеменников. Возможно, это моя потеря. Однако, видя, что собой представляет Рит, я сомневаюсь в этом.
— Не верю, что ты и в самом деле так думаешь.
— Происхождение дало мне одно — я оказалась на улице. Меня презирали, оскорбляли… просто не считали человеком.
— Этому нет ни оправданий, ни прощения. Но, по крайней мере, Рит пытается сохранить чувство собственного достоинства.
— Правда? А я думала, он просто жаждет мести.
— Чтобы продолжать уважать себя, он должен наносить удары тем, кто принес столько бед его народу. По-моему, это вполне естественно.
— Может, это естественно для тебя и для него: вы же воины. Однако моя жизнь протекала совсем иначе, даром что я квалочианка.
— Прости, Тан, но я думаю, что ты несправедлива к Риту.
— Знаю, вы с ним близки, Серра, но…
— Я не назвала бы это так.
— Как ни называй, прошу тебя, будь осторожна. Я понятия не имею, какие у вас с ним отношения, но не дай причинить себе боль.
— Отношения? — холодно переспросила Серра. — Не понимаю, о чем ты.
— Может, и не понимаешь. Иногда со стороны виднее.
— Постой-ка, ты намекаешь…
— Серра, мне очень жаль. Кинзелу пора выходить, а меня ждут дети. Мы будем смотреть из-за кулис. А ты где будешь?
— Тут, неподалеку. — Она резко развернулась и зашагала прочь.
— Серра!
Увидев, что подруга не реагирует, Таналвах негромко выругалась и вернулась к Кинзелу.
Между тем Серра молча прошла мимо Куча, Дислейрио и детей.
— С тобой все в порядке? — окликнул ее Куинн.
— Да. — Ее голос был холоден как лед. — Просто замечательно.
Куч и Дислейрио обменялись взглядами.
Едва Кинзел появился на сцене, как зрители разразились аплодисментами и приветственными криками. Каждая песня вызывала бурный восторг у публики. Рыцарские баллады воодушевляли, будоражили кровь, лирические арии очаровывали, навевали приятную меланхолию. У многих слушателей увлажнились глаза.
Самые благодарные зрители прятались за кулисами. Таналвах, как зачарованная, внимала пению своего возлюбленного, держа Тега на руках, Лиррин вцепилась в ее юбку. Время от времени Кинзел украдкой улыбался им.
Он лично обшаривал сиротские приюты и дома для подкидышей, отбирая своих будущих хористов. Его усилия, равно как и последовавшие затем бесконечные репетиции, не пропали даром. Единение с хором было на грани совершенства; они подходили друг другу, как шелковая перчатка и рука прелестной женщины. Фантомы, в облике птиц и больших, неуместных в это время года ос, разносили музыку над головами зрителей даже в самые дальние уголки, и находившиеся там люди слышали все не хуже тех, кто находился в первых рядах.
Наконец наступил кульминационный момент: Руканис перешел к исполнению песен о великих свершениях. Его голос воспарил до невиданных высот, когда он исполнял куплеты об отваге и любви без взаимности. И тут бронзовые статуи по сторонам помоста ожили.
Стоящий слева герой-завоеватель потянулся, словно пробуждаясь от долгого сна. Враги, которых он одолел, воспрянули тоже, и сражение возобновилось. Очнулся и воин справа, его конь встал на дыбы. Извивающиеся щупальца монстра хлестали героя, который копьем неустрашимо наносил удары по чешуйчатой плоти. Вкусам Кинзела все это не слишком отвечало, но толпе нравилось.
Уже перед самым финалом выступления над головами зрителей дугой выгнулась созданная чародеями радуга; ее краски выглядели ярче, чем если бы здесь потрудилась сама природа. Радуга казалась твердой, напоминая перекинутый через всю ширину парка мост. Тысячи людей вытягивали шеи, чтобы разглядеть получше это чудесное творение волшебства, и вдруг вся ее поверхность пошла трещинами. Красные, голубые, зеленые фрагменты полетели вниз, в процессе падения распадаясь на еще более мелкие. Люди с криками прикрывали головы руками, однако выяснилось, что обрушившийся на них “ливень” состоял из огромного количества удивительных по своей красоте цветов. Падая на землю, они превращались в золотистые звезды и исчезали, лишь изысканный аромат еще долго сохранялся в воздухе.
Прозвучала последняя, мощная триумфальная нота. Толпа взревела. Люди бросали на помост настоящие цветы, выкрикивали имя певца, свистели, хлопали, пускали красные, белые петарды и искусственных голубей, сверкающих, точно платиновые.
Улыбаясь, Кинзел откланялся и ушел за кулисы, где Таналвах и дети встретили его объятиями.
— Ты был изумителен! — воскликнула она. Правда? — У него был такой вид, словно впервые слышал похвалу. — Ты не шутишь?
— Удивительное выступление. Величайшее! Ох, Кинзел, иногда… Если не веришь мне, прислушайся хотя бы к ним. — Собравшаяся публика все еще продолжала восторженно шуметь. — Ну, иди поклонись еще раз.
Он поцеловал ее в щеку и вернулся на сцену.
В толпе, однако, присутствовал человек, не заметивший второго выхода Кинзела к зрителям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29